Сейчас

      Ханджи никогда не стеснялась выражать свои чувства тем образом, который был для нее удобен. Вот и сейчас она, не заботясь о том, что он о ней подумает, кряхтела, сопела и растирала левую ногу; но вовсе не для того, чтобы Леви обратил на нее внимание и пожалел — просто потому что болело. Некоторое время Леви и правда молча наблюдал за ней, но все-таки не сдержался и спросил:       — Что с ногой?       — А-ай! Да чертовщина какая-то! — с энтузиазмом отозвалась Ханджи. Она расставила ноги и, морщась, продолжала мять внутреннюю сторону бедра. — Этими ремнями все ляжки стерла!       Леви перевел взгляд на ее брюки: в отличие от его собственных почти идеально белых, обе штанины Ханджи были в пятнах, следах от травы и земли, и от них даже с такого расстояния пахло какими-то химикатами. Аккерман брезгливо поджал губы — ну как она позволяет себе ходить в таком виде?       — Неудивительно. Ты ведь никогда нормально не застегиваешь крепления, — холодно пробормотал он. — Вечно быстрей-быстрей, и побежала.       — А-ха-ха! — захохотала Ханджы, запрокидывая голову. — Ох, Леви, как же ты прав. Никогда не могла нормально с ними справиться. Всегда то крепление не до конца щелкнет, то ремень в сторону съедет, то не замечу, что где-то что-то порвалось… — женщина устало вздохнула и еще раз провела ладонью по тому месту на ноге, где болело. Леви снова поджал губы. — Помнится, меня даже хотели отчислить из кадетского корпуса, потому что я так ни разу нормально и не сдала экзамен, а-ха-ха.       — Ты этого не рассказывала, — чуть приподнял брови Аккерман. — Я помню только, что тебя вроде бы рекомендовали как блестящего бойца.       Ханджи хрюкнула.       — Не может быть. Я почти всегда все делала не так.       — Да? А мне вечно тыкали тебя как пример идеальной скорости реакции.       Лицо Зоэ просветлело, словно она действительно находила это смешным.       — Вот как? Ну, может быть. Без хорошей подготовки я, наверное, просто не сидела бы здесь. Хотя, знаешь, хорошая подготовка не значит ровным счетом ничего, когда ты сталкиваешься… с ними.       — С титанами.       — Ну да. — Леви показалось странным, что Ханджи не говорит вслух слово «титаны», хотя обычно готова пищать о них дни напролет. — Посмотри вокруг: кто из нас был подготовлен плохо? И тем не менее, за столом нас всего двое.       — Другие просто закончили ужинать, — попытался неловко вывернуться Леви, хотя понял, что Ханджи имела в виду: речь шла, конечно, не об их молодых товарищах, а о людях, с которыми они двое работали бок о бок многие годы. Отряд Ханджи, отряд Леви, Эрвин Смит. Оставшиеся в живых ветераны были рассредоточены, либо связь с ними оборвалась так давно, что теперь приходилось учиться работать заново, притираясь и не доверяя. Что ж, их действительно осталось только двое.       Мысли об ушедших соратниках не били так сильно, когда Леви оставался с ними один на один — всегда можно было отвлечься на тренировку, книгу, заставить себя уснуть. Но сейчас, сидя вместе с Ханджи, думая об одном и том же, Леви не ощущал того, что называют облегчением. У него не получалось разделить свою ношу на двоих: наоборот, она как будто стала в два раза тяжелее — и своя, и ее. И Леви знал, что Ханджи чувствует то же самое: он видел, как опустились ее плечи, а от хорошего настроения не осталось и следа. И как за пять минут они умудрились перейти от веселых воспоминаний к… к этому?       Ханджи никогда не показывалась на людях грустной или подавленной, хотя боли и потерь у нее было не меньше, чем у других ветеранов. Что поделать — такая натура. Она скакала по округе какой угодно: радостной, активной, сосредоточенной, взбешенной, но никогда испуганной или печальной. Или апатичной. И сейчас, видя, как отчаяние овладевает Ханджи, Леви чувствовал себя неуютно, и ему хотелось стереть это ощущение из собственной головы, из тела.       Леви осторожно потянулся и положил голову Ханджи себе на плечо, а сам согнулся, словно пытался защитить эту женщину от воображаемого ветра. Сейчас он жалел, что у него нет широких плеч и высокого роста, как у Эрвина или Жана, и он не может обхватить Ханджи, скрыть в своих объятиях. Вообще-то Леви почти никогда не комплексовал по поводу того, что он такой маленький (или, по крайней мере, успешно делал вид, что не комплексует) — именно «компактность» и ловкость помогли Леви Аккерману стать лучшим бойцом разведкорпуса. Но сейчас… Сейчас…       Рукав форменной кофты стал мокрым от дыхания Ханджи — она тяжело сопела ему в плечо, сжавшись и сложившись рядом с ним на своем стуле. В обычное время Леви бы пришел в ужас, что кто-то обслюнявливает его одежду, но сейчас это не имело значения. Как закрыть расползающуюся дыру в груди — вот гораздо более насущный вопрос.       — Ты хорошо справляешься, очкастая, — прогундел он, неловко хлопнув Ханджи по спине. Она промычала в ответ что-то нечленораздельное, и Леви тяжело вздохнул. Он и сам был опустошен и изранен и не чувствовал в себе сил помочь кому-то другому. Но Ханджи была права — они одни остались друг у друга, только за нее он может цепляться в этой череде тягучих, наполненных отчаянием дней. За долгие годы они стали частью друг друга, разделив тяжесть быта военных, кровавые сражения и страх смерти, потерю дорогих обоим людей. Будь они родственниками и то не смогли бы быть ближе, чем сейчас, поэтому все, чего Леви хотел — это облегчить страдания самого дорогого для него человека, успокоить ее и дать время на передышку. Видит Бог, передышка нужна была Ханджи как никогда.       — Я думаю, Эрвин сделал неправильный выбор, — забубнила вдруг она, и Леви вздрогнул от неожиданности, потому что ее голос отдался вибрацией где-то у него в плече. Однако Зоэ продолжила: — Та смертельная атака была ошибкой… мы бы нашли лучший вариант…       — У нас не было времени, — немедленно ответил Аккерман, сильнее сжимая женщину в объятиях, отгоняя призрачное чувство потери. — У нас не было выбора. Мы сделали все, что смогли.       — Я часто повторяю себе это, но легче не становится, — Ханджи повернула голову, и теперь ее голос звучал четко.       — Легче не станет, — фыркнул Леви. Уж он знал это наверняка.       — Думаю о том, как хочется тебя укусить, — произнесла внезапно Ханджи. Капрал скривил губы и послал скептический взгляд взъерошенной макушке у него под подбородком. Иногда эта бешеная ученая становилась просто невыносимой, но сейчас необъяснимым образом Леви почувствовал облегчение.       — Укуси, — отозвался он и ощутил смех Ханджи, который обжег ему плечо. Женщина поднялась и озорно взглянула на него — так, как смотрела всегда.       — Ты меня балуешь.       Это была неправда. Объятия, что они подарили друг другу, были едва ли не первым нежным прикосновением, которым они обменялись за долгие годы. И все же, когда Ханджи отстранилась, Леви задержал ее руку в своей и крепко сжал ее пальцы. Зоэ благодарно улыбнулась ему и поднялась из-за стола.       — Что-о-о-о ж! Должно быть, наши оболтусы думают, что мы здесь коньки откинули? Пойдем, Леви! Надаем им по заднице!       Дурацкий смех Ханджи звучал в его голове все то время, что они отчитывали выпучивших от страха глаза новобранцев.