Первая зима

      …Избавиться от этих чёрных балахонов совсем непросто — за столько времени они словно стали частью своих хозяев, вросли намертво в кожу, в мясо, так, что не отодрать их никак. Холт тихо рычит, встряхивая с головой и высвобождая из шуршащего чёрного плена извивающегося под ним Сета, а потом и себя. А Сет только кусает губы, прерывистыми движениями поглаживая его плечи и грудь.       Он касается тела возлюбленного так бесстыдно, царапает слегка ногтями, обводит выступающие косточки, задевает кончиками пальцев соски. Щекоткой проводя подушечками по бледному жилистому горлу, поддевает подбородок. Его тонкие руки обвивают шею, ладони давят на выступающие лопатки, притягивая ближе. Сет утыкается носом в его щёку, улыбается и касается губ: сначала невесомо, нежно, самым кончиком языка обводя их по контуру, но ему почти сразу становится мало, и он запускает язык в рот, как бы упрашивая Холта ответить на прикосновение. И Холт отвечает, наклоняясь к нему поближе, повторяя, как отражение, все его действия. Перехватывает его руки, сплетая их пальцы. И поцелуй становится жадным и глубоким.       Целовать его, прижиматься к нему обнажённой кожей так непривычно. Даже голова кружится. Шумно дыша через приоткрытый рот, Холт придерживает обеими ладонями голову возлюбленного, зарывшись ими в мягкие волосы, впиваясь попеременно то в его губы, то в подбородок, чтобы дать и себе, и ему глотнуть воздуха. И в этих перерывах за собственными вздохами он слышит тихие стоны Сета. Церковь уже не выглядит такой холодной и потусторонней; Холту кажется, что даже синеватый лунный свет внезапно превратился в красный, а по стенам скачут оранжевые отблески. И в объятиях обнимающего его Сета так жарко и хорошо. Ледяное царство словно в секунду становится океаном огня.       Прижавшись губами к впадинке под его ухом, Холт легонько впивает в кожу зубы, оставляя два кровоточащих укуса. И лижет его кровь, надавливая на получившиеся ранки языком.       «Холт. А мы с тобой ведь… Ведь уже не невинны».       Снова голос Сета в голове, тихий, едва различимый, и Холт подскакивает, глядя в его нереально жёлтые глаза. Что происходит? Между ними что-то сломалось, и до него долетают обрывки слов Сета?       «Та женщина… Что отдала тебе глаз. Ты же помнишь?»       Сет слегка опускает длинные пушистые ресницы, снова размыкает губы, а Холта словно пронзает стрелой. Всё-таки их связь никуда не делась. Стоило ему только вспомнить об этом, и Сету в голову пришла та же самая мысль.       Это был второй их день в этом страшном ослепляющем мире, полном жестокости. А они по-прежнему оставались лишь напуганными ангелами, которые так хотели вернуться домой, в Нун. Сет и Холт метались среди людей и судорожно перешёптывались, пытаясь понять, что же им делать, как достучаться до Атума. В панике ангелы натыкались на людей, пытались сдёрнуть висевшие на них кресты. Но в ушах мгновенно раздавались ужасные крики, и они в страхе убегали прочь. Тогда же Сет и Холт впервые попали в поле зрения этих, в чёрном. Убегая от них по узким улочкам между зданиями, они едва не потеряли друг друга и в конце концов, оторвавшись от погони, оказались в каком-то безлюдном, абсолютно пустом месте на возвышении. Тут Холт просто отказался идти дальше, в бессилии осел на землю, едва не воя и держась за потерянный глаз. У Сета сердце разрывалось при виде его страданий, но он не знал, чем может помочь своему возлюбленному. Будь возможность, Сет отдал бы ему свой глаз, без промедления, но Атум сделал так, что это стало невозможным. И Сет смог только сесть рядом с рыдающим Холтом и прижать его к себе, погладить по голове, зашептать, успокаивая.       Неизвестно, чем бы всё это закончилось, но тут на этой безлюдной улочке появилась молодая женщина. Худенькая, с длинными чёрными волосами, в белой блузке и короткой юбочке, она шла, цокая каблучками, очень быстро, явно спешила куда-то. Ангелы посмотрели на неё, переглянулись, оценивая ситуацию… И тут им обоим разом пришла в голову дикая и отвратительная идея. Глаз следовало отнять у человека, это, возможно, помогло бы им привлечь внимание Творца. И, похоже, Атум подумал о том же и решил предоставить им такую возможность.       Схватить хрупкую женщину было просто. Ударить её между шеей и плечом одним точным движением, чтобы она вырубилась — ещё легче. И дотащить до найденного «убежища» в церкви тоже было несложно. Куда сложнее было придумать, как же осуществить задуманное. И Холт, хмурясь, задумчиво разглядывал её лицо.       А она в какой-то момент очнулась и закричала так ужасно, её вопли эхом разлетелись под высокими потолками и иголками впились в уши. Сет, раздражённо порыкивая, крепко держал её на своих коленях и зажимал свободной ладонью рот. Она, кажется, пыталась укусить его, колотилась, как бабочка, которой прижали камнями крылья, но это было бесполезно. Сет был слабее Холта, но сильнее человека.       «Забери этот чёртов глаз!»       Его охрипший злой голос звенел в голове, и Холт прислушивался к нему, шипел, скалился и цеплялся за одежду своей жертвы. В его ослабевшие руки вернулись силы, ткань блузки, а затем и юбки порвалась от малейшего прикосновения. Девушка к тому времени уже почти затихла, устав, видимо, сопротивляться; Холт видел лишь её глуповатое хорошенькое личико, искривлённое от ужаса, залитое слезами и перепачканное чёрными разводами.       Тогда он впервые подумал, что люди ему отвратительны. И что ему не очень-то хочется становиться таким, как они. А забрав глаз, он впустил бы в себя некоторую часть человеческой сущности.       Холт поднял взгляд, растерянный и даже слегка виноватый, на Сета. Красноволосый ангел сидел, бешено сверкая глазами, и кривил губы. И Холт впервые видел его по-настоящему ожесточённым и злым; до этого ему даже в голову не приходило, что у Сета есть такая сторона. Сету самому явно было противно наблюдать за тем, как Холт прикасается к их жертве, как дарит ей то, что должно принадлежать только ему одному. И его раздражали эти вопли, резавшие по ушам, как ножом; Холт прекрасно знал, что изнеженный Сет не переносит громких звуков.       «Забери. Чёртов. Глаз. Холт! Иначе я ей сам его вырву!»       Черноволосый ангел кивнул, кровожадно улыбнувшись. И потянулся к лицу своей жертвы, сгибая пальцы с длинными чёрными ногтями. Та, притихшая было, опять завопила, и Сет злобно вцепился ей в волосы и зажал рот. Стараясь не смотреть на возлюбленного, Холт прижал ладонь к щеке женщины, она в ужасе зажмурила глаза, и из-под ресниц мелкими струйками потекла кровь, попадая на его пальцы.       …Церковь казалась чёрной и осквернённой. И даже озаривший её беловатый свет не смог противостоять этой тьме. Повязка тихонько соскользнула, и Сет, подхватив её, медленно опустил лоскут ткани на лицо лежащей на его коленях девушки. Та уже не шевелилась, лишь смотрела в потолок единственным оставшимся глазом, остекленевшим и пустым.       А Холт разомкнул веки, и в ту же секунду на Сета глянули родные тёмные глаза — оба они были на месте.       Тогда они даже не поняли, что натворили. Не знали они, что такое боль, что такое смерть. Не знали, что человека можно вот так легко убить. И не знали, что в эту ночь они окончательно перестали быть ангелами из Нуна и навсегда закрыли самим себе путь назад. Это их главный грех, который останется с ними на всю отведённую им вечность.       Холт гладит возлюбленного по щеке, наклоняется к нему, целует в уголок губ, и Сет сжимает его лицо ладонями.       Помню, Сет. Помню… Хотя так хочу забыть.       Пытаясь забить мерзкие воспоминания, Холт жмурит глаза, обцеловывая своего Сета, прижимая его к себе. Вылизывает от крови его шею, гладит бока, бёдра, отрывается от кожи лишь на секунду, только чтобы вновь впиться в его губы очередным уже почти болезненным поцелуем. Холт вошёл во вкус; он чувствует, что целоваться вот так и прикасаться к коже Сета и впрямь нравится ему больше, чем просто вылизывать глаза. Интереснее…       Тело у Сета белое и нежное. Лишь руки изранены и шея в покусах. Он лежит, запутавшись в своих роскошных волосах, и смотрит этими жёлтыми глазищами. Холту хочется прикоснуться к нему буквально в каждой точке, дотронуться до него губами. Наверняка его кожа на вкус такая же сладкая, как губы и кровь. Ведомый этим желанием, растущим внутри него, как пожар, Холт еле отрывается от него и, потянув за волосы легонько, по его шее движется вниз. Сет цепляется за его плечи, в нетерпении кусая губы; терпит его болезненные поцелуи, тихо шипит, когда он проводит языком по соску и с силой втягивает его. Сладкий, и вправду… Холт наощупь прикладывает пальцы к его губам и вздрагивает, чувствуя, как их тут же прихватывают и покусывают.       Он вылизывает живот возлюбленного, а Сет, как ребёнок, посасывает его пальцы, придерживая запястье. А в какой-то момент, раскрыв расширенные, огромные глаза, выпускает их и тянет к нему руки, теребит за плечо. Хочет почувствовать его губы на своих. И Холт, улыбнувшись краем рта, плюхается на бок, тут же притягивая его к себе, убирая волосы с лица и целуя жадно. Странно, даже пол сейчас не кажется холодным, хотя буквально прошлой ночью они жались друг к другу и никак не могли согреться.       …Остаток ночи они проводят в поцелуях. Забыв обо всём на свете, и о своём грехе — в первую очередь. На что-то большее смелости пока не хватает. Выгибаясь всем телом, хватая губами воздух, Сет опять тянется к кресту, обнимает его обеими руками, вскидывая голову и глядя в потолок полными слёз глазами, и Холт ползёт за ним, выпрямляясь, поворачивая его к себе и обцеловывая жадно. Сет запутывает пальцы в его чёрных волосах, трётся носом о щёку. Какое-то время они целуются, почти навалившись на чёрный крест, но вскоре даже Сет понимает, что в этом нет ничего хорошего, что целоваться лёжа гораздо удобнее. И теперь он дремлет, тихонько дышит Холту в губы, опьянённый непривычными ему ласками и жаром. А Холту спать не хочется, слишком уж много эмоций. И ему остаётся только в очередной раз любоваться на своего красноволосого ангела. Теперь уж точно своего.       Ты прав. И ты, и я — мы оба грешники, Сет. Атум бы не простил нас, даже если бы мы хотели остаться в Нуне…       Сет чуть слышно выдыхает, словно услышав его, и зарывается носом в его шею, крепче обнимая обеими руками, процарапывая обломанными ногтями по спине. И Холт прикрывает глаза, из-под ресниц наблюдая, как в зальчик просачиваются первые лучи серого зимнего утра, а за витражами мелькают тени падающих крупных снежинок. Похоже, опять метель назревает… И Холт кидает взгляд на уснувшего Сета.       Они никуда сегодня не пойдут. Останутся здесь. Гулять под сильным мокрым снегом, а потом трястись от холода в промокшем балахоне всю ночь — то ещё удовольствие. Правда, Холт теперь знает, как они могут греться… И потом, раз эти в чёрном вчера добрались до Сета, лучше не высовываться лишний раз, пусть всё немного успокоится. А то вдруг они где-то поблизости, охотятся и только и ждут, когда же можно будет поймать.       Он прикасается губами к горячему, всё ещё влажному лбу и видит, как Сет улыбается самым краешком рта.       Я люблю тебя, Сет. Как же сильно я люблю тебя, мой красноволосый ангел… И никакие грехи не заставят меня отвернуться от тебя. Жаль только, что ты меня не слышишь…       Пушистые ресницы чуть вздрагивают, Сет приоткрывает глаза. Щурится сонно и, зарывшись пальцами в его волосы, склоняет его голову к себе, утыкаясь носом куда-то в подбородок. Холт улыбается. Он будет считать, что Сет его услышал.