Прикосновения

Акутагава боится прикосновений. Они обжигают и несут в себе опасность. Когда твоя жизнь постоянно на волосок от смерти, любые контакты воспринимаются враждебно. Это началось ещё со времён жизни в трущобах, да и портовая мафия лучше не сделала. Достаточно суровые и жёсткие порядки только укрепили эту боязнь и неприязнь к каким-либо физическим взаимодействиям хоть с кем-то. Цель жизни — убивать, что шло наперекор каким-то прикосновениям по другим более миролюбивым причинам. Времена меняются, но привычки, дошедшие до уровня рефлекса, так и остаются. Сначала ты не предаёшь этому значения, но со временем они всё-таки дают о себе знать. Ацуши совершенно другой. Для него прикосновения — это нечто прекрасное, без чего трудно выжить. Они как главное проявление чувств и эмоций, их отсутствие просто убивает изнутри, заставляя одиночество пускать свои корни глубоко в сердце. Лёгкие прикосновения пальцев, поглаживание по голове, держание за руки, просто касания — всё это вызывает волну мурашек по коже и бурю эмоций. Коты любят ласку и в этом Ацуши их полностью поддерживал. У судьбы весьма забавное и порой жестокое чувство юмора, раз она свела настолько разных людей вместе. Но вроде как противоположности притягиваются. Акутагава замкнутый, мрачный, молчаливый. Он никогда не говорил о своих чувствах. Даже не пытался открыться хоть кому-то, да и не нужно было. Спокойствие, равнодушие, хладнокровность… Его выражение лица почти никогда не меняется, чтобы он не чувствовал внутри. Голос никогда не дрожит, а руки не потеют. Это даже не самоконтроль. Просто въевшаяся с годами манера общения с миром, чтобы защититься, чтобы никто не смог воспользоваться твоими слабостями. Маска, которая буквально вросла. Ацуши открытый настолько, насколько это вообще возможно. Его настроение постоянно меняется, а по лицу можно прочитать почти все мысли. Он говорит то, что первым приходит в голову, хоть иногда и жалеет об этом. Глаза постоянно светятся радостью и добром, этот свет не заглушило даже тяжёлое прошлое. Он первый сказал Акутагаве о своих чувствах. После завершения одной миссии. Просто пообещал себе, что расскажет. Либо сейчас, либо никогда. Ацуши запинался, краснел и просто безумно смущался, говорить о таком было чем-то очень трепетным и важным в его жизни, но подсознательно он уже готовил себя услышать отказ. Хоть к такому просто невозможно подготовиться. В ярких жёлтых глазах с плавным переходом в фиолетовый начали собираться маленькие бусинки слёз. Лицо Акутагавы оставалось полностью равнодушным, пока он слушал это робкое признание, и это било намного сильнее, чем отказ. -… нравишься… По телу пронеслась тёплая сладостная волна, это чувство Рюноске испытывал впервые, впервые было так трудно сдержать улыбку. Но что делать в такой ситуации было совершенно непонятно. В делах любви опыта не было вообще. Да и что такое эта любовь? Но Тигр определённо вызывал какие-то противоречивые чувства. Странные желания и мысли. Идти по велению сердца было бесполезно, так как оно абсолютно не понимало происходящего и тем более не знало что надо сделать. Но просто кивнуть и уйти ведь тоже не вариант, хотя ничего другого в голову и не приходило. Этой ночью сон всё не шёл. Мысли беспорядочно крутились в голове, быстро сменяясь одна другой. Всё чаще в голове всплывал образ Ацуши, его голос, глаза… Кажется только сейчас Акутагава начал задумываться о том, что конкретно испытывает к этому мальчишке. В потолке уже давно могла появиться дырка от такого пристального взгляда. Но даже это не помогало. Вдумываясь и пытаясь разобраться, Акутагава лишь сильнее запутывался в себе. За окном раздался приглушённый шорох. Это не было похоже на шум машин где-то в далеке, не было похоже на птицу, или ветку дерева, что смогла дотянуться до такой высоты. Это напрягало. На время всё стихло, но потом раздался похожий звук. Промелькнула чья-то тень, на миг закрыв луну и погружая комнату во мрак. Всё снова стихло. Акутагава настороженно взглянул в окно. Не лучше ли было сейчас надеть плащ. Так, на всякий случай… Тихий стук… Только сейчас в темноте ночного города можно было разглядеть силуэт парня, стоящего на карнизе. Двадцать первый этаж… Акутагава поднялся с кровати и открыл окно. Кажется он уже догадывался, кого это могло принести. — Я не уйду отсюда пока не услышу ответ! Кто давал тебе право вот так просто взять и уйти. Знаешь чего мне стоило вообще подойти тогда! Ацуши возмущённо вскинул руки и аккуратно спрыгнул с подоконника в комнату. Вид у него был крайне потрёпанный и даже обиженный, ну может ещё самую малость разозлённый. Он бесцеремонно тыкнул пальцем в грудь Акутагавы и продолжил свою гневную тираду. — Просто скажи что я тебе противен, как ты это всегда и делаешь! Только не уходи. Твоё молчание убивает. Просто скажи это и я уйду. И всё станет как раньше. Прошу. Только не молчи… Голос предательски задрожал, интонация перестала быть такой злой, теперь она звучала скорее жалостно. К горлу подступил комок, а глаза заблестели от вновь навернувшихся на них слёз. Слишком много эмоций сейчас можно было прочесть на этом лице, но они будто никак не действовали на Акутагаву. Его привычное холодное и равнодушное выражение лица не менялось, что заставило Ацуши совсем поникнуть. — Ты мне не противен — это всё что смог тихо сказать Акутагава. Но кажется это не так уж и помогло. В ярко жёлтые глаза будто потускнели в один миг и Ацуши беспомощно опустился на пол, быстро вытирая лицо ладонью. — И что это значит? Тебе просто всё равно? — Нет… Но… — Почему тогда ты так холоден даже сейчас? Повисла тяжёлая тишина, слишком гнетущая атмосфера, даже луна скрылась за облаками, оставляя комнату в полумраке. Только где-то за окном внизу проносились машины и мерцали окна домов. Молчание… Акутагава так и не нашёлся что ответить, он лишь внимательно оглядывал Ацуши, который выглядел сейчас как-то жалко, разбито и подавленно, но привычного чувства презрения не возникало. Скорее укор совести, за то что это он его довёл. — Извини, — Ацуши аккуратно поднимается с пола, — Я сам виноват. Ввалился к тебе в квартиру посреди ночи без приглашения, ещё требую что-то. Я не должен был приходить. Извини… Он уже вернулся к окну, когда его руку резко опутали прочные чёрные ленты, заставляя вздрогнуть от неожиданности и бросить ещё один, полный надежды, взгляд в сторону Акутагавы. Тот смотрел в пол. Даже сам не понял, как и зачем сделал это. Просто на уровне инстинктов. Теперь эта тишина была слишком неловкой и такой непривычной. В янтарных глазах читалось недоумение и какая-то скрытая радость, предвкушение. Луна снова осветила их, добавляя жизни и бликов. — Акутагава, скажи, что ты чувствуешь? — Не знаю. — А так? — Ацуши в мгновение ока оказался почти вплотную, пытаясь заглянуть в самую душу, увидеть истинные эмоции, не скрытые холодной коркой безразличия. Так близко, что можно ощутить горячее дыхание на своих щеках. Сердце бешено колотится в груди, кажется его стук эхом отдаётся во всей комнате, не заглушаемый посторонними звуками. Губы быстро касаются других в лёгком поцелуе, но уже только от этого по телу проходят мурашки, будто горячие искры разлетаются и волнами отдают своё тепло в каждую клетку тела, заставляя прочувствовать это полностью. Секунда… Две… Ацуши, краснея, быстро отходит на пару шагов, наблюдая за тем, как Акутагава медленно касается пальцами своих губ, потом проводит языком, пытаясь поймать тот фантомный вкус, который ощутил пару мгновений назад…

***

Отношения? Ну если это конечно можно было так назвать. Это было пока лишь на уровне внутреннего светлого чувства влюблённости. Ацуши буквально порхал как бабочка, светился жизнью и счастьем, его глаза горели воодушевлением. На Акутагаву это же действовало немного по другому. Кажется он ещё больше замкнулся в себе, стал более задумчивым и может даже рассеянным, но это не сильно выделялось с учётом его обычной жизни. Внешне ничего не поменялось, разве что шутки и подколки стали менее обидными и жестокими и не затрагивали слишком серьёзные темы, которые действительно могли очень сильно задеть. Только иногда, оставаясь наедине, Ацуши слегка краснея мог сказать что-то приятное или предложить пройтись вместе. Как маленькие своеобразные свидания, прогулки. Эти первые шаги навстречу было делать достаточно трудно, но они действительно сближали, открывали их с других самых неожиданных сторон. Акутагава почти всегда молчал, в такие моменты он просто шёл рядом и не сводил глаз с Ацуши, слушая его весёлую болтовню, пытаясь запомнить каждое слово. Ему и нечего то особо было самому рассказать, угнетать обстановку тёмными рассказами из прошлого не хотелось, да и рассказывать что-то такое вообще казалось неприемлемым. Это молчание иногда немного расстраивало, Ацуши пытался понять и почувствовать себя на его месте, поэтому не требовал чего-то такого, просто пытался быть как можно больше рядом, чтобы помочь немного открыться. Да и недостатком это трудно назвать. Ацуши нравилась эта немногословность и вечное спокойствие. Они придавали немного загадочности. Акутагава совершенно не понимал, что ему делать, как себя вести, поэтому, догадываясь об этом, Ацуши сам тянулся к нему, был инициатором совместного времяпрепровождения в дали от суеты и разборок Мафии, Агентства и других внешних отвлекающих факторов.

***

— Ты всегда так дёргаешься от касаний… Тебе неприятно? — Ацуши внимательно наблюдает за Акутагавой. За любыми изменениями в его лице или взгляде. — Извини… Привычка. — Это плохая привычка, — Ацуши аккуратно берёт его за руку. Но привычки так быстро не искореняются. Перестать шарахаться от любых касаний было сложно. Подсознание пыталось кричать о том, что всё это ловушка, и нужно уйти, убежать, прекратить всё это, пока не поздно. Но ощущая эти тонкие нежные пальцы, плавно ложащиеся на щёку или слегка зарывающиеся в волосы, было слишком ахуенно, слишком приятно, что заставляло подсознание заткнуться, но лишь на время. Открыться… Показать свою душу, испытывать эмоции и дарить их человеку рядом. Это всё так непривычно, звучит так дико и странно, но Ацуши это нужно. Нужно видеть какую-то отдачу, убеждаться в том, что он не одинок, что всё это не зря, и Акутагава это понимает. ** — Останешься сегодня? Акутагава с трудом открывает дверь в квартиру, еле держась на ногах. За ним буквально падает такой же уставший и измученный Ацуши. — Да… Тут даже регенерация не помогает. Думаю Кёка уже и забыла как я выгляжу, насколько давно я не появлялся дома. — Кёка… — пренебрежительно бросает Акутагава, — и ты ту холупу всё ещё своим домом называешь? — Что, ревнуешь? — Ацуши всё же пытается найти в себе силы на короткий смешок. — Было б к кому, — всё так же раздражённо фыркает Акутагава, с облегчённым выдохом опускаясь на кресло. Ацуши валится прямо на пол, на сероватый ковёр в полоску, который подозрительно напоминает тигриную шерсть. — Мне всегда было интересно: если содрать с тебя шкуру ты же отрастишь новую? Ходячий бесконечный источник редкого меха… Тихий смех… Но на это уже не было сил ответить. Ацуши почти мгновенно вырубается. Кажется он и сам не заметил того, как часто стал оставаться на ночь у Акутагавы. Просто порой дойти до своей квартиры недалеко от агентства казалось просто непосильной задачей, да и Кёку тревожить не хотелось поздно ночью. В отличии от нового двойного чёрного её график был куда более свободным, что позволяло её хотя бы спокойно ночевать дома. Да и не хотелось признавать, но у Акутагавы квартирка была куда более просторной и уютной. Комната Гин уже давно пустовала, так что иногда Ацуши ночевал там, если, конечно, хватало сил дойти, а не как в этот раз — уснуть, развалившись прямо на ковре. Полностью переехать сюда звучало достаточно заманчиво, но при такой работе дом был в основном только для галочки и чтобы иногда отоспаться в редкие выходные или обработать раны. Но и то и другое в принципе можно было сделать в агентстве или здании мафии. Тут уж кому как. После особенно тяжёлых заданий уже не особо задумываешься где отдохнуть, а дом Акутагавы всегда оказывался как-то ближе и заманчивее… Ацуши никогда не признался бы даже самому себе, что ему нравятся те дни, когда его напарник получает особо тяжёлую травму, когда можно аккуратно взять его на руки и отнести до дома, а там сидеть и обрабатывать раны. Тогда Акутагава никак не сопротивляется. Просто не может, не хватает сил, позволяя лишь смиренно позволить вертеть себя как вздумается и дать обработать все раны. Иногда он начинает завидовать сверхрегенерации тигра, а Ацуши наоборот благодарит судьбу за то, что хоть иногда может быть настолько близко, за то что хоть иногда может быть настолько нужным.

***

И постепенно Акутагава привыкает. Привыкает к прикосновениям, к тому что он больше не один, и не надо каждую секунду быть готовым убить. Касания Ацуши приятные. Они будоражат кровь, заставляя волны мурашек проходиться по телу, заставляя полностью окунуться в эти эмоции, окутываемый всё ещё непривычной лаской и заботой. — Доверишься мне? Тонкие пальцы легко скользят по шее, вниз к ключицам, поддевают маленькие пуговицы на белой рубашке, открывая себе больше места для прикосновений. Аккуратно проходятся по груди, животу, окончательно расстёгивая все пуговицы и откидывая в сторону мешавшуюся ткань. Акутагава смущён, его вечно холодное лицо покрывает яркий румянец, дыхание сбивается, становится слишком жарко. Пальцы дрожат, аккуратно обхватывая плечи Ацуши и притягивая его ещё ближе к себе, в ожидании такого необходимого сейчас поцелуя. Голова идёт кругом, в глазах всё мутнеет, затуманенное пеленой возбуждения. Ещё… Больше… Ацуши нависает сверху, заглядывая прямо в глаза, внимательно изучает взглядом лицо, пытаясь уловить любое изменение, каждую эмоцию. Большие серые глаза Акутагавы затягивают, заставляя утопать в них будто в бескрайнем море. Они смотрят жадно, одним лишь взглядом присваивая себе Ацуши, просто не позволяя ему сейчас уйти, но в то же время крайне неловко и смущённо, настолько открыто и беззащитно, что даже не привычно, но от этого становится лишь приятнее. Руки скользят всё ниже и ниже, медленно отодвигая край брюк. Только сейчас Акутагава резко дёргается, немного придя в себя. — Ацу… Я… — он закусывает губу и отводит взгляд. — Всё хорошо… Это нормально, если ты волнуешься… — лёгкий поцелуй в висок, в щёки, в губы. Ацуши умел целоваться. Так нежно, но в то же время настойчиво и жарко мог только он. Сначала, легко обдавая горячим дыханием губы Акутагавы, а потом медленно накрывая их, сминая, покусывая, пробуя на вкус, перед тем, как толкнуться языком внутрь. Он касается языка Акутагавы, втягивая его в эту странную игру, проходится по уже давно изученному ряду зубов, скользит по нёбу, вновь возвращается к языку и так по кругу, не желая останавливаться до тех пор, пока лёгкие не начнут гореть от нехватки воздуха, а перед глазами не запляшут яркие искры. От этого можно просто сойти с ума, и раствориться в калейдоскопе переполняющих тебя чувств. Акутагаве нравится. Просто безумно… Он тянется к ласкам, к горячим рукам, подставляясь всё больше и больше, но этого всё равно мало. — Такой послушный и податливый сегодня… Тебе так нравится? — Ацуши смотрит всё так же внимательно, не отрываясь и кажется не моргая. Его касания подобно взрывам сотни фейерверков, от чего кожа буквально готова начать искриться. — Да, — тихо шепчет Акутагава, вновь возвращаясь в безумный круговорот ощущений и откидывая куда подальше остатки здравого смысла…