Шторм

Бёрдбой, съежившись, сидит в шкафу в своей холодной, отсыревшей комнате на маяке. В шкафу так же холодно, как и везде, но здесь, в крошечном замкнутом пространстве, которое чувствуешь сразу и спиной, и локтями, и коленками, еще сохраняется иллюзия безопасности. Конечно же, местные охотники за головами даже и близко не подойдут к маяку в такой шторм. Они вообще стараются не приближаться к этой обители ужаса, охватившего всех местных жителей. Хотя, по сути дела, единственная настоящая причина для страха есть лишь у самого Бёрдбоя — ведь это за ним ведется непрерывная охота, это в него летят обжигающие пули всякий раз, когда он рискует выйти на открытое место, это он по ночам не может сомкнуть глаз, нервно прислушиваясь к малейшему шороху. Над островом бушует гроза. Кажется, боги наконец-то решили завершить некогда начатое и расколотить этот остров, прогнивший до основания. Ослепительные молнии ударяются в землю и дробят камни, высекая белые искры. Превращают скрюченные черные деревья в пылающие угли. Бьют в крыши домов — но тут почему-то промахиваются и оставляют угрюмые постройки в целости вместе с их обитателями. Свирепо грохочет гром, будто досадуя на то, что сегодня у небесного легиона недостаточно сил для более мощной бури. Хотя, может, боги просто брезгуют этим жалким клочком земли? Просто не хотят прикасаться… Мальчик-птица чуть слышно выдыхает и сильнее съеживается в своем укрытии. Местные люди простые, они не обременяют себя сложными размышлениями. Нельзя винить их в том, что они пытаются выбрать легкий путь в это нелегкое для всех время. Всегда проще ненавидеть что-то непонятное и обвинять в своих бедах кого-то другого. Может быть, в другой, параллельной вселенной, он смог бы разглядеть эту боль, черным пеплом покрывшую их мягкие сердца и сковавшие их ледяным равнодушием — в день, когда на горизонте мелькнула белая вспышка, и стало ясно, что отцы и мужья больше не вернутся домой. Он мог понять и простить — если бы сам не стал пустотой в тот день. Обожженные веки вскоре зажили, хоть и остались противные следы вокруг глаз. Обожженная душа так и не оправилась. Часть его превратилась в пепел — и очень символично, что чертова фабрика рванула в тот же день, когда не стало его отца. Или это было после? Бёрдбой не помнит. Да и вряд ли это имеет значение теперь. Он тысячу раз спрашивал себя, почему он еще жив. Сам он уже давно считал себя призраком, застрявшим на земле — без цели и без какой-либо надежды. Впрочем… не то чтобы совсем без надежды. Ведь посреди пустоты, в которой он блуждал большую часть времени, посреди чудовищных ядовитых бэд-трипов, в которые он погружался, раздобыв наркотики, все равно оставалась Динки. Они познакомились в начальной школе. Всех нормальных детей туда за руку приводили родители, и они резвились на внутреннем дворе, оглашая округу смехом и веселым писком. Бёрдбой приходил один, потому что отец бесконечно пропадал на своих таинственных вылетах, о которых почти не рассказывал. Каждое утро мальчик-птица съедал свою овсянку, завязывал галстук и шел в город пешком — ведь он до сих пор не умел летать, и черные крылья дурацким коротким плащом свисали за спиной. В школе его сразу же окрестили странным и часто насмехались, а то и колотили, предварительно затащив в темный уголок. Поскольку отец никогда не говорил с ним о школе, Бёрдбой как-то для себя решил, что происходящее с ним — правильно. «Ты лунатик, — объяснили ему. — Лунатиков все бьют». Учитывая, что говорить он тоже так и не научился, возражать облезлый птичий детеныш тоже не мог. Впрочем, ничто не мешало ему прогуливать школу. Учителя едва ли замечали отсутствие птенца — ведь даже если он был, отвечать урок он все равно не мог, что же с ним делать. Бёрдбой любил уходить на пляж и подолгу смотреть на спокойное море, занимавшее собою весь горизонт. Однажды, забредя особенно далеко, он наткнулся на шалаш из старых досок и выбеленных солью коряг. Серая мышка сидела внутри. Серая мышка с глазами цвета моря. Мальчик-птица утонул в них с первого взгляда и не сразу понял, почему их обладательница яростно матерится и гонит его прочь. Он послушался и скрылся, но вернулся на следующий день. Она была недовольна, но в этот раз не стала гнать. Предложила сигарету. Они курили одну на двоих и смотрели на море. Динки рассказывала, что мечтает сбежать с острова далеко-далеко. Бёрдбой вздыхал и ничего не говорил. С этого дня что-то такое поселилось в его сердце. Это «что-то» было звонкое и плескалось. Потом было много встреч. Каждый день он узнавал о ней новое. Это были невинные истории: о том, как она любит гулять с отцом на побережье и прыгать с камня на камень; о том, как однажды забросила Мистера Часы на крышу дома, чтобы он не будил ее в школу; о том, как украла мамину косметику и пришла в класс в макияже поп-дивы, перепугав учительницу и насмешив всех. Динки пыталась учить мальчика-птицу разговаривать, но на все ее попытки он только вздыхал. — Жаль, что ты не умеешь петь, — однажды сказала она. Вид у мышки был донельзя серьезный. — У тебя бы красиво получилось, ты же птица. Он бегал в рощу и приносил ей лесные цветы. Динки утыкалась в них носом и вдыхала запах, впитывая его в себя, становясь частью леса тоже. Бёрдбой любил лес, он хотел бы рассказать ей об этой любви, но не умел и делал это по-своему. Динки любила море. Ожерелье на ее ухе было сделано из розовых жемчужин (папа подарил на день рождения), по ее словам, их выловили из такой глубины, где живут только бледные безглазые рыбины со светящимися плавниками. …если бы он только мог рассказать ей о том, что было после. Все произошло так быстро… После многодневного траура, когда жители острова, с ног до головы пропахшие гарью и копотью, наконец-то вернулись в свои дома, Бёрдбой в потемках пробрался к ее дому. Кое-как подтянувшись, он заглянул в окошко ее спальни на втором этаже. Динки была там — сидела на кровати, одинокая, погруженная в свои мысли. Сердце предательски забилось, он стукнул в окно, привлекая ее внимание. Мышка медленно повернула голову и встретилась с ним глазами. Несколько секунд они безотрывно смотрели друг на друга, после чего Динки молча подошла к окну и задернула занавески. Что он мог сказать ей? Девочке, потерявшей отца и мать — только второе выяснится гораздо позже. Имел ли он право приближаться к ней после тех слухов, которые поползли в городе вскоре после катастрофы на фабрике? Целыми днями мальчик-птица бродил по берегу, собирая своих мертвых собратьев, которые целыми стаями попадали с неба. Прибой лизал их останки, катал мягкие тела туда-сюда, разбивая о камни и смешивая с песком. Бёрдбой копал для них могилы, а затем спускался вниз и собирал тонкие палочки для надгробий, связывая их крест-накрест сухой травой. Он не ел и не спал много дней, но не чувствовал усталости. В день, когда земля и берег были полностью очищены от трупов, он упал в траву и проспал несколько дней. Разбудили его пороховые выстрелы, которые неуклонно приближались — и с этого момента жизнь стала адом. Хотя, наверное, это случилось гораздо раньше — когда Динки отвернулась от него. — Ты ведь заберешь меня с собой, да? — мышка любила это повторять по любому поводу. — Когда научишься летать… Он помнит ее ласковые маленькие пальцы на своей голове, выбирающие мелкий мусор из растрепанных перьев. Динки постоянно выговаривала ему за мрачный помятый вид, за то, что ходит круглый год в одном и том же черном костюме. Однажды она связала для него шарф из пестрой колючей пряжи — грубо, неумело, однако это было лучшим, что Бёрдбой получал за всю свою жизнь. Отец вовсе не баловал своего птенца, что уж говорить об остальных… Очередной, особенно сильный раскат грома сотрясает старый маяк. О, сколько раз мальчик-птица молился, чтобы в стену ударила молния! Все бы кончилось очень быстро, и не пришлось бы встречать очередной рассвет, не несущий в себе ничего, кроме очередного бесконечного дня, полного удушающей безысходной тоски. Бёрдбой считал себя трусом — ведь ему так и не хватило смелости сложить свои неуклюжие крылья над бушующими волнами, позволив им утянуть себя на дно. Это было так просто… но всякий раз он оказывался на берегу, промокший насквозь, выкашливающий красную пену вместе с беззвучными проклятиями. В такие моменты он особенно сильно себя ненавидел, но инстинкт самосохранения был сильнее. — Ты ведь заберешь меня, да? — Динки клала голову ему на плечо и бесконечно рассказывала о всяком разном. О больших городах с широкими улицами и неоновыми вывесками. О хайвеях, по которым можно гнать на предельной скорости, опустив боковые стекла и врубив музыку на полную. О тропических джунглях, где водятся змеи и обезьяны. О тихих деревушках с желтыми стенами и кофейнями на каждом шагу. Мышка видела это по телевизору, который был почти непрерывно включен у нее дома, как и везде на острове. В старых фильмах, где люди ходят в странной одежде и говорят со смешным акцентом. Она мечтала вырваться отсюда, а потому редко замечала красоту родного острова. Бёрдбой при всем желании не мог раскрыть ей глаза. Не мог раскрыть то, что сказал ему отец когда-то. Ведь ни в океане, ни за ним нет ничего, и так повелось уже давно, с тех пор, как старый мир с концами ушел под воду. Кажется, это случилось тогда, когда люди истребили всех магических существ и объявили себя хозяевами планеты, а может, даже и раньше. Мистер Бёрдмэн не любил рассказывать старые легенды, предпочитая занимать это время работой, поэтому его сыну о многом приходилось только догадываться. Мальчик-птица выбирается из шкафа и подходит к окну. Дождь продолжает идти, но все меньше, на востоке небо даже немного расчистилось, и видны тусклые звезды. Они похожи на светлячков, роящихся в кроне гигантского дерева в самой темной чаще леса. Он знает, что там — преддверье другого мира, дорогу к которому знали лишь птицы — а теперь только он. Он мог бы отвести туда Динки, но стала бы она слушать? Ведь покуда сильна ее вера в иные берега, любая, даже самая прекрасная тайна не имеет для нее смысла. А еще Динки верит в него, и Бёрдбой никак не может убедить ее в том, что не достоин этого. Он пытался — о, боги, он столько раз пытался! — но с некоторых пор он все время слышит ее шаги за спиной. И находит в лесу послания. Он боится даже думать о том дне, когда сможет вновь открыто посмотреть ей в глаза — ведь, по сути, он никогда не сможет выполнить данное ей обещание, пусть и негласное. Однако, вопреки всем своим знаниям, Бёрдбой продолжает летать над океаном, с каждым разом все дальше и дальше. Может быть, однажды высшие силы решат его пощадить и укажут выход. Может быть, однажды…