Нота Си — Признание
Голова пылала в бреду, то ли от лихорадки, то ли от одолеваемых мыслей. Нет ничего страшнее, чем когда разум не в ладах с собственным сердцем. На когда ты в ответе не только за собственные чувства, но и за твои переживания, не в всегда можно справиться одному и порой нужна помощь или хотя бы совет. А ведь, что на деле прячется за брошенной невзначай фразой: «Будь в жизни проще». Проще, чем «КТО»? А, может, «ЧТО»? В чём простота решения данного совета? Быть проще в своих мышлениях? Проще в принятии решения? Проще в проявлении чувств? Или проще в преодолении страха? Что значить это «ПРОЩЕ»? Как это сделать? Как понять, что ты не совершаешь ошибки, следуя самому популярному совету, который раздают направо и налево все те, кто понятия не имеет насколько в твоей жизни всё ой как не «ПРОЩЕ». Ведь нет ничего сложнее, чем быть подростком. Быть маленьким бесправным человеком в пучине этого огромного мира. Когда? В какой день и по чьей воле ты просыпаешься, с правом голоса и желанием показать его силу? Почему те, кто дарует тебе это право, делают это так небрежно и формально. Почему все они первыми не слышат и что хуже не пытаются различать твой голос в водовороте ора собственных. Почему если ты желаешь донести свой голос до остальных его не слышат, либо не желают, отмахиваясь от него очередной формальной отговоркой — «Ты, просто слишком юн». Что делать, когда твой голос теряется в шуме остальных таких же бесправных голосов? Затеряться? Замолчать? Быть может, смириться? А может, нужно откинуть фальшивое звучание этих голосов и позволить своему греметь. Но как? Как заставить остальных услышать твой голос? Быть может, и этот ответ прост? Нужно научиться слышать себя. Слышать шёпот собственных мыслей. Слышать крик своих желаний. Слышать биение собственного сердца. Ловить кончиками пальцев вибрации сухожильных струн твоего сердца. Нота «Си» — Седьмая нота моего сердца. Нота «Си» — Признание моих желаний, моих чувств, моего голоса. Нота «Си» — Последняя нота моего страха. Последняя нота мелодии моей любви.
Мафую нерешительно постучал в дверь. Он полночи не спал. Вновь и вновь кутаясь в свой маленький кокон, пытаясь согреть озябшее сердце. А ведь это было так тяжело — решиться. Было так больно собрать обледеневшие осколки вместе. Быть так страшно вновь доверить эти крохотные сосульки, разбитых вдребезги желаний, твоим таким тёплым рукам. Так невыносимо больно отогревать каждую грань в жаре твоей страсти. Его тело ещё ноет, но он не жалеет, что поддался. Не жалеет, что отдался его порывистость и несдержанность. Быть может —это единственное, что у него и останется. Выдохнув вокалист более смело постучал. Ждать долго не пришлось. Высокая брюнетка взглядом холодно-синих глаз едва не проморозила и не без того продрогшие внутренности Мафую. — А это ты? — Она повернула голову и громко крикнула куда-то в сторону лестницы. — Рицка, натяни штаны и спускайся. К тебе твой пришёл твой дружок «тыквоголовый». Ответа не последовало. Мафую немного растерялся, он не раз слышал, что у сестры Уеноямы очень резкий характер, но чтобы настолько. Отзываться о ком-то так грубо — это ещё и неприлично. — Добрый день. Простите, за вторжение, а разве Уэнояма-кун не болен? — Ведь Акихико-семпай, написал, что гитарист болен и очень, собственно потому он и пришёл. — Ну, да. Болен. Но у него простуда, а не паралич, так что может и сам к своему парню спуститься и встретить. — Яёй вновь нагрубила, словно огрев Мафую кипятком. Его Лицо, шея, да что там всё тело покраснело и взмокло. — Ладно, я занята. Так что поднимись к нему сам. Где комната Рицки знаешь? — Да, я уже у него был. И даже раз ночевал. — На Мафую так смотрели, словно у него и правда вместо головы тыква выросла на плечах. — Ах да, было что-то такое. А вы тогда просто друзьями были или уже встречались? — Она строго смотрела на друга брата и всё равно не понимала. «П0очему, если Рицка на самом деле не дурит и предпочитает парней, он выбрал это «несчастье». Потухший взгляд, опущенные плечи. А ещё он мямлит всё время».— Раздражённо подумала брюнетка, тряхнув волосами. — Ладно не отвечай. И ещё, я хоть и занята, из дому уходить не собираюсь, так что потише там. — Она указала на лестницу, а сама отправилась на кухню. Если по дороге к дому Уэноямы, у Мафую было дурное предчувствие касательно их возможного разговора, то как классифицировать этот разговор у парадной, он просто не знал. Подавив в себе страх и смирившись с мыслью, что хуже уже некуда, Сато поплёлся по ступеням в комнату любимого. Стучать пришлось несколько раз, потому как после первого никто не открыл и не спешил. Едва дверь приоткрылась, раздался громкий раздражённый голос гитариста, как-то не похоже, что кому-то сегодня плохо. — Яёй, я сказал тебе, сама себе готовь пиццу. Она в морозилке уже готова, просто кинь корж в микроволновку, даже ты с таким справишься. — Брюнет совсем не выглядел больным, как сказала девушка, открывшая дверь. Но всё-таки штаны можно было и надеть. — Мафую? Что ты здесь делаешь? Разве мы договаривались, что ты придёшь? — Кадзи-сан сказал, что ты болен и не желаешь лечиться. — Сато поднял руку на уровень груди, едва не тыкая с парня пакетом с лекарствами. — Рицка — это подло с твоей стороны так поступать, я же волновался и… — Это не он сделал. — Яёй как раз поднялась по ступеням с двумя стаканами сока. Оба парня на месте подпрыгнули от неожиданности, у гитариста даже наушники на шее задёргались. — Я позвонила Акихико и сказала, что Рицка болен. Хотела, чтобы он тебя позвал. Так мы можем наконец познакомиться. Рицку просить бесполезно, он бы по-хорошему этого не сделал бы. Кто знал, что он проспится ночь и наутро будет почти здоровым. Не отменять же всё из-за него? Чего замерли? Хоть родителей нет — это не значит, что можно делать, что вздумается. — Яёй, ты что вытворяешь? Я тебе вчера всё сказал. Я не позволю тебе лезть в мою личную жизнь — Юноша побагровел и принялся орать на сестру, которая тряхнув короткими волосами и сунула ему стаканы с соком. — Штаны надень, не жалею твои на бледные окорока смотреть. Ты бы чаше из комнаты выползал и хоть для вида бы занялся спортом. Всё иди, не стой в проходе. — Художница затолкала парней и плотно закрыла дверь. О том, чтобы сбежать эти двое и помыслить не могли. — Я Уэнояма Яёй, а ты? — Сато Мафую. — Вокалист готов был провалиться сквозь землю, та кок глупо себя сейчас чувствовал. Собственно, как и Рицка который наспех натянул на «окорока» первое попавшееся и попытался выпроводить сестричку. — Уймись, я задам пару вопросов и оставлю вас. Чем дольше будешь вопить, тем дольше это будет продолжаться. — Девушка села на кровать так, что этим двоим только и оставалось, что сидеть на полу, а судя грозному по виду ещё и на коленях склонив голову в дегэдза. Но на всё оказалось не так и страшно, Уэнояма-сама на самом деле хотела просто познакомиться. Она ограничилась несколькими вежливыми вопросами, о возрасте, месте жительства, школе. Расспросила и о семье, но едва узнала, что Сато живёт только с матерью, тактично перевела тему. Ей было интересно, как они познакомились и откашлявшись поинтересовалась, как давно парни встречаются. Тут-то Рицка не сдержался и накричал на сестру, пытаясь её выставить. — Яёй, хватит. — Парень тяжело дышал, чувствуя, как вновь поднимается температура. — Зачем это всё тебе, что ты устроила. — А что такого? Думаешь, если ты расскажешь НЕМ… — В этот раз хоть тон и пренебрежительный, но, по крайней мере, не назвала Сато «тыквоголовым». —… родители не будут задавать таких вопросов? Заметь, я не спрашиваю ничего личного. — Что? Уэнояма, ты же не… — Слова застряли в пересохшем горле, так что девушка закончила за вокалиста. — У него вчера поднялась температура и он заявил, что хочет рассказать родителям о своей ориентации и о ваших отношениях. Но верю, что он бредил. Рицка, надеюсь, ты понял, что вам ещё рано открывать правду. Вы ещё к такому не готовы. — Художницы скосила взгляд, парень её брата склонил голову, его плечи подрагивали. — Вижу, вам поговорить нужно. Сато-кун, рада была познакомиться. Продолжим наше знакомство в другой раз. Яёй чинно поднялась, поправляя платье, напоследок она посмотрела на брата, руки того мелко подрагивали. Она сжала губы и цыкнув, вышла из комнаты. Для неё не стояло целью поссорить брата с «тыквоголовым», ей казалось, что они оба не готовы к тому, чтобы раскрывать свои отношения и… И она просто хотела в этом убедиться, но… Но правда в том, что она очень боялась, что юность более безрассудна, чем можно рассчитывать. — Мафую, не слушай её это… — Рицка хотел коснуться плеча любимого, но тот его оттолкнул. Шлепок был таким звучным и хлёстким, словно рядом щёлкнул кнут. — Ты хотел рассказать родителям? Хотел рассказать о нас? — Сато был напуган, его парень ему не может сказать, что чувствует, а тут родителям, ещё и без его ведома и согласия. В груди всё трепетало от страха. — Да хотел, но не сейчас. Я подумал, что… — Вокалист в панике отшатнулся, он словно юркая змейка, вывернулась и рванул в сторону двери. Брюнет не мог во второй раз, позволить любимому, сбежать, так что успел перехватить его за лодыжку. — «Не сейчас», «не хотел», но рассказал сестре. — Мафую пытался освободить ногу, но не вышло. Рицка твёрдо решил более не позволять любимому убегать от него, от разговора, от необходимости всё обсуждать — вместе. — Я не говорил, мы с ней не настолько близки. Она сама догадалась и… — Брюнету было неприятно это вспоминать, но другого способа доказать, что он не врёт, не было. — Она сказала, что такие чувства неправильные, а наши отношения мерзкие. — Она так сказала? Когда это произошло? — Мафую замер, он знал когда. День. Тот самый день, когда его любимый ворвался с поцелуями и порезанной рукой. С того момента он ведёт себя странно. Странно как для Уэноямы Рицки. — Пусти мою ногу. — Отпущу, если не сбежишь. — Рука скользнула выше по голени, обхватывая колено, вот она скользит по полусогнутому бедру. — Я правда хочу всё рассказать родителям, но только если ты разрешишь. Только если ты будешь готов быть в этот момент рядом. Как был сегодня. — Я не был, твоя сестра застала меня врасплох. У ней и правда мерзкий характер. — Это было так странно и страшно, что Мафую даже не подумал, что можно не отвечать этой страшной женщине. — Поверь, у неё большой опыт шокировать окружающих. В частности, меня. — Руки гитариста обвили талию любимого, а пылающий лоб упирался между лопатками. — Когда был младше, мне все говорили, что это здорово иметь сестрёнку. Ведь в понимании окружающих сестрички милые и заботливые. — А на деле? — Сато выпалил вопрос, даже не задумываясь нужен ли ему ответ. Для него это возможность избежать разговора о том, что произошло только что. — На деле она не желает заварить себе чай, может час ждать, чтобы я пришёл и заказал обед или ещё хуже приготовил, в то время как она просто лежит на диване и поддаётся хандре. Она всё время ходит в одежде, которую не пристало видеть мальчику подростку. Она никогда не стучит в дверь и не запирает свою. Её вещи и ещё хуже бельё всё время путаются в моих и если я не вернул незаметно, она поднимает шум. Маф, мне шестнадцать, а я видел больше лифчиков и женских трусиков, чем положено мальчику моего возраста. — От одного воспоминания парень содрогнулся. И это он промолчал, что половину его одноклассников, которые приходили к нему в гости, втайне оказывались влюблены в его сестру. — А её постоянное нытьё о том, что Кадзи-сан её не любит и игнорирует. Да после каждого разрыва или отказа мне приходилось выполнять роль подушки для ног, пока она жалуется на несправедливость этого мира. — Ты же не потому выбрал меня. Не потому, что из-за сестры у тебя комплексы в общении с девушками? — Сато понимал, что это бестактный вопрос, но кто сказал, что уже завтра Рицка не скажет ему: «Прости, но Касай мне нравится больше». Вокалист очень не любил Касай, не любил, что она всё время непозволительно близко. Не любил, за то, что она рассказала Рицке о Юки. Не любил, за её взгляд, что пробирался под кожу едва они вдвоём выходили на перемену. — Мафую, ты это ты. Твой голос, твоя страсть к музыке. Твой потерянный взгляд, когда ты не знаешь, что сказать. Твоя настойчивость, когда ты просишь меня научить тебя играть на гитаре. Твоя улыбка, когда ты играешь в баскетбол. Всё это ты и всё это я люблю. — Кончик носа скользнул вдоль выступающего позвоночника, лёгкий поворот головы и щека так удобно ложиться в этот мягкий изгиб шеи. — Я не знаю причин, по которым у меня появились эти чувства, я не знал, можно ли мне испытывать такое. Мне было страшно, что если поддамся, если признаю, что люблю тебя, то не испорчу всё. Для меня была важна наша группа и твоё в ней участие. Но узнав от Касай о том, что у тебя был парень… Это застал меня врасплох. Я даже думал увеличить дистанцию между нами. — Ты считал меня мерзким? У меня был парень, он умер из-за меня. Моих слов — это же… — Сухожильные нити стянули сердце так сильно, касалось наименьшее прикосновение и оно разорвётся на ошмётки. — Я ревновал. И злился. И злился, что ревновал. И ещё сильнее злился, что ты любил и продолжаешь любить кого-то другого. Кого-то кого уже нет. Маф, трудно соперничать с первой любовью, но куда труднее соревноваться с памятью о ней. — Тепло одного тела передавалось другому. Даже неудобная поза не была помехой. Губы едва заметно шевелились, но и этого было достаточно, чтобы горячее дыхание опалило нежную кожу. — Я и сейчас ревную. А ещё боюсь. И я не уверен, всё ли делаю правильно. Даже сейчас я не уверен, что нужно тебе это говорить. Не испугает ли это тебя, не заставит ли убегать от меня как можно дальше. Не заставит ли тебя моя несдержанность вновь спрятаться в своём маленьком коконе. — Откуда ты? — Сато таки вывернулся, чтобы удобней смотреть в лицо любимого. — Хиираги. Не понимаю, как ты с ним общаешься? Этот парень явно из детского возраста забыл свои мозги забрать. — Вокалист хихикнул и тотчас замер, лицо его парня было так близко, а на нём застыла такая боль, что сердце содрогалось. — А ещё он дал совет, не трогать тебя, когда ты расстроен. Говорил, что тебе нужно время, осмыслить происходящее. Он так гордился тем, что вы друзья детства, что знает тебя лучше. И я как дурак, его послушал, зря, наверное? — Да нет. Мне и правда порой нужно больше времени, чем остальным. Я рад, что ты на меня не давишь, но иногда я боюсь, что тебе просто неинтересно и… — Мафую до боли закусил губу. Каким бы комфортным ни был собственный мир, всегда хочется, чтобы кто-то вторгся в него. Хоть тапком кинуть можно в ответ, ворча, что тебе нужно личное время и пространство. Но тогда. Тогда ты понимаешь, что для человека, напротив — ты важен. Что, даже если он занят, если вы не рядом; его тёплое плечо, его сладкое дыхание с ароматом кофеина, его мягкие губы со вкусом сахарной ваты неизменно твои. Всегда хочется быть уверенным в какой-то стабильности: в его несносном характере, в его паническом страхе просто взять тебя за руку, в его защите, когда ты зазевавшийся ступаешь на проезжую часть. Хочется порой не думать ни о чём, а просто греться в кольце его рук, наслаждаясь размереннымы биениям его сердца. И ещё много чего из того, что буквально мгновение назад было для тебя запрещено, словно можно ещё сильнее наказать, чем ты сам себя наказывал, за совершенные ошибки. — Что ты вчера делал у дома Казди-сана? — Уэнояма догадывался, но всё же раз его любимый так откровенен, так почему не воспользоваться советом семпая. — Искал тебя? Я был уверен, что ты… что после того, что между нами было, ты пойдёшь к кому-то из них. — О том, что его задел, тот факт, что любимый не пошёл к нему, а отправился за советом к старшим — промолчал. — Мафую. Я был так растерян. У меня это было в первый раз и я… — Рицка теснее сжал руки. — Я боялся, что всё испортил. А спрашивать у тебя было страшно и очень неловко. Ты ещё злишься? — Немного. — Сато обнял любимого в ответ. — Рицка, я совру, что готов обсуждать с тобой абсолютно всё или что я вот сейчас в этот момент буду делиться с тобой всеми мыслями. Мне по-прежнему, нужно личное пространство. Иногда я буду искать убежище в собственном коконе. — Всё хорошо, я не самый лучший парень. Не самый чуткий и внимательный. И я не могу обещать, что дальше между нами будет всё гладко и тебе не захочется огреть меня футляром от гитары, но… — Губы они едва касаются друг друга, в таких трепетных и невесомых прикосновениях. — Я обещаю, что буду очень стараться. А ещё меньше искать у старших советов. Потому как, что чтобы мне не сказали, они не знают, как правильно для тебя и меня. — Хорошо. Только у меня просьба. — Мафую чуть заметно толкнул своего парня в грудь. — Родители. Не говори им ничего. Я второй раз такого не переживу и могут сгореть со стыда. Брюнет улыбнулся, только сейчас он понимал, что именно для них сделал сестра. «Ей не был интересен Мафую. Уверен, Яёй хотела доказать, что мы ещё не готовы открыть наши отношения даже близким. Если мы едва выдержали её допрос, то отвечать родителям. Особенно зная, что отец точно не сможет вести себя сдержанно». — Подумал парень. Сато почувствовал, как кончики мозолистых пальцев скользнули под полы одежды. Такие осторожные, такие нежный. На кончиках подушечек чувствуется лёгкая пульсация, которая передаётся волосяным луковицам, отчего они то и дело вздрагивали. Губы, они так легко касались: невесомо, трепетно, аккуратно. Два дыхания смешивались в одно. Влажная поверхность губ соприкасалась и скользила. Это было так волнительно и так страшно. Мафую, всё ещё легонько упирался в грудь Уэнояме, он несильно надавил, увеличивая между ними расстояние. — Уэ. — И вновь его губами нежно овладели. — Рицка, нет. Я не готов, мне нужно время. — Сестра ушла, у неё свидание. — И вновь в груди упираются сильнее. — Дело не только в ней. В прошлый раз мы перестарались. Я не готов к повторению. Мне нужно больше времени, а ещё нужно подготовиться и я, имею в виду, не только настроиться. — Щёки обдало краской. Юноша испытывал стыд, но, видимо, в такие моменты и происходит взросление. — Маф, я тут кое с чем ознакомился, ну чтобы хоть немного понимать, как и что. — Рицка готов был под землю провалиться со стыда, но он чувствовал, что остановиться так просто он не сможет. Тихонько обхватив пальцы любимого, он опустил их на возбуждённый пах. — Мы же можем помочь друг другу и там вроде как готовиться особо не нужно. Ну, если ты не против после всего, что только что произошло. Вокалист легонько погладил выпирающую складку брюк. Рукой, что всё ещё упиралась в грудь, он заставил своего парня лечь на спину. «А он неплохо сложен, хотя, кроме баскетбола, спортом он не занимается. Неужели тяжёлые коробки всё-таки помогают с формой». — Подумал вокалист. Пальцы скользнули ниже, пуговица поддалась практически сразу, а вот с замком так быстро не совладать. Края молнии плавно расходились. Тяжесть тела даже не была ощутимой. Рицка проделал с брюками Сато то же самое, руки немного дрожали от волнения. Целоваться, соприкасаться горячей кожей, отхватывать, нежно поглаживая и стимулируя было куда более волнительно, чем самые откровенные ласки. Дышать, сдерживая всхлипы. Кусать губы друг друга, выдавая болезненные стоны, за сладостные всхлипы. Бёдра непроизвольно подаются навстречу друг другу. — Маф, я хочу слышать. Хочу слышать твой голос. — Рицка скользнул носом по щеке, в направлении уха. Его дыхание обдавало нежный хрящик. Самый кончик языка скользнул по внешнему краю. Губы тихонько обхватывает, нежно прикусывая. — Маф, не сдерживайся. Я хочу услышать твой голос. Сато не сдержался и стон сорвался с губ. Грубые кончики поглаживали и потирали, обе головки словно сливались в едином поцелуе. Сдерживаться, было так трудно, но каждый так смущался того, что не выдержит первым. Губы юноши разомкнулись, он чувствовал, что больше не выдерживает — это было для него слишком. — Я больше не могу. — Хриплая просьба смешалась с тихим всхлипом. Нежное: «Я тоже», было произнёс его едва слышно. Два сдержанных стона вновь утонули в глубоком поцелуе. Липкое семя осталось на ладони. Терпкий чуть мускусный запах распространился в воздухе. Они лежали, тяжело переводя дыхание. Тела тесно прижимались друг к другу, их чувства были обострены. Рицка ловил губы вокалиста, то и дело их покусывая. Это так неловко, но так волнительно. — Рицка, а твоя сестра точно ушла. — Им обоим нужно было в ванну. Нужно было привести себя в порядок. Спустя две четверти часа и трёх стаканов сока, они наконец смогли друг от друга отлипнуть. Мафую нравилось лежать вот так прижимаясь к груди брюнета. Тот же наслаждался сладким ароматом шампуня своего парня. Его волосы были такие мягкие, что хотелось раз за разом прикасаться к ним и трепать. — Когда я пришёл, ты был в наушниках. — Сато предположил, что гитарист писал песню. Кроме наушников, в комнате царил бардак. На листах тетради зарисовки гаммы. — Я хотел поделиться с тобой своими чувствами, а поскольку я в разговорах не так силён, то хотел, сделать это тем единым способом, на который способен. — Рицка коснулся губами кончиков пальцев любимого парня. И уложил ладонь себе на грудь. Его сердцебиение было гулким и размеренным, каждый его удар отдавался вибрацией ладони вокалиста. Тихонько напевая, плотно сжимая губы, звуки словно резонировали или, наоборот, становились едва различимы. Юноша наклонился ближе, кончики носа соприкоснулись, дыхание смешалось, а с ним и звуки. Два сердца бились в унисон, сплетаясь в одну мелодию. Как струны двух гитар пели от малейшего прикосновения, грани медиатора. Так и сейчас сухожильные нити делились: одной историей одной любви на двоих, одного страха на двоих, одной страсти — на двоих. Не бывает идеальной истории. Не бывает одного окончания, есть только стремления к единому «долго и счастливо».