Seeing is Believing

— Знаешь, я тут подумал.… Вы, господин, абсолютно точно имеете фетиш! — сказал Кирк, в очередной раз присасываясь к горлышку бутылки, подмигивая. Они сидели, потягивая крепкий ликёр и жуя сырную пиццу, предельно расслабленные в номере Ларса, который казался абсурдно большим. Следить за фразами, то и дело вырывавшимися из их пьяных ртов, порой глупыми и нелепыми, порой странными и смешными, а порой и философскими и серьёзными, просто не имело смысла, поэтому они уже не обращали внимания на то, на какую тему родится их очередной диалог за этот вечер, разговаривая обо всём подряд.  — Вы так считаете, сэр? — сощурившись и повернув голову набок, спросил Ларс, пьяно усмехаясь. Они лежали в одинаковых позах с Хэмметом, на двух кушетках напротив друг друга: голова мостилась на подлокотнике, руки — на животе, ширинка на брюках была расстёгнута, а ноги лежали на втором подлокотнике. — И что же это за фетиш? — Я думаю, что у тебя встает... На высоких! Ларс пьяно улыбнулся — Ты серьёзно? А у кого не встанет? У высоких фанаток и сиськи больше, — Ульрих довольно рассмеялся, — да и толку нам от низких роуди? Я только высоких люблю, — и вдруг он резко замолчал, глядя на растущую ухмылку Хэммета. — Каких-каких? — слишком подозрительная и не внушающая никакого доверия улыбка на лице Кирка вынудила Ульриха поспешно заткнуться. Она означала, что теперь, что бы Хэммет не сказал, ему придётся согласиться. — Ну ты серьё-ёзно,  — протянул Ларс, закатывая глаза, — что на этот раз, а? — Мне интересно узнать… — Ага. — …про одного человека, который идеально подходит под твоё описание… — И? — …есть один чертовски горячий парень, которого мы оба с тобой знаем, я про него. Он играет на гитаре, а ещё у него до жути страстный голос, — Ларс сглотнул. — Длинные волнистые светлые волосы, прозрачно-голубые глаза… — Кирк, — ударник приподнялся на локтях. — Да-а-а? Ульрих поднял руку, не справившись с тем, чтобы удержать её навесу, а затем ещё раз, пальцем указывая на развалившегося на весь диван Кирка, немного правее, конечно, чем лежал брюнет, и сказал, щурясь: — Я не трахаюсь с Джеймсом! — Почему не трахаешься? — Потому что… это Джеймс! — Точно… — Нет, Кирк. — Да брось ты! Разве ты никогда не хотел хотя бы попробовать— — НЕТ, Кирк. — Да-а, Ларс… — Иди нахуй, — Ларс еле поднялся и встал, держась за диван, намереваясь с минуты на минуту свалиться на пол, будучи не в состоянии даже шага сделать, — ты определённо ненормальный, просто озабоченный, и я не собираюсь оставаться с тобой в одном помещении. — Оу-у, так жаль… У меня есть кое-что интересное для тебя. — Не-а, даже не пытайся, слушать не буду! Бла-бла-бла… Кирк выждал, пока Ульрих обойдёт, шатаясь, вокруг дивана, и наклонится, чтобы взять свою куртку, а затем сказал: — Он отсосал у меня. Ударник замер. Его куртка выпала из рук обратно на пол. Ларс медленно повернулся в сторону брюнета, выпучив глаза и шокировано смотря на него. — Нет, быть не может… Ты врёшь мне. — Честное слово! — Кирк поднял два пальца и сложил их, прикладывая ко лбу. Он подбежал к Хэммету, чуть покачиваясь, и наклонился над ним, хватая за плечи. — Когда?! Где?! — Та-ак, посмотрим… — Кирк приподнялся на локтях, усаживаясь, демонстративно накручивая прядь тёмных волос на палец, задумчиво смотря куда-то в сторону. Затем он поднял руки, сложив их за головой, ложась на них, и посмотрел на Ларса. — Мм, мы тусовались тогда в моём номере примерно месяц назад. Не помню, где именно мы тогда были с концертом, но это было после него, и мы были вдвоём. Джеймс хотел позависать с кем-нибудь и отдохнуть, а ты куда-то ушёл, поэтому я такой: «Почему бы и нет?». Мы слушали музыку, смотрели фильмы, которые были у меня с собой, пили пиво… — И? — Ну, а позже он толкнул меня на кровать, стянул мои штаны и отсосал мне. Я даже сопротивляться не стал. — Кирк потянулся за уже открытой бутылкой, которая стояла на столе, и пожал плечами, слыша восклицания Ульриха. — Ты серьёзно сейчас? — Ларс моргнул, не понимая, верить ему сказанному или нет. — Ага, — Хэммет запрокинул голову, прижимаясь губами к бутылке, но желанного пойла там не было, поэтому он выругался и отбросил её в сторону. — То есть, он просто.… И всё? Ничем не спровоцированный? Даже никакого намёка? — шатен нахмурился, — чёрт, никакого, типа… блядь— — Ты думаешь, что я вру? — Ну… — Пф, конечно ты так думаешь. — Поспешно прервал его Кирк, откинувшись на спинку кушетки, вытянув руки на подголовнике и скрестив ноги, закрывая глаза. — Ты ведь завидуешь. — Погоди- — Ты ведь завидуешь, что мой член побывал во рту у Джеймса, а твой нет. — Но это же нихуя не логично! — Что он выбрал меня, а не тебя? — Кирк ухмыльнулся. — Так, хорошо. Знаешь что? Иди нахуй. — Ульрих, взмахнув руками, встал с дивана, попутно показывая Хэммету средний палец. — С меня хватит. — Что, уже готов признать своё поражение? — Честно, я считаю это бредом, но неважно. Да, ты получил Джеймса, он твой, да, ты победил, а я ухожу отсюда. — Ларс, скрипнув зубами, встал, снова направляясь за своей курткой. Эти слова доставили Кирку большое удовольствие, так как он подтвердил свои мысли о том, чем занимался Ульрих — что он всё ещё дрочил, когда и где мог, в душе, в номере отеля после концерта, наблюдая всю ночь за длинными ногами Джеймса, за его задницей, за его чёртовой громадной спиной— — Как печально, что я не успел закончить… — Кирк нарочито громко и печально вздохнул, опуская голову. — Закончить в смысле…? В смысле этот бредовый рассказ или в смысле ты не кончил в ту ночь? — Ах, нет, я тогда кончил. Я про рассказ, я ведь остановился на самом интересном. — Боже. И? Что на этот раз? А? — ударник повернулся к Хэммету, скрестив руки на груди и смотря на него вымученным взглядом. — Он назвал не моё имя. Ларс нахмурился. Кирк убрал руки с подголовника. — Когда он закончил отсасывать мне, он положил свою голову мне на живот и назвал не моё имя, — интригующе медленно проговорил Хэммет, хлопая себя по животу. А затем посмотрел на Ульриха — тот замер. — И... чье имя он сказал? — затаив дыхание спросил Ларс, делая небольшой шаг в сторону брюнета. Но Кирк лишь склонил голову набок и улыбнулся. *** Спустя двадцать четыре часа Ларс начал жалеть о том, что согласился с этой идиотской идеей Хэммета. «Всё что тебе нужно сделать — затащить его в свою комнату, напоить, и я обещаю — он сделает с тобой то же самое, что и со мной». — «Ты уверен?» — «Как никогда в своей жизни». Было бы ещё лучше, если бы брюнет рассказал, какой алкоголь они тогда употребляли тем вечером с Джеймсом, но он не мог вспомнить. «Чёрт, это было так давно… Я помню лишь, что он сосал мне, и всё», — это было честным, но обнадёживающим. «Любой алкоголь подойдёт», — так же не успокаивало его раскалённые до передела нервы. Зато заманить Джеймса к себе в комнату оказалось просто. После их концерта, когда они вышли из душа, Ларс, ни на что не намекая, подошёл к Хэтфилду и спросил, стараясь не глазеть в открытую на голое мокрое тело блондина в белом полотенце: «Ты занят сегодня вечером?». «Ну, вообще нет», — «Не против потусоваться этим вечером? У меня в холодильнике, в моём номере, осталось немного „Карлсберга“». — «Окей». Таким образом, первый этап оказался успешно пройден. Вторая фаза прошла тоже довольно быстро: не прошло и тридцати минут, как Джеймс и Ларс уже сидели в номере ударника с пивом, которое он купил заранее. Самым досадным было то, что прямо сейчас они сидели, как ни в чём не бывало, будто бы проводя самый обычный вечер: пили пиво, смотрели телевизор, ели пиццу и лежали на кровати. В номере Ларса. И всё. Без какого-либо сосания. — Ты уверен в том, что мне нужно делать абсолютно ничего? — никак не отставал от Хэммета Ульрих, перед тем, как они вышли на сцену тем вечером. — Вообще ничего. Запомнил? — гитарист схватил его за плечи и наклонился, смотря ему в глаза. — Что бы ни случилось, просто делай то, как он скажет, понял? Отдай ему контроль над ситуацией. Иначе всё закончится раньше, чем ты поймёшь это. Ульрих смотрел, как Джеймс открывал очередную банку «Бада», потому что три бутылки «Карлсберга», которые он уже успел выпить, будучи пустыми, валялись у его ног. Шатен вздохнул, отпивая своего «Бада» из своей банки. Чёрт, Хэммет, он ведь тоже ни черта не делает! Только становится пьянее и пьянее! Они смотрели какой-то вестерн, который нашёл Джеймс по телевизору, и к тому моменту, когда он кончился, пиццы уже не было, его мочевой пузырь был наполнен, и он вообще потерял надежду на то, что сегодня что-нибудь да и произойдёт — или когда-либо в целом. — Я схожу отлить. — Ларс оттолкнулся от кровати и встал, направляясь в уборную. Джеймс в ответ лишь хмыкнул. Когда Ульрих закончил, он застегнул ширинку, и, сев на бортик ванной, опустил голову и закрыл лицо ладонями, хлопая себя по щекам. — Я такой идиот… — он, нахмурившись, покачал головой, смотря в пол. Его волосы закрыли его лицо, поэтому он мог видеть лишь сверкающе белый кафель — и свои ноги. — Такой грёбанный идиот.… О чём я думал, слушая Кирка? Конечно, Джеймс захочет его… — Ларс встал, подходя к раковине, чтобы вымыть руки. — Эй, — неожиданно раздалось у него за спиной. Обернувшись, Ульрих заметил блондина, стоявшего сзади него, опершись о дверной косяк. — Упс, извини, — ударник выключил воду, подходя к полотенцу. — Уже ухожу. Ларс потянулся за полотенцем, вытирая руки, как вдруг позади него послышались шаги, а затем твёрдая рука коснулась его бёдра. Шатен замер. Другая рука коснулась его второго бедра. А затем обе ладони сжали его. Вздох вырвался из груди Ларса, когда Хэтфилд дёрнул его назад, прижимая к себе, и он почувствовал, как в его бедро упёрлось что-то большое и твёрдое. Ульрих потёрся о тело Джеймса, чувствуя, как тёплые губы блондина коснулись его уха, и с них сорвалось тихое рычание и слова, которые он так долго ждал. — Я хочу тебя. Полотенце выпало прямо на пол из рук ударника. Это было прямое, безжалостное нападение на его тело. Грубые руки схватили его за талию, разворачивая так, что Ларс теперь стоял лицом к лицу с Джеймсом, и теперь все его стоны, вздохи, мычания, любые слова, абсолютно всё заглушал смачный поцелуй, которым блондин впился в его губы. Ульрих вздрогнул, когда Хэтфилд проскользнул под его рубашку, и его грубые пальцы впились в его рельефную спину, и он, выгибаясь тому на встречу, поднялся на цыпочки, желая не прерывать поцелуй. Ударник не отрывался от губ вокалиста даже тогда, когда тот, ещё немного пошарив по спине и шее Ульриха, вцепился в его зад, и член блондина ощутимо упёрся барабанщику в живот. Ларс запустил свои пальцы в светлые волосы Джеймса, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию, но тут же в его голове раздались недавние слова Кирка: «Ничего не делай, вообще ничего, он должен контролировать всё, он должен диктовать правила», — и шатен беспрекословно слушался. Он утонул в его руках, в его объятиях, в его поцелуях. Он прекратил думать о том, чтобы сопротивляться, о том, чтобы сказать Джеймсу «стоп». Ларс просто не мог облажаться, упустить возможность и заставить блондина прекратить это. Не тогда, когда он уже почти получил то, чего так хотел… Он застонал в рот Хэтфилду, когда тот, схватив руками бёдра Ульриха, поднял его, прижимаясь грудью к его животу, позволяя Ларсу обвить свою талию ногами. Это было именно то, чего ударник так ждал. Как он и хотел. Сильные руки Джеймса несли его из ванной на кровать, и, когда два парня оказались там, вокалист скинул шатена на кровать, мгновенно накрывая его своим телом. Блондин стянул с него одежду, прижимаясь членом к его голому бедру, и Ларс громче застонал, когда Хэтфилд впился в его губы, поднимая его руки и сжимая их у него над головой. Когда они закончили поцелуй, Джеймс перевернул Ларса, ставя его на четвереньки. Задница ударника упиралась тому в живот, трясь о рубашку, и тот нервно поёрзал, не в силах терпеть. Его рот нуждался в Хэтфилде. В его губах. Или члене. В чём угодно. Он вздрогнул, слыша, как Джеймс расстегнул ширинку и обернулся через плечо, готовый увидеть. Готовый увидеть то, чего Кирк не получил и никогда не получит. И тогда челюсть Ларса отвисла. За все года, проведённые вместе с группой, за всё время в турах, в совместных душах ему удавалось пару раз мельком увидеть член Джеймса. Но и то, это было быстро, да и в тот момент у блондина не стоял. Ларс просто не мог долго смотреть на блондина в душе из-за страха того, что тот застанет его рано или поздно. Кроме этого, Джеймс не любил долго мыться, и сразу же после душа накидывал полотенце. Однако тех несчастных пару секунд хватило Ульриху для того, чтобы понять, что габариты у Хэтфилда были впечатляющими. Ударник рассчитывал, что член его лучшего друга будет длинным, но он не ожидал, что он будет таким огромным. Ларс не отводил взгляда от Джеймса, стоявшего на коленях перед ним самим, который, обхватив ладонью свой член, медленно надрачивая, смотря Ульриху в глаза. Шатену казалось, будто Хэтфилд так и будет бесконечно долго дрочить на него, стоявшего раком. Хотя он и не был против. — Нравится? — Джеймс хмыкнул, второй рукой касаясь оголённой спины Ларса. В ответ Ульрих сглотнул. Блондин звонко сплюнул в свою ладонь, проводя ею по всей длине члена, закидывая голову назад и вздыхая. Ударник, не отводя взгляда, нахмурился, немного поёрзав на простынях. Джеймс не остановился: он, запустив вторую руку в штаны, стал массировать свои яйца, пытаясь не срываться на стоны. Зрелище было, откровенно говоря, охуительно возбуждающим, поэтому член Ларса вскоре тоже стоял. Шатен не мог отвести взгляда; ему становилось тяжело дышать. Джеймс продолжал дрочить, дразня Ульриха. Ублюдок знал, что всё в его руках. Пальцы ударника впились в простыни, его лицо горело, живот сводило, а грудь болела от тяжёлого дыхания. Не по своей воле Ларс выдохнул, зажмурившись, — Дже-еймс… Хэтфилд замер. Сощурившись, он облизнулся, смотря на ударника с каким-то то ли вожделением, то ли страстью, но это не суть важно: Ларс чуть не кончил от этого хищного взгляда, который прошёлся по его обнажённому телу. Блондин положил обе ладони на зад Ульриха, от чего тот нервно сглотнул, продолжая смотреть точно в голубые глаза вокалиста. Их зрительный контакт не прервался даже тогда, когда Джеймс, раздвинув ягодицы шатена, сплюнул, прикасаясь большим пальцем к его отверстию. Ларс пытался быть неподвижным настолько, насколько это было возможно, несмотря на то, как сильно дрожало его тело, и как кружилась его голова от нахлынувших эмоций. Но он не мог держать язык за зубами. Тихие стоны то и дело вылетали из его чуть приоткрытых пересохших губ каждый раз, когда Хэтфилд чуть поддразнивал его пальцем, и Ульрих жалобно всхлипнул, когда палец вокалиста вошёл полностью. Он закрыл глаза, не вынося больше взгляда этих пронзительных глаз, положив голову на предплечья, чувствуя, как в каком-то сумбурном ритме его задницу трахали пальцем. А затем добавился второй палец, и Ларс, что было сил, вцепился пальцами в простыни, утыкаясь лбом в подушку, стараясь ею заглушить все звуки, раздававшиеся им самим. Джеймс растягивал его, местами дразня, местами проводя второй рукой по потной спине, невзначай ударяя по заднице- Хэтфилд вновь остановился, выдёргивая пальцы из Ульриха. Ларс замер, не шевелясь: из-за напряжения он даже перестал дрожать. Ударник взвыл, когда вокалист протолкнул в него головку члена, тихие «блять», «вот дерьмо» и «о, Боже, я не могу» то и дело срывались с его губ, когда Джеймс продолал толкаться дальше. Его член был слишком большим, слишком толстым и чрезмерно огромным. Лопатки Ульриха торчали кверху, шея согнута и наклонена, а тело содрогалось каждый раз, когда блондин двигался, придерживая его за спину, дыхание потяжелело, подобно тому, как он выдыхался после полного сета концерта. Он был растянут до предела. Его тело полыхало изнутри. Последний толчок заставил Ларса заскулить от острой боли, и он почувствовал, как яйца Джеймса прижались к нему. Он сжал простыни в кулаки, его волосы ниспадали на его вспотевшее лицо, с его пересохших губ то и слышались то мольбы, то хныканья, то ещё какие звуки. На живот ударника легла рука, а затем он почувствовал, как грудь Хэтфилда плавно опустилась на его спину. Рука Джеймса обвилась вокруг торса Ларса, и шатен смог различить чуть хрипловатый шёпот, раздавшийся прямиком над его ухом, — ну как? Ульриху понадобилось несколько раз судорожно глотнуть воздуха, перед тем как проскулить в ответ, — большой… — Да? — Ага… Ударник почувствовал, как Хэтфилд толкнулся в нём пару раз, и заныл, сжимаясь. Губы Джеймса скользили по всей его вспотевшей коже. — Тебе нравятся большие, я слышал? — Да, бля, — он сглотнул, облизнув губы, — нравятся… Рука на животе ударника чуть погладила его. Джеймс пьяно усмехнулся, проводя второй рукой вдоль его позвоночника, — отлично. Джеймс, обнимающий Ульриха за торс, чуть подтолкнул его на себя, заставляя прижаться к нему вплотную. Он простонал от боли, член внутри него проник как-то глубже. Глаза Ларса удивлённо расширились, а рот раскрылся в немом шоке, когда возле его уха раздалось тихое рычание. — А мне нравятся мелкие и чертовски тугие… Ну, а дальше его имели всю ночь. Сначала Джеймс трахнул его в этой позе; стоя раком, Ларс впечатался лицом в подушку, его руки безжизненно лежали по краям от его головы, а изо рта срывалось множество различных звуков, в то время как рука Джеймса продолжала держать его поперёк торса и порой натягивать его силой на свой член. Затем он трахнул его ещё раз, но теперь перевернув так, что волосы шатена разметались по простыням, а гибкие расслабленные руки обрамили его голову. Он взял его так жёстко во второй раз, что изголовье кровати чуть не проломило стену; Хэтфилд раздвинул его слабые, податливые ноги, закинув их к себе на плечи, и удерживал колени руками, прижимая к себе. Что было дальше — смутно помнили оба музыканта: Ларс был в полусознательном состоянии, а Джеймс запутался в собственных желаниях и эмоциях. Уже на утро стало всё более понятно. Ульрих проснулся накрытый одним покрывалом, его тело ныло и саднило, в особенности задница, а рядом сидел одетый Джеймс, рыскающий по собственным карманам. Они встретились взглядами, и блондин широко улыбнулся. — Я схожу купить чего-нибудь на завтрак, окей? Ларс был слишком потерян и измотан, чтобы вообще говорить, а так же чтобы заметить, что Джеймс не ушёл, не бросил его, не оставил, поэтому коротко кивнул и перевернулся на другой бок, закрывая глаза. Благо он слишком быстро снова задремал, прежде чем смог ощутить на себе взгляд, который вокалист оставил на нём, перед тем как выйти из номера. *** Джеймс, спустившись, прошёл прямо по коридору, по направлению к лифту, а затем резко свернул налево, поворачивая в другой коридор. Пройдя незначительное расстояние, он остановился перед дверью, неуверенно постучав в неё пару раз. Вскоре замок со щелчком открылся, и из дверного проёма показалась чёрная копна пушистых кудрявых волос. Хэтфилд встретился взглядом с гитаристом, и в мгновение озадаченность с лица Хэммета превратилась в улыбку от уха до уха, когда он увидел неподдельную радость на лице блондина. — Я же говорил тебе, что у него есть фетиш…