***
Ночь, третий час, ливень. Маленький кабак где-то на окраине возле узенькой улицы с трамвайными путями — гаражи по соседству, деревянные двухэтажные дома напротив. Народу вокруг было маловато — дождь и будний день не располагали. Артемий вышел из кабака и теперь стоял под козырьком у входа вместе с каким-то случайным безымянным пассажиром, с которым он решил сегодня распивать и беседовать. Пассажир был крайне неопрятен на вид, а его мутнющие глаза были точкой сборки всего его взбалмошного образа. Тому было в сущности всё равно сейчас на многое — он вдохновенно курил, а Артемий вроде как позавчера завязал, и потому смирно стоял, сложив руки на груди. Дышал непривычно свежим уличным воздухом. Наслаждался моментом бездействия сквозь лёгкое фоновое раздражение. Из-за угла вынырнула какая-то тёмная фигура человека и быстрым тяжёлым шагом направилась в кабак по направлению прямо сквозь Артемия, из-за чего ему пришлось поскорее отшатнуться от двери к стене. Избежать столкновения. Под звуки стекающей с козырька воды было очень приятно молчать, но пассажир вспомнил, о чём они разговаривали пять минут назад — ещё сидя в душном горячем помещении. Встряхнул пепел с сигареты, игриво взглянул на своего спутника из-под отлетающих искорок и спустя пару секунд заговорил: — Нет, знаешь, дорогой, у нас у всех есть двойники! Мой вот двойник — это Родион Раскольников, и даже не спорь. Я тебе это точно говорю. А тебе надобно найти своего... — незнакомец пафосно выпускал дым из лёгких, будто бы это могло придать его словам веса. — Ну и что, убил ты уже свою бабку? — всматриваясь в неприятную улыбку своего собеседника, Артемий твёрдо впечатался спиной в сухую кирпичную стену. — Да какая бабка?! Чёрт ты помоечный, ничего не понимаешь, я же столько раз уже повторил тебе дефиницию понятия... — на этих словах пассажир затянулся. — Двойники — это эдакие персоналии, которые, понимаешь, отражаются от твоей сущности, но они лучше, чем ты. Раз в десять! Примерно. Существуя, ты порождаешь лучшее ино-бытие, усёк? Но это если тебя первым обнаружил твой двойник. А если ты его, то это он — худшая твоя версия! И поганая собака в худшем бытии! Иначе говоря, человек с самой, нахуй, маленькой буквы. Понимаешь ты или нет? — Ёбаный ты Сократ. — со смехом протянул Артемий. — То есть ты примерно в десять раз лучше Раскольникова? Но бабушек не убиваешь? — Зачем трогать старушек, когда можно выбрать объектом своего участия министров и прочих кукловодов? Авось чего и выйдет, если уж жизнь твоя пуста и беспутна. Тогда уж можно сотворить что-нибудь, знаешь, — великое! А не брататься по кабакам со всякими уродами вроде тебя. — Н-да... Понимаю теперь, почему это тебе все зубы выбили. Я б присоединился, но настрой сегодня романтический. — ухмылялся Артемий. — Дурачьё ты. Воля любой выбор сделает правильным — этого не понимал он, но понимаю я. Значит, это я — лучший двойник, раз моя правда? А ты, шваль пьяная, мне не угрожай, я боли не боюсь. Хочешь, кулак о стенку раскрошу? — пассажир ухмыльнулся сам себе. — Э, не! Не бесплатно. Безымянный гражданин широко улыбался, показывая свою безумную улыбку. Артемий раньше не видел такого — передних зубов нет вообще: ни верхних, ни нижних резцов. Только клыки торчат — вот и вся челюсть. Ещё и чёрные как будто... или это освещение? Весь этот фарс и болезненный огонёк в глазах выдавали человека повёрнутого и даже фанатичного. Молодому Бураху такие попадались довольно часто. Хоть он и смеялся над такими персонажами, но вообще-то слушать их речи ему было любопытно. Правда, редко они бывали важными — действительно важных идей ему никто никогда не открывал, нужных слов никто никогда не находил — в этих ночных скитаниях и беседах пряталась лишь пустота. Ну, или это он так думал. — Да пошёл бы ты. Надоел. — проговорил Артемий с плохо скрываемой досадой. — Я и пойду! А ты вот, добрый человек, своего двойника обязательно найди, иначе это он тебя найдёт, и тогда ты окажешься хуже него — а иначе никак. Люди и так повсюду — говно собачье и мразь, а ты таким макаром будешь совсем мудак... — с этими словами пассажир медленно и сосредоточенно потушил сигарету о стекающий с козырька поток воды, бросил свой бычок в лужу и зашагал куда-то вбок, быстренько скрывшись за углом ближайшего дома. — Кто кого ещё хуже... — Артемий плюнул в ту же лужу и побрёл обратно в тепло кабака. Идти до своей комнаты по ливню не хотелось.***
Когда Артемию было 25, он подуспокоился. Но смысла и понимания больше не стало — просто искать их надоело, да и ещё с десяток пассажиров убедили своей общей убогостью, что можно вполне себе жить без угрызений совести и всяческих поисков — ханыги были его кумирами. Презираемыми, но кумирами — они умели жить, в отличие от него. Он работал и учился, чтобы не жить, а они имели смелость прозябать и вариться в низах общества, быть презираемыми маргиналами и поглощать ужас мира. Артемий не был таким человеком, но почему-то нуждался в них — наведывался периодически в злачные места и общался со странными личностями. С лёгкостью их находил, будто бы они липли к нему сами по себе — по потерянным глазам узнают его, что ли. Он презирал это своё состояние. Каждый раз, когда он окончательно терялся и падал на собственное дно, он решал, что нужно оттолкнуться от дна и просто приносить пользу. Пускай мизерную — лишь бы не быть лицедеем и болтуном, не быть бесполезным пассажиром. Не любой выбор хорош, совсем не любой. Или это неважно? Потом случилась война, которая забила в дальний угол все посторонние мысли у всех разом — пассажиров-метафизиков поубавилось, жизнь заметно выпрямилась, хоть и ожесточилась. Спустя ещё пару лет произошёл этот недопереворот микровласти в микрогороде и письмо отца, из-за которого Артемий наконец получил вектор — маленький принц возвращался домой. А там уже этот второй мор и все прочие известные события... Ему тогда было 26, и с тех пор его жизнь ему никогда уже не принадлежала. И это тоже было хорошо, это было его свободным выбором — принять этот горький и обещающий стабильность подарок судьбы. А сейчас Артемий Бурах сидел на балконе особняка Юлии Люричевой. На часах было три часа утра. День был непривычно насыщенным — ступни до сих пор болели от долгой ходьбы, но не явиться на традиционные посиделки с Юлькой он не мог. Тем временем она совсем ненадолго отошла в дом, а он уже упивался своим одиночеством под неярким светом уличного светильника и бездумно глядел на поднимающийся от Горхона туман... На Стержень, на бывший дом Петра Стаматина, на шныряющих по ночи пацанят на том берегу. Вокруг особняка в некошенной траве стрекотали кузнечики, в остальном было тихо, даже глухо — судя по всему, безветренно. Лишь синее небо укрывалось темной жестяной тучей — идеальная погода для тяжелых мыслей. Со второго этажа городок казался ещё более крохотным, чем обычно. Артемий невольно подумал, что Город-на-Горхоне с каждым годом будто бы мельчал... На часах было три часа утра. Гаруспику становилось немного зябко, но он мастерски обмотался хозяйским пледом и старался не шевелиться, чтобы теплота не покидала его тела. В пледе было достаточно тепло, чтобы продолжать не двигаясь сидеть на табуретке — скрещенные на груди руки помогали не замерзать. Юлия, однако, не обладала этим мастерством и была, в отличие от Артемия, большой мерзлячкой. Не успев просидеть на улице хоть сколько-нибудь долго, она ушла внутрь дома за тëплой одеждой, а также чтобы заварить чай с чабрецом для себя и для гостя. Она прямо сейчас гремела посудой за стенкой. А он, впервые за весь день оставшийся один, без конца думал и вспоминал не самые приятные вещи из молодости и недавнего прошлого. Этот день, наверное, был проклятым, ведь даже ночная посиделка в компании подруги не принесла радости, как это обычно бывало. В такие дни ему снились кошмары. Несмотря на то, что Артемий и Юлия не слишком часто сидели вот так, как сегодня, они были достаточно близки. Их встречи всегда были успокаивающими и приятными — Юлии было искренне интересно узнавать о делах старшины и расширять свой горизонт познаний, а Артемий с удовольствием выслушивал Юлины незаурядные выкладки. Сам он генерировать столько мыслей не мог (или не мог себе позволить?), но слушать всегда любил и даже дорожил этими моментами. Когда-то в качестве ответной доброты (хотя скорее из непонятной Юлии ревности) он вызвался самостоятельно и единолично чинить все электроприборы и мебель в её особняке. Однажды даже обиделся, когда она пригласила специалистов, чтобы поменять крышу её беседки-ротонды. "Надо было меня позвать!" — а зачем? Надо было. Кому надо было?... ...Юлия, наконец, появилась — с чайничком и кружками, в тёплом плаще и в слегка приподнятом настроении. Она поставила предметы на единственную свободную табуретку, налила себе ароматного чая и с наслаждением отпила пару глотков. Артемий в это время не спешил набрасываться на чай и будто бы совсем оцепенел — неясно только: от холода или от воспоминаний. Юлия с кружкой в руках глядела куда-то вдаль за реку, ощущая, что разговаривать сейчас не нужно. Наконец, момент комфортного молчания испарился, а Артемий продолжал вариться в собственном соку. — Дедушка, куришь "Нарзан"? — начала беседу хозяйка дома, медленно доставая из кармана свою трубку. — Попозже. — твёрдо ответил гаруспик, не отрывая взгляда от реки, и продолжил мрачно сопеть. — Ты сегодня подозрительно строгий... О чём думаешь? — Юлия окинула коротким взглядом уставившегося вдаль Бураха. — Расскажи, а то будешь вздыхать до рассвета. В следующую минуту гаруспик глядел в тёмное небо, в быстро бегущие тучи и нащупывал ответ на Юлины подозрения, пока та забивала свою трубку табаком. Наконец, придумал: — Как считаешь, я — хороший человек? — он посмотрел ей сразу в оба глаза, дабы убедиться, что вопрос был услышан. Ещë хотелось увидеть реакцию, но увидел он лишь непонимание. Немного помедлив, она ответила: — Почему ты спрашиваешь? — Юлия не хотела ничего предполагать и не стремилась ошарашить ответом, как обычно, а занималась партизанством. Неужели заподозрила неладное? — Я, думаешь, средненький, да? Где родился, там пригодился. Не уехал за границу, не повесился вовремя — гаруспик кивнул головой куда-то вбок. — Не сделал ничего значительного, да? — Это твои мысли, а не мои. — Юлия говорила вверх, подняв голову к небу. — Жалеешь себя? — Да, наверное... Они не смотрели друг на друга сейчас из вежливости. Принятой в их узком кругу, особенной вежливости. — Ты ведь даже не хочешь знать ответа на этот вопрос, а зачем-то его мне задаёшь. Скажу тебе, что ты хороший — не поверишь, а отвечу, что плохой — обидишься. Если ты решил со мной поругаться, мог бы придумать что-нибудь получше. — Юлия многозначительно выпускала дым изо рта. — М-да, Юлька, странная ты. — Артемий неожиданно заулыбался. — Давай сюда свой "Нарзан". Разговор не задался — в такую глубокую ночь разговоры вести уже тяжело, однако думать о юности, пассажирах, бытийствованиях больше не хотелось. Туман поднимался всё выше — хотел, наверное, поластиться о ноющие ступни. Туман скрывал все огрехи конструкции разума, сглаживал углы незакрытых противоречий. Туман клонил в сон.***
Но всё-таки — а как быть, если тебе 36, и твоя жизнь безбожно устаканивается и потихоньку хиреет — но внезапно случается событие, которое переворачивает все твои представления и напоминает о словах всех этих дураков-пассажиров, которые капали тебе на мозги всю молодость? Гаруспику 36 лет, и он узнал о своём двойнике. Нет, он не видел его, но его существование стало вдруг бесспорным и ударило по лбу, как ударяют грабли, на которые наступаешь впервые в жизни. Синяк ещё нескоро пройдёт, да и аналогия эта дурацкая... Голова только лопается. — Аглая умеет что? Чушь несёте. Бурах недоумевал — с тех пор, как он по указке Аглаи Лилич угробил Многогранник и несколько ярких людей впридачу, чудеса в его жизни не случались — он их собственнаручно закопал. Но только он начал всерьёз сожалеть о скверном пути и неверном выборе, как его сомнения пресекла эта странная новость — пришли двойники. Те самые двойники. По болотам через бескрайнюю степь прибыла целая банда переселенцев. Говорят о себе — актёры. Относятся ко всему происходящему свободно, как будто так и должно было случиться. Говорят, в их мире наступил хаос, воцарилась хтонь, и они пришли сюда. Взяли и пришли... И даже уходить не спешат. "Откуда они узнали? Как это они "просто пришли"? Почему мы о них никогда не слышали, а они о нас столько знают?" Даниил Данковский стоял гордо, постаревший и не очень похожий на себя — нет, это какой-то другой бакалавр. Говорил — много говорил, но Артемий слушал через слово, будучи в прострации и думая лишь о том, как пойдёт прямиком к Люричевой после этого разговора, чтобы услышать от неё то, что сам сейчас не в состоянии помыслить из-за накатившихся чувств. В глаза не смотрел. — Артемий Бурах, Вы должны понять меня. Вы единственный, кто в потенции может нам помочь — иначе мы все будем вынуждены остаться здесь, а это, сами понимаете, будет совершенно противоестественно. Мы решились на этот поход от отчаяния. Я пошёл лично к Вам, лишь узнав, что мой двойник давным-давно уехал отсюда, и вы уже с ним вряд ли встретитесь. Но Вы, в свою очередь, сможете воспринимать меня плюс-минус как того бакалавра. — Данковский разъяснял дотошно и внимательно глядел на гаруспика. — Я ведь верно понимаю — в этом вашем мире произошёл апокалипсис? Да ещё и по моей вине? — Артемий мрачно глядел поверх глаз чужого двойника-бакалавра. — Нет, не Вашей, по вине Вашего... двойника, если можно выразиться таким образом. У него, конечно, то же имя, но он совсем не похож на Вас... или похож лишь отчасти. Я могу это так охарактеризовать. Артемий Бурах, которого я знаю — он испортил наш мир. И Вы... — И я должен это исправить? — Артемий сжимал челюсти. — Я уже сказал, что вы можете воскресить нашу Аглаю Лилич... Сам не верю, что говорю это, но несколько добровольцев согласились с моей гипотезой, и мы принесли её... Вашу ведь вы тоже давно уже не видели, да? — У Артемия в голове проносились острые и колючие воспоминания о том, как Аглая Лилич уехала и оставила его здесь. А затем погибла в той странной мясорубке. Бакалавр продолжал. — Аглая сможет отмотать время назад — она почему-то имела на это влияние... И мы все вернёмся обратно, я лично прослежу за тем, чтобы абсолютно все наши переселенцы ушли отсюда. Это небезопасно и может быть чревато. — бакалавр зачем-то огляделся и продолжил чуть тише. — Знаете, мы ведь не получаем удовольствия от пребывания здесь, это вредит нам всем, хотя кому-то даже нравится... Но нам очень нужна Ваша помощь для того, чтобы сделать возможным наш план по возвращению времени в изначальное положение. — Отмотать время назад? С чего ты взял, что я смогу оживить неизвестную мне женщину? Ты спятил совсем, бакалавр? — Артемий был донельзя раздражён и вести себя корректно не собирался. — Нет, я в это ввязываться не буду. Живите, располагайтесь, мне дела нет до вашей жизни. — Гаруспик махал руками. — Чертовщина какая-то, блядь. Данковский грустно вздыхал. Жить в этом мире ему не очень-то хотелось — не шибко он был лучше их постапокалиптической станицы, да и уехать от живой Земли он всегда мог. Даниил считал своим долгом хоть как-нибудь разрешить сложившуюся обстановку, но Артемия это сейчас мало интересовало. Он был в полнейшем раздрае. Как снег на голову нагрянул ответ на вопрос — хороший ты человек или плохой... Какой ты из двойников? Вот и решай, гаруспик, всё в твоих уставших руках.***
Молчание, затяжка, мелкая дрожь — внутри Невода воздух был плотнее раза в полтора, не меньше. — Ты видел Юлию? — Люричева была мрачна. — Видел. И больше я вообще никого видеть не хочу — пускай со всей этой чепухой разбирается этот мой этот грëбанный "двойник", будь он неладен. Шельма. — Артемий был зол. — Я должен кого-то оживлять? Я что, похож на колдуна? — он метался из угла в угол, с трудом сдерживая себя, чтобы не начать колотить кулаками по деревянным плоским колоннам — однажды гаруспик уже сломал одну в таком же приступе агрессии. — Ну, у тебя наверняка шансов куда больше, чем у них всех. Вряд ли бы они пришли к нам, если бы могли самостоятельно разобраться — это ведь последнее дело. — Юлия отстранённо рассуждала над ситуацией, которую никак не могла предсказать. — Я слишком устал. — он сел на пол и взялся за голову, пряча взгляд в узорчатый ковёр. — А та Юлия так напоминает мне мои детские мечты о том, какой я хотела стать. Так странно видеть её здесь. А если она решит поселиться здесь, со мной? — Юлия была всерьёз напугана этой перспективой. — Так странно, что нам это всё не снится... Гаруспик призадумался и повернул голову в сторону Юлии. — Юлька, а у тебя остался мелатонин? — Нет, я его уже весь израсходовала за это время. — Тоже по ночам не спится? — он помрачнел. — Ладно, пойду тогда к себе. — Только не говори мне, что ты сейчас просто пойдёшь пить в попытке забыться. — Юлия чётко просчитала его планы. — Только не тогда, когда весь мир перевернулся вверх дном, а ты — главный актёр в этом спектакле и имеешь возможность всё переиграть! — — Не разговаривай такими же словами, как эти! Не смей! — он сказал это почти угрожающе. Юлия тяжело вздохнула и ушла на второй этаж — она иногда делала так, когда хотела немедленно прекратить общение. Ничего не оставалось, кроме как уйти из её дома. Ничего не оставалось, кроме как выполнить просьбу этого псевдо-бакалавра. Артемий хотел было зашагать прочь из Невода, но вместо этого горько уткнулся лбом в закрытую входную дверь.***
Ясная ночь. Артемий проснулся в своей кровати и увидел луну в маленьком окошке. И вот опять закружился ворох мыслей — "Хорошо, я могу помочь этим прибывшим из параллельной вселенной (тьфу, как гадко), но почему им не смог помочь тот Артемий Бурах? В чём его проблема? Почему он не пришёл с ними и не сверлит теперь меня, как все эти чужие двойники? Я не избранный какой-нибудь. Не бывает такого". Потолок все такой же белый. Жить все так же труднее, чем не жить. Перевернулся на другой бок, уткнул взгляд в простынь, попытался расслабиться. Не выходит. Белая река обрамляет густые пески. Туман пахнет клюквой, за туманом за рекой — лес, в лесу — ритуальная музыка и чьи-то голоса, они кричат страшную песню, а этим звукам вторят злые танцы краснокожих людей. Он не видит их, но знает, что они там. На берегу лодка и весло — всё для него. И вот он уже гребёт, плывёт по реке, а звуки становятся громче, вводят в транс. Волны белые, в темноте серые, а под волнами — густые заросли твири и чьи-то ласковые руки. Только их он тоже не видит. Проснулся. Уйти бы в степь — да страшно теперь не вернуться из неё.***
— Здравствуйте, не желаете ли познакомиться? — женщина смотрела на гаруспика проницательно и играючи, снимая перчатки для рукопожатия. — Вы Юлия, да? — его застали врасплох прямо в лавке, но он старался не подать вида. — Я поселилась здесь, неподалёку. Напротив Театра, над аптекой — Вы найдёте. Зайдите ко мне в гости как-нибудь — я с удовольствием расскажу вам всё, что вы хотите знать. Гаруспику не очень-то нравилась заварившаяся каша, но Юля из параллельной вселенной манила, как моряка манит топиться русалка. Противопоставить было нечего. На следующий день он отправился в указанное место. --------------------- Низкие потолки и тесные обшарпанные стены давили сверх меры. Было похоже одновременно на опустелую коммунальную квартиру и на пустующую в обеденный перерыв государственную контору. Артемий медленно шагал по пустому коридору, оглядываясь по сторонам и пытаясь увидеть где-нибудь свет или услышать движение, но здесь почему-то было тихо. Казалось, что-то должно было произойти в следующую минуту, но ничего не происходило. Он прокашлялся. — Здесь кто-нибудь есть? — голос вышел громким и нервным. — Нет. Кого-нибудь здесь нет, только я. Обернувшись на звук, Артемий увидел странную женщину в красном. Она ему не понравилась, но он решил не подать вида. — У меня здесь назначена встреча. Не подскажите, в какой комнате здесь поселилась новая гостья? — Ты даже не спросишь, как меня зовут? — Что? — Я Мария Каина. Гаруспик опешил. — Хозяйка? — Да, ты прав. Неожиданно, да? Мария стояла в горделивой позе, рассматривая его как новую сумку или сапоги. Проводила сравнительный анализ и отмечала малейшие расхождения. Гаруспик в ответ на это поднял бровь и приготовился защищаться. К счастью, из-за угла выглянула та самая Юлия. — Мария, невежливо с твоей стороны так встречать гостя. Прекрати. — голос Юлии был и не раздражённым, но и не вежливым, словно она читала заученную фразу. — Я пытаюсь понять, есть ли у этого гостя хоть что-нибудь святое! — Мария сложила руки на груди и продолжила. — Я должна знать, почему он даже не попытался найти нашего Бураха. Видимо, он мечтает быть злодеем! — с этими словами Мария с вызовом посмотрела на Артемия. Тот уже пожалел, что пришёл сюда, но что-то его зацепило. Продолжил стоять на месте. — Мария, мы ведь не просто так здесь собрались! Артемий может многое нам поведать. Нам вовсе не обязательно заставлять этого персонажа меняться, он может просто поделиться всем, что знает, и отправиться на свалку. Мы похороним его с почестями и молитвами. Мария молчала и смотрела в пол. Артемий, наконец, очень выверенно и сухо проговорил: — Я никогда в своей жизни не воскрешал людей. — Посмотрел в глаза обеим девушкам, что теперь слушали его с вниманием. — Если вам нужны воскресшие люди, зовите бакалавра Данковского. Я не могу предложить ничего, кроме убийства. И не доводите меня до греха. — Позволь возразить! — Мария искренне удивилась. — неужели ты не хочешь сыграть главную роль? — Я... — Артемий осёкся. — Что вы от меня вообще хотите? Вам нужен Бакалавр? Он в столице. Возможно. — девушки смиренно слушали реплику Артемия, Артемий махал руками в разные стороны. — Я не видел его уже много лет и не имею понятия, где он и чем теперь живёт. Я не хочу иметь никакого участия в том, чего не понимаю! Я ухожу! — с этими словами он действительно развернулся и ушёл, чтобы не видеть реакции своих собеседниц. Те будто бы и не пытались ничего ему сказать. На улице было глухо. Ещё хуже, чем всегда. На самом деле он солгал — они с Бакалавром присылали друг другу письма пару раз в год и обо всех его достижениях Артемий прекрасно знал. Только почему-то стыдился этого. И теперь он вознамерился отправить Данковскому внеочередное письмо... Как он будет объяснять эту аномалию он не придумал, но решение уже принял.***
Спустя три недели пришёл ответ от Бакалавра. Письмо было на удивление обыденным, будто последнего тревожного сообщения адресат вовсе не получал. Однако приписка в конце насторожила Артемия. "Вы завалили меня письмами в последнее время. Не представляю, от чего так резко потеплело ваше сердце, но меня пугает Ваш лихорадочный ум и все те разночтения, которыми вы меня снабдили — всё-таки решил по Вашей последней просьбе написать ответ. Я готов помочь Вам с Вашим делом. Сделайте мне одолжение — проверьтесь у лекаря перед тем, как заедете в гости. Прошу простить за прямоту, я лишь отвечаю взаимностью. С уважением, Д.Д.Д" Артемий схватился за голову. Его двойник едет в гости к Бакалавру!***
Договорившись с машинистом товарного поезда, Артемий поехал в столицу вместе с мясными консервами и благословением Юлии Люричевой. Сидя на полу, невольно вспоминал старые времена, когда был ещё ребёнком, и товарняки ездили чуть ли не через день — целыми составами. Теперь размах иной... Всё иное. Ведь когда-то этот город казался ему раем на земле — сколько утекло с тех пор воды? На вокзале было гадко. Ещё гаже было на душе, смятения терзали Артемия. Двойники, роли, "хороший Бурах" — всё это вертелось перед измученным разумом, как калейдоскоп. Нет, надо решаться. Шутка ли — передумал брать с собой "нового Бакалавра", чтобы тот, старый, не оказался потом в десять раз хуже и не прогнал его проклятьями. Что за клыкастое суеверие?... А если правда? Перед входной дверью его квартиры стоять было неловко, но успокаивающе. Пока ещё ничего не началось — всё ещё поправимо? Может быть, так и остаться здесь стоять до самого вечера? Пахло деревом и теплом, а ещё едва уловимо — сиренью. Что за нелепость, на дворе ледяная осень, а пахнет сиренью... Наконец, что-то случилось: открылась подъездная дверь. Артемий слышал тяжёлые шаги за спиной, словно собственный приговор — и резким шагом пробежал до следующего этажа наверх. Никто его в тот день не встретил. Ночь он провёл в постоялом дворе.***
Юлия Люричева больше не выходила на балкон своего особняка. Ей претила мысль, что чужачка хотя бы мельком увидит её в такой уязвимый момент... Она то и дело представляла, что та подглядывает за ней и смотрит в окна по ночам. От этих мыслей становилось зябко и страшно. Верить в такую реальность совершенно не хотелось, ведь она помнила рассказы старшины Бураха о весёлых и не очень дядьках из его юности. И она не знала, кто увидел кого первым. Кто кого нашёл? Она курила ещё больше, чем обычно, и с трудом спала. С Артемием они теперь заседали на втором этаже, в коридоре между кухней и второй спальней. У Юлии тряслись руки, Артемий уже ничего не соображал. — Всё будет плохо? — Он обещал приехать. Артемий не солгал. Двойник из параллельной реальности пригласил Бакалавра в город, он сам это слышал. Писать письма он с тех пор передумал. Каждое действие загоняло в трясину глубже, чем любое бездействие — или ему так только казалось? В любом случае, бегать от реальности было гораздо приятнее, чем пытаться с нею смириться. Этого не получилось даже у вечно рассудительной Юлии — а ему куда пытаться? Хватит уже. Добегались.***
На следующее утро его встретила Мария Каина, босоногая и в красном платье. "Хозяйка". Никакая другая встретить его и не могла (давно уехала), но хотелось бы иметь и такую опцию тоже. — Ты всё-таки ничего не выбрал? — Мария была и радостной, и разочарованной. Снова эти неразличимые эмоции! — Я отказываюсь от выбора. — И почему же? — она задумчиво сложила руки на груди — Я не хочу вам помогать. — прямой честный ответ. У Марии от неодобрения аж сверкнули глаза. — Почему ты не хочешь быть нормальным человеком?! — Я... Хватит задавать мне такие вопросы! — Бесполезный червь! — она выдохнула и, развернувшись, ушла прочь, сверкая пятками из-под подола красного платья. "Даже наши невесты ходят в сапогах...", — невольно подумалось старшине.***
Артемий стоял во дворе очередного кабака, курил под козырьком, скрываясь от ливня. Рядом на него дышал спиртом и азартом какой-то шустрый гуляка. — Так и чем всё закончилось-то в итоге? — В конце все умерли. — Хватит шутить! Что было с Аглаей? Её воскресили? Она отмотала время вспять? — Это долгая история. — Артемий позволил себе ехидно улыбнуться. Пассажир закипал от злости, но решил промолчать. Подышать. Решение, однако, не продлилось долго, и вскоре он выпалил: — Ты мне нахуя всё это рассказывал целый час, пидорас?! — он искренне возмущался такой длинной, странной и не законченной при этом истории. Артемий выдохнул дым из лёгких. Очередной пассажир, очередная байка. Незаданные вопросы из серии "А кто мы?". Настроение было лихое. — Концовку я проспал. Скучная вообще была постановка. — Артемию понадобилось собрать всю волю в кулак, чтобы не засмеяться после этих слов. Его собеседник вмиг осатанел. — Я клянусь, я тебя сейчас убью! — Ну давай. Вдалеке зазвонили церковные колокола.