Почти профессиональный интерес

- Была тебе охота возиться… - с неприязнью цедит капитан, и в такие моменты Леонард Маккой не всегда узнает друга: открытого, искреннего, готового помочь… Уточнение: исключительно своим. - Ну возись. Один – любой – инцидент, и в карцер. Или сразу за борт. Леонард вздыхает. В первое он безоговорочно верит, второе, пожалуй, слишком даже для отношения Кирка к клингонам. Искренняя, горячая, всепобеждающая… ненависть. С первого взгляда, почти как любовь. На «той стороне», впрочем, всех всё устраивает, редкие контакты гуляют по лезвию ножа и залпа фотонных торпед, но – всех всё устраивает. Маккоя не устраивает. Тем более, что он не видит причин не лечить. В конце концов, практику как получать?.. - Слышишь меня, нет? – ворчливо интересуется он. – Ведешь себя смирно – тут остаешься. Тут тепло, я сильно не мучаю, кормлю анестезией, если что. Проблемы мне организуешь – по капитанскому адресу. Прямо в поврежденный отсек, где транспортный и карцер. Там холодно и система жизнеобеспечения… ну, если на четверть отрабатывает, то тебе повезет и дотянешь. Маккою кажется, что его пытаются слушать – по крайней мере, вслушиваться, - но понимания в глазах вообще никакого. Правда, на резкий щелчок над ухом голову поворачивают. С удивлением. Слышит. - Вообще, конечно, забавная ты зверушка… прости, солдат или кто ты там, - врачебный прецедент, - немногим менее половины стандартных суток спустя Леонард даже не беспокоится выбирать выражения. Это его развлекает. Как и перебирать итог собственного изыскательского труда. Между прочим – успешного! Можно гордиться. И выпить, да. Обязательно. Этому бы тоже предложил, но черт знает, как алкоголь повлияет. - И не спросишь ведь, давно тебя так. Но раз спокойный более-менее, значит давно. Адаптировался. Кирк, скотина, ржёт. Зверушку, говорит, ты себе завел, да, Боунс? Ручную. - Да хоть педальную, - огрызается Маккой. - Завидуй молча. Кирк, тварь такая, ржот. Зато не отбирает чисто из паскудного характера. Но любопытствует, спасибо, трогать не лезет, хотя бы сразу. - Реально не понимает? Притворяется! – не верит Кирк, щелкая пальцами то справа, то слева. Проверяет: следят, не следят. Ну, первые раза три следят, потом отворачиваются. – Мерзость. Сам ты мерзость, хочет пробурчать Маккой, а это уникальный прецедент ксенотравматологии. Отберешь – из тебя такой же сделаю. Поправка: буду делать. Долго и вдумчиво. - Не мерзость, а акустико-гностическая афазия. Почти тотальная. Да, он тебя слышит, но не понимает. Как ты хорту. Или тех птичкорылых. Или… хотя нет, там ты сам виноват, господи, не тяни руки, укусит же!.. шучу, но все равно не тяни. Кирк, скотина, что-то шутит про докторскую (благо не колбасу, а скорее влюбленность). Но втягивается. Предлагает написать – может, поймет? Маккой закатывает глаза. - Не поможет, я пробовал. Но ты молодец Джим, правда, молодец, это стандартный протокол обследования в таких случаях, возьми вон там леденец, нет, в той банке не надо, там чьи-то мумифицированные эмбрионы, я забыл, чьи, и ты, конечно, можешь сожрать, но это ценный экспонат! - Если бы я был больше уверен в их мозгах, я бы тебе сказал, что он может думать только образами. Как собака. Джим, родной, проржешься - позовешь… Кирк, падла, ржот. Начинает шутить про ручных и одомашненных, потом перебирает породы собак. Выбирает почему-то между дратхааром и бладхаундом. Маккою надоедает. - Да хоть доберман! – огрызается он на деятельного капитана. – Если тебе нечего делать, придумай имя. Будешь крестным отцом. Кирку почему-то не нравится предложение. Маккой чувствует себя отомщенным. Кирк с ухмылочкой исправляет в отчете количество подконвойного материала на «минус единицу». - Ну, я ж так люблю тебя, Боунс, - скалится капитан. – Умерло случайно. А ты развлекайся, дрессируй. Маккой раскладывает перед собой графики, сводки, результаты томографии и забывает, что спать иногда тоже надо. Через четыре дня Маккой без шпаргалок знает – на память, по краю шва, по линии пролома, по шрамам – какой из ударов вызвал каждое из нарушений и повреждений мозга. Иногда ему кажется, что было бы милосерднее добить. Потом просыпается любопытство и начинает канючить – а вдруг получится вылечить?.. Леонард Маккой – совсем не гений. И не нейрохирург. Но он очень любопытный и упертый терранский врач. - Интересно, как ты себя вот воспринимаешь? – интересуется он в пустоту. – Наверное, какой-нибудь фантасмагорический тоннель. Знакомые звуки, но не понимаешь слов. Знакомые символы, но прочитать не можешь. Знакомые вещи, а забыл, как называются… Мне тебя аж жалко, что ли. Через неделю Маккой с высоты своего пофигизма плюет не только на «закрывать отсек карантина», но и на протокол безопасности в отношении всяких представителей малодружественных рас на борту. На территории медблока точно. - Пойдем со мной, тут посидишь, тебе все равно где, а мне компания, - не оставляет Маккой привычки говорить вслух, хотя распоряжается контактными жестами, благо их воспринимают и понимают. В Леонарде борется желание попробовать исправить последствия как минимум трех травм с патологическим любопытством проверить, получится ли научить это жестовым командам. Символы без второй сигнальной системы. Черт. Врачебная этика обиженно курит где-то в стороне. Жаль, репликатор требует кодификации, а то была бы доставка кофе. Но цифры проходят мимо сознания подопечного так же успешно, как и любая символьная система. - А Джим, знаешь, все равно скотина, - делится как-то Леонард после особенно тяжелой смены. – Хорошо с тобой. Ничего не понимаешь, и ничего не расскажешь, - идиотская идея потрепать по макушке приходит неожиданно настолько, что Маккой сначала делает, потом шипит, ругаясь на себя самого. Правда, на жест не реагируют вообще никак, видимо, восприняв очередным моментом привычных действий доктора. Маккой мысленно переводит дыхание: слабость – это не то, что стоит показывать. - Ну, а ничего так, сойдет, - через два стакана и полчаса решает Леонард, для виду и ради попытки отвлечься, подвигав перед собой уже наизусть выученные графики. – Должна же от тебя быть хоть какая-то сиюминутная польза. Маккой аккуратен: в его поведении нет ни единой зацепки, не соответствующей репутации злющего терранского врача на коротком поводке у капитана. Маккой совершенно точно знает, что рядом с ним не лишенный интеллекта андроид с парой функционирующих программ и не безвольные игрушки из орионских борделей, которые Кирк иногда притаскивает в медблок (Боунс, а чего они такие хрупкие, почини). Он проводит строго по краю разлома (скользящий удар, если был бы прямой, череп расплющило мгновенно), по шраму (а здесь удар был прямым и точечным, именно этот шрам Маккой не любит больше всего – он подсказывает, откуда самые большие проблемы) и немного в сторону. Не более того. И не долго. Раз, другой. Руки сами тянутся – зарыться пальцами, подержать подольше. Глупейшее проявление слабости, Леонард Маккой – слишком тактильный для армейского доктора терранец. Но хирург. Это слегка оправдывает. Обрисовывает интерес. Третий, четвертый, десятый. К концу второй недели Маккой оказывается усыплен безразличием настолько, что тянется потормошить просто по плечу. Стукнуть костяшками по скуле. У главы медицинской службы обнаруживается хорошее настроение: даже Кирк подозрительно косится и не выносит мозг своими шуточками. А потом все, что идет хорошо, накрывается медным тазом, потому что хорошее не может идти долго. Леонард – заспанный и злющий – влетает в медблок в конце бета-смены, балансирует на кровяных разводах у порога и ругается. Долго, зло. Ящероподобная дрянь успела выдрать половину смотровой койки, успела зацепить когтищами медсестру (ну вот где он еще найдет такую небрезгливую, господи), успела… …два шприца с транквилизатором оказываются в ящерице, а она выдирает койку окончательно. Круче любимых кирковых арахнидов угробище, успевает подумать Маккой перед тем, как два ряда острющих зубов клацают около его шеи. Отпихнуть от шеи он еще успевает, а вот плечо взрывается бешеной болью. Интересно, там додумаются в криокамеру сунуть, или руки у медика больше не… …ящероподобное разжимает зубы, сворачивается, отползая, нехотя, дергано и едва ли не поскуливая. Какого хрена, хочет спросить Маккой, но понимает – его голоса почти не слышно. Глухое рычание, такое низкое, что Леонард не сразу осознает наличие этого звука в медблоке, перекрывает напрочь всех. И оно… жуткое. Настолько, что ему самому хочется забиться в самую ничтожную щель, закрыть уши руками и просить какого-нибудь могущественного вершителя любой религии, чтобы это смолкло. И чтобы источник этого звука не заметил беспомощного (костлявого, невкусного) терранского медика, на кой он ему, ящер намного крупнее, и… Рычание неуловимо меняет тональность. Маккой – к своему ужасу – понимает это только потому, что источник находится у него прямо над ним. Волосы на затылке шевелятся – от рычания и выдоха, длящегося довольно долго, достаточно долго, чтобы в медблоке нарисовалась служба охраны, даже вместе с капитаном, а ящер замер после пятого выстрела. Жаль, цинично думает Маккой через волну удушливого страха, две дозы пропали зря… - Боунс, заткни своего гребаного добермана! – рявкает Кирк, болезненно кривясь, словно это ему, а не Леонарду только что пробили плечо двумя рядами зубов. - Чего? – тупо переспрашивает Маккой и оборачивается (весь организм против, все внутри требует рухнуть на пол и на коленях ползти вымаливать у Кирка защиту, хотя, наверное, не поможет). – Зашибись теперь, - тихо жалуется он миру, секунду смотрит на свою ладонь и (ну вот и все, теперь у главного медика не будет в работоспособном виде обеих рук) закрывает оскаленные в жутковатой гримасе клыки. Рык умолкает мгновенно, тишина по ушам бьет сильнее скулежа второй пострадавшей медсестры. - Эту сам заткни, - лениво и превентивно огрызается Маккой. Руку опускать не торопится, хотя чувствует, что гримасы под ладонью больше нет. Да и вообще ему только что центр ладони лизнули. – Охренеть можно. Ты умеешь рычать и на вдохе, и на выдохе?.. Защитничек клыкастый, все, цыц, молчать… господи, я не понял, мне самому надо сходить за бинтом, или истекающий кровью начальник – это такое желанное событие?! – срывается Маккой. Кирк хмыкает и машет своим: можно уходить, медблок начинает жить своей рутинной жизнью. Минус одна медсестра, одна койка, две дозы транквилизатора. Маккой ругается вполголоса и начинает составлять план оперативного вмешательства с элементами ксенонейрохирургии.