stigma.

он сжимает откровение иоанна в своих бледных пальцах, пока смотрит на оливера своим пронзительным взглядом, что у оливера заканчиваются слова, и на языке остается лишь горький привкус греха после его поцелуя. красный - цвет власти. оливер смотрит на свои ладони, все они красные, в его руках плеть и библия (божепростибожепростибожепрости). он читает ему священные писания, неторопливо растягивая слова. в его руках запястья фрэнка, в его руках тонкие лезвия, в его руках бессонные ночи и чуткая боль в коленях после многочасовой молитвы. он наблюдает за его тонкими пальцами на страницах из-за широкой церковной скамьи, темное дерево отражает одинокие блики витражей, и оливер молится об искуплении, когда вспоминает об этих пальцах этим вечером. фрэнк не верит в бога, в библию, в церковь, в оливера. фрэнк не верит ни во что, пока не видит перед собой широкие красные полосы на его спине. красный - цвет величия. оливер читает и читает и читает, и слова теряют смысл, на лице фрэнка ухмылка. в церкви холодно, у него мерзнут руки, фрэнк тяжело дышит, а он задыхается в багровом облаке. он сдавленно выдыхает, когда плеть задевает прошлые грехи, в его горле стоит молчаливый крик, а на устах остаётся только еле разборчивая молитва (божепростибожепростибожепрости). торопливым шагом он выходит в главный неф, в его руках книги, в его взгляде страх, в его ушах тихие вздохи. он не проводит служб, и безумно рад этому. он не может больше читать вслух. фрэнк, точно дьявол, провожает его кровожадным взглядом, и под темными одеждами оливера красные полосы горят адским огнем. он падает на колени, он чувствует, как над ним рушится свод, как осколки старинной мозаики впиваются в его спину, а перед глазами вдруг становится невыносимо светло. свод остаётся на месте, ангелы на высокой конхе смотрят на него с издевательскими улыбками. красный - цвет страха, понимает он, когда перед глазами снова его руки. он боится фрэнка, боится последствий, боится глубоких вздохов. он снова часами стоит на коленях, снова сдавленно дышит, снова потерянно тянется к онемевшей спине. и ангелы на своде лишь счастливо смеются.