Есть вечное в мире

— Это невыносимо, — Сьюки с таким раздражением швырнула половник в пустую кастрюлю, что та опрокинулась и едва не сбила стопку свежевымытых тарелок, но ловким движением Лорелай предотвратила очередной апокалипсис на кухне. — Он ведет себя невыносимо, — продолжала Сьюки, повторяя очевидное. — Самые капризные дети — просто ангелы по сравнению с ним, и я точно знаю, о чем говорю. — Что на самом деле произошло? — на всякий случай Лорелай убавила огонь в плите, чтобы их с Сьюки детище не превратилось в пепел. — Мишель — это Мишель. Всегда таким был. Разве случилось что-то из ряда вон выходящее? — она едва ли могла признаться, что устала, хотела домой, и что такого особенно мог натворить Мишель?.. Однако Сьюки выглядела прямо-таки разъяренной, а это было весьма редкое зрелище. — Он сказал гостю, попросившему соль, что я надену кастрюлю ему на голову, если узнаю, что тот не считает мое блюдо идеальным. — Но ты бы с радостью поступила именно так. — Определенно. Но это не означает, что нужно с гаденькой ухмылочкой заявлять это клиентам в лицо. — Предположим. — Затем он предложил другому гостю флаер о вазэктомии, когда ребенок этого самого гостя наступил на его ботинок. На его начищенный сверкающий ботинок. — Это Лорелай тоже вполне могла представить. Откуда у Мишеля вообще оказался флаер о вазэктомии?.. — Я поговорю с ним, хоть это закончится ничем. Но все, что ты рассказала, типично. Что случилось сегодня особенного, что заставило тебя так взбеситься? — Вот именно, — Сьюки ткнула в потолок перепачканным в муке пальцем. — Это типично. Он всегда так поступает, и это сходит ему с рук, и мне это надоело. — Что ты предлагаешь? Объявить ему бойкот? — Лорелай, мы же не в младшей школе, — Сьюки принялась шинковать артишоки, определенно представляя на их месте пальцы Мишеля. — Мы просто уволим его и найдем на его место нового консьержа. — Я слышала это уже много раз, — Лорелай заглянула ей в лицо. — Погоди… ты говоришь серьезно? Уволить нашего Мишеля? После стольких лет? После того, как мы уговорили его работать в нашем отеле? — И я понятия не имею, зачем мы уговаривали его, — не сдавалась Сьюки. — Как ты правильно отметила, это наш отель. Ты больше не управляющая, а я не главный повар. Теперь это наше детище, все должно быть в наилучшем виде. — Сьюки, это хитрый план, да? Ты хочешь соврать ему, что собираешься уволить, чтобы он вел себя прилично, так? — Но Сьюки только пожала плечом, размешивая красноватый соус и выглядя при этом почти кровожадно. — Не знаю. Я устала от его закидонов. Мне надоело его уговаривать, шантажировать и умолять. Пусть катится на все четыре стороны, если не в состоянии работать, как полагается. Определенно, что-то случилось с Сьюки этим утром, и Лорелай не намеревалась выяснять все детали этой удивительной трансформации. Более того, в словах Сьюки был свой резон. Но Мишель… он всегда был с ними. И он всегда был именно таким… каким всегда был. Им не удавалось исправить его, потому что они никогда не пытались по-настоящему. Им нужно было немного подождать. Сьюки очень скоро придет в себя и забудет все, что наговорила в эти минуты, а Мишель никогда не был идиотом, и он сможет измениться, и тогда… — Вынужден вам сообщить, что правила нашего отеля запрещают носить такой отвратительный парфюм, — услышала она вдруг такой знакомый голос и завопила, не успев прийти в себя: — Мишель! Ты уволен! Ко всему прочему, у того хватило наглости рассмеяться. — Лорелай, тебе не кажется, что ты перегнула палку? — как и следовало ожидать, Сьюки отошла даже быстрее, чем сварился ее суп. — Все-таки Мишель, он… мы с ним всегда вместе. Мы всегда есть друг у друга. И мы можем положиться друг на друга, несмотря ни на что. И мне так сложно представить наш отель, где гостей встречает совсем другой человек. — Я говорила тебе то же самое, — Лорелай вздохнула. — К сожалению, уже поздно. Я не собираюсь бегать за ним и униженно извиняться. К тому же, ты была совершенно права. Его поведение не лезет уже ни в какие рамки — будто он командует у себя дома. — Но кого же… кого мы сможем подыскать на его место? — О, я уверена, что в мире живет множество отличных консьержей, которые с радостью согласятся работать у нас и не будут при этом вести себя, как законченные свиньи, — сказала Лорелай достаточно громко, чтобы проходивший мимо Мишель мог расслышать все до последнего слова. Однако он совершенно ничем себя не выдал. — Черт возьми. Он уверен, что мы с тобой так шутим. Что ему опять все сойдет с рук. — Лорелай, ты меня пугаешь, — шепнула Сьюки. — Я с утра была немного не в духе, но… — Но сейчас не в духе я, — отрезала Лорелай. — И я твердо намерена быть не в духе еще какое-то время. Еще какое-то время, достаточное для того, чтобы Мишель успел подписать заявление об увольнении или расписку о том, что, переступая порог гостинцы, он незамедлительно превращается в лапочку и душечку, самого обходительного человека на свете. Ей почти захотелось невесело рассмеяться. Мишель никогда не станет душечкой, это попросту невозможно, скорее уж в Старз Холлоу появится второй светофор. А еще вернее, Мишель действительно уволится. По ее спине почти прошел холодок. Это зашло слишком далеко… но ведь именно настолько далеко она и собралась это завести? — Лорелай! — ах, этот вечно раздраженный голос. — Почему все мои вещи сложены в коробку? О, бедный Мишель. — Мы с Сьюки решили немного облегчить тебе жизнь и сэкономить твое драгоценное время. — Лорелай, я не шучу. — Я тоже не шутила, говоря, что ты уволен. Знаю, я люблю пошутить, но это не тот случай. Похоже, Мишель наконец-то попытался поверить в реальность происходящего, и его идеально выщипанные брови сошлись на лбу в попытках осмыслить услышанное. — Вот, значит, как, — что ж, он не собирался извиняться в ответ. — Прекрасно. Как будто вы не знаете, что мне и без того каждый день досаждают с самыми лучшими предложениями. Это могло бы стать жалкой попыткой сохранить лицо, если бы Лорелай не подозревала, что на самом деле все именно так и обстоит. Они еще не знают, с кем связались, подумала она почти злорадно. — Почему же ты не отправишься к этим загадочным людям, которые так жаждут тебя нанять? Почему не ушел к ним еще давно? — Лорелай вдруг поняла, что именно сейчас, в эту самую минуту все-таки перегнула палку, потому что Мишель мог вести себя как угодно, но причина, по которой он оставался с ними, была очевидна. Ей послышалась, что Сьюки всхлипнула. А, может быть, и не послышалась. — Очень хорошо, — холодно сказал Мишель, хотя ничего не было хорошо. — Тогда я откланиваюсь. Вот, оставьте на память. Он оставил на ресепшене какой-то конверт и вышел. Это произошло так быстро, что Лорелай, возможно, впервые в жизни не успела найтись с ответом, и Сьюки, еще недавно неистовствовавшая на кухне, потянула ее за рукав. — Давай вернем его, — запричитала она. — Это не может так закончиться. Ведь мы все трое будем страдать. — Он не выглядел особенно страдающим, — с сомнением произнесла Лорелай, разглядывая удалявшуюся спину Мишеля, но ноги сами несли ее к порогу. Черт возьми, как все это было глупо. Что ж, по крайней мере, гости их скучнейшего в мире городка смогут насладиться короткой драмой. — Мишель, подожди!.. Постой. Я дам тебе испытательный срок. Можешь возвращаться, только не разозли нас снова!.. Боже, это были лишь пустые слова, означавшие их бесповоротную капитуляцию. Возвращаясь, Мишель выглядел почти надменно, когда хладнокровие вдруг отказало ему, и он ринулся к оставленному на стойке конверту. — Отдайте!.. — рявкнул он, но Лорелай оказалась быстрее. Такой шанс она упустить не могла, и уже мгновение спустя обрывки конверта спланировали на застеленный коврами пол. — «Я искренне сожалею», — зачитала она с выражением. — Мишель! Это очень мило, что ты искренне сожалеешь. Очевидно, не собираясь поддерживать разговор, тот возмущенно промчался мимо. Сьюки протянула руку к записке и прочла ее сама, не веря своим ушам. — Это очень мило с его стороны, — сказала она. — Значит, он искренне раскаялся, и мы не зря его вернули. — Вот еще. Он просто ждал, что мы прочитаем записку и бросимся за ним через полгорода, рыдая от умиления. Но когда все пошло не по плану, попытался отобрать ее, чтобы мы и подумать не могли, будто у него есть зачатки совести. Он никогда не изменится. Никогда. — Вот увидишь, теперь это будет совсем другой Мишель, — не согласилась с ней Сьюки, и немедленно до них донеслось раздраженное: — Следующему, кто не вытрет ноги и натопчет на чистом полу, я лично выдам швабру!..