Твои руки

Вэй Усянь не мог с собой ничего поделать. Как только он видел Ванцзи, неважно: занятого или нет — немедленно хотел к нему на руки. Он не просил ничего невозможного, пытался сильно ни от чего не отвлекать, но как маленький котенок требовал к себе вот такого мизерного внимания — и как только оказывался в теплых объятиях, зачастую погружался в сон, ощущая себя защищено и безопасно. Лань Чжань ни разу не сказал и слова против, невозмутимо позволяя делать подобное — и Вэй Ин, не чувствуя ограничений, продолжал. Все началось месяц назад. Тогда погода была отвратительной: ветер ощущался невероятно холодным, пробирая прямо до костей, хмурое и серое небо нагнетало, а солнце, казалось, вовсе решило не показываться, пока градус на улице ни повысится. Лани славились своей выдержкой, сдержанностью и непоколебимостью, а поэтому даже не ежились (и неудивительно, судя по тому, как рьяно плескаются в холодном источнике — подобная погода им нипочем), зато Вэй Усянь и носа не смел сунуть за порог, половину дня проторчав под одеялом, ни капли не согревшись. Он не выходил даже за едой, решив, что лучше быть голодным, чем замерзшим окончательно. Пришедший тогда Лань Чжань показался спасением: сначала окинул зарывшегося под одеяло Усяня непонимающим взглядом и получая уверенное: «все в порядке», а после сел за стол, принявшись выполнять свою работу в цзинши. И чем больше времени проходило, тем сильнее Вэй Ин не чувствовал собственных ног и пальцев на руках — последним толчком стал табун мурашек, пробежавшихся по спине и заставивших вздрогнуть, спохватиться и быстро прибежать к Ванцзи. Под пронзительным взглядом золотых глаз, он, нырнув под чужую руку, забрался на сильные колени, сразу же пытаясь всунуть лодыжки под теплый бок, распахнул широкое белое ханьфу, стараясь им укрыться от холодного внешнего мира, прижал замерзшие руки к собственной груди, сцепляя вместе — и вжался в теплое тело. Его не оттолкнули, не встряхнули и не ударили. Лань Чжань сначала застыл в непонимании, а потом осторожно — будто боялся разбить — обнял в ответ. Его теплые ладони прошлись по спине, заставив задрожать сильнее. Очевидно поняв, в чем дело, Ванцзи приподнялся, удерживая дрожащее тело на руках, и сел в более удобную позу: скрестил ноги и аккуратно разместил холодные лодыжки под своими коленями, усаживая на бедро. Руки взлетели к лопаткам, накрывая своим ханьфу, и сжали в объятиях. Тепло, наконец, вновь начало возвращаться. Вэй Ин, уже действуя более смело, довольно сунул холодные ладони под верхние одежды и потерся щекой о теплую грудь, не желая отпускать даже под угрозой смерти. Так и уснул. И с тех самых пор делал подобное постоянно. Погода наладилась, но объятия это уже не остановило. Обычно Вэй Усянь садился на колени Лань Чжаня, обхватывая бедра своими ногами, прижимался к теплому телу ближе, довольно кладя голову на широкое и удобное плечо, обнимал за шею и спал. Крепко, тихо и почти не мешая работать. Ванцзи не возмущался, спокойно обнимая в ответ, подтягивая ближе и позволяя на себе спать. А потом все стало хуже: Вэй Ин при любом удобном и неудобном случае начал напрашиваться на руки. Вот он спокойно идет рядом, без умолку болтает, а потом — будто в голову что-то ударило — просится, чтобы его подняли и понесли. Если сначала этому были оправдания, мол «устал», «подвернул ногу», «порвал ботинок», то сейчас он просто протягивает руки — и его сразу же подхватывают. Впрямь как котенка. Причем очень надоедливого. Лань Чжань молчит. Он не говорит ни слова против, таская на своих безмерно сильных руках и прижимая к себе так, словно держит настоящее сокровище. Не то, чтобы Усянь пользуется этим — не может иначе. Ему просто необходимо почувствовать всю силу Ванцзи, его тепло и это необычное чувство защищенности. Оказываясь в таком положении, позволял себе расслабиться, забыть обо всем вокруг и наслаждаться запахом сандалового дерева, почти растворяясь. В эти моменты даже говорить не хотелось. Только нежиться, снова начиная погружаться в сон и почти мурлыкая себе под нос. Наверное, стоило бы объясниться — сказать, что Вэй Ин просто не может по-другому, ощущая необычную зависимость от тепла Лань Чжаня, от его заботы, силы и чувства защищенности, но не может вымолвить и слова, постоянно откладывая на потом. А говорить об уходе из Облачных Глубин вовсе боялся. Авось и забыли — и оставят его так, как он есть сейчас. Лань Сичэнь, хоть и заметил за ним такое поведение, ничего не говорил. Лишь снисходительно улыбался и, похоже, делал так, чтобы на их пути никто не встречался, особенно в те моменты, когда они почти приклеены друг к другу. Усянь не знал, благодарить его или же спросить, зачем тот это делает, — но также, как и остальные серьезные разговоры, оставлял все на потом. Да и какие к черту серьезности, когда у него прямо перед носом Ханьгуан-цзюнь? Никакие — именно. Поэтому дождавшись, когда тот сядет на свое место за столом, подполз ближе, сразу же забираясь на сильные колени, оплетая ногами бедра и, обняв за шею, устраивается подбородком на широком плече. Радостно замурчав себе под нос что-то на своем усяньском, прижался еще ближе, с дрожью чувствуя, как горячие руки в ответ обнимают за талию, — и почти растекся, ощущая слабость, усталость, удовлетворение и необъятное счастье. Вот бы остаться так навечно. Дрожь опять прошлась по всему телу, и Вэй Ин скользнул взглядом по уху напротив, неожиданно замерев. Белая как яшма мочка соблазняла — к ней хотелось потянуться губами и слегка прикусить, отчего мурашки скользнули по плечам и спине. Если бы он сейчас стоял, то тут же упал — даже сидя чувствовалась слабость ног, сладкая нега и безумное желание. Ничего плохого в этом ведь нет? Прикусить мочку. Это же… … и не успел понять, как потянулся к ней. Собственные щеки обдало жаром, а губы мазнули по теплой коже, слегка промахнувшись. Тело Ванцзи вмиг напряглось, практически становясь каменным. Пожалуй, стоило бы остановиться, но Вэй Ин просто не мог иначе — и потянулся вновь, на этот раз захватывая в плен мочку губами, и только после замер сам. Он наглый — с этим не поспоришь — дерзкий, неусидчивый, шумный и лишенный всякого стыда, но именно сейчас впервые нерешительно застыл, ожидая чужой реакции. Которой почему-то не было. Ни криков, ни угроз, ни толчков — Лань Чжань будто и сам ждал. И Усянь, неловко заерзав, прикусил мочку у себя во рту зубами, а после слегка пососал. Язык горел от желания скользнуть по коже, от чего его пришлось прижимать к собственному нёбу, не давая себе и шанса на подобные действия. Сердце стучало слишком по-кроличьи, отчего даже Ванцзи вероятно это ощущал, и вместо того, чтобы дать оплеуху за подобное, внезапно прошелся ладонями по спине. Вэй Ин задрожал, чувствуя, как тело начало реагировать — и на секунду испугался. Черт возьми. Он возбудился? Лань Чжань коснулся пальцами его шеи, проведя вверх, и слегка надавил, отчего из груди вырвался томный вздох. Казалось, внутри дрожало все — и если бы Усяня сейчас скинули с колен, то вряд ли бы у него нашлись силы, чтобы встать. А потом неожиданно простонал, выпуская мочку из плена собственных губ и ощущая, как горит кожа там, где коснулся Ванцзи. Стон вышел слишком громким, отчего они застыли вместе. Вэй Ин растерялся, не веря, что подобный звук вышел именно из его рта, отчего, ощутив мгновенно жар на собственном лице, сжался и просто приклеился к чужому телу, зарываясь носом в плечо и не собираясь отцепляться в ближайшее время. Вероятно, стоило бы поднять голову, улыбнуться и как всегда свести все в шутку, но не мог сдвинуться с места, ощущая, как начинает гореть шея. К черту приличия. Сейчас он не готов смотреть в золотистые глаза. — Это… — голос слегка охрип, выдавая с потрохами несвойственное ему волнение, и поспешил исправиться, тут же прочищая горло и добавляя: — Это не я. Они двое знали, что это он. Но Лань Чжань не стал возражать. — Мгм, — служило ответом. Вэй Усянь не почувствовал никакого облегчения, прижавшись сильнее. Сердце стучало очень быстро, словно хотело пробить грудную клетку, а нижняя губа задрожала. Нет, это был не стыд — волнение и смущение, от которых покраснело лицо, заставляя практически вжаться в плечо. Теплые руки, которые даже не думали отстраняться, продолжили гладить у основания шеи. На коже выступили мурашки. Вэй Ин закусил первую попавшуюся ткань, стараясь сдержать рваные выдохи. Приятно. Так сильно, что сдерживаться не было абсолютно никаких сил, отчего приходилось сжиматься сильнее, в надежде утонуть в белых одеждах. Тонкие пальцы выводили на шее замысловатые узоры, порываясь постоянно скользнуть за ворот, но стоило им чуть опуститься вниз — тут же поднимались вверх к волосам. Красная лента ослабла от таких манипуляций — и через несколько мгновений пряди рассыпались по плечам. Ванцзи замер, словно не ожидал подобного исхода, а потом отстранил от себя. Попытался. Усянь вцепился в него клещами, не позволяя себя отодвинуть ни на миллиметр, а после, вдобавок, протестующе промычал и отрицательно замахал головой, неуклюже уткнувшись носом в оголившийся участок кожи на шее. Щеки пылали, отчего показываться в подобном виде не хотелось. Ни за что. Однако, стоило бы учесть, что с годами Лань Чжань научился не только шутить. Приятные пальцы потянули ворот вниз, освобождая тонкие плечи от ткани — Вэй Ин это ощущал с дрожью, трепетом и неожиданным нетерпением — прохлада сразу же скользнула по неприкрытой ничем коже, и в следующий миг сверху обрушилось тепло. Приятное. А потом по ключицам скользнуло что-то мягкое. Влажное. Сводящее с ума. Задрожав, Вэй Усянь протяжно простонал, неосознанно подставляясь ласкам, — и Ванцзи прильнул к доверчиво открывшейся шее тут же, не имея ничего против. Провел языком вверх к самой челюсти, оставляя влажную дорожку, а затем спустился вниз — к чувствительной жилке, в которую тут же впился губами, посасывая и слегка покусывая. Не ожидая подобного от Лань Чжаня, Вэй Ин забылся, полностью растекаясь в чужих руках и отдавая себя на растерзание. Из горла вырвался очередной сладкий стон. Сжав зубами белую ленту (внезапно удобно оказавшуюся перед губами) у себя во рту, Усянь даже не мог нормально пошевелиться. Руки неосозанно мяли белые одежды, а поджилки дрожали. Хотелось прильнуть ближе, вжавшись в сильное тело сильнее; хотелось расставить ноги шире и пахом прижаться к чужому торсу; хотелось поднять голову и попробовать на вкус манящие губы. Вместо этого Ванцзи делал все сам: схватил за бедра и прижал к себе так сильно, что Вэй Ин ощутил, как чужое и очень крупное достоинство больно уперлось в его. И, преодолев смущение, отлетевшее на задний план, отстранился, чтобы взглянуть в мутные золотые глаза. Лань Чжань жадно впился в его губы взглядом, и только сейчас Усянь понял, что за ленту до сих пор сжимал своими зубами. Но не успел ничего сказать — Ванцзи рывком впился в его рот, сразу же проникая языком внутрь и не давая ни шанса на отступление. Почти задохнувшись от собственных нахлынувших чувств, Усянь позволял себя практически вылизывать изнутри, с непередаваемой дрожью ощущая, каким мокрым и несдержанным может быть второй Нефрит. По подбородку стекла их слюна, которая тут же была слизана как сладкий нектар, заставляя ноги дрожать. Они делали такое… такое… Вэй Ин, отдавшись полностью своему мужчине, с упоением принимал ласки, пытался тоже проявлять инициативу и так же нетерпеливо отвечал. Непроизвольно разведя колени, с охватывающими тело мурашками качнулся вперед, толкаясь членом в такой же твердый член Ванцзи, кажущийся по ощущениям большим. Намного больше собственного. Сильные руки сразу же подхватили под ягодицы, яростно сжимая почти до боли, и стянули штаны, полетевшие в сторону. Пораженно выдохнув, Усянь не мог поверить, что его Лань Чжань может быть таким. — Второй господин Лань, — тут же промурлыкал Вэй Ин, отрываясь от мокрых губ. Длинный конец лобной ленты, намокший от их слюны, скользнул по подбородку вниз, падая на оголенную грудь (и когда только успел раздеться?), — где же ваше терпение? Вы ведете себя так несдержанно… неужели давно хотели сотворить со мной такое? Ответом ему послужили руки, поднимающие вверх. Вмиг поняв, что от него хотят, Усянь встал на колени, уперевшись в белые одеяния по обе стороны от чужих бедер. От такого положения лицо оказалось чуть выше лица Лань Чжаня — и губы, до этого творящие немыслимые вещи с его ртом, коснулись шеи; мягкий язык, опускающийся к ключицам, вновь начал выводить замысловатые узоры на коже. Рвано простонав, Вэй Ин не смог противиться соблазну, отчего в ту же секунду зарылся в шелковистые волосы, стягивая белую многострадальную ленту. Поразительно. Раньше, стоило хоть словом покуситься на нее — Ванцзи с налившимся красным взглядом всем своим видом был готов убивать. Если Усянь раньше не понимал причины, то после того, как Сычжуй поведал ему значение, вовсе перестал как-либо приставать с этим, чувствуя вину за свое незнание и отвратительное поведение в прошлом, но сейчас… хотелось единственному касаться ее. И не стал противиться себе, запутавшись пальцами в ленте. — Лань Чжань, — томно выдохнул Усянь, чувствуя, как язык мазнул по соску, — только я… — и почти задохнулся, ощущая несильный укус. Больше не в силах терпеть, дрожащими ладонями накрыл теплые щеки и слегка приподнял вверх — так, чтобы Ванцзи уперся в него помутневшими от желания глазами, —… только я могу ее касаться. Его поняли не сразу. Только спустя некоторое время Лань Чжань скользнул взглядом по руке, которая была обвита лентой с плывущими облаками. — Мгм, — ответил он, припадая губами к коже дрогнувшей ладони, — только ты. Задрожав от удовольствия, Вэй Ин начал осыпать мелкими поцелуями его лицо. — Лань Чжань, Лань Чжань, Лань Чжань, — мурчал он, забывая, как дышать, — гэгэ, — почти оборванный выдох, — гэгэ. Мой гэгэ. Я весь твой. Я тоже только твой. Только ты можешь меня касаться. Только ты… … договорить он не успел. Ванцзи провел языком по губам, а после скользнул им в рот, затыкая. Прижавшись ближе, Усянь с дрожью чувствовал, как сильные руки обводят линию талии, чтобы потом бесстыдно опуститься на мягкие ягодицы, разводя их в стороны. Почти подавившись воздухом, прикусил чужой язык, хозяйничавший в его рту. И откуда достопочтенный второй Нефрит этого набрался? Простонав в горячий рот, слегка дернулся, когда длинные, загрубевшие от струн гуциня пальцы скользнули по ложбинке вниз, дотрагиваясь до места… Вэй Ин ни разу не глупый, поняв все сразу и без промедлений. — Лань Чжань… гэгэ, ты уверен, что можно туда? В ответ внутрь скользнул палец, тяжело протолкнувшись сквозь сухой анус. Выгнувшись от неприятных ощущений, Усянь обвил шею руками, опираясь на нее из-за того, что колени больше не в силах держать на весу. — А еще меня кличут развратником, — усмехнулся вслед Вэй Ин, прижимаясь к теплому телу ближе, — Лань-гэгэ сорвал с моих губ первый поцелуй, а сейчас заберет себе и мой первый раз, уж не это ли бесстыдство? — промурлыкал он, нахмурившись, когда Ванцзи добавил второй палец, — будь нежнее, гэгэ. Не торопись. Я весь твой до конца жизни. Ты можешь делать все, что хочешь. Каждый день. Только нежнее, мой милый А-Чжань. И захватил в плен своего рта сладкую мочку. В теплых объятиях он чувствовал себя уверенно, защищено и очень довольно. Не став долго думать, Вэй Ин, поддавшись собственным желаниям, скользнул одной рукой вниз по широкой груди, все еще прикрытой одеждами, и, недовольно заворчав, принялся стягивать ткань, обнажая бледную кожу. Тело второго Нефрита самое великолепное, что приходилось когда-то видеть — хорошо развитые мышцы, рельеф мускулов и затаенная огромная сила, с помощью которой можно поднимать гробы со статуями. Облизнув губы, Усянь не остановился на этом, ладонью проведя по очерченному мышцами торсу, и накрыл крупный член, спрятанный под одеждами. Сжал, с восхищением ловя судорожный вздох, и придвинулся ближе, высвобождая возбужденную плоть из-под ткани и прижимаясь к ней своей. Следом добавился третий палец, но Вэй Ин, увлеченный видом, даже не заметил. — Гэгэ, — и вновь томно выдохнул, ловя губами чужие губы, — я твой. Только твой. Разве ты не должен был приподнять меня и насадить на свой замечательный нефритовый жезл? Пронзить так, чтобы я… … и почти закричал, когда Лань Чжань без сомнений исполнил то, что он сказал. Внутрь толкнулась крупная головка, больно раздвигая все еще узкие для такого массивного члена стенки. Задохнувшись от испытываемых ощущений, Вэй Ин дернулся, но сильные руки, удерживающие за бедра, не позволили отпрянуть. — Лань Чжань… Лань Чжань, — всхлипнул Усянь, — будь нежнее. Это мой первый… — и простонал, внезапно почувствовав, как член внутри стал больше, — мой милый Лань Чжань, поцелуй меня. Поцелуй. Его просьбу тут же исполнили — и в рот скользнул язык, отвлекая от неприятных ощущений внизу. Было больно. Но от этой боли хотелось стонать — чувство наполненности практически сносило голову, заставляя поддаться ближе и самому насадиться до основания. — Вэй Ин, — предупреждающе. — Возьми меня, гэгэ. Я хочу, чтобы ты показал мне, что я только твой, — томно выдохнул Усянь, — мне нравится сидеть на твоем нефритовом… Толчок выбил из него все слова. Член у Ванцзи большой, с крупной головкой и чуть изогнутый кверху, отчего сразу же попал на приятную точку внутри, заставив вскрикнуть и задрожать. Узкий проход наверняка делал больно и ему, отчего Вэй Ин старался расслабиться, но с толчком почему-то напрягался обратно, сильнее цепляясь за сильные плечи. Если бы не руки, направляющие его, то вряд ли бы смог даже пошевелить ногами. Вопреки всему, Лань Чжань действительно начал вбиваться в него. Пошлые шлепки разносились по всей цзинши, а по телу проносились раз за разом мурашки, не отпуская ни на секунду. Боль померкла. Выделяющая из члена смазка позволяла беспрепятственно скользить внутри с каждым разом все лучше. — Мой Лань Чжань, — простонал Вэй Ин, чувствуя, как толчки начинают учащаться и углубляться, — нежнее, гэгэ. Нежнее, милый. Моя задница только твоя, я весь только твой. Всегда был только твоим. А ведь мы столько времени потеряли впустую, — в теплых объятиях хотелось расплавиться, — ты такой сильный, гэгэ, что тогда мог легко меня взять там… на источниках. Не думаю, что я был бы против… Ванцзи перехватил его под коленями и тут же опрокинул на пол. Распробовав новую позу, Усянь прогнулся в пояснице, ногами обхватив узкие бедра, и притягивая к себе настолько близко, что готов был стать в любую секунду одним целым. В таком положении чужие яйца шлепали его по ягодицам, а собственный член изливался смазкой на животе, отчего хотелось протянуть руку и сжать, но желание кончить от того, что Ванцзи берет его, было сильнее. — Лань Чжань, — не молчал Вэй Ин, — кто бы мог подумать, что ты не только превосходно дерешься, выполняешь правила, показываешь всем пример благочестивого заклинателя, но и… — очень глубокий толчок заставил изогнуться и практически утонуть в собственном громком стоне, но это не могло заставить его заткнуться, —… но и… настоящий зверь в постели… Такой несдержанный… Как же долго ты хотел меня? Очередной глубокий толчок — и Усянь буквально захлебнулся в словах, которые собирался произнести. Его ноги подняли, перемещая на широкие плечи, а потом принялись вдалбливать в пол. Глубоко. Сильно. Жадно. — Гэгэ, гэгэ! — вмиг взвыл Усянь, — пощади, гэгэ. Моя попа еще не разработана твоим жезлом. Она… у нас времени… Сил говорить не было. Лань Чжань был в нем. Распирал изнутри. Наполнял собой. Касался чего-то, от чего тело дрожало, а из головы вылетели все мысли, и только язык нес откровенную чушь, в которой не было ни логики, ни разумности. — Вэй Ин, — хрипло отозвался Ванцзи, — мой. — Да! — сразу же отозвался Усянь, поддаваясь навстречу толчкам, — твой… Только твой. Делай со мной, что хочешь, мой милый Лань Чжань… — сильные руки снова подняли его над полом. Ноги с плеч скользнули к внутренней части локтей, опора потерялась, отчего Вэй Ин беспомощно взмахнул руками и сразу же вцепился в чужую шею. Ванцзи держал его уверенно. Словно всегда был готов так сделать, отчего собственный член от таких мыслей дрогнул, а стоны стали громче от того, что его слишком жестко опускали вниз, а потом поднимали вверх, чтобы в ту же секунду пронзить вновь. Заметавшись и вцепившись зубами куда-то в плечо, Вэй Ин чувствовал, как от такого напора заслезились глаза; как ему показывали, кому он всегда принадлежит. — Милый… любимый… гэгэ, — задыхался Усянь, — прошу, пощади. Как нам делать потом три поклона, если я не смогу встать после нашей страсти? Я… … Лань Чжань даже не собирался сбавлять темпа, будто и на самом деле сорвался с цепи; будто вожделел его так долго, что теперь совершенно точно хочет вытрахать из него все то время, которое они потеряли. Растянув в руках ленту, Вэй Ин закусил ее, боясь, что от удовольствия вовсе откусит себе язык и совершенно не почувствовал от этого никакого толка, однако убирать не стал. Только отпрянул, заглядывая в лицо Ванцзи, который, впившись взглядом в его губы, на секунду остановился, вызывая вздох недовольства, а потом удивления — пальцы ловко подхватили концы лобной ленты и завязали сзади. Промычав что-то неразборчивое, Усянь не успел возмутиться, как его ноги вновь оказались лежать на локтях, а сильные руки продолжили поднимать и опускать его на члене. Проведя языком по полоске ткани, затянувшейся во рту, тяжело проговорил, выдыхая в приоткрытые губы напротив: — Использовать лобную ленту… так… — говорить внятно и понятно получалось плохо, но Вэй Ина ни за что не заткнуть такой мелочью, — разве… так… можно? Очередной толчок практически заставил сжать зубы и выгнуться в пояснице, содрогаясь от того, насколько Лань Чжань его не щадит. — Только для Вэй Ина, — хрипло послужило ответом. А потом в губы впились чужие губы. Лента мешала, но Усянь терпеливо высунул язык, позволяя второму Нефриту делать все, что заблагорассудится. И не прогадал: язык тут же оказался в плену горячего рта. Невнятно что-то простонав, не мог даже пошевелиться — сил не было в помине. Если бы не сильные руки, то он бы давно раскинулся по полу. — О, боги, — промычал Усянь, как только Ванцзи отстранился, — ты невероятен… воистину достоин титула Хань… Губами опять завладели. — Молчи, — тихо выдохнули прямо в рот. — Как я могу молчать? — устало промурлыкал Вэй Ин, зарываясь пальцами в чужие волосы, — ты меня так приятно… наполняешь, что мне кажется… моя попа была создана… только для твоего члена, — уместив ленту под языком, Усянь все-таки смог опять нормально разговаривать, — как ты умудряешься быть таким-м-м-м… — дрожь волной прошлась по всему телу от усиливающихся толчков, —… великолепным везде? Лань Чжань вмиг сменил позу, укладывая Вэй Ина на бок и невозмутимо опуская одну ногу на пол, а вторую подтянув к собственному плечу — и начал вколачиваться под новым углом. Усянь заметался, не в силах сдерживать стоны, и почти завопил: — Пощади, гэгэ… прошу. Пощади! Я действительно не смогу встать… Лань Чжань! — Ты сам напрашиваешься, — сквозь зубы прорычал Ванцзи, — если хочешь закончить, то помолчи. Закивав, Вэй Усянь запихнул кончики лобной ленты в рот и накрыл сверху запястьем, чтобы меньше иметь соблазна ляпнуть что-то не подумав. И огрести. Теперь Лань Чжаню ничего не стоит в будущем отодрать его зад в качестве наказания за любую провинность и лишить всех сил. Теперь… нет, он не выдержит подобного каждый день. Его зад отвалится прежде, чем они пойдут на другой заход. Как только Вэй Ин замолчал, Ванцзи перестал срываться — и уже через пару толчков излился внутрь, заполняя своим семенем, а следом за ним и Усянь, пачкая собственный живот и тяжело дыша, словно целый день тренировал дух и тело, а не принимал в себя большой член, распирающий изнутри. Лань Чжань, не позволяя долго лежать на полу, тут же поднял его, бережно прижимая к себе, и усадил на колени. Ничему уже не удивляясь, Вэй Ин растекся по теплой груди, не в силах самому держаться на весу. Это было ошеломляюще. Что еще скрывает от него Второй Нефрит? Какие еще порывы и страсти в себе хранит? Неловко шевельнув бедрами, в попытке понять, насколько все плохо, внезапно ощутил, что член все еще был внутри. Только не говорите… Нет. Его зад онемел от этих сумасшедших толчков, а тело настолько ослабло, что даже моргнуть стоило больших усилий! — Предлагаю заниматься любовью раз в пять дней, — устало проговорил Вэй Ин. Тонкие пальцы Ванцзи аккуратно легли на щеку, скользнули в бок, вытаскивая мокрые концы ткани изо рта, а потом развязали. Лента сразу же оказалась в широкой ладони, которая мягко коснулась подбородка и подняла вверх. Золотые глаза выражали любовь и тепло. Засмотревшись на любимого, Усянь не сразу понял, что ленту с плывущими облаками завязывают ему на голову. Глупо моргнув, рефлекторно коснулся своего лба. Нет, он давно грел желание примерить на себе образ адепта Гусу со всеми мелочами, но… — Теперь я выгляжу, как твой? — улыбнулся Вэй Ин. Не будь он таким уставшим, то непременно захотел бы посмотреть на себя в отражении, но ограничился только касанием. — Мгм, — без запинки произнес Лань Чжань, — как мой. — Черт возьми, — выругался Усянь, утыкаясь носом в широкую грудь и не планируя отстраняться от нее на ближайшую ночь, — столько времени коту под хвост! Ты мог бы меня взять и раньше, Ханьгуан-цзюнь. Твоих сил вполне достаточно, чтобы связать мои руки лобной лентой и подавить всякое сопротивление, — вслух размышлял он, — да и вряд ли я бы смог тебе сопротивляться… мои ноги так и раздвигаются при виде твоей… — застонав, Вэй Ин почувствовал, как член внутри него дернулся, опасно намекая на второй заход, — Лань Чжань, пощади! Я не выдержу! Лучше… лучше… давай завтра… нет… Через пять дней! Я буду готов через пять дней! — Нет, — сразу ответил Ванцзи. — Четыре! — начал торговаться Усянь, коря себя за то, что вечно попадается в собственные ловушки. Шутки зачастую теперь оборачиваются против него. — Каждый день — значит каждый день, — невозмутимо сказал Лань Чжань. Черт. Его попа… — А может… для первого раза будут уступки? — невинно захлопал глазами Вэй Ин, однако выражение лица напротив ясно говорило о том, что теперь пути назад нет. Не то чтобы и хотелось, нет, но Усянь действительно вряд ли сможет сделать и пары шагов самостоятельно. А с виду и не скажешь, что кажущийся монахом Второй господин Лань, настолько зверь. Да и о чем тут можно говорить? Распутник и бесстыдник Старейшина Илина, которому чуть ли не приписывали гарем, на деле совсем невинный мальчишка, который и за руку за всю жизнь в романтическом плане ни с кем не держался! О, небеса! О, чудеса! — как в заключение добавить, «не суди книгу по обложке». Обреченно вздохнув, Вэй Ин прижался лбом к любимому плечу. Стойте-ка. — Ты знал? — и внезапно спросил, слегка отстранившись. В глазах не было ни отрицания, ни утверждения, но Усянь слишком хорошо научился читать ответы в этих с виду холодных взглядах, — что я чувствую, — кратко пояснил, и продолжил: — Ты понял это раньше меня? — Мгм, — кивнул Лань Чжань, — Вэй Ин мне сам об этом сказал. Это когда? — немо повисло в ответ. Нет. Усянь знал, что его тянет к Второму Нефриту неспроста; знал, что это что-то большее, когда поселился в его объятиях. Но когда об этом стало известно? В самый первый раз? Или когда все зашло настолько далеко, что он начал проситься на руки, нагло придумывая глупую отмазку? Да нет. Тут что-то другое. Точно другое. — Как я об этом сказал? — не удержался Усянь. Лань Чжань почти улыбнулся глазами. — Подумай. И поцеловал в лоб. Туда, где красовалась лента с плывущими облаками. … Песня. Он часто мурлыкал себе под нос эту песню, когда-то написанную Ванцзи, копошась в волосах, заплетая маленькие смешные косички, и играя с концами ленты, иногда втихую навязывая на ней бантики. А потом, под свое собственное бормотание, засыпал, полностью вверяя себя чужим рукам и ни о чем не беспокоясь. Из-за этого? Но разве этого достаточно, чтобы быть уверенным в чьих-то чувствах? Что он упускает? Сердце застучало сильнее, как только воспоминание внезапно накрыло с головой. Кажется, он тогда привычно спал (легко дремал) у Лань Чжаня на коленях, только в безлюдной библиотеке, где тот хлопотал над очередным отчетом для Лань Цижэня, когда к ним пришел Лань Сичэнь. Что-то случилось — и необходимо было присутствие Ханьгуан-цзюня на совете Старейшин. Вэй Ин действительно тогда почти дремал, слыша и понимая все только наполовину, а поэтому неудивительно, что он ничего не запомнил. А потом чужие руки его подхватили. Лань Хуань, вероятно, сказал, что отнесет спящую тушку в цзинши, чтобы Ванцзи не волновался и смог спокойно присутствовать на супер-срочном совете, однако Вэй Ин, испытывая необъяснимое отвращение от чужого тепла, забился будто в судорогах, тут же падая на пол. Мутно заприметил силуэт своего Ланя — и запрыгнул вновь к нему на колени, сонно пробурчав что-то вроде: «никто не смеет меня держать, кроме любимого Лань Чжаня», чтобы после совсем вырубиться. Покраснев от внезапного осознания, Усянь закрыл лицо руками. — Я… больше ничего тогда не сделал? — в смущении пробурчал Вэй Ин, понимая, насколько он забывчивый идиот. Почти признаться в любви — и уснуть напрочь, — ты тогда… на совете побывал? — Мгм, — спокойно ответил ему Ванцзи. — Значит, ты сам отнес меня в нашу постель? Но разве тогда все было не срочно, раз уж сам Цзэу-цзюнь вызвался нести меня… — Нет, — добавил Лань Чжань, вновь целуя его куда-то в макушку, — я забрал тебя с собой. Вэй Усянь открыл рот, чтобы тут же его закрыть. И переваривать. Забрал с собой? — То есть, ты держал меня на руках перед всеми старейшинами, пока я во сне слюнявил тебе ханьфу? — решил все-таки уточнить он. Получая утвердительный кивок. Лань Цижэнь наверняка хотел его тогда убить. Скрутить в несколько частей и выпнуть из Облачных Глубин ко всем чертям, чтобы больше не смел морочить голову; не смел есть с любовью и гордостью выращенную капусту. Они точно говорят о том-самом совете? Почему же Вэй Ина никто не наказал? Или наказал? В голове внезапно всплыло, что в последние два дня Ханьгуан-цзюн переписывал книги о надлежащем поведении. Если бы тогда не был занят тем, что вертелся и копошился в чужих объятиях, то наверняка заметил бы сразу, насколько Лань Чжань старался писать кривым и смазанным почерком, не изменяясь в лице ни на грамм. Усянь закусил губу и тут же принялся расцеловывать лицо своего достопочтенного Второго Нефрита. — Теперь ты просто обязан на мне жениться, мой гэгэ. — Мгм, — сразу прилетело согласие, — завтра. До Вэй Ина не сразу дошло. А потом стало поздно возмущаться — Лань Чжань слишком легко приподнял его, чтобы тут же насадить на себя глубже и получить полу-вскрик, полу-стон, — и нещадно пошел на второй заход. Усянь с дрожью представлял, что будет с ним завтра.