Гмар Тиккун. За поворотом

{ Точная копия Fairmont Olympic Seattle – пятизвездочный, двадцати шести этажный отель в Реальности и штабквартира Зазеркалья по факту – делилась на уровни или, своего рода, зоны влияния, каждая из которых исполняла свои функции и регулировалась отдельным сводом правил. Зона номер один – приоритетная – включала в себя двадцать шестой и двадцать пятый этажи. На двадцать шестом находились апартаменты и офис Джеймса, куда мог попасть только Джеймс и никто больше. Лифт, проходящий через все здание насквозь вплоть до Эмпориума, требовал дополнительной верификации на площадке двадцать пятого этажа для дальнейшего подъема. Этим лифтом, помимо Джеймса, при необходимости – но только до двадцать пятого уровня – пользовался и Ортус. С первого же этажа и до двадцать четвертого курсировал еще один – общий – лифт, для пользования которым не требовалось специального разрешения. На двадцать пятом этаже, помимо прочего, помимо особого кабинета Джеймса, где располагался портал, ведущий прямиком в Преисподнюю – шоссе номер 60, так его называли – находилась и хорошо знакомая Виктору лаборатория, где он не раз становился носителем чужих воспоминаний. Поделиться подробностями этой крайне неприятной процедуры, как и ощущениями, связанными с ней, Виктор не смог бы ни с кем. Даже с Аароном. Прежде всего, с Аароном. Впечатление таково – словно под кожу запускают плотоядных личинок, которые точат твои кости и плоть, пока ты, будучи эскортируемым доверенным жнецом, не доставишь товар вниз, жаждущему покупателю и не выполнишь миссию. Ортус предлагал ему избавиться от этих образов после того, как Джеймс пришел к выводу, что его помощь больше не требуется, но Виктор решил, что будет лучше, если они, эти образы, останутся с ним. Говоря о «прочем», стоило упомянуть и об обиталищах приближенных к Джеймсу надсмотрщиков – своего рода полиции Фэйрмонта. Команде обозленных душ, исполнявших свой долг по обе стороны защитного пояса. Карательное отделение. Их работа – выискивать тех, кто близок к безумию и изымать их из общего числа «персонала». К сожалению, Виктор знал, что происходит с теми, кто не выдерживает. У них только одна дорога. В «стерилизационную». В место, откуда не возвращаются. Этажи с двадцать четвертого по десятый были отведены под нужды «Постояльцев». На каждом этаже по десять меблированных, уютных комнат или, если придерживаться терминологии, номеров. Один номер – один постоялец. Один постоялец – один проводник. Сейчас постояльцев было не так много. «Фейрмонт» был заполнен чуть больше, чем на половину. Ниже, на девятом и восьмом этажах, располагалась Зона Общего Пользования. Перво-наперво, библиотека. Персонал заглядывал туда не часто. Не у всех возникало желание следить за жизнью, которой они больше не принадлежат. Сложно и болезненно представлять Мир – такой большой и яркий – читая газеты или книги, опубликованные уже после твоей смерти. Посещение библиотеки служило своего рода лакмусовой бумажкой в случае с Постояльцами, получившими статус Персонала, и обозначало как принятие своей трагедии, так и готовность двигаться дальше. Это обычно становилось точкой отсчета и недвусмысленно подталкивало новичков к Тренировочному центру и Бирже Труда, где душе один единственный раз предстояло выбрать – какому делу она хочет посвятить остаток гребаной Вечности. Буквально под боком у Биржи Труда располагался «Ка-Центр Здоровья» или, скорее, Центр Целостности. Одно единственное лекарство – Ка-пилюли – безвозмездно и круглосуточно доступное всему Персоналу «Фейрмонта», позволяло восстановиться в случае травмы. Виктор никогда не получал травм, поэтому принцип действия Ка-пилюль ему любезно разъяснил Аарон. Ортус принес ему одну такую пилюлю после инцидента с дверью. Аарон сказал, что Ка-пилюли абсолютно безвкусные. (Виктор был почти уверен, что все обитатели Зазеркалья не чувствуют вкуса.) Аарон предположил, что Ка-пилюли восстанавливают костную, хрящевую и мышечную ткани и сопровождается этот процесс ощущением покалывания и вибрации, как при воздействии тока. (Виктор не стал уточнять, что у них отсутствуют костные, хрящевые или мышечные ткани, а состоят они из чего-то другого. Сжиженного газа, вероятно. Газа, который по каким-то причинам, сохраняет восприимчивость к боли и холоду.) Как не стал сообщать и о ни каких ни подкрепленных слухах. Души говорили, что производство Ка-пилюль напрямую связано со «стерильной» комнатой Азазеля. Этажи с седьмого по второй принадлежали исключительно Персоналу. На третьем этаже располагался прогулочный коридор. Смотровая площадка на высоких сваях, огражденная защитным полем. Виктор любил приходить туда, когда Сиэттл окутывали сумерки, и смотреть на никогда не спящий огромный город. На смотровой площадке, стоя у леера, доходящего ему до середины груди, Виктор позволял себе на время забыть об ужасах, что его окружали. Глядя на мириады переливающихся огней, он становился простым шестнадцатилетним подростком, мечтающем о светлом и таком далеком будущем. Наблюдал за плавной сменой сезонов. Позволял себе думать о родителях, которые давно умерли. Позволял себе надеяться, что они, как и сестренка, попали в хорошее место, как того и заслуживали. Задавался тысячами вопросов и обращался к звездам, потому что папа говорил, что звезды знают все. Первый этаж «Фермонта» представлял собой фойе с присущим ему залом, выложенным светлой, натертой до блеска плиткой, колоннами – зеркальными от пола и до потолка в целях расширения пространства – диванчиками для ожидающих заезда или выселения и пустеющими стойками регистрации, оборудованными ультрасовременными компьютерами, аппаратами для безналичного расчета и иногда звонящими телефонами. Но никто не поднимал трубку. Никто не заполнял бумаги и не принимал оплату. У больших дверей не было тележек с тяжелыми, разноцветными чемоданами. Никто не встречал гостей и не предлагал прохладительные напитки и закуски. Фойе по праву считалось самым необитаемым местом во всем комплексе. В подвале находилась святая-святых – Эмпориум, или Хранилище воспоминаний, на импорте и экспорте которых строился жестокий бизнес. Внизу, под «Фермонтом», обитал сам Ортус и ближайшая к нему душа – Кайл Монтгомери. Кайл обладал высшей степенью неприкосновенности, но не имел права подниматься наверх. Ему, как Хранителю, запрещался любой контакт с кем-либо из Персонала «Фермонта», за исключением команды Четырех с двадцать пятого этажа. В их число входили: Бэтти – главный ассистент Азазеля, девочки-близняшки Эмма и Роуз – «посылочные упаковки» первой категории, способные запутать любого на том берегу Стикс благодаря собственному расстройству идентичности, и Тейлор Юнг – душа, покинувшая Реальность в семилетнем возрасте. Один из любимчиков Ортуса. Тейлор Юнг был чудесным, ладным мальчиком с буйно вьющимися каштановыми волосами, мягкими, почти девичьими чертами неестественно-бледного лица и глубоко запавшими серо-голубыми глазами безмерно уставшего человека. Ортус притащил его из начала шестидесятых годов двадцатого века, буквально, вырвав из рук сестры, которая заботилась о нем в ночь, когда все стало совсем плохо. Тейлор никогда не рассказывал в подробностях – и Виктор не смел его винить – упомянул лишь, что умирал от неизвестного заболевания. Время было зимнее и позднее. Ортус пришел, когда Мисси его позвала. Они какое-то время говорили за дверью родительской спальни, а потом Ортус подошел к нему и предложил прогуляться. Пообещал, что Тейлору больше никогда не будет больно. История Виктора мало чем отличалась. Разве что Ортус нашел его сам. Они старались держаться вместе и не терять друг друга из виду, наравне со всеми другими детьми Зазеркалья. Не стадный инстинкт. И не инстинкт выживания, что звучит, как минимум, абсурдно. Все было куда проще. Чувство сплотившее их, заключалось в желании знать, что ты не один. Кайл Монтгомери использовал Тейлора, как коммутатор для связи с Виктором, почти сразу после того, как Виктор стал проводником Аарона. Они не встречались лично, но передавали друг другу короткие сообщения. Кайл сокрушался по поводу гибели своего лучшего друга – он узнал о трагедии, получив в распоряжение одно из «безнадежных» воспоминаний Аарона, которое относилось к раннему периоду его юности, вероятно, к событиям после встречи на Хоурт Клифф Пат. Самого Аарона Кайл, конечно же, не увидел, но увидел Шона и мистера Лайонелла Хотчнера. Они страшно ругались, а потом мистер Хотчнер в ярости замахнулся на младшего сына. Бэтти передала приказ Джеймса – уничтожить пробирку, и Кайл уничтожил, но получил так же и ценные знания. Джеймс, если и знал о его связи с «той самой душой», не видел в этом существенной проблемы. Кайл перестал просить о короткой, пускай и третейской аудиенции с другом, перестал гнать лошадей и ждал, понимая, что они не в силах остановить эту пытку. Он довольствовался тем, что Аарон, со слов Виктора, в порядке. Насколько в принципе можно быть в порядке, будучи запертым в банке, как светлячок. И сегодня его терпение не лопнуло. Просто представился шанс. Тейлор нашел Виктора на смотровой площадке, на обычном месте, у лееров. Над Сиэттлом кружил первый мелкий снег. Нежданный гость с канадской стороны. – Жаль, что родителей нет, мама любила такую погоду, несмотря на ее безжалостность, – ровно сказал Тейлор. Виктор повернулся к мальчику, кивнул. Поджал губы. – Мне очень жаль. На юге Франции, откуда я родом, по-настоящему холодных зим не было, все из-за теплых вод средиземного моря. У нас было очень жаркое лето, и мама с нетерпением ждала осени. Тейлор продолжил шепотом, выждав несколько секунд. – Залезь в мой правый карман. Там подарок. Скажи, что на яхте ключ. Скажи: «Дейв скоро будет здесь». Виктор сделал вид, что приобнимает друга, пробрался в правый карман его тонкой куртки, нащупал на дне нечто скользкое, продолговатое и холодное. Сжал в кулаке, вытащил. Положил в карман собственных брюк. Тейлор деланно всхлипнул и посмотрел себе под ноги. – Кто-то говорил мне, что я расстался с родителями и сестрой вовсе не навсегда, и они вполне могут оказаться здесь, совсем рядом, если поискать. – Может быть и так, – ответил Виктор. Его мозг напряженно работал. – У всего есть свой конец. Даже у Вечности. Тейлор одарил Виктора коротким, полным понимания взглядом, и Виктор мог поклясться, что впервые увидел в этих бездонных, холодных омутах искорку задора и надежды. Он неожиданно продолжил, разворачиваясь спиной к панораме города, продолжил с большим чувством, когда Тейлор уже уходил. – Нам бы только капельку веры, и, кто знает, может, мы снова увидим Солнце. Предмет в его кармане не мог быть ничем иным, как пробиркой с воспоминанием. Воспоминанием, однажды отобранным у Аарона. Джеймс не продал его и не присвоил. Оно попало к Ортусу в качестве вещдока, а значит, имело прямое к нему отношение. Если так, Ортус должен был переправить его в «Орфей» – сверхсекретное местечко в штате Массачусетс. Когда-то в прошлом – театр. Сейчас – дополнительные площади склада, где хранились все подобные таким находки и, более того, воспоминания самого Ортуса. Возможно, согласно приказу, оно прямо сейчас и находилось на полпути в «Орфей», так должен был считать Ортус, если в пору говорить о хорошо спланированном преступлении. А преступлением это и было. Виктор размышлял, поглаживая пробирку фалангой указательного пальца, пока кабина лифта медленно тащила его на десятый этаж. Ему пришлось выждать некоторое время, чтобы не усугублять свое положение. Сто к одному, его встреча с одним из привелигированной Четверки не прошла незамеченной. Тейлор входил в число доверенных лиц, Тейлор принимал участие в обустройстве «Орфея» и Эмпориума, и Тейлор – так Ортус должен был считать тоже – не способен на предательство, как и все юные, детские сердца. Вот только Зазеркалье не совсем то место, где способны цвести истинные, первородные качества. Зачастую зеркала лгут, а если не лгут, то, как минимум, искажают правду. Они так устроены. И в этом их неоспоримый плюс. Поэтому Кайл Монтгомери пошел на риск, незаметно опустошив одну из кварцевых шкатулок перед отправкой, поэтому Тейлор Юнг под страхом быть сожженным, принес пробирку и растрепал секретные данные, поэтому он сам, Виктор, готовился вернуть украденное законному владельцу. Аарон стоял у окна, лицом к двери, когда Виктор переступил порог его комнаты. Аарон пристально следил, сохранял молчание и не двигался с места. Он держал руки сложенными поперек широкой груди. Полумрак обострил черты его привлекательного лица. Глаза его горели. Он не собирался вступать в контакт первым. Он был чертовски хорошим детективом. Виктор подошел ближе, вытаскивая из кармана пробирку, Аарон инстинктивно напрягся, почти потянулся к набедренной кобуре, затем вспомнил, что никакой кобуры у него нет, и, не мигая, посмотрел на предложенную ему вещь. Вскинул брови. Кажется, точно такой цилиндрический, сверкающий объект он видел в руках Джеймса несколько часов (часов ли?) назад. Аарон успокоился, и это не ушло от внимания Виктора. Действительно успокоился после того, как решил, что ждет его дальше. Ортус говорил правильно. Смерть – куда большая помойка, чем жизнь, но один принцип оставался неизменным по обе стороны. Ты либо борешься за сколько-нибудь комфортное существование и погибаешь в процессе (Аарон рассудил здраво. Происходящее не было похоже на забвение, Ортус звал это путем, а значит, где-то есть еще одна развилка для сориентировавшегося путника), либо принимаешь роль жертвы и уходишь на дно с камнем на шее. Аарона Хотчнера помнили, как человека дела, и в этот раз он не собирался поступать иначе. Ортус и Джеймс, или Азазель, кем бы он в сущности не был – два субъекта, работающих в паре. Стандартный тандем ведущего и ведомого, стандартное сотрудничество, построенное на стремлении к общей цели. Механизм, обреченный работать слаженно ровно до того момента, когда кто-то из пары начнет перетягивать одеяло или, говоря простым языком, делить власть. Раскачивать лодку начал именно Джеймс, и это – часть его далеко идущих планов. Возможно, не столь скорых, что-то заставляет его нарушать скоростной режим и попадаться на глаза полиции, но… планов. Он чрезвычайно умен и изворотлив. Он хитер и непредсказуем. Им двигают исключительно злоба и жажда. Не обязательно только жажда мщения. Парням, вроде него, многого не хватает. Признания, например. Любви. Доказать его вину и соучастие, припереть его к стенке, и, более того, заставить раскаяться: задача из категории невозможных. Опыт подсказывал – более слабый характером сообщник – ключ ко всему. Если с мотивом все было понятно: ресурсы и энергообмен, обращенный в бизнес, то со стресс-фактором у Аарона возникали несостыковки, пока он не понял, что сам им и является. Это отбросило некоторые «почему», но всколыхнуло и подняло на поверхность следующий пласт вопросов из категории «зачем». И здесь Аарон вступал в сумеречную зону. «Зачем Джеймсу было врать, что проблема, вогнавшая Ортуса в ступор, проблема, появившаяся в то утро, когда бешеный пес Мэттью Кэллахана (Куджо) перегрыз ему, Аарону, горло, решена?» Интуиция подсказывала Аарону, что все это было как-то связано со жнецом, с которым ему не было позволено уйти. Он явственно помнил тяжесть золотых монет на ладони и пристальный, почти живой взгляд седого старца в истоптанных башмаках. Взгляд, побудивший Ортуса сматывать удочки. Третейская сила. Джеймс определенно соврал, создав видимость безопасности и побудив тем самым Ортуса вновь сблизиться с Аароном и выполнять данные ему обещания, а именно: отвечать на вопросы. (На все вопросы, кроме тех, что касались Джеймса, что намекало на вызревающий конфликт.) Он пустил пыль в глаза им обоим, и сам перешел в фазу активных действий, действий, предположительно, отличающихся от изложенных на бумаге. Это своего рода заявление об автономности. Сигнальная ракета для тех, кто должен увидеть. Зачем Джеймсу пускать под откос прибыльный бизнес и отказываться от верного и глуповатого помощника таким изуверским методом? Исходя из профиля Джеймса, Аарон полагал, что это равноценная плата за ложь со стороны Ортуса, который мог скрывать факт обладания особенной душой. Помимо многого прочего, разумеется. Демону навряд ли не составит труда изобрести причину. – Все, что я хочу тебе сказать в свое оправдание, Аарон, и, надеюсь, ты уже сам это понял, в сложившейся ситуации у меня на самом деле не было выбора. Быть завербованным Джеймсом – это значит либо смириться с тем, что ты сам себе не принадлежишь, либо быть сожженным. А я все еще верю в свет в конце туннеля и не собираюсь, так просто, отказываться от надежды снова увидеть сестру и родителей, – выдержав короткую паузу, Виктор посмотрел Хотчнеру прямо в глаза. Он наполнялся решительностью, как резиновый шар – гелием.– Не так давно Джеймс сократил штат, и я получил новое назначение, став твоим проводником. Считай, сама удача улыбнулась нам. Кайл Монтгомери связался со мной сразу после того, как первое из отобранных у тебя воспоминаний попало в Эмпориум. Он страшно сокрушался по поводу твоей смерти и просил передать короткое сообщение. Я не согласился, так как считал такой ход слишком опасным. Не хотел без лишней надобности перегружать твою психику. Ты был в агонии и мог попросту слететь с катушек. В таком случае мы все лишились бы своего шанса. Можешь сказать, что это эгоистично и высокомерно, но на тебя сделаны ставки. Огромные. И это, – Виктор снова посмотрел на пробирку на своей ладони, – наша. Моя, Кайла, Тайлера и многих других детей «Фейрмонта». Кайл просил передать, что ключ находится на яхте. Кайл просил передать: «Дэвид скоро будет здесь». Аарон мгновенно изменился в лице. Подошел ближе, протянул к пробирке левую руку, но пальцы зависли в воздухе, так и не коснувшись стекла. – Дэвид… Дэвид Росси? Кайл говорил о Дэвиде Росси? – новая вспышка ярости взметнулась огненным столбом из самого желудка и обожгла его нервы. Какого черта он решил, что кому-либо из них можно верить? Дейв наплевал на его последнюю просьбу, обесценивая годы крепкой дружбы! Теперь не было никаких сомнений в том, что Бюро в рамках внутреннего расследования переворошило все его дела и личные вещи. Аарон поморщился, представляя, как эксперты-криминалисты раскладывают по пластиковым пакетам для сбора улик его одежду. Попала ли тетрадь на стол к Найджеллу Иннсу? Твою мать. – Я не знаю, – прошелестел Виктор, – он сказал, что ты его знаешь. Информация о нем появилась в картотеке совсем недавно. – Что это такое? – Аарон взял пробирку и поднес к глазам. – О какой, черт побери, яхте идет речь? – Твое воспоминание. Ортус считает, что оно находится на пути в «Орфей», то есть в секретное место, где он хранит особые находки, слишком серьезные для продажи, – Виктор закусил губу, отступая от Аарона на полшага.– Яхта называется «Октавия». Ты приобрел ее за несколько лет до смерти и выходил на ней в залив Мобжек вместе со своим близким другом два или три раза прежде, чем дословно: полетел движок. На ней что-то спрятано. Что-то, чего Ортус опасается, но к чему не может получить доступ. Он уверен, что об этом больше никому не известно. – Как мне его вернуть? – Вытащи пробку и вдохни его, как пар. Все покупатели так делали, а мы были обязаны оставаться до конца, чтобы быть уверенными в чистоте сделки. Руки Аарона дрожали, он едва не выронил пробирку, когда предпринял первую попытку вытащить туго засевшую пробку. Он ничего не помнил о яхте с полетевшим движком и странным названием, которую, якобы приобрел несколько лет назад, до дела в Лоуренсе, отправившего его в могилу. Ничего не помнил и о походах в залив Мобжек, очевидно, с Дэвидом Росси, потому как в его окружении к пятидесяти годам не обнаружилось кого-то еще, кого он мог бы без натяжки назвать «хорошим другом». И уж тем более понятия не имел о каком-то тайнике, начинка которого могла бы заинтересовать Ортуса. Тайник был только один – в кабинете в Куантико. Сейф, где он хранил тетрадь. Неужели он не мог оставить ее под замком перед отъездом по делу Кэллахана? Наконец, пробка поддалась. Газообразное содержимое пробирки заискрилось и стало медленно подниматься над стеклянным узким горлышком. Аарон поднес пробирку к носу. – Вдохни и зажми пазухи. Запрокинь голову и подожди. Не выдыхай. Ассимиляция может занять время и вызвать острое недомогание, – добавил Виктор. Аарон сделал все в точности как было сказано. Это было похоже на мощный, но краткосрочный электрический разряд. Как вспышка молнии. Как предупреждающий сигнал дальнобоя на пустой трассе, когда ты уже начал клевать носом, но намерен, во что бы то ни стало, добраться до пункта назначения. Аарон держал глаза закрытыми в течении нескольких минут, опустившись на край постели. Он смотрел короткометражку о собственной жизни. }