Чёрные трансплантологи

Париж и Ницца, несмотря на то, что находятся в одной стране, довольно удалены друг от друга (расстояние между ними составляет около девятисот километров), так что доехать из Парижа до, скажем, Брюсселя можно гораздо быстрее. Их поезд прибыл в Ниццу в 8:42 этим утром. Поймав такси, Джон с Шерлоком поехали за город, в свой дом мечты и, едва успев распаковать вещи и привести себя в порядок, отправились на пляж. За этот день они успели столько всего сделать: вдоволь нагрелись на солнышке и наплескались в волнах тёплого Средиземного моря, съездили в город пообедать и закупить продуктов, привели дом в жилой вид и приготовили ужин. Вечерело, они сидели на террасе их небольшого, но весьма комфортабельного домика у моря. Солнце медленно клонилось к горизонту. Это была сбыча мечт по полной программе: дом у моря, полный релакс и Мориарти больше не висит над душой дамокловым мечом. Но, самое главное, они были вместе, и Шерлок в кои-то веки был трезв и в полном адеквате. На столе был ужин и бутылка вина. Но, когда Джон попытался налить Шерлоку, тот накрыл свой бокал рукой и сказал: - Нет, я больше не пью, даже в принципе. - Тебя часом не подменили зелёные человечки? - Нет. Ох, Джон, я столько всего натворил с пьяных глаз, не хочу повторения... Шерлок встал из-за стола и спустился с террасы на пляж. Джон последовал за ним. Вдвоём они остановились у кромки прилива. Край солнечного диска коснулся горизонта, создавая на поверхности моря сверкающую дорожку цвета расплавленного металла. - Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить. Есть кое-что, в чём я должен тебе признаться… – с трудом подбирая слова, произнёс Шерлок. Он хотел сказать Джону о том, как он сожалеет, что они в последнее время отдалились друг от друга, хотел признаться в том, что периодически навещал Молли у неё дома, и эти визиты носили далеко не дружеский характер. Он хотел, но слова застревали в горле, не желая выходить наружу. - Не надо, Шерлок. Это не имеет значения. Ничего не имеет значения, кроме того, что всё позади, а мы с тобой всё ещё вместе, – заверил Джон, кладя руку на его плечо. Шерлок склонил голову и коснулся своим лбом лба Джона. - Я люблю тебя, Джон. - Я знаю, идиот. Я тоже тебя люблю, а то как бы иначе я терпел все твои выходки? Шерлок чуть не расплакался от облегчения. Он обнял Джона и нежно поцеловал его. Джон ответил ему более страстным поцелуем и объятием. И это было именно то, чего ему так долго не хватало, и он не хотел останавливаться лишь на этих телячьих нежностях. Вдруг Шерлок слегка поморщился. - Что, болит? – спросил Джон, резко отстраняясь от него. – Может, вколоть тебе обезболивающее? - Не сейчас, лучше после… - Ну, всё, ты попался, никто ведь за язык не тянул. Ты же знаешь, что был очень плохим мальчиком в последнее время? – осведомился Джон с лукавой улыбкой. Шерлок кивнул. - И мне придётся наказать тебя сегодня после ужина, – продолжил Джон. - А может быть, ты сделаешь это прямо сейчас? – предложил Шерлок, чувствуя, что не в силах больше ждать ни минуты. Теперь, когда они были только вдвоём, когда ему уже не нужно было думать о ворохе всех тех проблем последних пяти лет их прежней жизни, оставшейся в Лондоне, он понял, насколько ему не хватало близости с Джоном и тех безумств, что они творили в начале их знакомства. Он отчаянно хотел вернуть всё то, что было у них тогда, когда на их руках появились простые тонкие кольца, символизировавшие их союз. Они посмотрели друг другу в глаза и, решив, что ужин может немного подождать, торопливо, чуть ли не бегом отправились в спальню. Раздевая Шерлока, Джон отметил, что его обычно бледная кожа за сегодняшний день слегка порозовела. Он провёл руками по плечам и груди супруга, едва касаясь кожи подушечками пальцев. И, что бы Джон ни говорил о наказании, он явно не планировал провести его прямо сейчас. Каждое неспешное прикосновение было пронизано нежностью и чувственностью. И от этих прикосновений взгляд серых глаз Шерлока как будто заволокло туманной дымкой. Словно в противоположность Джону он принялся быстро расстёгивать пуговицы на его рубашке слегка подрагивающими пальцами и осыпать шею и ключицы короткими лёгкими поцелуями. Кто первым потянул партнёра на постель, они так и не поняли. Только оказавшись меж простыней, они сразу сплелись в жаркий узел, полный срасти, хриплого дыхания и стонов. Касания сменялись касаниями, поцелуи – поцелуями. И только тихий шёпот «Я люблю тебя», казалось, невозможно было ничем заменить. Он как будто завис под потолком светлой спальни дома мечты на средиземноморском побережье. А на террасе остывал уже никому не нужный ужин… А через семь часов и полторы тысячи километров от вновь обретших супружеское счастье Холмса и Уотсона, встречала одинокий рассвет Молли Хупер. Маленький домик, доставшийся ей в наследство от тётушки, был уютным, хоть в нём уже давно никто не жил. Со смерти тёти Элеонор минуло четыре года и вот, наконец, вчера Молли оказалась в пригороде Саутгемптона один на один со своей новой собственностью. Протопив камин остатками дров из тётушкиных запасов и сняв чехлы с расставленной в художественном беспорядке мебели, Молли целый день занималась только тем, что мыла, скребла и протирала пыль. К вечеру домик напоминал пасхальную открытку своей неброской пасторальной красотой, а девушка просто падала с ног от усталости. В результате она заснула прямо на диване напротив того самого камина. Проснувшись ещё до рассвета от боли в натруженных и затекших мышцах, Молли вышла на улицу и села прямо на крыльцо, которое так удачно выходило на восток. Наблюдая за неспешно появляющимся из-за горизонта солнцем, золотившим всё вокруг, девушка думала о том, во что же превратилась её жизнь: уже пять лет Молли занималась незаконным изъятием органов для последующей перепродажи на чёрном рынке, к чему склонил её однажды человек, которого она любила, и который попросту использовал её, как для этой незаконной деятельности, так и для удовлетворения своих физиологических потребностей (ну, это хотя бы не новость), а совсем недавно она стала соучастницей убийства. По делу о чёрных трансплантологах её допрашивал полицейский инспектор. Вроде бы Молли удачно отвела от себя подозрения, выдав душещипательную историю своей несложившейся личной жизни. О том, что будет, если на свет выплывет смерть Джима Мориарти, Молли страшно было даже подумать. Ведь по большому счёту, несмотря на все жизненные коллизии, впереди у неё были годы и годы, и совершенно не хотелось провести их в тюрьме. В глубокой задумчивости Молли провела около часа, после чего с усилием отбросила от себя все терзавшие её мысли и отправилась готовить завтрак. Когда солнце поднялось достаточно высоко, а соблазнительные запахи яичницы с беконом и кофе заполнили кухню, настроение девушки улучшилось само собой. Это было первое утро её новой жизни, вчерашнее не в счёт, ведь весь прошедший день Молли занималась уборкой в доме и одновременно с этим словно вымывала всё лишнее из своего прошлого. А теперь, когда у неё было новое место для жизни и немаленькая сумма наличных, упакованных в плотный полиэтиленовый пакет и лежащих на дне рюкзака, хотелось верить только в грядущее безмятежное счастье. Молли включила радио и стала неторопливо переключать станции, пытаясь найти музыку себе по вкусу. Задержалась на BBC-1, услышав новость: «Вчера в Лондоне на двадцать восьмом году жизни умерла известная певица Эми Уайнхаус. О причинах смерти пока не сообщается». Молли вздохнула, подумав: «Бедная Эми, молодая, красивая, богатая и невероятно талантливая, ей бы жить да жить, а вместо этого она стала членом «Клуба двадцать семь», как до неё – Дженис Джоплин, Джим Моррисон и Курт Кобейн». Решив посвятить этот день отдыху и окончательному приведению мыслей в порядок, после завтрака Молли устроилась в саду с книжкой из тётушкиных архивов. Несмотря на их обширность, выбор чтива был невелик: преобладали любовные романы разной степени сопливости, да справочники по ботанике и разнообразные травники. Взяв первый попавшийся роман с названием в духе «Графиня и садовник», Молли расстелила под старой яблоней, казавшийся не менее старым плед и принялась за чтение. Именно в таком виде её и застал инспектор Грегори Лестрейд, прибывший из Лондона в Саутгемптон полуденным поездом. По правде сказать, Грег верил, что найдёт девушку довольно быстро, и старался не обращать внимания на постоянное брюзжание Донован о том, что его поездка окажется бесполезной, ведь Саутгемптон – портовый город, из которого мисс Хупер, если бы она захотела, могла отправиться в любую точку мира. Ещё с первой встречи у неё дома, а затем и с беседы в Скотленд-Ярде Грег понял, что такая девушка как Молли Хупер не будет убегать от полиции, она скорее сбежит от собственных тяжёлых воспоминаний. Оставалось надеяться, что её воспоминания не настолько тяжелы, чтобы бежать от них за границу. Когда вчера Лестрейду доложили, что мисс Хупер уволилась из больницы святого Варфоломея и взяла билет в один конец до Саутгемптона, а Холмс и Уотсон не вышли на работу, в его душе зашевелился червячок сомнения, порождая мысли о том, что все трое могут быть связаны с бандой неуловимых чёрных трансплантологов. А так как мисс Хупер он уже допрашивал прежде, и её досье было под рукой, он быстро выяснил, что у девушки был дом в Хэмпшире неподалёку от Саутгемптона, куда он и решил отправиться, дабы опровергнуть (или же подтвердить) свои предположения относительно этого. Наиболее вероятной из версий ему казалась та, согласно которой Молли, выйдя из кутузки, устроила скандал своему любовнику при его же муже, в результате чего все они разругались и решили разъехаться подобру-поздорову, чтобы не мозолить друг другу глаза. Подходя к дому Молли, Грег увидел сидящую под яблоней девушку и почувствовал, что невидимая удавка ослабевает: она не уехала, значит, она ни при чём в этой грязной истории. Только вот как объяснить ей, что он здесь делает? Сложный вопрос, тем более что Лестрейд и сам ещё не осознавал этого. И только увидев Молли, он понял, что приехал именно ради того, чтобы увидеться с ней и, наконец, понять, что эта девушка задела какие-то чувствительные струнки в его сердце, которые, как ему казалось, давно исчезли. Он был уверен, что после своего мучительного развода, вывернувшего душу наизнанку, он никогда уже не взглянет на женщину, иначе, чем как на подозреваемую или свидетельницу, но сейчас с удивлением обнаружил, что смотрел на эту подозреваемую как на очень интересную женщину и искренне сочувствовал ей. Ему вдруг захотелось защитить её от этого мира, который был к ней так жесток. Поймав на себе чей-то взгляд, Молли повернула голову в сторону калитки и увидела инспектора. Тут же она ощутила приступ паники, подумав, что он всё знает, и теперь приехал, чтобы арестовать её. Молли вскочила на ноги с идиотским желанием убежать в дом и спрятаться в самом тёмном углу, но вовремя разглядела выражение лица Лестрейда и осталась на месте. Он выглядел совсем не как грозный инспектор, явившийся вершить правосудие, а скорее как старшеклассник, стесняющийся пригласить девушку на танцы. Всё это было очень странно. - Здравствуйте, мисс Хупер, – произнёс Грегори, подойдя к ней. - Здравствуйте, инспектор Лестрейд. Чем обязана? - Можно просто Грегори, – сказал он с виноватой улыбкой. – Да, собственно, ничем особенным… То есть, особенным, конечно, – «Боже мой, что я несу?» – В смысле, я думаю, наш предыдущий разговор завершился не совсем так, как хотелось бы. Мисс Хупер, Молли… Я ведь могу вас так называть? - Хм, да, конечно, – вот теперь Молли начинала понимать, что происходит... Мнущийся инспектор выглядел донельзя трогательно: его хотелось по-матерински прижать к груди и утешить. Но он приехал в такую даль из Лондона явно не за этим. «Ну же, решайся, дура! Шерлок окончательно сделал ручкой и свалил наконец-то из твоей жизни на пару со своим муженьком. А сейчас перед тобой вполне себе симпатичный, хоть и потрёпанный жизнью, и явно заинтересованный мужчина. Делай уже что-нибудь!» И Молли решилась: - Грегори, как насчёт кофе? - О, кофе было бы здорово. Первые лучи ласкового южного солнца проникли в спальню и разбудили Джона, который, в свою очередь, поцелуем в плечо разбудил Шерлока. Шерлок тут же прижался к нему самым недвусмысленным образом и зашептал на ухо: - Не хочешь воспользоваться утренней эрекцией? - Да ты просто змей-искуситель, – ответил Джон и слегка куснул его за ухо. В ответ Шерлок слегка выпятил нижнюю губу, намекая таким образом Джону, куда его следует поцеловать. И Джон поцеловал. А потом ещё раз. И ещё… Влажные дорожки поцелуев расцветали на теле Шерлока под чуткими губами его супруга, спускаясь всё ниже и ниже. Затем к поцелуям добавились лёгкие трепетные касания, которые сменились страстными объятиями, поглаживаниями и даже царапинами. Воздух в спальне загустел и стал напоминать мёд, так же сладко, словно по капле проникая в лёгкие. Под мягкий рокот волн Джон входил в Шерлока неспешно, ведь впереди у этих двоих была целая жизнь. Жизнь, наконец-то свободная от обстоятельств и прошлых ошибок. Жизнь, наполненная друг другом…

Fin