Спок
не разговаривает по-испански.
Его мать выросла в Квебеке, Канада, разговаривая на французском и терранском стандарте. Позже студенткой она выучила ещё несколько языков: все три использующихся диалекта вулканского для своей работы над Универсальным Переводчиком.
Обучение Спока обоим её родным языкам, странно звучащему французскому и пятистопному стаккато стандарта, было одним из немногочисленных способов для женщины передать своё человеческое наследство по-вулкански приемлемо.
Так что Спок говорит на квебекском (который вызвал злорадство на астрохимической конференции в Лионе, Франция). И он говорит на стандарте без акцента – без шипящих тенденций, к которым склонны большинство вулканцев; немного знает идиш и иврит, все три диалекта вулканского, а также несколько других языков Альфа-квадранта.
Но он не разговаривает по-испански.
В отличие от, по всей видимости, Джеймса Кирка.
Пайк отправил обещанный список дат, в которые Споку будет необходимо присмотреть за человеческим ребёнком, на следующий день после встречи, и Спок мгновенно осознал, что его «поимели», если он использовал данную идиому правильно.
«Парочка дней тут и там» оказались несколькими неделями, распределёнными по всему лету.
Также, по всей видимости, Пайк не дал Споку никакой возможности отозвать своё предложение, так как первая дата указывала на эти выходные.
Сегодня четверг.
Расчётливо, признаёт Спок, положиться на чувство долга вулканца и не дать времени на размышления.
Несмотря на то, что у него нет времени на размышления, Спок, конечно же, не
паникует в человеческом значении этого слова. Но
будь вулканцы подвержены приписыванию эмоционального значения ментальным состояниям, нынешние мысленные шаблоны Спока, возможно, можно было бы посчитать формой иррационального волнения.
Паника, Спок. Это эмоциональная реакция? – спрашивают голосом Совета ВАН в голове Спока.
Удручающе, что его нынешнее физиологическое состояние напоминает о тех моментах перед вызовом к Совету для оценки заявки Спока на поступление. Он чувствует перебегающий по областям его гипоталамуса-гипофиза-надпочечников зуд – ответ тела на повышенный уровень кортизола в крови.
И на этот раз Спока раздражает нелогичность его физиологии.
Сейчас вечер, и Спок в своей квартире. Небо на улице – перезревшего розового цвета, который недостаточно красный, чтобы быть
vaisbah – священным красным дневного неба Вулкана.
Спок дважды убрался в квартире. По прошествии лет он обнаружил, что уборка, как и математика, возбуждают парасимпатическую нервную систему и возвращают тело в гомеостаз, испытывай оно стресс.
Спок обнаружил две эти стратегии ребёнком на Вулкане. В семь лет он удостоверился, что математическое обеспечение Вулканского Образовательного Института может генерировать бесконечное число проблем, которые Спок может решать на своём ПАДДе, и решая их, он мог концентрироваться на исключении всего остального.
Уборка изначально была наказанием. Мать Спока называла это «общественными работами», что, по её мнению, было самым полезным видом справедливости. Вулканец незамедлительно согласился с логичностью данного наказания, когда осознал, что подметание и мойка полов были практически медитацией; видом приведения чего-либо в порядок.
– Нет ничего заведомо плохого, Спок, – говорила его мать. – Только то, что находится не на своём месте. Земля является грязью в доме, а на улице – это почва, обеспечивающая питательными веществами твои любимые помидоры, – сказала она, тыкая пятилетнего Спока в живот. – Желание творить зло, что мы называем
yetzerhara, на самом деле является
yetzertov, желанием творить добро неправильным путём.
Взрослея, Спок часто думал, что он на Вулкане – как грязь внутри дома.
– Грязь всегда жаждет снова стать почвой, – говорила мать.
Сегодня она жаждет стать почвой больше обычного, подумал Спок, окидывая взглядом сверкающую чистотой квартиру и раздумывает о том, чтобы убрать её в третий раз.
Он только прикоснулся щёткой к полу, как зазвонил его комм. Мать.
– Привет, Спок! Так рада тебя увидеть, – говорит она, улыбаясь.
– Здравствуй, мать, – отвечает Спок.
– Как ты, Спок? Выглядишь бледненько, – её слова – вербальный эквивалент попыток поправить его воротник.
– Уверяю тебя, я чувствую себя адекватно, – произносит он, не зная,
что иначе можно сказать. – Изменения в пигментации кожи, вероятно, появились ввиду работы в затемнённой лаборатории, – если судить по её обычному поведению, она захочет поговорить об этом дальше. Но вместо этого она решает сменить тему разговора.
– И
как же продвигается твоё исследование? Тебе ответила команда из Южной Африки? Ещё раз, как зовут эту женщину, с которой ты хотел работать? Тамошнюю главную учёную?
– Моё исследование прогрессирует быстрее, чем я изначально ожидал. Я связывался с доктором Бота, и она уведомила меня, что НАЮА начала работу над упорядочиванием протопроизводства, основанного на моём нынешнем оборудовании.
– Точно, доктор Бота. Ты рассказывал про её работу о возобновляемом космическом топливе в прошлый наш разговор, – говорит его мать с широкой улыбкой на лице. – Весьма увлекательно. Рада слышать, что у тебя всё хорошо по работе. Просто представь: может, однажды все корабли Федерации будут использовать твои панели. Обязательно назови их в честь себя.
– Да, работа профессора Бота в этой области высокодетальна, – отвечает Спок, не понимая улыбки своей матери. – Что касается попытки разместить моё имя в названии звёздных корпусных пластин, желание присудить своим изобретениям своё имя – сугубо человеческий порыв. Кроме того, это желание особенно повлияло на отсутствие ясности в номенклатуре человеческой науки, – неодобрительно говорит Спок. – Как лингвистка и переводчица, безусловно ты понимаешь сложности, которые приносит практика нелогичного наименования.
Аманда смеётся над этим.
– Да, меня, занимающейся прагматичностью перевода, иногда это раздражает, – произносит она. – Но это относится к идиосинкразии* всех языков, включая вулканский, – на этом Аманда делает паузу.
– На самом-то деле, особенно в вулканском. Я могу дать двенадцать лекций и
derashah* на тему нелогичности вулканского языка. Понимаешь, как минимум, это проявляется в том, что иностранцу практически невозможно точно разобраться в привередливой системе словообразования. Например, слово для этих ящероподобных существ – помнишь,
pik’kareeneiyokulsu, которые заползают погреться в мой сад – по своей сути переводится как «маленько-ногий-позвоночный-земноводный-семено-поедатель». Такая многотомная точность всего лишь для описания садового вредителя, а
дальше, – после этих слов Аманда начинает выглядеть измотанно.
– Когда речь доходит до определённых аспектов вулканской биологии, – говорит она, слабо жестикулируя. – О ней все молчат, но есть
da’ni’i’khirch*, и «то-что-горит-пока-не-потухнет», и лихорадка крови, и если это всё не идиомы, то я не знаю, как это назвать иначе, – здесь Аманда снова останавливается и смотрит на Спока, как будто только сейчас замечая его дискомфорт.
– Прости, милый, я увлеклась. Думаю, ты заметил, что люди свободнее в обсуждении вопросов биологии.
– Намного свободнее, – сухо отвечает Спок.
– Да, как раз об этом–
– Мать, – говорит Спок ещё более сухо.
– Ладно-ладно, я не буду совать свой нос. Но ты же знаешь, что можешь сказать мне всё, что угодно, да? Земля очень отличается от Вулкана, и я понимаю, что может быть непросто, – Спок думает, что впервые понимает, к чему клонит мать. Он знает, что она беспокоится о том, что вулканец не «впишется», не заведёт друзей, что он несчастлив. В попытке отвлечь или, возможно, развеять её страхи, Спок поднимает тему, о которой он думал позвонить ей после обсуждения с Пайком.
– У меня есть новости. Капитан Пайк попросил меня побыть наблюдателем землянина-подростка несколько недель этим летом. Я не желал соглашаться на это задание, так как не считаю себя подходящей кандидатурой, тем не менее, я не нашёл причин отказываться.
– Будешь няней? – глаза Аманды загораются. – Спок, это чудесно. Когда начинаешь? Что это за мальчик?
– Пайк приведёт его в субботу. Мальчика зовут Джеймс Кирк. Он не родственник капитана Пайка, но бывшего опекуна ребёнка отправили в дом престарелых. Полагаю, что пребывание у Пайка – временная договорённость, пока мальчику не найдут постоянного опекуна.
– Хм, а что-нибудь ещё ты о нём знаешь?
– Капитан Пайк описал его как умного, но с проблемами с авторитетностью. Хотя я точно и не понимаю доводы капитана в назначении мне этой задачи, я полагаю, что он намерен убедить Джеймса Кирка присоединиться к Звёздному флоту… косвенным путём. Твой совет касательно этого дела будет приветствоваться с моей стороны.
– Похоже, Кристофер считает, что у вас есть нечто общее, – сама себе нежно говорит Аманда и отвечает на просьбу сына. – Спок, наверное, лучший совет, который я могу тебе дать: будь более понимающим. Если его – ты сказал, опекун?
– Его бабушка.
– Да, если его бабушку только отправили в дом престарелых, он наверняка чувствует себя потерянно и расстроенно, так что ему сейчас просто нужен друг. Если можешь поговорить с ним или помочь каким-то образом, ваши отношения, скорее всего, улучшатся.
– Благодарю за совет, мать. Я буду предпринимать попытки так поступить, – говорит Спок, зная, что «быть понимающим» – не его сильная сторона.
– Я горжусь тобой, – отвечает она, снова вербально поправляя его воротник. – Звони, если будут ещё вопросы. Мне, наверное, пора с тобой прощаться. У нас уже поздно, – Спок знает, что это расшифровывается как «твой отец только что вернулся домой».
– До свидания, мать.
– До свидания, Спок, я люблю тебя, – говорит она, рассеиваясь в темноте экрана. Спок выглядывает из квадратного окна, расположенного в стене гостиной, перетекающей в кухню. Небо на горизонте стало таким же красным, как на Вулкане.
*
Наступает раннее утро субботы, четвёртого дня терранского месяца июня, звёздная дата 2251.154. Время – 5:05, и небо на улице до сих пор темнеет в ночи. Спок медитирует, чем занимается каждое утро на протяжении прошедших 3.241 солнечных лет с прибытия на Землю. В 0600 Спок выходит из медитативного состояния навстречу утренним звукам транспорта за окном и рассеивающейся на рассвете темноты.
Спок поднимается, чтобы потушить пламя благовоний, идёт в убранную гостиную и с лёгкостью входит в первую позицию
Suus Manha.
С каждой сменой позы солнце восходит выше, купая улицы города и квартиру Спока в
ha’ge-zhel, своих лучах, превращая своей яркостью каждую позу в тень. Когда он выходит из позиции
Kir-Alep, бога мира, которому посвящена
Suus Manha, солнце поднято под углом в 35.6 °, а на хронометре – 0700.
Спок продуктивно принимает душ и переодевается в свою повседневную одежду. В 0720 он идёт на кухню, делает чай и готовит
asal-yem, первую еду дня. В 0730 он сидит за столом, пьёт чай и ест эдамаме*, горькие видианские* орехи и засушенную голубику.
Пайк прибудет с Джимом сегодня в 1400. Несмотря на это, Спок ощущает спокойствие в своём рутинном графике. После завтрака он моет свои кружку с тарелкой под звуковым краном и ставит их на место, а потом собирает печатные издания и садится на диван в гостиной, пробегая глазами по новостным сводкам Альфа-квадранта и последнему выпуску
Журнала Межпланетной Биологии.
Поглощённый статьёй о свойствах недавно обнаруженного кардассийского* экстремофила*, Спок встрепенулся от звонка интеркома и исходящего из него голоса Пайка.
– Мы пришли, Спок, впустишь нас? – осознав, что сейчас действительно уже 0203, Спок откладывает в сторону ПАДД и идёт по направлению к двери, впуская посетителей в здание. Спустя 54.3 они стучат в дверь. Спок открывает её и отступает, чтобы впустить Пайка и мальчика.
Спок, видя, как Пайк любопытствующе озирается по сторонам, внезапно понимает, что не знает протоколов приличия о приёме гостей в квартире, особенно своего начальника и его неродственного спутника. Не впервые Спок желает, чтобы к таким моментам прилагалась инструкция. Предпочтительно длинный исчерпывающий научный доклад.
– Вам требуются напитки? – спрашивает Спок, думая о вулканском обычае предлагать гостям воду.
– Нет, Спок, спасибо, – говорит Пайк. Мальчик, наблюдающий за Споком с момента входа в квартиру, тихо отвечает «нет, спасибо, сэр».
Спок бросает на него взгляд. Его рост – 160 сантиметров, что считается низким для землянина его возраста. У него выбритая голова и светло-коричневая кожа. На нём надета бейсболка, направленная к затылку, старая футболка и шорты, открывающие заживающие ссадины на коленях и локтях – возможно, полученные при езде на ховере или велосипеде. У него натянутое выражение лица и прищуренные под сведёнными к переносице бровями глаза. Подозрительность, думает Спок.
КАРТИНКА 1
– Спок, это Джим Кирк, – говорит Пайк, жестом указывая на мальчика. – Джим, это профессор Спок, – в этот раз капитан указывает на Спока.
– Приятно с вами познакомиться, сэр, – произносит мальчик, Джим Кирк, поднимая руку в
та’але. Спок отвечает ему
та’алом, удивившись и обрадовавшись, что его миновала обыкновенная неловкость человеческих рукопожатий.
– Добро пожаловать в мой дом, – говорит Спок, жестом указывая на свою квартиру. – Желаете, чтобы я показал вам, где вы можете разместить свои вещи? – он наблюдает за взглядом Джима, бегающим по комнате и возвращающимся на Спока.
– Да, спасибо, – произносит Кирк. Джим следует за Споком в комнату, где на полу лежат коврики для сна и медитации, а горшочек с огнём стоит в углу. Вулканец открывает дверь шкафа и указывает на огромное свободное пространство полок.
– Вы можете положить что угодно сюда или в два нижних ящика, – говорит Спок и открывает комод. Вчера он переместил свои собственные вещи, чтобы освободить место для предметов Джеймса. Учёный достаёт из шкафа дополнительный коврик для сна.
– Это вы можете положить куда пожелаете, ванная – за той дверью, – продолжает Спок и ставит коврик к комоду.
– Спасибо, – отвечает Джим, снимая рюкзак с плеч, и направляется к шкафу, придерживаясь стены спиной. Спок замечает, что тот ни разу не выпустил вулканца из поля зрения.
– Господи, Спок, нам надо поговорить о твоём выборе еды, – громко звучит голос Пайка из другой комнаты. Спок выходит из своей спальни и видит, что капитан на кухне рассматривает открытые шкафчики и холодильник. Хотя Спок и знает, что находится внутри, он присоединяется к Пайку, чтобы посмотреть, не изменилось ли их содержимое с утра.
К счастью, ничего не вызывает подозрений у Спока. Помидоры, морковный сок, водоросли, бахоранский* мох, забродившие сливы, апельсиновая кожура, бутылка чайного гриба и андорианские* грибы выглядят так же, как и утром. Спок в замешательстве смотрит на Пайка. Возможно, тот имеет в виду андорианские грибы
achii, которые являются ядовитыми для человека.
– Боже, а я думал, что это я обездоленный, – говорит Джим в нескольких метрах от Спока.
– Я знал, что ты вегетарианец, Спок, но тебе не кажется, что это уже чересчур? – спрашивает Пайк, всё ещё скептически посматривая на холодильник, как будто его взгляд способен что-то изменить.
– Всё потому, что у него нет мексиканской бабушки, – произносит Джим. – Если бы моя
abuela снова это увидела, у неё бы снова случился инсульт.
Спок до сих пор не понимает, что не так с едой в холодильнике, но очевидно, что от него требуется предложить решение проблемы.
– В нескольких кварталах отсюда располагается рынок. Если хотите, мы можем приобрести дополнительную пищу там, – Пайк улыбается, потирая лоб двумя пальцами.
Спок принимает эту реакцию за доказательство правильности своих действий.
– Хорошо, – говорит Пайк. – На этом я вас покидаю. О, и пока не забыл, я устроил Джима на работу в магазин техники, предоставляющий компьютерное обеспечение для Звёздного флота, ты его знаешь. Он находится между твоей квартирой и кампусом, так что Джим сможет доходить до него пешком, или ты можешь его подвозить. Увидимся на следующей неделе, Джим, – произносит капитан, подмигивая Джиму. – И ещё раз спасибо, Спок, – Пайк машет рукой на прощание.
Спок и его новый гость вместе смотрят за тем, как закрывается за капитаном дверь.
– Итак, – говорит Джим спустя минутное молчание, положа руки на пояс и смотря на Спока. Должно быть, нечто из содержимого холодильника возбудило Кирка, потому что его глаза больше не прищурены. – Давай я закончу раскладывать вещи, и мы пойдём решать твою проблему, – произносит он, указывая большим пальцем на холодильник.
Джим возвращается в спальню. Спок снова открывает холодильник. Он до сих пор не понимает, что не так с его содержимым.
*
Уличный рынок – вихрь ярких цветов, тел и киосков, обволакивающих посетителей приятным теплом. Джим взял на себя ответственность водить Спока от ряду к ряду, болтая с продавцами и задавая вопросы об их товарах.
Спок замечает, что Джим остаётся начеку: он наблюдает за толпой и при возможности облокачивается спиной к стене. Джим также рассматривает каждый продукт перед покупкой, бережно беря его в руки, поворачивая, нюхая, а иногда даже поднося к уху и тряся, будто это поможет в оценке вкусовых качеств.
– Что ты делаешь? – спрашивает Спок, когда Джим одновременно подносит к уху два лайма и трясёт как
kus-vakh, вулканские колокольчики.
– Нужно услышать, что говорит тебе фрукт, профессор Спок, – серьёзно заявляет Джим. – Вот, попробуй, – говорит он и кладёт лаймы в руки Спока.
– Я не буду… – начинает вулканец, погружаясь в замешательство.
– Ну же, профессор, пока не попробуете, не узнаете.
Спок заглядывает в серьёзные карие глаза Джима и вспоминает слова своей матери – «…
если можешь помочь ему каким-то образом, ваши отношения, скорее всего, улучшатся». Неохотно, ощущая себя очень глупо, Спок сохраняет лицо полностью безучастным и поднимает лаймы к голове, немного их встряхивая.
– Ну? – спрашивает Джим, чьё серьёзное выражение лица поддёргивает улыбка уголков губ.
– Я ничего не слышу, – говорит Спок.
КАРТИНКА 2
– Дай-ка мне, – произносит Джим и забирает лаймы от Спока. Он подносит их к своим ушам, сильно сконцентрировавшись. Его глаза расширяются и бросают взгляд то на Спока, то на лаймы, а затем Кирк говорит что-то на испанском и качает головой, будто слушая. Он выглядит несколько шокированным.
– Очень грубые лаймы, профессор, – с прискорбием говорит Джим. Женщина, чьи лаймы держит Кирк, выходит из-за прилавка и облокачивается на него, наблюдая с улыбкой за разворачивающимся действом.
КАРТИНКА 3
– Что же они сказали? – с улыбкой спрашивает она.
– Мне не следует произносить это вслух, – говорит Джим с ответной ухмылкой.
– Тогда прошепчи мне, – произносит она, добавляя что-то на испанском. Как ни странно, Споку несколько любопытно, что скажет Джим.
Парень, зная, что все на него смотрят, подмигивает Споку, как будто тот в курсе того, что происходит. Он подносит руки к уху девушки и говорит идеально различимым шёпотом:
– Они как минимум назвали Спока
un huevón за то, что он считает, что может услышать лаймы.
Женщина смеётся и говорит что-то по-испански, показывая на Спока. По какой-то неизвестной причине Джим краснеет из-за её комментария, но всё же отвечает на него, покачивая головой. Спок снова слышит, что в своём ответе Джим использует слово «
huevón».
Они покупают лаймы у улыбающейся женщины.
– Что значит «
huevón»? – спрашивает Спок, пока они отходят от киоска. Он чувствует себя уязвлённым и подозревает, что над ним смеются.
Джим смотрит на него и поднимает брови.
– Это значит «яйцеголовый, Спок». Такой ты на самом деле, – говорит он так, будто раскрывает базовые истины вселенной.
*
Спустя несколько часов они возвращаются в квартиру Спока, и Джим немедля принимается за работу: находит фартук, достаёт кастрюли, вымачивает сушёные продукты, кладёт покупки в шкафчики и холодильник, вытаскивает специи и режет овощи. Вулканец наблюдает за ним из гостиной, не зная, чем может заняться. В момент, когда Спок решает, что подойти будет безопасно, наступает 0630, а на плите варится что-то, что Джим постоянно нюхает и помешивает.
– Что это? – спрашивает Спок, замечая, как напрягаются мышцы плеч Джима. Профессор подходит достаточно близко, чтобы увидеть, что на плите некая разновидность супа.
– Это
menudo, вегетарианский, – говорит Джим, пристально смотря на Спока. – Надеюсь, тебе нравится остренькое.
– Где ты научился это готовить? – спрашивает вулканец, неожиданно для себя заинтересовавшись. Ни его мать, ни отец не были хорошими поварами и поварами в принципе. Они всегда были слишком заняты, и даже когда у них было время, они предпочитали заказывать еду. Спок съел достаточно подгоревшего «ханукального печенья» матери и видел достаточно попыток отца приготовить пасту для жены, чтобы понять, почему так было.
– Моя
abuela научила меня, – произносит Джим и строго смотрит на Спока. – Но не все мексиканцы умеют готовить, понятно? И раз уж мы заговорили о стереотипах, не все мексиканцы происходят из неблагополучных семей
и не все мексиканцы – католики, – категорично завершает тираду Джим, нахмурив брови.
– Это статистически логично, – осторожно говорит Спок, озадаченный яростью Кирка.
Джим подозрительно хмурится на Спока ещё пару мгновений, а затем закатывает глаза и бормочет что-то похожее на «яйцеголовый».
Кирк подаёт вулканцу две салфетки, чтобы тот положил их на стол, затем разливает суп по двум тарелкам и ставит их на салфетки. Спок подносит к тарелкам два стакана воды. Они оба садятся, и профессор видит, как Джим хлопает в ладоши и быстро бормочет что-то на испанском.
Спок пробует суп. Джим наблюдает за ним краем глаза. Глаза Спока слегка расширяются после того, как он кладёт ложку в рот. Суп очень хорош.
– Суп очень хорош, – говорит Спок. Джим снова закатывает глаза.
– Ну конечно. Я же его приготовил. Теперь ты должен быть благодарным мне до конца своей жизни за то, что я спас тебя от твоих неверных решений касательно еды, – информирует он.
– Я всё ещё не понимаю, что не так с содержимым моего холодильника, – говорит и правда не понимающий Спок. Кирк смотрит на него ещё раз и начинает хихикать, прикрывая рукой лицо.
Спок снова не понимает, является ли он объектом насмешки, и эта неопределённость сбивает с толку.
Перестав смеяться, Джим смотрит на Спока неожиданно грустно.
– Проблема,
vato, в том, что никто тебе об этом не говорил.
