Гелиос, Деметра
26 февраля 2021 г. в 22:42
Примечания:
Гелиос (Калф): https://vk.com/public200387235?z=photo-200387235_457239891%2Fwall-200387235_885
Он спустился к ней солнечный.
Улыбнулся тепло, опираясь на длинный деревянный посох с вырезанными на нем изображениями быков.
Улыбнулся и сказал: «Здравствуй».
Так просто, будто они виделись вчера. Будто не было этих долгих горьких лет между ними, не было её скорби по украденной дочери, не было отчуждения — тягучего и мучительного, не было сухого «не люблю».
Я не люблю тебя, не ценю тебя, я недостойна тебя.
Зачем же ты ходишь за мной?
Зачем, Гелиос?
Он не ответил тогда. Ничего не сказал — ушел молча, протянув руку к её щеке, но так и не коснувшись напоследок.
От этого Деметре было одновременно очень легко и очень больно.
Легко, потому что она не желала его прикосновений — не могла ответить на них взаимностью.
Больно, потому что, несмотря ни на что, их связывало многое, а закончилось все так, будто ничего между ними не было вовсе.
Но сейчас он спустился к ней с неба, улыбаясь мягко, солнечно.
Спустился и сказал: «Здравствуй».
У Деметры задрожали губы, и на глаза навернулись непрошенные слезы.
Она повисла у него на шее, а он обнимал её, гладил по спине своей большой ладонью, и она не доставала до земли, точно была еще совсем девочкой.
Гелиос весь был большой и теплый — ласковый солнечный бог.
— Прости, — сказала она. — Мне очень жаль, что все вышло так некрасиво.
— О чем ты? — улыбнулся он. — Мне казалось, мы расстались вчера. Или ты уже успела что-то натворить за это время, негодная девочка?
Он часто её так звал: «негодная девочка». Но всегда так нежно, что это обращение звучало невинней самого целомудренного признания в любви.
Деметра удивленно посмотрела в его карие глаза, окруженные лучиками морщинок, и шмыгнула носом, улыбнувшись тоже.
— Конечно, вчера, как я могла забыть. Нет, не натворила. Пойдем, покажу тебе свой урожай винограда — ты удивишься.
И взяла его под локоть, увлекая в сторону своих виноградников.
Будто не было между ними сухого «не люблю» и тягостного горького отчуждения, будто скорбь и чувство вины не придавливали её к земле тяжелым грузом столько лет.
Будто не было стыдно поднимать глаза к небу и подставлять лицо ласковым солнечным лучам.
Не было ведь — как она могла забыть?
Как она могла забыть, что её ласковый солнечный бог никогда ни на кого не держал зла?
Даже на неё — свою негодную девочку.
Особенно на неё.