Love yourself

Интересно, когда все это началось? Месяц назад? Два? Год? Пожалуй, я не смогу ответить на этот вопрос, каждый раз избегая самого себя. «Прими себя такими, какой ты есть, ведь ты прекрасен» красовался в руках слоган с брашурки,  данной психологом на каком-то мероприятии, пальцы сами по себе сжали бумажку в кулак, нещадно портя напечатанные там цветочки, и две руки зарылись в густые пряди прямых волос, больно оттягивая их вперед. Люби себя. Люби себя. Люби себя. Любить? Любить будучи закрытым в кабинке туалета, после получасового избиения школьников, совсем не знающих о чувствах? Таких чистых и невинных, особенно в школьную пору. Когда ты даже произносишь имя возлюбленного трепетно и слегка краснея, невольно представляя его рядом. Когда находясь лишь в метре от него не веришь, что вообще достоин находится с ним, разговаривать и дышать одним воздухом. Один лишь взгляд и внутри распускается сакура, прорываясь корнями в каждую вену, выпуская бутоны цветов изо рта. Признание в любви парню было таким долгожданным, казалось, что это никогда не случится, ведь перенося дату уже под конец осознаешь, что ждал год. Целый год. Жаль только и признание было от парня. Может лучший друг и не стал бы набивать тебе морду или даже остался бы другом, спустив все на очень глупую шутку, если бы я не стал в порыве чувств целовать его. Поцелуй был таким легким и… приятным? Я не чувствовал подобного целуя в летнем лагере милую девочку с идеально заплетенными косичками и веснушчатыми щечками, но касаясь его губ был готов разорваться на атомы, скорее от смущения. Нет, дело не в том, что я не любил ту девочку или она была некрасивой. Просто я не чувствовал того влечения. Такого будоражащего и нескончаемого. Хах, нескончаемого. Наверно, ему все же пришел конец, после удара носком, подаренных мною ему кроссовок на день рождения, мне в живот. Слез не было. Я просто терпел и не понимал. Не понимал почему именно я такой. Такой странный. Вечно выделялся среди толпы или же мягко говоря был серым, совсем не примечательным, как сверстники, уже в юном возрасте, добивающиеся больших высот и общественного признания. Поэтому, наверно, я и глотаю слезы чувствую надвигающиеся рвотные позывы, ведь так? «Любимая» маршрутка стала обыденным местом встречи с тобой. Порой даже после самого паршивого дня, я мог улыбнуться глядя на темную макушку торчащих прядей и на глаза незаинтересованно смотрящие мне в душу, словно видели все сквозь меня и поток моих же мыслей слышал, мне это приятно. Бежа к остановке я думал о том, как бы мне не опоздать, не упустить свой шанс и сегодня тебя увидеть, а потом стоял, сжимая кулаки и прикусывая внутренние стороны щек до крови. Не понимал, что это за чувство движущие мной, одновременно приятное и противное мне. Соглашусь, я снова почувствовал себя глупым парнишкой со школы, беззаботно живущим от субботы до субботы, но разве это не пугает, разве не заставиляет задыхаться от таких глупых и непривычных эмоций и чувств? Отражение в ванной давало разглядеть мне среди разводов поникший взгляд и огромные темные круги под глазами, нет огня, нет желания жить, лишь монотонное существование. Отвратительно. Но руки так и тянутся дальше от лезвия в консилеру игнорируя блеск металла от энергосберегающей лампы. Аккуратно намазывая ее под глаза и другие проблемы участки, слегка прихлопывающими движениями размазываю его по лицу, а потом смотрю на соленые дорожки смывающие их. Горько. Видимо признание себя не так уж и просто, так? Я считал полной глупостью эту психологию, часто отзываясь о ней с бывшими друзьями в дурном тоне и проклиная педагога. Какие-то людишки не смыслящие в жизни написали книжечку, а все разом поверили? Такая же чушь, как и гороскоп, что моя бабушка любила читать вечерами, мечтая о завтрашнем дне, как и в статье. Таком сказочном и тошнотворном. Она умерла. Ушла оставив комнату в доме родителей пустой и неуютной, стены уже не дарят прежнее тепло, лишь холод. Я могу поклясться, что ни одно из прочитанных ею предсказаний не было верным. Она надеялась встретить «счастливый день, для того, чтобы наконец увидить мир иными красками», но единственное, что она видела в тот день, так это слезы родных, не более. Так почему же я веду себя так глупо и наивно? Тесная маршрутка, обклеянная рекламой внутри, стала менее противной, ведь я знал, что там в конце, ты ждешь меня, оставив место рядом, пихнув на него свой неимоверно загруженный портфель, дабы никто не позарился на чужое место. Меня будоражил один лишь твой взгляд, липким медом разливающийся внутри, приторно. Холодный блеск карих глаз, такой манящий, словно лампа для мотылька. Наверно, это странно, да? Я делал вид, что не замечал на тебе школьной формы, а тебя не волновали мои потеющие ладони, пока давая мне левый наушник, невесомо переплетал пальцы на несколько секунд. Ты всегда любил их разглядывать, словно мои руки были исполосованы тысячами ран, но даже твой минутный интерес заставлял меня встрепенуться будто жаворонок. Одна и та же песня в ушах никак не надоедала, знакомая мелодия лишь успокаивала и расслабляла все тело. Фраза «You can be my boyfriend?» невесомом резала слух, будто дразня и возвращая в реальность. Спустя месяц я узнал твоё имя, первый диалог, маленький толчок, но такой значимый для меня. — Как тебя зовут? — смотря себе в ноги совсем тихо спрашивает брюнет боясь увидеть глаза повернувшегося к нему парня. — Чон Чонгук, — лениво растягивая слова отвечает шатен. Казалось бы уже все. Школьнику он неинтересен, что тот давал понять задравшейся вверх головой, прикрыв глаза. Резкий толчок транспорта и Чон не теряя времени кладет голову сидящему рядом парню, что неимоверно сжался от шока. — А тебя? — Мин Юнги. Мое имя Мин Юнги, — на выдохе произносит он чувствуя, как кожа в плече под головой Гука плавится, падая ошметками на пол, грязно разбрызгивая вокруг капли крови, попадающие на лица зевак. Вдохновение после встречи с тобой приходило само, иной раз заставая меня не в самый подходящий момент. Уже лежа в постели, стоило мне представить тебя и образы новой реальности сами рисовались под закрытыми веками, заставляя встать с пригретой постели, пахнущей свежим хлопком, благодаря купленному неделю назад кондиционеру, ставшем любимым после того, как наклонившись к тебе, я учуял этот аромат. Ведь я могу пахнуть любовью для тебя? Глаза давно слипались, но строчки все так же появлялись сами собой, не поддаваясь моему контролю. …Бежа вперед синевласый оборачивается ко мне бежа спиной, от чего волосы в хаотичном порядке развиватся на ветру. Яркая улыбка на красивом лице будто освещала весь темный лес, полный неизведанных тайн, словно тысяча сказочных светлячков способных рассеять утренний туман, но почему в лисьих глазах, где взрывается тысяча феерверков блестят слезы, медленно стекающие по щекам, как жемчужины со дня моря? Мин Юнги, почему же ты плачешь? Не разрывая зрительный контакт, шатен хватает его за хрупкое бледное запястье приближая к себе, но от столь резкого действия они вдоем падают в высокую траву сминая ее под собой. Нависнув над сероглазым, чьи волосы как просветы лучей солнца в глубоком озере были разбросаны по зеленой траве, парень не может понять, как никто не замечал красоты Юна. Дракон красив, безумно, на выглядывающем из-под белой рубахи плоским животом, сбоку виднеются чешуйки, которые он невесомо трогает пальцем и сразу следует стон. Нет, не боли, скорее возбуждения. Чонгук хочет зажмурить глаза до искр, дабы запечатать в своей памяти этот момент как последняя вещь увидимая его глазами. Но почему зная, что это их последняя встреча Чон в первый раз хочет остаться тут навсегда? Наклоняясь чуть ниже хватает выдох Мина собственными губами, смакует вишнёвый вкус смешанный с солеными слезами. Гук уверен, что это лучшее, что он чувствовал в своей жизни. Коктейль выхря чувств буквально срывает голову. Не глядя, Чон целовал каждый участок кожи, кончиком носа проводя по бледной шее, а после облизывая кожу мокрым языком от кадыка до мочки уха. Дракон под ним плавился, давал вести себя в тот омут похоти, не зная, что ждет в конце. От желаний прикоснуться к шатену ноги сводит, а губы так и желают вновь почувствовать тепло и на чужих сомкнуть клыки, чтобы соленую кровь слизывать. Чонгук. Чонгук. Чонгук. Чонгук. Почему на месте Хистории и Имир, там контрастирующими на чёрном фоне буквами отображаются иные имена? Разве я становился героем собственных историй? Навряд ли издательство одобрит подобное, но даже, если и так, будет искоса глядеть шепчась уподрбившись мышам и таким же грызунам. Наверно, странно думать о таком, особенно, если ты школьник, да? *** Все снова повторяется. Я вижу тебя, незаинтересованно смотрящего в окно, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Тебя слегка вспотевшего, что от духоты жаркого летнего дня тяжело вздымает грудь, наслаждаясь вечерним ветерком дующим из открытой форточки. Несмотря вокруг, я расталкиваю толпу, даже не извиняясь за такую невоспитанность, ведь это все потом. Потом, после тебя. Каждый шаг давался все тяжелее, словно ты заполнял всю маршрутку, слепо сдавливая меня в одно мокрое пятно. — Привет, — нервно здороваюсь я, не понимая каким ты будешь сегодня: милым, спокойным, а может раздраженным, желающим обычной тишины. — Привет, — легко выдыхает парень, закидывая голову назад, давая наслодиться видом на открытую шею, с проступившими капельками пота. После чего поднимает рюкзак с соседнего места, давая мне сесть туда. Дальше мы так и едем в полной тишине, ни разу не обмолвившись и словом. Я думал о своем. О том, как снова дома буду проигрывать этот момент, чтобы завтра снова встретить. И так по новой. Это временная петля? В реальность возвращает лишь копошение рядом, а когда только перевожу взгляд ты уже идешь распаличиваться за проезд. Верно, твоя остановка. Но почему-то именно сегодня я захотел выйти с тобой и плевать, что мне надо еще дальше. Ты не обратил внимание, когда понял, что вышел не один. Ты не повернулся узнать кто это. Дело вовсе не в наушниках, я знаю, что музыка в них не играет, она нужна для другого: для того, чтобы тебя оставили наедине с собой; чтобы не лезли со своими проблемами, не нагружали. Еще раз взглянув на луну, я невольно вспомнил о том, как мама рассказывала о своей любви, об отце, что был ее миром. Они познакомились на последнем курсе, когда все уже думали о своей карьере, а она краснела от ухаживаний хулигана. Девочки любят плохишей? Он признался ей красиво, казалось, что он на такое и вовсе не способен, но сделал что-то неожиданное. Прекрасные слова на японском, значащие гораздо больше, чем кажутся. Луна сегодня красивая, не так ли? Она не знала, как ответить, ведь вовсе не смыслила в японском, но знала, что это значит. А я ждал. Ждал, когда же смогу сказать такое человеку. Человеку, которого буду любить. Любить всем своим сгнившим сердцем, но сильно. Сильнее, чем что либо на свете. — Чонгук, подожди! — восклицаю я парню, находящемуся в десяти метрах от меня, на что тот удивлённо оборачивается назад, неожидая увидеть меня. Я бегу к нему быстрее, чем думаю о дальнейших действиях. Быстрее, чем успеваю понять, что же делаю. Вдруг история снова повторится? Но почему же я не хочу даже думать об этом? — Юнги? — не успевает сообразить шатен, как его обнимают. Сильно, но так трепетно, сжимая школьную рубашку на спине, короткими ногтями несильно царапая кожу. Но я не чувствую тепла. Не чувствую того, что меня поддерживают. Он не обнимает в ответ. Просто стоит так, словно просто отдает себя, но не берет ничего взамен. Просто оказывает услугу. Но может он просто растерялся? — Луна сегодня красивая, не так ли? — шепчу ему в шею я, вдыхая запах одежды полной грудью, будто это все прекраснцй сон, который чуть отпущу и развеится вовсе и то же утро, та же холодная постель. — Юнги, — говорит Чон, беря мой подбородок двумя пальцами, кончики которых были такими теплыми по сравнениюс температурой моего тела, я был готов замурлыкать от этих действий. Взгляд прямо мне в глаза. Наверно, я впервые вижу его таким. Таким открытым и… честным? Но он не продолжает. Приближается ближе к лицу и целует. Целует так глубоко и нежно. Страстно облизывает мои потрескавшиеся губы, проводя языком по нижней губе, а я пытаюсь собраться. Понять, что это реальность, но лишь чувствую как кончики пальцев приятно покалывают от накатившей эйфории. Вкус мятной жвачки делает поцелуй холодным в этот жаркий вечер. Я был готов дать клятву вечно любви прямо здесь. Но ведь это реально, да? Все слишком прекрасно. — Действительно красиво, — отвечает он так же на японском, а я готов волосы на голове рвать, чтобы забыть этот язык. С этого момента японский ненавистен мне. Почему? Почему? Почему? Почему я не достоин твоей любви?