Это конец

Он истекал кровью из-за колотой раны в животе, прислонившись спиной к стене в развалинах заброшенного склада и не сдерживая слезы, поскольку рядом не было никого, кто смог бы упрекнуть его в слабости. Наверное, он должен был догадаться. Но сколько бы кошмаров ему ни снилось, что он снова попал в ловушку апокалипсиса, снова оказался в изоляции после того, как вернулся к своей семье... Большая его часть думала, что он в безопасности, что это больше не повторится. Что это не должно повториться – что этого не будет, потому что у него были люди, которые поддерживали его так же, как и он поддерживал их. Вероятно, он переоценил привязанность своих братьев и сестер к нему. В конце концов, он думал о них, и они были его главной силой для выживания, но это не значит, что они чувствовали то же самое. На самом деле это не так. Он был всего лишь слабым детским воспоминанием, которое вернулось еще более злым и в итоге испортило им всем жизнь. Неудивительно, что они бросили его при первой же возможности. Возможно, это было несправедливо. Он понимал, что это был трудный выбор, и уйти без него – единственный выход, который у них был. Он также слышал, как Ваня звала его, а Диего решительно, но, вероятно, бесполезно сказал ему «Мы вернёмся за тобой». Нет. Они не вернутся за ним, этот портал открывается только один раз, и теперь он застрял во временной шкале, в которой никогда не будет его братьев и сестёр, совершенно недоступной для них. И они оставили его здесь. Пятый считал, что он должен быть доволен, удовлетворен. Он спас своих братьев и сестер, и без него, вероятно, не было никаких причин для Комиссии или любого другого пространственно-временного убийцы преследовать их. Черт, они находились в правильной временной шкале, и над ними не нависал апокалипсис. Он сделал это, он должен быть счастлив. Но ему всё равно было больно. На протяжении большей части своей жизни он думал о них, и иногда на подсознательном уровне ему казалось, что они тоже думают о нем. Он думал, что когда спасет их, то сможет жить вместе с ними, жить своей собственной жизнью, в которой ему не придется быть таким мучительно одиноким. Всего лишь несколько беззаботных лет. Он был наивен, думая, что это возможно. Он всегда оставался один. Он провел большую часть своей жизни в одиночестве, и только галлюцинированные слова манекена в его голове составляли компанию. Когда его завербовала Комиссия, он тоже работал один. Пятый считал, что никто просто не хотел с ним работать – вероятно, это было хорошее решение с их стороны. Оно пощадило их... избавило от ужасов необходимости быть с ним, догадался тогда он. Может быть, ситуация «я умираю, в то время как моя семья, за которую я боролся всю свою жизнь, решила бросить меня» делала его чересчур мелодраматичным. Но кого это теперь волновало? Он устал быть сильным, он был сильным так долго, даже когда так сильно хотел сдаться, ради них, чтобы потом они... Они оставили его. Бросили его. Решили, что так будет лучше для всех, для семьи. Так что, может быть, ему все-таки не было места в семье, у него его никогда и не было. Все его фантазии о возвращении, о людях, с которыми можно было бы поговорить, о людях, которые любили его и которые наслаждались его обществом... Это были всего лишь фантазии. Он отсутствовал дольше, чем был с ними, а когда вернулся, он был этим озлобленным стариком с лицом их младшего брата. Честно говоря, ему не было места ни в их жизни, ни в чьей-либо ещё. Он беспокоил и создавал проблемы везде, куда бы ни пошел. Он был грубым, пренебрежительным, пьяницей и не умел танцевать. А теперь он был еще и маленькой плаксивой сучкой вдобавок ко всему. Но разве можно его винить? В лучшие годы своей жизни он превратился в ребёнка-солдата. И это были лучшие годы. Так что можно было представить, какой была остальная часть его жизни. Поскольку он умирал, Пятый хотел, по крайней мере, сохранить хороший образ, хорошее воспоминание. ...но в голову ничего не приходило. Потому что вся его жизнь была испорчена насилием, одиночеством, болью, ужасами, ещё большим одиночеством. И теперь он тоже собирался идти один, после того, как сражался так долго, миссия выполнена, но на отдых нет времени. Наверное, это и к лучшему. Без каких-либо действий все его призраки и травмы смогут выйти наружу, а он не хотел этого. Он также не хотел, чтобы его братья и сестры видели, как он напивается до смерти, чтобы остановить кошмары. Возможно, это был лучший исход. Пятый только хотел, чтобы это было не так больно. Потому что он знал, что не стоит надеяться на спасение, как бы Диего не пытался убедить его. Буквально десятилетия научили его, что если он хочет спастись, то должен сделать это сам. Поначалу он был полон надежд. Он был ребенком, и у него была семья, обладающая разнообразными сверхъестественными способностями. Он думал, что они найдут его. Он думал, что они прошерстят все время и пространство ради него, и что они не остановятся, пока не найдут его и не спасут из того ада, в котором он жил. Но когда он вернулся, то обнаружил, что все они продолжают жить своей жизнью, избегая его портрета в особняке, стараясь не думать о нем слишком много. Это тоже было больно. В Апокалипсисе, будучи ребенком, а затем одиноким взрослым, он часто представлял себе свое возвращение, как способ дать себе надежду, найти немного энергии, получить некоторое метафорическое эмоциональное тепло. Он представлял себе, как остальные улыбаются, радуются и просто ужасно счастливы, что он вернулся. Они баловали его, они обнимали его, они готовили ему еду, они говорили ему, как сильно они скучали по нему. Это было то немногое утешение, которое он мог найти в своей одинокой жизни, и оно иногда даже заставляло его улыбаться, даже на холоде, в окружении пепла и трупов. Это приносило ему надежду, это было... как будто это был один из величайших моментов в его жизни. Он немного волновался, что они не узнают его, но он расскажет им, и они поверят, и это будет чудесное воссоединение. Как в сказке. С течением времени он становился все холоднее, а фантазии остались в стороне. Но надежда была всегда. И когда ему это удалось, и он действительно вернулся... Его неудача с телом из-за путешествий во времени сыграла ему на руку, и они узнали его, но всё же его возвращение было холодным, грубым, неприятным. Никто даже близко к нему не подошёл. Они смотрели на него, как на чужого. (Никто даже не сказал, что скучал по нему). Черт, он хотел получить что-то хорошее, а получил только совершенно противоположное. Возможно, это было уместно, поскольку ни одна часть его жизни не была по-настоящему хорошей или милой. По крайней мере, остальные были в безопасности, где бы они ни находились, и, вероятно, их не волновало его отсутствие. Он закрыл глаза, пытаясь вспомнить песню, запах кофе, знакомый смех.... Что-то успокаивающее. — Он там! — произнес кто-то на заднем плане смутно знакомым голосом. — Черт, здесь слишком много крови, черт!! Были и другие голоса, кто-то звал его по имени, кто-то просто спешил и надеялся, что ещё не слишком поздно. Эллисон. Клаус. Диего. Ха. Итак, он галлюцинировал себе спасательную миссию, точно так же, как и спутника жизни в апокалипсисе. Хорошо. Он сосредоточится на их голосах, реальных или воображаемых, и проигнорирует боль и одиночество. Последняя фантазия о том, что они придут за ним. Последняя фантазия о том, что они счастливы видеть его. Пятый полуулыбнулся, его окровавленные руки опустились. Последнее воссоединение.