Сдать экстерном, или Мой репетитор

Если у тебя нет врагов, значит счастье от тебя отвернулось. Т. Фуллер ©. Каждая новая истина начинается с шокирующей ереси. Маргарет Деланд ©.

      Фран Кёнэ, придерживая свою огромную чёрную папку с картиной и бумагами для рисования, шёл по узкой улочке. Небо было затянуто серыми облаками, и с минуты на минуту норовил брызнуть дождик, но зеленоволосому парню было всё равно, ведь на горизонте уже показалась его «художка». Белое красивое здание с надписью «Scuola delle Arti», что в переводе с итальянского означало «Школа искусств». Были здесь, как вы уже наверное догадались, не только кружки рисования, но также пения и т.п. Фран сегодня решил выйти рано — всё равно делать дома было нечего. Вновь взглянув с утра на свою картину, Кёнэ осознал, что вчера, видимо, был очень не в себе, раз посчитал её хорошей работой. Да и накалякал вдобавок бог знает чего, что казалось ему сейчас просто лишним и некрасивым. Про себя парень проклинал Рокудо, хотя, в общем-то, оснований на то у него не было, но именно его Фран считал причиной своего хорошего настроения вчера вечером.       Тем временем зеленоволосый уже скрылся за входной дверью своей художественной школы. В просторном холле, кроме сонного охранника, ещё никого не было. Это и понятно: Фран пришёл за час до занятий. Но он знал, что дверь в их кабинет будет открыта — их учитель по рисованию тоже любил приходить рано и, отперев дверь, куда-то уходил. Вообще, этот препод был очень странным, во всяком случае, для Франа. Звали его Луссурия. Но о нём чуть позже…       Кёнэ из холла сразу свернул налево — к широкой лестнице — и начал подниматься по ней на третий этаж. Оказавшись наверху, Фран пошёл по светлому просторному коридору до конца. Там виднелась приоткрытая дверь. Как и предполагал зеленоволосый. Хотя, если по каким-то причинам Луссурия не открывал дверь, парень останавливался в рекреации. Там было очень красиво: белоснежные диванчики и кресла, удивительные и красивые растения, милые столики с разноцветными журналами по искусству, которые беспорядочно лежали на них, а также большой аквариум с рыбками самых разных пород и окрасов. Приятным бонусом был также открытый вай-фай, хотя Кёнэ было на него плевать. Франу нравилось там сидеть, особенно когда никого не было. Но сейчас ему пришлось пройти мимо этого чудесного места.       Зеленоволосый взглянул на часы, висящие на стене в рекреации — время было 10:09. Вздохнув, Фран прошёл ещё немного и остановился около нужной двери. На медного цвета табличке было написано красивым шрифтом «Disegno dellʼarmadio», то есть «Кабинет рисования». Дверь была немного приоткрыта, поэтому Кёнэ, отодвинув её носком ботинка, вошёл в просторную комнату, на автомате произнеся:«Здрасте!» Но в кабинете, как и ожидал он сам, совершенно никого не было. Комната же эта была просторная, в светлых тонах, как и вообще само здание, этажи, холл; размером она была примерно как средний класс, везде были расставлены стулья, рядом с ними мольберты, кое-где были и столы. Зеленоволосый прошёл за свое любимое место рядом с окном. Конечно, природа сегодня не радовала глаз — ведь зарядил настоящий ливень — но Фран умел находить и в этом какую-то красоту. Хотя не знал, как будет добираться до дома, если ливень продолжится — он сегодня забыл свой зонт. Но это пока не так сильно его волновало, больше всего Кёнэ сейчас не знал, что делать с картиной.       Сев на свой стул, парень начал открывать свою папку, доставая оттуда работу. Теперь стоит рассказать, что же такое рисовал Фран. На его картине, если смотреть издали, казалось, будто всё было очень чётко прорисовано. Но на самом деле, если приглядеться, то можно увидеть, что всё было сделано небольшими мазками. А в общем, такой приём выглядел очень даже хорошо, и безумно нравился самому Франу. На его картине был изображён луг. Ну, а что? Зеленоволосому очень нравилась природа, и в своих творениях он очень часто рисовал именно такие пейзажи. На переднем плане находились красный мак с чёрной серединкой и гвоздики, немного другого оттенка алого цвета. Среди них виднелись высокие зелёные травинки, и также какие-то жёлтые цветы. Наверное, это было единственным, что хорошо прорисовал Фран. Остальное, как и говорилось выше, было нарисовано мазками. Далее, за маками и гвоздиками, раскинулся луг со всеми возможными цветами разных оттенков. Порой даже не было видно травы. Это и казалось самому Кёнэ существенным минусом: не может быть так много цветов, чтоб они даже затмевали собою зелень. Далее, за ними, находились синие угрюмые горы и белоснежные облака, некоторые из них, словно пушистые шапки, покрывали вершины гор, а некоторые беззаботно мчались вдаль… Но, в общем, этот пейзаж был не только красивым — даже немного сказочным. Яркие цвета очень оживляли общее виденье картины.       Но, как и любому творческому человеку, Франу не нравилось нарисованная собственноручно картина. Да и вчера, от какого-то приступа хорошего настроения, он, как ему казалось, нарисовал слишком много цветов на заднем плане. Но что поделать? Уже ничего, но кое-чего Кёнэ всё-таки хотел доделать: прорисовать горы. Чтобы они выглядели немного пострашнее. Так сказать, сделать контраст. Поэтому, доставая из своего рюкзака кисти и краски, Кёнэ хотел приступить к своему занятию.       Для зеленоволосого время шло быстро, но на самом деле прошёл уже час. А это значит, что сейчас все будут понемногу подходить. Сначала, конечно, вернулся откуда-то Луссурия. Это был мужчина лет тридцати с чем-то немного необычной внешности. На его голове было сделано что-то типа ирокеза на одну сторону, вторая же сторона была почти лысая. Одна часть волос была светло-зелёная, а другая — красная. Он постоянно носил солнцезащитные очки, даже зимой. Редко его можно было видеть без них. Фран, сколько ходил в эту школу, ни разу не видел его без них. А может, и видел, но забыл. Одевался этот тип тоже как-то странно: воротник его чёрного пиджака был обит каким-то мехом, крашеным в красный цвет. А в остальном его одежда была нормальной: белая рубашка с галстуком и брюки. Вёл себя Луссурия очень необычно, кто-то даже поговаривал, что он пед… Не той ориентации, в общем. Но Кёнэ было как-то всё равно, лишь бы его не трогал. Больше Франу нравилось, как он преподавал. Луссурия в своём деле был знатоком.       Сейчас же, напевая что-то весёлое себе под нос, он сказал:       — О, Фран! Доброе утро!       — Здрасте! — «Ещё раз», — подумал про себя Кёнэ.       — Ты, как всегда, приходишь очень рано, — заметил Лусс, а потом добавил: — Ну, как там твоя работа?       — Почти готова. Осталось только кое-что подрисовать, но мне отчего-то не нравится, — Луссурия подошёл к Франу и внимательно взглянул на его работу. Вскинув руки, он охнул от удивления.       — Как? Фран, как тебе это может не нравиться? Да эта картина должна побить все остальные в своей необычайности и красоте! — восклицал Луссурия, активно жестикулируя. Зеленоволосый ему как-то не верил. Он даже не мог понять, что так понравилось его учителю в этой мазне. Но делать было нечего, всё равно завтра «это» попадёт и на конкурс, и на всеобщее обозрение.       — Ладно, Фран, доделай пока всё, что хотел доделать: советую тебе немного затемнить облака, которые на вершинах, и горы чуть-чуть прорисуй. А так всё замечательно! — Луссурия возвратился к своему столу. Кёнэ же, макая кисточки в краски, приступил к недоделанной работе. Вроде и прошло перед приходом учителя так много времени, а всё равно он ровным счётом ничего не успел.       Тем временем в кабинет стали приходить остальные занимающиеся рисованием люди. Первее всех пришла Розетта: милая девушка примерно на год младше Франа, со светло-русыми, немного волнистыми, волосами чуть ниже плеч и серо-голубыми большими глазами. Разглядывать, во что она там была одета, зеленоволосому было некогда, но что-то нежное и лёгкое замечалось всё время в её стиле. Она тоже тащила с собою папку с картинами. Рисовала, кстати, вполне неплохо. Девушка, поздоровавшись с учителем, уселась на стул дальше от Кёнэ и начала доставать свои работы. Они о чём-то там разговорились с Луссурией, но Фран не слушал, уж слишком был занят своей картиной.       После Розетты стали приходить и другие. В комнату вошёл парень лет пятнадцати с карамельного цвета вихрастыми волосами и такого же цвета глазами. Сразу же за ним вошёл другой парень — немного выше ростом первого — с пепельного цвета волосами почти до плеч и светло-зелёными глазами. Это были Савада Тсунаёши и Гокудера Хаято. Кстати, первый по национальности был японцем, хотя так сразу Фран и не заметил: уж такие были у него красивые и большие глаза, что его можно было вполне принять за европейца.       Гокудера и Тсуна были лучшими друзьями, но Кёнэ даже не представлял, как они сошлись, ведь были полными противоположностями друг друга. Савада имел мягкий, покладистый характер, из-за чего хорошо сдружился с Розеттой, был не конфликтным человеком; Гокудера же мог накричать на кого-нибудь без какой-либо на то причины, вообще, был неразговорчивым и угрюмым типом. Во всяком случае, для всех остальных, лишь только с Савадой он был, видимо, самим собой. Девушка поприветствовала Тсуну и они начали что-то активно обсуждать; в этот разговор, ясное дело, Фран не вслушивался. После вошла какая-то девушка, имя которой даже не потрудился запомнить зеленоволосый. По всей школе она слыла шлюхой и вообще, была очень странной. Одевалась и красилась эта особа вызывающе и переспала, наверное, с одной третью всего мужского коллектива здесь, если не с половиной; Кёнэ искренне не понимал, что делал такой человек в творческой сфере. Всё-таки, это школа искусств, а не публичный дом. Но да ладно, чёрт с ней, с этой будущей проституткой!       После вошли какие-то две подружки, очень похожие друг на друга, которые что-то бурно обсуждали. Они были примерно одного роста, с длинными волосами каштанового цвета и тёмными глазами. Даже одеты были примерно одинаково. Байс и Беатрис — были их имена. Тоже, в общем, очень схожи! Кажется, когда-то они сохли по Франу, но вскоре, как тот их отшил, наконец отстали. Лет им было не больше четырнадцати. Дальше вошли в кабинет два парня и одна девушка. Парней звали Алессио и Торе, девушку же, сестру Алессио, звали Марта. Они с братом были очень похожи, оба имели блондинистые волосы и карие глаза.       Фран некоторое время ещё отрывался от своего занятия, чтобы поглядеть, кто зашёл на этот раз, но вскоре это ему наскучило, и он решил полностью погрузиться в рисование. Потом его стал раздражать звук постоянной болтовни, и он выудил из своего рюкзака наушники с плеером. Только лишь когда в его ушах зазвучала мелодия, Фран успокоился и вновь продолжил. Таким образом прошло достаточно много времени, и Кёнэ неожиданно почувствовал, как его плеча кто-то коснулся. Он вовсе не испугался или что-то около того, просто, выдернув один наушник из уха, поглядел в ту сторону. Это оказался Луссурия, хотевший, судя по всему, сказать ему нечто важное. Про себя Фран подумал, что это странно… Тогда, когда до его плеча коснулся Рокудо, он… вздрогнул, словно почувствовал в том прикосновении… Да чёрт знает что! но оно было приятно. Сейчас же, когда до него дотронулся Лусс, Фран не почувствовал ровным счётом ничего.       — Эй, Фран, ты меня слушаешь? — поджав губы, спросил Луссурия.       — А? Что вы говорили? — Кёнэ и не заметил, как воспоминания увлекли его в свою пучину. С ним такое было впервые.       — Да что с тобой? Влюбился что ли? — на лице у учителя появилась хитрая улыбка, но он продолжил: — В общем, я хочу сказать тебе, что у тебя… хм… как бы это сказать… есть соперник.       — Какой соперник? — не понял Фран.       — Ну, я про конкурс. Я, да и остальные учителя по рисованию, перед проведением конкурса, мягко говоря, делают ставки на какого-либо ученика. В этот раз все были стопроцентно уверены в тебе: и я считаю, что у тебя определённо талант. Но! появился один человек, бывший ученик нашей школы, который выпустился несколько лет тому назад. По секрету тебе скажу: пренеприятнейший человек, хоть и одарённый… И… Ты же знаешь, на этом конкурсе… могут участвовать работы абсолютно все, не только нашей школы. Поэтому он, как-то хитро провернув все дела, оказался зачисленным в один институт искусств. Соответственно — может участвовать. Я не спорю, быть может, он действительно очень талантлив, но… было что-то в его рисунках ужасающее, тёмное, страшное… — Луссурия понизил голос, словно что-то про себя вспоминая. Кёнэ пока мало понимал, в чём суть этого рассказа.       — Так вот! Когда он ещё обучался в нашей школе, то тех, кто пытался с ним соревноваться, запугивал каким-то образом до такой степени, что они отказывались от участия добровольно… Это, наверное, самое страшное. На этот раз он опять думал сорвать куш, да не тут-то было: появился такой гениальный художник, как ты. Один раз увидев твои картины, он взбесился невероятно. Верно, понял, что на этот раз ему, с его мрачными картинами, не выиграть… Поэтому… недавно мне сообщили, что он… едет к нам, дабы увидеться с противником! — закончил свой рассказ Лусс на этой печальной ноте, сам тяжело вздохнув.       Фран, ещё мало врубаясь в сказанное своим учителем, понял лишь только то, что к нему едет конченый псих, дабы убить на месте. Знал, знал же он сам, что рисование однажды доведёт его до плохой жизни! Однако, собравшись с мыслями, Кёнэ спросил:       — Хоть как зовут моего уб… соперника?       — Бельфегор… Бельфегор Каваллини, — ответил Луссурия, опустив голову. До того зеленоволосому не приходилось слышать о таком имени, но что-то в нём звучало как-то пугающе.       — Понятно, — более или менее равнодушно сказал в ответ парень, вновь бросив взгляд на свою картину.       — Я бы тебе не советовал быть таким равнодушным… — проговорил Лусс.       — А что? Что этот тронутый может мне сделать? Я должен что ли носиться по кабинету с криками и орами, боясь до ужаса этого помешанного психа? — громко спросил Фран. И зря. Так громко-то.       — Ши-ши-ши! Ну да, — около двери раздался странный смех и голос. Кёнэ и Луссурия повернули голову в ту сторону. На пороге их кабинета стоял парень лет двадцати трёх-двадцати четырёх с растрёпанными блондинистыми волосами и безумной улыбкой. Его чёлка была настолько длинной, что закрывала глаза. Сам он был одет в белые брюки и пиджак, под которым виднелась футболка с какой-то надписью.       — Эм… дяденька, вы кабинетом не ошиблись? Наверное, из-за такой чёлки и не видно… — спросил Фран, но в глубине души, конечно же, догадался, кто находится перед ним. Луссурия же, осторожно толкнув его локтем, тихо прошептал:       — Это и есть Бельфегор… Лучше не зли его, Фран… — а погромче произнёс, обращаясь к парню: — О, здравствуй, Бел! Сколько времени мы не виделись!       Каваллини же, усмехнувшись, кивнул ему и ответил, подходя ближе:       — Да, Луссурия, привет! А это тот сопляк, с которым я соревнуюсь, да? — он ухмыльнулся, указав на Франа.       — Да ну тебя, Бельфегор, Фран хорошо рисует! — своим приторным голосом ответил Лусс, натянуто улыбаясь и манерно скрестив руки на груди. Бел лишь хмыкнул в ответ, и Франу отчего-то показалось, будто тот его разглядывает. Хотя его глаз и не было видно, но мерзкое чувство никак не отпускало парня. Ему снова почему-то вспомнился его учитель… когда Мукуро разглядывал его, было не до такой степени неприятно, а сейчас… Брр!       Тем временем Бельфегор, подойдя вплотную к Кёнэ, грубо взял его двумя пальцами за подбородок.       — Мм… Какие у тебя яркие зелёные волосы… Давай я буду называть тебя лягушкой? — нагло проговорил он.       — А у тебя такие пушистые и мягкие блондинистые волосы, давай я тебя также обзову как-нибудь? К примеру, болонкой? — ответил Фран, с некой победой замечая, как изменился в лице Бел, а его подбородок сжали пальцы ещё сильнее. Кёнэ казалось, что ещё немного и взгляд изничтожит его прямо на месте. Но обстановку разрядил Луссурия, встав между ними и примирительно говоря:       — Ну же, мальчики, хватит ссориться! Завтра выиграет сильнейший!       — Хм… — Бел отошёл на некоторое расстояние от них, — Да, и умнейший. Лягушка, завтра у тебя не будет никаких шансов с твоими намалёванными лугами, так что приготовься к поражению!       Произнеся это, блондин скрылся. Зеленоволосый удивился тому, что этот псих успел и на его работу глянуть. Все присутствующие на тот момент притихли, наблюдая за происходящим. Как только странный тип вышел, сразу же поднялся неимоверный шум. Все обсуждали Бела: девчонки начали гадать, есть ли у него девушка и кто же займёт её место, если таковой нет; кто-то называл его странным, ну, а Фран… он просто понял, что нажил себе всего лишь за две минуты врага на всю оставшуюся жизнь. Нормальный такой денёк!       Лусс, что-то сказав Кёнэ насчёт того, чтобы он не принимал слова близко к сердцу, отправился за свой стол. Фран же, немного придя в себя, принялся дорисовывать. Когда закончил, то увидел, что время уже было два ровно. Зеленоволосый начал собираться, а Луссурия попросил его сдать картину, чтобы завтра он смог отнести её на конкурс.       — С ней точно ничего не случится? — спросил Фран, отдавая её Луссу. Тот успокоительно положил свою руку на его плечо и произнёс:       — Точно-точно, Фран! Я тебя уверяю, чтобы не говорил этот Бельфегор, всё будет в порядке. Он больше любит запугивать жертв, чем что-либо делать, так что… Не переживай! Отдыхай сегодня, а завтра приходи в двенадцать сюда… ну ты помнишь в общем, куда именно, — ответил Луссурия, спрятав картину в отдельную папку. Кёнэ, кивнув, перекинул рюкзак через плечо и, сказав «До свидания!», вышел. Отчего-то ему казалось, будто где-то его точно ожидает Бельфегор для того, чтобы убить. Но зеленоволосый отбросил от себя эти дурацкие мысли и поплёлся к выходу из «художки». Лишь ему, как участнику данного конкурса, разрешали уходить на час раньше.       Только оказавшись уже на крыльце своей школы, Фран заметил, что дождь не прекратился и, видимо, не собирался в ближайшее время. Серое небо и проливной дождь. Что может быть романтичнее, особенно когда ты забыл зонт? Но Кёнэ было как-то всё равно, ведь он, всего несколько минут пробыв под дождиком, уже вымок так, будто его облили с ног до головы водой. При чём холодной.       Было жутко неприятно, холодно, да и до дома оставалось зеленоволосому ещё идти и идти, поэтому он задумался о чём-то своём, мало обращая внимания на окружающий его мир. Людей было мало: кто сунется в такую мерзкую погоду на улицу? а кто и вышел, то были, видимо, сильно вынуждены сделать это. Привыкнув к падающим крупным каплям, Фран даже не заметил, как внезапно они прекратились. Он подумал, что, может, оказался под козырьком, но был не совсем прав, когда услышал знакомый голос рядом:       — Оя-оя! Фран, ты ли это? — Рядом с парнем стоял Мукуро, который смотрел на того очень внимательно.       — А, Мукуро-сенсей, это вы! — в глубине души Кёнэ, конечно, был и удивлён, и рад такой встрече, но пытался не подать виду. — Как вы здесь оказались?       — Да так, были свои дела… — проговорил Рокудо, а потом добавил: — Может, тебя довести до дома или тебе уже всё равно?       Фран неопределённо пожал плечами и почему-то был уверен, что вновь ощутит на своей коже холодные капли — ведь это его учитель, он вполне может сделать так, — но очень удивился, когда этого не произошло. Кёнэ удивлённо взглянул на синеволосого.       — Как? я думал, вы уйдёте.       — А надо? — хитро спросил Рокудо, не поворачиваясь к Франу. — И вообще, мой глупый ученик, уж не такой я плохой, каким кажусь.       — Ясно… — зеленоволосый опустил голову, словно задумавшись о чём-то. После он выдал:       — Да вы и не особо кажитесь плохим! — Кёнэ серьёзно смотрел на Мукуро, сам не понимая, что городит. Тот, удивлённо взглянув, в свою очередь, на парня, спросил:       — Правда?       — Правда!       — Ну, пускай будет так… — ответил Рокудо, пожав плечами. Наступило молчание, разбавляемое лишь постукиванием капель по крышам. Наконец репетитор начал:       — Что? Ты занимаешься в художественной школе? — Фран кивнул.       — Понятно… Хорошо рисуешь, кстати, — добавил синеволосый.       — Блин, так вы видели? — Кёнэ потерял последнюю надежду на то, что его учитель не заметил картины.       — Что видел? Картину-то? Конечно! — Рокудо усмехнулся тому, как зеленоволосый заметно изменился в лице: — Да ладно тебе!       — Блииин! Её никто не должен был видеть! Она не была доведена до совершенства! — не унимался Фран, проклиная себя за неосторожность.       Рокудо остановился и развернулся лицом к Кёнэ, внимательно вглядываясь в него. Парню тоже пришлось это сделать и, развернувшись к нему, он немного не понимал причины такой резкой остановки. Только сейчас Фран осознал, что Мукуро был совсем рядом. Ему пришлось поднять голову, ведь учителю он доходил ростом лишь до плеча.       — Фран, пусть… я буду единственным, кто видел её в несовершенном виде. По идее, мой ученик, ты сейчас тоже несовершенен… — Рокудо остановился и, осторожно подняв руку, аккуратно убрал мокрую прядь со лба Кёнэ. Тот ощутимо вздрогнул. «Блин, снова это чувство… Да что за фигня такая творится?» — про себя не понимал Фран, а в действительности спросил:       — В смысле, Мукуро-сенсей? Я не понял.       — Ну, вот ты сейчас хочешь сдать экстерном, верно? Когда я к тебе пришёл, ты ещё ничего не знал. Но, когда я уйду от тебя, у тебя будет очень хороший багаж знаний. И с этими знаниями ты закончишь и сдашь сразу два класса, а после — поступишь в институт, соответственно, добьёшься своего идеала. Но это лишь твой идеал на «сейчас», потом же у тебя появятся другие цели, и ты к ним будешь идти, но… Смысл, думаю, ты понял, — Мукуро как-то чарующе улыбнулся. Кёнэ, конечно, всё понял, но что-то такое зацепило его в рассказе Рокудо. Он сам пока не понимал, что именно, но кое-какие выводы для себя сделал.       — Да, я понял… — зеленоволосый вновь опустил голову, стараясь не вглядываться в глаза своего репетитора. Тот, усмехнувшись, продолжил:       — Но ладно, Фран. Мы уже около твоего дома, так что… надеюсь, до понедельника! — Мукуро взял парня за подбородок и поднял его голову повыше. Кёнэ, вновь отчего-то улыбнувшись, кивнул.       — До свидания, Мукуро-сенсей. Спасибо, что проводили, — Рокудо лишь кивнул и пошёл по улочке прямо. Фран, некоторое время провожая его взглядом, зашёл в подъезд. Сегодня он опять не понимал себя. Вроде бы он, Фран Кёнэ, — самый пофигистичный и язвительный человек, а превращался в какую-то чувствительную девчонку рядом с учителем. Это отнюдь не нравилось самому зеленоволосому, но каждый раз, пытаясь что-то предпринять или исправить, он опять начинал вести себя также.       Весь оставшийся день Фран проклинал Рокудо, и его самой частой мыслью было «Этот чёртов Мукуро!» Ну, а также он вспоминал своего новоиспечённого соперничка — мистера Бельфегора Каваллини. А в общем, спокойный такой денёк выдался!