Римские каникулы

Прошедшая ночь принесла не успокоение, а скорее усталость от мыслей, что преследовали меня и во сне, но план на грядущий день у меня, тем не менее, сложился. Том говорил о «Пьете» Микеланджело и сегодня тот день, когда я посмотрю её и весь Собор святого Петра. Сделаю это в память о нём. Когда я вышла из дома было утро. Оно дарило прохладу, которая, правда уже рассеялась, уступая место накаляющейся жаре к тому моменту, как я успела добраться до Собора. Музеи и храмы – те места, где туристы привычно ищут спасение от палящего солнца, но не только в этом их прелесть. Я и так знала, что это самая большая и самая известная базилика, но когда увидела эти масштабы воочию у меня просто захватило дух. Мне показалось, что идея Собора состояла в том, чтобы донести как велик Бог и как ничтожны по сравнению с ним люди. Да, при высоте строения 120 метров, без сомнения ощущаешь себя ничтожным. Но не только это там чувствуешь. Ещё человеческий гений, прославляющий Бога, дарованный самим Богом, демонстрирующий прекрасное, практически совершенное человеческое тело и очень ясно выраженные человеческие эмоции как иллюстрация идеи о том, что человек создан по образу и подобию Божьему и, без сомнения, несёт в себе Божественную искру. В первой капелле справа находится мраморная «Пьета». Я сделала несколько шагов к ней и замерла, когда увидела за отошедшей группой людей стоящего возле неё Тома. Он смотрел на неё не отрываясь, казалось, не замечая ничего вокруг. Моё сердце остановилось на секунду, сжалось, а потом вытолкнуло горячую струю крови, растёкшуюся покалыванием по всему телу. Неужели? Неужто вчерашняя встреча была не последней? Просто невероятно, но вот он, стоит передо мной. Возможно ли? Очень медленно и осторожно, словно боясь спугнуть, я стала приближаться к нему, каждую секунду ожидая, что вот сейчас он обернётся. Но я подошла уже совсем близко, а он всё так же смотрел на статую, не шевелясь, не отвлекаясь ни на что. Меня поразило выражение скорби на его лице, так схожее со скорбью Девы Марии, держащей на своих руках тело мёртвого Иисуса. Скорбь на её лице была так пронзительна, так тонко, так совершенно изображена, что выглядела очень живой, живущей и чувствующей сейчас, сию минуту, а не дошедшей до нас в неизменном виде с пятнадцатого века. Эти эмоции поглотили меня на столько, что я не заметила, как Том перевёл на меня взгляд. - Привет – сказал он. - Привет. Я увидела тебя, так неожиданно. Я так рада была тебя увидеть, что не могла не подойти. Но что с тобой, что с твоим настроением? Это не из – за вчерашнего? Не из-за меня? - Может быть, частично, но причина другая. Сегодня я не настроен на веселье. - Что-то случилось? - Случилось, хоть и не сегодня, но в этот день. Ты пришла посмотреть на Пьету? - Да. - Что ты видишь? - Вижу, что ей очень больно. Страдания от потери сына разрывают душу, но на её лице нет этого душераздирающего страдания, хотя при взгляде на его безжизненное тело – это первая эмоция, которая возникает. Ей как-то удаётся превозмогать эту боль. Скорее всего у неё есть внутренняя опора на что-то, что не зависит от жизни и смерти. - Любовь – прошептал он и притянув меня к себе, уткнулся в волосы. - Ты умница, что всё так понимаешь. Он замер, не двигаясь, снова погрузившись в какое-то оцепенение, но потом встрепенулся и отпустил меня. - Так ты случайно увидела меня? - Да. - Почему решила прийти сюда сегодня? - Потому, что я не знала куда идти и что делать – я опустила глаза – без тебя. И вспомнила, как ты сказал тогда, чтобы я обязательно посмотрела на Пьету. Вот я и пришла, к ней, но, как бы и к тебе, и это такое чудо – застать тебя здесь. - Мы вчера расстались как-то… Я ломал голову, почему ты ничего не сказала? - Не смогла выделить что-то самое важное, не успела сообразить, а ты уже ушёл. Мне стало так плохо. На самом деле я не умею реагировать быстро, мне всегда нужно всё обдумать. Но вчера, когда я смотрела, как ты уходишь и моё сердце болезненно сжималось от отчаяния, когда я думала, что ты уходишь может навсегда, я вдруг поняла, очень чётко, что должна была сказать тебе. - Что? - Я люблю тебя. Он опустил голову. Молчал. - Ты говоришь это? – всё же нарушил он тишину. - Да. - Сегодня? Здесь? - Разве место и время имеют значение? - Да. Для меня. Его лицо стало задумчивым. Прошло достаточно много времени, прежде чем он снова заговорил. - Я не собирался встречаться с тобой сегодня потому, что для меня это некий день памяти. День определённого события, которое дало мне понять, что такое боль. И я до сих пор не могу до конца принять её. - Ты учишься у неё принятию боли? - Да, но из меня не очень хороший ученик. - Расскажешь мне что случилось? - Нет. Не смогу. Что ж. Я снова посмотрела на статую. - Сколько лет было Микеланджело, когда он создал её? - Двадцать три. - Как человек в столь молодом возрасте мог создать вещь, требующую столь глубинного понимания, отражающую это понимание? - Я не знаю, просто не знаю. Он помолчал, а потом продолжил: - Ты погуляй здесь, посмотри. Здесь много интересных вещей. - А ты? - Побуду тут. Это вроде традиции. Я просто не знаю куда ещё деть себя в этот день. - Хорошо. Но ты не уйдёшь без меня? - Нет. Я не уверен, что уйду и с тобой. Я внимательно посмотрела на него. Его взгляд был самопогружённый, практически безразличный к окружающему. И ко мне. Несмотря на моё признание ему. Не то, чтобы я ждала, что он бросится мне на шею…Да нет, ждала. Я бродила по залам, смотрела, думала. Мои мысли шли кругом, снова и снова возвращаясь к первому дню, когда всё было так прекрасно, потом вчера, когда он пришёл, хотя был занят и был явно рад видеть меня, и сегодня, когда ему всё равно. Он объяснил, по крайней мере попытался, своё состояние и честно сказал, что он сегодня не лучшая компания. Так чего я хочу от него? Может пришло время не получать, а отдавать? Как-то позаботиться о нём? Но как, если ему безразлично, существую ли я на свете? Я снова вернулась к нему. Он стоял на том же месте, практически с тем же выражением лица. Легко коснувшись его спины, видя, что он не отшатнулся, я пропустила руки по бокам, вперёд, коснулась груди и соединила пальцы в районе солнечного сплетения. Через рубашку прижалась губами к его плечу. - Устала? – спросил он не поворачиваясь, не меняя позы. - Немного. - Отдохни. - А ты? - Я не устал. Я отдыхаю здесь. Что тут скажешь? Я вольна идти на все четыре стороны и это ничего не изменит. Но я не могу уйти. Куда бы я не шла, я буду думать только о нём, хотеть только к нему. Это такая удача – встретить его сегодня. Я не оставлю его. Мне хотелось бы сказать «никогда», но это прозвучит слишком напыщенно и громко. Просто «не оставлю» достаточно. Сквозь мысли до меня донёсся его голос. - Я не держу тебя, ты же понимаешь. Ты не обязана быть тут со мной сегодня. Встретимся завтра и погуляем. Завтра будет всё в порядке. - А если я не хочу расставаться с тобой до завтра? Я мешаю тебе? Обещаю, что не буду, только разреши остаться. Я не вижу смысла идти туда, где нет тебя. Он повернулся и посмотрел на меня. Внимательно. Спокойно. Потом снова отвернулся, но положил свою руку на мои, обёрнутые вокруг его талии. Я довольно потёрлась носом о его плечо, чуть не замурлыкала. - Оставайся, если хочешь. Я снова уходила гулять и снова возвращалась, глядя как он стоит, безразличный ко всему. На такую долгую экскурсию я не рассчитывала. Но я не уйду, сколько бы это не продолжалось. В конце концов в семь вечера храм закрывается для посетителей. Я что, не дождусь семи? У меня не хватит сил на то, чтобы пробыть с ним один день? А как же моё желание прожить с ним всю оставшуюся жизнь? Жизнь, которая, я знаю, не будет только радостью и весельем. Я не уйду. Решившись, и взглянув на него снова, я увидела, как по его лицу струятся слезы, образуя маленькие ручейки, стекающие по подбородку вниз. Я побоялась тронуть его, чтобы не нарушить это состояние. Слёзы — это хорошо, они ослабляют душевное напряжение, омывают сердце от боли. Он как будто стал успокаиваться, его поза больше не была натянутой как лук, спина расслабилась, плечи обмякли. Тогда я позволила себе подойти ближе. Он поднял взгляд и потянулся ко мне. Я шагнула в его объятия, обняла крепко-крепко и чувствовала, как он уткнулся мокрым лицом в моё плечо. Не знаю сколько времени мы так простояли. Время давно утратило для меня значение. Главным было то, что мы вместе, что он не отталкивает меня, что благодарен мне за это безмолвное разделение его горя. - Ну вот и конец. – тихо произнес он. - Испугалась? Впервые за сегодняшний день я услышала в его голосе слабую улыбку. - Да. - Не бойся. Самое страшное позади. – он отстранился, молча глядя на меня, а потом продолжил - Я придумал для тебя кое-что. Не знаю, будет ли тебе страшно, и всё же, это в некотором роде испытание. Из тех, что даются только за особые заслуги. - Заинтриговал. - Я хочу познакомить тебя со своей семьёй. - Что? Он смотрел на меня с веселым удовлетворением и казался сейчас абсолютно довольным. Полная противоположность тому, каким я видела его весь этот день. - Я бы хотел познакомить тебя со своими родными. Моя психика, едва расслабившись, снова вынуждена была мобилизоваться. - Да не трясись так, я дам тебе время прийти в себя от пережитого стресса и подготовиться к новому. - Почему к новому? Твои родные такие страшные? - Нет. Но мне кажется, что ты придаёшь таким вещам много значения. - Да, придаю. - Ну вот. Поэтому мы сейчас перекусим что-нибудь в Риме, например канолли, пробовала? Выпьем кофе, а поужинаем дома. - В твоём доме? - Да. Доме, оставшемся от бабушки. - А квартира? - Её просто купили для удобства. Дом находится в пригороде, в небольшом городке под названием Тиволи. Там есть отличный сад - старая вилла, где мы погуляем, пока ты не придёшь в нужное настроение. - Похоже, ты мастер доводить себя и других до нужного настроения? - Возможно.