Свадьба

Над Маунт-Худ свободно гуляет ветер. Над Маунт-Худ плывут облака, белые, как платье невесты. Трава зелена в предгорьях и слегка тянет холодом с вышины, где голые камни и нетающий снег. А ниже, скрытое за темными пиками елей, лежит озеро Триллиум, в которое смотрится Маунт-Худ, как в зеркало, и синяя гладь неба кажется еще синее в сравнении с ее белизной. Ник смотрит на Монро, нервно приглаживающего волосы, на улыбку Розали, в которой больше растерянности, чем счастья, на гостей, очень представительных и чопорных. Кажется, все тут боятся сказать лишнее слово — слишком они разные, слишком несовместимые, а тут еще и этот Гримм… Ник никогда, ни в полицейских операциях, ни в сражениях с существами, не испытывал такого страха, как сейчас, стоя на Маунт-Худ в качестве шафера Монро. Он не знает и не хочет знать, как Монро отстоял его присутствие на свадьбе, но явной враждебности не ощущается, только излишне напряженные взгляды, тщательно избегающие контакта. Он выглядывает самого высокого человека в этой праздничной толпе. Капитан Ренард, судя по всему, чувствует себя отлично, будто каждый день общается с родственниками новобрачных из разных кланов. Глядя на него, Ник немного успокаивается. А когда начинается церемония, дело окончательно идет на лад: дамы подносят к глазам платочки, мужчины покашливают, музыканты стараются вовсю. Розали никак не может перестать улыбаться, и ей это невозможно идет. Монро, напротив, чудовищно серьезен и даже бледен. Джульетту в зеленом, в цвет холмов, платье ведет под руку Хэнк. Двое детишек — очаровательные Рыжехвосты — несут корзинку с цветочными лепестками. Все настолько хорошо, что Ник каждую минуту ожидает неприятностей и расслабляется только под вечер, когда первые звезды вспыхивают в вышине, как сигнал отбоя тревоги. Они добираются домой ближе к полуночи, обсуждая по дороге произошедшее. Ник уверен, что Монро и Розали поступили верно, но его очень интересует феномен межвидовых браков. Шон подробно и четко отвечает на его вопросы, с примерами и историческими справками. Ник немного завидует его памяти и умению излагать свои мысли. — Жалеешь? — спрашивает Шон, когда свет в спальне погашен и Ник уже засыпает. — Что? — невпопад спрашивает Ник. — Ты один из немногих Гриммов, который действительно мог бы завести обычную семью и совмещать свою «работу» с нормальной жизнью. Джульетта даже знала о существах. Такое стечение обстоятельств выпадает очень редко. На месте Монро и Розали сегодня могли бы быть вы. А ты отказался от этого шанса. Жалеешь? Ник молчит. Молчит долго, слишком долго, пока до него не доходит, что его молчание тоже может быть принято за ответ. — Я просто не могу найти слова, — говорит он. — Но мне сейчас очень хочется тебя ударить за то, что ты вообще допускаешь такие мысли. — Я не могу не думать, — замечает Шон. И Ник на мгновение словно заглядывает в бездну — в другого человека. Невозможно быть единым целым, как часто желают на свадьбах, невозможно знать до конца даже самых близких людей. Потемки чужой души непроницаемы, и можно лишь надеяться, что их дороги ведут в одном направлении. Ник находит в темноте руку Шона и переплетает пальцы, сжимая так, что самому больно. — Тогда уж жалеть нужно тебе. Вместо невесты из европейской знати у тебя безродный неправильный Гримм. Хотя… почему мы говорим сейчас так, будто планируем вечность? Или что-то вроде долгих совместных лет? Теперь молчит Шон. Ник не замечает, как невольно задерживает дыхание. Кажется, он все-таки задал неверный вопрос… — В жизни мало абсолютно верных решений, Гримм, — произносит Шон наконец. — Быть с тобой — одно из них. Не гарантирую, что смерть не разлучит нас, но, кроме нее, ни у кого нет шансов. — Да, мой принц, — соглашается Ник, и на душе у него так же свободно и солнечно, как на Маунт-Худ. До тех пор, пока Шон не подминает его под себя, мстя за ерничанье, и зеленая Маунт-Худ превращается в огнедышащий вулкан. Нет, Ник точно ни о чем не жалеет.