Лучшая пора

Мистер Аттерсон в свои пятьдесят с хвостиком, чувствовал себя глубоким стариком, образ жизни вел соответствующий. Не каждый ровесник Аттерсона старшего, царствие ему небесное, был столь аскетичен как нотариус. Хоть и людей этой профессии принято обвинять во всех грехах, любой знакомый мистера Аттерсона считал, что их приятель будет первым из нотариусов, избежавшим Гиены огненной. Считали они так вполне заслуженно. Габриэль Джон Аттерсон не пил ничего более джина, и то, по особым случаям, спать ложился едва стемнеет, в губительных связях замечен не был, за  годы жизни бастардом не обзавёлся. Совесть не позволяла седеющему джентльмену даже взять в жены какую-нибудь молодую девушку, не смотря на советы друзей. Боже упаси обременять девочку заботой за стариком! И конечно, как любой старик, Джон Аттерсон цеплялся за старые связи. Цеплялся за связи, а так же переживал, пожалуй слишком сильно для человека его возраста и профессии, за людей, с которыми вел дружбу. И если нотариус был спокоен за Леньона, в то  же время, Генри Джекилл занимал все мысли мужчины. Странное поведение старого друга сильно беспокоило Аттерсона, эта странная история с Эдвардом Хайдом...в этой истории все было совсем не чисто. Одна только встреча с молодым, кхм, человеком, произвела сильное впечатление, однако, далеко не положительное. Нотариусу мыслить было жутко о роде отношений этих двоих. Хайд точно не мог быть сыном Аттерсона, никакого сходство с честным доктором! Вариант о близости другого рода даже рассматривать не хотелось. Пусть Джекилл не святой, молодость у друзей детства была бурной, такова юношеская природа, но чтобы связываться с дьявольским отродием? В этот прохладный сентябрьский вечер, мистер Аттерсон быстро управился с работой и отправился греться у камина, попросив служанку подать чай. Посетовав на свой возраст, нотариус размял плечи, чувствуя, что дождливая погода совсем не помогает его косточкам. На старости лет перебраться бы куда-нибудь в тёплое место; Лондонский климат погубил не одно здоровье. Несколько уже знакомых перебрались в Новую Зеландию, так что... Мужчина отбросил мысли о переезде. Да кому он там нужен в этой Новой Зеландии? Все друзья, вся работа, да вся жизнь в родном Лондоне, нечего даже задумываться, нужно уже просто смириться. Смириться и слушать как капля за каплей ударяет по крыше. Верно, на улице ливень, да еще такой, что хороший хозяин собаку не выпустит. Не найдётся такого безумца, решившего отправиться сегодня в гости. Будто решив посмеяться над Габриэлем Аттерсоном небеса прислали горничную, робко позвавшую хозяина дома: - Сэр, к вам гость... *** Нотариус знал пару другую отчаянных, для которых природные катаклизмы, что для слона комар, но нагрянувший гость не входил в это число. Честно сказать, этот человек был последним, кого бы стоило ожидать. Доктор Генри Джекилл был мрачнее тучи, вероятно, таковым его сделало пребывание под тучей, мужчина промок до нитки. И если пальто с шляпой были переданы прислуге, то мокрый фрак остался на Джекилле. - Боже милостивый, Джекилл! - поразился Аттерсон, поспешно предлагая старому другу место у камина, - Присаживайтесь, ради всего святого. - Благодарю, Аттерсон, но я пришел не в гости, а по делу... - отрезал доктор, замешкавшись на мгновение. - Что касается завещания, мне бы хотелось изменить пару пунктов. Я несколько переосмыслил свое отношение к мистеру Хайду и... - и резко отвернувшись замолчал. - Ох, так вот в чем дело, - в этот момент с немолодого сердца упал тяжёлый груз. Нет, мистер Аттерсон конечно верил в благоразумие Джекилла, но сказать, что верил, что история с Хайдом закончится так скоро, значит соврать. - Значит, друг мой, вас с мистером Хайдом более ничего не связывает? - пожалуй в голосе слишком явно слышался низкий намёк. - Кхм, разумеется, разумеется. - смутившись буркнул Джекилл. - Можем ли мы скорее разобраться с этим? - Разумеется, - стушевался нотариус и направился к хранилищу. Раз уж нужно скоро, будет скоро. В тот момент, когда документы предстали на свет Божий, оказавшись на столе, когда мистер Аттерсон приготовился выполнять свою работу, его остановил болезненный хрип: - Нет, знаете, Аттерсон, пожалуй перенесём на другой день. Сегодня...не вариант! - мужчина уже было собирался покинуть кабинет, но его остановили. - Постойте, Джекилл! - голос Джона Аттерсона прозвучал настойчиво; доктор остановился. - Вам ведь верно не здоровится, а на улице непогода. В такой ситуации я, как хозяин дома, не могу позволить себе вас отпустить. Пусть я сам ни разу не врач, но советую лишний раз кости ваши не простужать, так что... - мужчина подошёл ближе к камину и взялся за спинку кресла. Аттерсон, как ни кто другой, знал, что поспешные решения хорошими не бывают. Лучше дать клиенту возможность поразмыслить по-лучше, тем более повод есть. А поспешные решения...могут привести к повторению рокового лета сорок девятого. Лето сорок девятого. Стоило вспомнить это проклятое лета, так лукавый сразу забивал голову грешными мыслями. Цепочка за цепочкой, события каждый раз проносились в голове нотариуса вместе с пониманием, нет, в ад он попадёт не из-за профессии. Одно мгновение, когда немолодой рассудок покинул границы бытия, стоило очень многого. Чужой голос, знакомый до холодного оцепенения прозвучал совсем рядом: - Что, старик, все еще лелеешь себя несбыточными мечтами? - и рассмеялся. Этот голос. Он прозвучал прямо под ухом, но мистер Аттерсон повернуться не решился. - О, а какое лицо у тебя было! Мистер нотариус приревновал старого друга, как молодая жена? Что, Габриэль, чего ты застыл?! Правда глаза режет? - Мистер Хайд, - голос предательски дрогнул, но он продолжал, - Не знаю, что за представление вы устроили, но смею уверить, если вы решили, что это забавно!... - Забавно было летом сорок девятого! - перебил Аттерсона мистер Хайд. Нотариус забыл обо всем. Сердце в его груди бешено забилось, а в голове все перемешалось. Причинно-следственная связь была потеряна. Габриэль Аттерсон забыл где он находиться, куда подавался Джекилл, что перед глазами находился всего минуту назад, в конце концов откуда взялся Эдвард Хайд, гость совсем не жданный и негаданный. Зато мужчина не мог не думать, что раз Хайд обо всем знает, то только от Генри, а это... - Дьявол! Замолчи! Кха!... - проклятия принадлежали не Эдварду Хайду, чей голос был по-истине уникальным своим мерзким звучанием. - Я просто делаю то, что не можешь ты, трус! - теперь кричал Хайд. Наберись нотариус храбрости, прояви он  мужество, то ему бы открылась удивительная картина, способная пролить свет на странную историю доктора Джекилла и мистера Хайда, но мужчина не мог. Он не мог оторвать взгляд от горящих в камине дров, погрузившись в себя, страстно желая остановить время на секунду другую. Но время не останавливалось. - Идиот! Я живу за тебя! И говорю за тебя! - гнусавый смех прервался кашлем. - Нет...ты не посмеешь! - Не посмею что? Сказать, что ты думаешь об этой развалюхе, вместо того, чтобы трахать смазливых шлюшек?! Или о том как мечтаешь проехаться своим, как двуличные моралисты там говорят, ай, плевать, грязным членом по усатым губам?! Старый извращенец, твои фантазии даже меня смущают! - и вновь рассмеялся. Будь мистер Аттерсон моложе, а тем более представителем прекрасного пола, то от таких слов не просто бы зарделся, что с ним и произошло, но и чувств бы лишился. Хоть мужчина смутился, в тоже время он был крайне возмущен. Да как можно так клевещать! Не просто клевещать на абы кого, а на доктора Джекилла, человека чести, практически праведника! - Мистер Хайд, да как вы смеете?! Сейчас же убира...- произнес Габриэль Аттерсон, но остановился на полуслове. Он обернулся, желая встретиться с негодяем, истинной мерзости, лицом к лицу, правда страху в глаза взглянуть не получилось. Вместо злобного коротышки с видом, вызывающим отвращение, мужчина встретился с растерянным и испуганными голубыми глазами, под которыми засели морщинки. Генри Джекилл тяжело дышал, схватив правой рукой левую, когда не своим голосом произнес: - Оп-па, вот и сказочке конец! *** Потребовалось откупорить береженную для благого повода бутылку с джином. На трезвую голову все осмыслить было невозможно. Сказать, что мистер Аттерсонвпечатлился историей старого друга - ничего не сказать. Вспомнив Леньона, что зарекся общаться с коллегой, Габриэль опрокинул в себя рюмашку. Нет, за долгую карьеру нотариус поведал многое, начиная от богатой вдовы, оставившей наследство кошкам, заканчивая изощренной местью за измену с завещанием, включающим сгнившую картошку. Но случай Генри Джекилла был уникальным... - Друг мой, я не могу понять...- Аттерсон запнулся, все еще не до конца переварив сбивчивый рассказ, периодически менявший рассказчика. - Как вы докатились до жизни такой? - Так и знал, что вы попытаетесь выяснить причину моего грехопадения, - доктора Джекилла била дрожь, но голос его держался ровно, казалось этого он добивался непосильным трудом. - От того, я написал все это в письме, которое пожелал добавить в завещание...- конверт очутился в потряхивающихся руках, чтобы через мгновение быть преданным в мозолистых, от многолетнего, ежедневного, письма, пальцах. - Оно - причина моего прихода. Можете его прочитать, хотя, избавлю я вас от порчи зрения, Аттерсон, вам и так приходиться носить монокль. - Одним письмом больше, одним меньше...- под нос себе пробормотал нотариус, но больше не жаловался, желая услышать ответ на своей вопрос. А он все никак не приходил в воцарившейся тишине.- Однако... - Во славу Сатане, пока ты созреешь, этот помрёт! Слушай меня, седовласый, - Хайд перехватил на себя влияние над телом, заставив красивое аристократичное лицо исказиться до неузнаваемости. - Джекилл - трусливая псина, что шевеления в кустиках боится! А уж преступления совершать, свою драгоценную репутацию пятнать, так вообще! А мерзкая душонка то грешить хочет, до скрежета зубов в Ад хочет! Тут то, оппа, а дилемма. И что делает благородный учёный, человек чести, филантроп и любимец старушек? Правильно, творит чудеса науки.. Аттерсону пришлось взять себя в руки, чтобы посмотреть на друга. Слова были настолько жуткими, в них просто напросто не верилось. Мужчина знал доктора с юности, даже с отрочества. Даже отороком Джекилл был порядочным, не светлоголовым ангелком, коим казался на вид, но порядочным. Уставшие глаза вернули осознанность, Хайд на время отступил; Генри Джекилл вздохнул. - Я не могу его контролировать, теперь меня контролирует он, это зашло слишком далеко. Я пересёк черту  невозврата, пути назад нет.  - доктор уже было поднялся, но нотариус схватил его за запястье. - Генри, постойте, куда?...Что вы собираетесь делать?! - сердце Габриэля Аттерсона учуяло что-то не хорошее. - Погода подходил для того, чтобы прыгнуть в Темзу, Габриэль. Нет, я не могу так рисковать, уж больно живуч Хайд. Цианид - быстро и просто. Нотариус аж подскочил. В откровенном желании совершить самоубийство ему еще никто не признавался, как реагировать на такие заявления мужчина не представлял. - О чем вы говорите?! Вы никуда не пойдёте, Генри! Джекилл резко помрачнел. - У меня нет выбора. Если раньше Эдвард Хайд был горазд на мелкие гаражи и погромы, то сейчас он, я, думает о худшем из грехов, об убийстве. И если не хотите, чтобы кто-то, или вы, пострадал, то позвольте мне усмирить своеальтер эго единственным действенным методом. - Послушайте, смерть не выход, наверняка есть другие варианты! - не унимался Аттерсон, сократив расстояние между ними, ухватившись на чужую руку, будто утопающий.  - Всех их я перепробовал. - отрезал доктор и с силой освободившись, направился на выход. Ситуация стала безвыходной. Габриэль Аттерсон не знал, что может сделать, имеет ли он право что-то делать. Он не мог ничего сделать. Зато мог Хайд, заставив Джекилла схватиться за стену, покачнувшись. Ледяной смех отскочил эхом. - Что с человеком творит воздержание! Трахни он усатую развалюху сразу, не трахал бы себе мозг, старый идиот. Но двуличные мрази, в фарш бы их покромсать важнее. Хер знает, что подумают лондонские крысы, подай им намёк. А то, что каждый второй ебет шалав, а каждый третий изменяет каждому первому, это так, мелочевка. Хоть спит и видит, как бы повторить лето сорок девятого! - Мистер Хайд! - неожиданно для себя окликнул его нотариус. - Прошу прощения, но что это значит? Эдвард Хайд, а взгляд и спадающие на глаза волосы выдавали его с головой, обернулся с вызовом глядя на мужчину. - Что тебе не понятно, старикашка? Слово "трахнуть" или "ебать". Это значит, - и показал на неприличных жестах.- Смотри, тугодум. Колечко это ты, палец - Джекилл. И он хочет сделать с тобой так. Теперь ясно? - Вы лжете...- неверя прошептал Аттерсон. - Бумажку прочитай, раз язык нормальный не понимаешь. Интеллигенция, высший класс, мать его, тьфу! - скрестив руки на груди, Хайд приземлился в кресло, с такой "грацией", что Ее Величеству, храни ее Бог, поплохело бы. Поправив монокль, нотариус пробежался по аккуратно написанному тексту, наклон которого в некоторых местах менялся. Только вот, это был не привычный документ и не любовный роман, что стоит читать по вертикали. Тут нужно было вчитываться, желательно делая перерыв на что-то по-крепче... *** Когда Аттерсон закончил, на дворе уже был поздний вечер. Дождь прекратился, не затягиваясь по-типично осеннему сценарию на целые сутки. Текст письма закончился, сократив немолодое здоровье. Желая толи подпортить его еще сильнее, толи удостовериться, что написанное не игра воображения, нотариус кинулся перечитывать. Но наткнувшись на сгорбившуюся фигуру взглядом передумал. - Генри, - несмело обратился Аттерсон, подойдя со спины. - Не стоило мне приходить, Габриэль, не стоило. Что ж, по крайней мере никаких недосказанности между нами не останется. Пришлось нарушить типичный сценарий самоубийцы. Не хотелось усложнять ситуацию, но сделанного не исправить. Мне жаль. - Джекилл замолк. Нотариус положил руки на.напряжённые, уже сухие, плечи, от чего доктор вздрогнул. - Я считал, друг мой, что события сорок девятого были для вас обременительными. Честно говоря, меня самого они обременяли, однако, то, что вы написали, Генри...- мужчина большими пальцами надавил на болезненные точки, заставив чужую спину распрямиться, под сдавленный "ох". - застало вспомнить кое-что важное. - Что же?... - выкряхтелДжекилл, напрягаясь от чересчур сильных рук, задевающих защемленные нервы. - Джекилл, вам стоит почаще о собственном здоровье заботиться, в вашем то возрасте. Мы не молодеем, друг мой, а вы на себе опыты ставите, право дело, как на лабораторной крысе ! - поворчав, усмехнулся в усы Аттерсон, добавив мягким тоном, - Я вспомнил, что то лето, Генри, было лучшей в моей жизни порой, о которой я не сожалел никогда. И пусть здоровье уже не то, да и воспоминания уже покрылись паутиной, но чувства, к счастью или к сожалению, никуда не делись. Доктор повернул голову, поражённо уставившись на нотариуса. Всего на секунду став тем молодым человеком, настоящим идеалистом, желающем совершить научный прорыв ради самой науки. Покачав головой, мужчина грустно улыбнулся и поднялся, произнося: - Жаль прошлого не исправить. Мы уже не молоды, мой друг. Я уже обеспечил себе место в Аду, утягивать вас туда своей грязной душонкой не собираюсь. Пусть Аттерсон славился спокойным нравом и флегматичным темпераментом, всякому терпению приходит конец. Мужчина просто схватил друга за плечи и глядя в глаза произнес: - Генри, поверьте, причина по-которой мне не близка "Божественная комедия" то, что я материалист и концепция души мне непонятна. И как мне бояться Ада, раз я в него не верю? Не верю я и в то, что ваша душа мерзка. - Но Хайд! - возразил доктор. - Последуйте, наконец, моему совету и не поддавайтесь на провокации мистера Хайда, - прошептал Аттерсон. - Как?!...- умоляюще спросил Джекилл. - Смена обстановки, по моему опыту, отлично помогает отвлечься от лишних забот. Джекилл, что вы думаете о климате Новой Зеландии?