Хроники Эдмории. Дары аймасов (книга вторая)

      В обратный путь в Арилорр-наар Чёрный принц отправился в компании своего новоиспечённого жениха, Морран-Нарэ и Айре-Дабара. Провожать их вышли Алиссандра и Белириан с кучкой придворных. Элоиза на требование деда присутствовать на проводах ответила прислуге, что ей нездоровится. Слуга доложил королю, что принцесса и вправду выглядит неважно, бледна до синевы, с кругами под глазами и усыпана моросью пота. Король, удивившись редкому для их рода нездоровью, спустил принцессе её непослушание с рук, решив, что Элоиза желает избежать нового унижения встречи с отвергнувшим её принцем Морригана. Манфрэд появился на ступенях под руку с Эммануилом. Двигался младший принц немного стеснённо. Регенерация регенерацией, а отодрал его наследник Алиссандры так, что и поутру его спину и зад ломило болью, а коленки дрожали. Вальдер-Руа, демонстрируя преувеличенную заботу о женихе, придерживал его под локоток. Придворные отворачивались от принцев, скрывая понимающие улыбки. О причине состояния южанина догадаться было не трудно. Белириан прятать усмешку не стал. Алиссандра смотрела на сына с укоризной — наследник мог и подождать ради приличий с брачной ночью. Впрочем, она знала, что Эммануил уже давно опробовал прелести обоих внуков Белириана. Шпионы королевы были вездесущи. Эммануил сам подвёл к жениху лошадь, и ухмыльнулся, предлагая ему руку. Манфрэд кисло уставился на седло, думая о том, как опустит на него свой истерзанный зад. Сняв плащ, Вальдер-Руа сложил его и бросил поперёк седла. Из толпы провожающих послышались смешки. Окатив северянина злым взглядом, Манфрэд сунул ногу в стремена, игнорируя его руку. Спину тут же прострелила боль, сосредоточившись в наиболее пострадавшем от ночных бдений месте. Руэрнагец умудрился взгромоздиться на спину жеребца самостоятельно и тихо зашипел, почувствовав, как ладонь Эммануила по-хозяйски прошлась по его филейной части. Манфрэд пожалел, что не обратился к целителям. Те быстро привели бы принца в порядок, но Эммануил выпустил его из постели только под утро. Да и обращаться с такой просьбой к дворцовым магам значило распространить новость о том, что его отымел собственный жених, не дождавшись свадебной церемонии, по всей столице. Хватит с него и того позора, что о нём и Эммануиле уже вовсю сплетничают в толпе, строя предположения о том, сколько же раз он побывал под наследником Морригана, если выглядит столь плачевно. Сидеть даже на мягком плаще было неудобно. Но Манфрэд сразу же забыл о дискомфорте, увидев, как у скромных крытых носилок в конце колонны остановилась фигура в маске. Фаворит Вальдер-Руа спину держал ровно, не замечая внимания к своей персоне. Манфрэд прикипел взглядом к князю, укутанному в плащ с ног до головы. Его ноздри затрепетали, уловив тонкий шлейф цветочного аромата, тянувшийся от фаворита. Бонаэлль исчез в носилках и принц разочарованно вздохнул. Колонна двинулась вперед. Эммануил поравнялся с женихом, осведомившись о его самочувствии. — А ты как думаешь? — огрызнулся младший из принцев. — Если ты так же усердно будешь посещать меня на брачном ложе, то очень скоро станешь вдовцом! — У меня есть в запасе ещё одна принцесса Руэрнага, — Эммануил был настроен позубоскалить. Манфрэд недовольно встрепенулся. — Тогда можешь дать мне свободу от помолвки уже сейчас. Я с радостью вернусь в столицу и отправлю к тебе Элоизу. — Э нет, не раньше, чем укатаю тебя. — Не дождёшься, — буркнул принц Руэрнага, — я крепок, как дуб! Эммануила его сравнение насмешило. Благодушно рассмеявшись, Чёрный принц поскакал во главу колонны, к сидевшему в седле каурого жеребца капитану Арилорр-наар, а Манфрэд поровнял ход своего коня с носилками фаворита. Бонаэлль сидел у окна с приоткрытой занавеской. Увидев южанина, он потянулся опустить её, но принц, нагнувшись в седле, удержал край ткани. — Развлечём друг друга беседой, — мирно предложил он. — Дорога длинная, скучная. — Мне не скучно, — сухо отозвался Альбас-Кларэ. Его тошнило даже от мерной поступи мулов. Лицо под маской потело, раздражая рану. — Обратись к жениху, он тебя развлечёт. Наследник Белириана улыбнулся: — Похоже, я отобрал у тебя то, на что ты сам претендовал. Сердишься на меня? — Не знал, что быть консортом было пределом твоих мечтаний. — Не было, — согласился южанин, — но я пересмотрел свои планы. — Из претендентов в короли в бесправные младшие супруги? — Бонаэлль нашёл в себе силы на издевку. — Даже не знаю, проявление это слабости или разума. — Кусаешься? Ревность заела? Смех, прозвучавший из кабинки, Манфрэда задел. — Ревновать? — давясь, переспросил князь. — К тебе? Ты — юн и наивен, принц. Иначе знал бы, что ревновать можно лишь того, кто тебе принадлежит. — Отныне я и Эммануил — связаны навсегда. — Что ж, тогда запомните, принц, что вам попался самый неверный супруг на свете. Он будет давать множество поводов для ревности. А вот вам, ваше высочество, — князь сделал едкое ударение на его титуле, — предать брачные клятвы не позволит. — Об этом мы с ним уже договорились, — заносчиво заверил Манфрэд. — Он будет делиться со мной своими любовниками. И знаешь, кого я попрошу разделить со мной прежде остальных? Князь напрягся, глядя на него сквозь прорези маски. Манфрэд нагнулся к шее коня: — Тебя, мой сладкий. И я с нетерпением жду наших ночных свиданий. — Я скорее сдохну! — выпалил Бонаэлль. — А кто тебе позволит? — Манфрэд, выпрямив спину, пожал плечами. — Я уже предвкушаю, как буду брать тебя с Эммануилом на пару. Согласен довольствоваться и ротиком, если к твоей прелестной попке меня не допустят. Бонаэлль дёрнулся к окну и, сорвав маску, открыл изуродованное лицо со слепым, искалеченным глазом. — Посмотри на меня, — прошипел он, заходясь от ненависти, — насладись тем, что так хочешь! Манфрэд поморщился, сбрасывая улыбку. Свои раны фаворит скрывал под маской, и он успел позабыть о том, как наказал его Эммануил. — Своё личико ты восстановишь, князь. — Ты плохо знаешь действие вербены, принц. Так же плохо, как и Эммануил. Я же, в отличие от вас, в детстве не только мечом махал, но и книги читал. Мой глаз до конца не восстановить, даже если Эммануил велит прекратить травить меня вербеной. Вред уже нанесён. Шрамы, возможно, исчезнут с лица, но не внутри меня. Хватит с меня того, чем я стал для Эммануила — удобной шлюхой, — он горько скривил рот, — твоей подстилкой я не стану. Найду способ уйти от позора, умертвив себя! Манфрэд с мгновенье молча смотрел на него, прежде чем пришпорил своего жеребца и поскакал во главу колонны. Альбас-Кларе, задыхаясь, откинулся на спинку кресла и трясущимися руками надел маску. Не стоило срываться, но Манфрэду следовало дать отпор. Его душило отчаянием. С какой же лёгкостью он из фаворитов наследника Моригана, его советника и управляющего Арилорр-наар, превратился в постельного раба для двух королевских отпрысков! Его забил нервный смех, медленно но верно вгоняя в истерику. У него больше не было дома, семьи, средств к существованию. Всё, что он имел, было подарено ему Эммануилом. Он — одарил, он же мог и забрать. И кому тогда будет нужен изуродованный и лишенный поддержки рода князь? К калекам жизнь немилосердна. Да и за какие заслуги судьба одарит его милостью? Сам Альбас-Кларэ жалости ни к кому не проявлял. Фаворита бил озноб, заставляя искать защиту у лежавшего на коленях мехового одеяла. Он закутался в него, отгораживаясь от всего мира. Из погружения в собственные, полные горечи мысли, его вырвал вкрадчивый голос Эммануила. Принц, приноровив поступь своего коня к неспешному движению мулов, склонился к носилкам. — Ты всё ещё изобретаешь способы как удрать от меня, мой милый? Теперь уже не под крылышко к папаше, а на тот свет? Бонаэлль отвернулся. Манфрэд передал жениху их разговор и теперь его ждала расплата. Альбас-Кларэ закусил губу, досадуя сам на себя. Не следовало высказывать южанину своих угроз. — Что для тебя дорого, Наэлле? — спросил принц, рассуждая вслух, словно его и не было рядом. — Явно не твоя родня. Хотя, как я слышал, ты имел весьма тёплые чувства к своей матушке. До того, как твой отец запер её в одном из своих пограничных замков, объявив для всего остального мира, что его супруга мертва. Мои шпионы говорят, что заточение повредило её разум. Неволя на всех влияет дурно. Бонаэлле задышал глубже, погружаясь в муть ужаса. Он не знал правды о матери. Ребёнком ему рассказали только то, что его мать, не выдержав разлуки с родными лесами, отбыла к своим эльфийским родственникам и не пожелала вернуться к супругу и своему дитя. — Ты ведь не хочешь закончить, как твоя матушка? — продолжил Эммануил. — Проведя остаток дней в каменном мешке. — Нет, — выдавил он. Наследник Алиссандры удовлетворенно кивнул: — Правильное решение, потому ты забудешь о своём глупом желании предать себя смерти. Иначе мне придётся отрубить тебе кисти рук и ног, дабы ты не смог навредить себе, и посадить на цепь, как пса. Альбас–Кларэ содрогнулся. — За что ты так поступаешь со мной? — прошептал он с отчаянием. — Почему просто не отпустишь? Эммануил долго молчал, погрузившись в мрачное созерцание своей чёрной души. Бонаэлль не ждал ответа, однако он ответил: — Потому, что ты мой навеки, Наэлле, — сказал просто, и пришпорил коня. Альбас-Кларэ уткнул лицо в ладони. Он уже был в клетке, так же, как и его мать. Воспоминания об Аделлин Альбас-Кларэ вызвали глухую тоску. Он почти не помнил её лица. Мать испытывала к нему весьма противоречивые чувства, любя и испытывая отвращение одновременно. Он был плодом насилия над ней, совершенного его отцом. О том, что супруга ненавидела старшего князя, судачила вся прислуга. На ложе он брал её силой, и каждый раз оставлял в синяках и слезах. Брак был для обоих тяжкой повинностью, супруги источали презрение и ненависть друг к другу. Мать никогда не обнимала его и не целовала, как то делала со своими детьми прислуга в замке князя. Лишь иногда, раскаиваясь в том, что так и не сумела дать своему ребёнку то, в чём он так отчаянно нуждался, Аделлин усаживала его рядом с собой, гладила золотистые, как и её собственные, волосы, и рассказывала длинные сказки. Это были самые лучшие его воспоминания. На его десятый день рождения отец сказал ему, что его мать уехала к своей эльфийской родне, передав ему прощальный подарок — птенца северной совы, и сообщив, что больше никогда не вернётся. В приступе злости он свернул птице шею, а затем долго рыдал, терзаемый болью её предательства. Предательства, которого, как оказалось, его мать никогда не совершала. В Арилорр-нарр они прибыли во второй половине дня, и Бонаэлль, устав от сердечных терзаний, направился к своим комнатам. Слуга открыл перед ним дверь. Альбас-Кларэ, шагнув через порог, остановился, глядя на представшую ему картину. На его кровати лежали спавшие в обнимку обнажённые Азимель и эльфийка. Оба переплетали конечности, словно прорастая друг в друга. Завороженный этим зрелищем, князь подошёл к ложу. Юные любовники спали, не подозревая о его присутствии. После того, что им довелось пережить в руках наследников Белириана, наложники фаворита были не разлей вода. Альбас-Кларэ не сомневался, что эту ночь они провели, нежа друг друга. Азимель был умел и мог доставить удовольствие и лишившись большей части своего мужского естества. Что же подарила ему эльфийка, был ещё тот вопрос. Но как бы не ответила она на его ласки, Азимелю явно понравилось. Оба улыбались даже во сне. Все были счастливы, кроме него. Вздохнув, Бонаэлль потянул лежавшее рядом одеяло и укрыл остроухую и человечка. Лежавшая на груди Азимеля эльфийка, забормотав что-то на родном языке, крепче обняла своего юного любовника. Азимель смешно зачмокал губами. Видно, даже во сне продолжал ласкать светлую. Обойдя ложе, князь стянул с себя плащ и верхнюю тунику. Оставшись в одних бриджах и просторной рубашке, он растянулся на спине рядом с Азимелем. Стянув маску, Бонаэлле в тысячный раз провёл кончиками пальцев по рубцам. Ткани формировались грубыми складками, повреждённый глаз различал лишь перемену света и тени. Он издал тихий стон и встрепенулся, ощутив лёгкое прикосновение к своему плечу. Эльфийка, проснувшись, смотрела на князя, осторожно поглаживая его кончиками пальцев. Бонаэлль некоторое время изучал её прекрасное лицо, прежде чем тихо позвал: — Иди ко мне. Но только, если сама захочешь, — добавил, заметив мелькнувшее в глубине её глаз сомнение. Что ж, видать он дожил до чёрных дней, если просит о любви собственную рабыню. Но она пошла. Скользнув лёгкой тенью над спящим Азимелем, светлая прильнула к князю. Он обнял её за талию, потянулся к лицу, но она ушла от поцелуя и, спустившись цепочкой влажных поцелуев по его груди, приняла в руку потяжелевшую плоть фаворита. Бонаэлль протяжно выдохнул, проникая членом в её рот, толкнулся бёдрами вверх, но не сильно, не желая лишать её права делать то, что пожелает и в благодарность пообещал самому себе позаботится о том, чтобы ей было с ним так же хорошо, как и ему с ней. Он отчаянно нуждался в ласке и остроухая это поняла. Ощутив скользнувшее по губам тепло, князь открыл глаза. Проснувшийся Азимель подключился к их игре. Обхватив его ладонью за затылок, Бонаэлль притянул юношу к себе. За что они платили ему такой нежностью? За то, что он считал их обоих двуногой собственностью? За то, что не задумываясь лишил одного пола, в угоду Эммануилу, а вторую — чести, только потому, что она не пожелала отнестись к нему, как к равному, посчитав презренной полукровкой? Он был жалок в своей уверенности в том, что имел на это право. И поплатился за свои грехи сполна. Эльфийка оседлала его бёдра, издав протяжный хрипловатый стон. Князь выдохнул в рот Азимеля созвучный ответ и принялся пощипывать соски юноши, зная, что тот млеет от такой ласки. Человечек нетерпеливо ёрзал в ожидании своей очереди. Эльфийка была уже подготовлена игрой с Азимелем, потому дошла до своего пика быстро и, не позволив князю преждевременно излиться, направила его твёрдую плоть в сменившего её на бёдрах князя Азимеля. Фаворит не сопротивлялся, позволив им верховодить, и, уложив эльфийку на грудь, в упоении целовал её, не забывая ласкать Азимеля. Приподняв светлую и заставив её уцепиться руками в изголовье, он занялся её грудью: терзал стоявшие торчком соски губами, вылизывал, посасывал, одновременно погружая пальцы в тёплое лоно, пока не довёл обоих любовников до высшего наслаждения и щедро отдал своё семя нутру Азимеля. Осторожно уложив обмякшую светлую на подушки, Бонаэлль вышел из раба и позволил тому растянуться рядом. Азимель всё еще вздрагивал от пульсации внутри себя и осоловело моргал. Оставив уснувших наложников на ложе, Альбас-Кларэ поднялся с измятых простыней и подошёл к окну. Распахнув ставни, вампир впустил в покои умиротворяющий шелест дождя. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул ночной воздух всей грудью. Прерывать свою жизнь он не станет, но найдёт способ отомстить своим врагам. И первым в его списке теперь был вписан отец. *** Эммануил тем временем ужинал вместе с двумя капитанами, женихом и Камилло, в своих покоях. Стол накрыли, едва на город опустилась тьма. Камилло и капитан Арилорр-Наара опустились в кресла по бокам от наследника Морригана. Манфрэд занял место напротив Эммануила. Капитан личной гвардии Белириана сел по правую руку от наследника южан. Некоторое время они молча поглощали ужин. Рядом с каждым из вампиров стоял живой «сосуд», готовый удовлетворить любое пожелание гостя и хозяина дома, но пользоваться ими никто из них не стал. Решили соблюсти внешние приличия. Манфрэд поглядывал на единственное пустовавшее кресло. Бонаэлль к ужину не вышел. Пригубив вино, Эммануил заговорил первым, сказав, что намерен совершить путешествие к предгорьям Валленграйда, под благовидным предлогом показать жениху древние земли, с которых, собственно, и началось освоение Эдмории как эльфами, так и дроу с вампирами. Его слова послужили началом оживлённому разговору. — Могу ли я ознакомиться с картами и путями, которыми мы проследуем к нашей цели? — спросил капитан Белириана, сделав жест слуге не наполнять его кубок вином. — А так же с местами расположения порталов? — Порталами пользоваться не будем, — удивил его Вальдер-Руа, — мы отправимся на лошадях и останавливаться на отдых станем в храмовых обителях. Как обычные путники. О том, что порталы было легко отследить любому магу выше восьмого уровня, говорить не стал. И так было понятно, что Эммануил был намерен держать в секрете их маршрут и не позволить следовать по их следам шпионам, как Аллисандры, так и Белириана. Айре-Дабар переглянулся с Манфрэдом. Принц разочарованно откинулся в кресле. Белириан особо настаивал на том, чтобы они оставляли у каждого портала магические маячки, но Эммануил лишил их подобной возможности. — Путешествие на лошадях будет весьма утомительным, мой принц, — попытался уговорить его Манфрэд, добавив в тон толику жеманной капризности, так, как это делала его сестра. В его исполнении этот неотразимый ход не сработал. Эммануил лишь пожал плечами и напомнил ему, что он не девица, чтобы бояться долгих конных прогулок. Уязвлённый южанин недовольно поджал губу. Что ж, оставалось уповать на то, что в походе он будет так утомлять Вальдер-Руа своей страстью, что тот пожалеет или себя, или его зад, и позволит им сократить путь с помощью порталов. Свою пятую точку было жаль, но если иного пути добиться своего он не придумает, ему придётся пойти на эту жертву. Впрочем, жертва была приятной. Манфрэд с удовольствием вспоминал прошедшую ночь. Несмотря на то, что он предпочитал быть «дающей», а не «принимающей» стороной, заниматься любовью с Эммануилом ему понравилось. А перспектива того, что в их постели может вскоре оказаться и Наэлле, придавала их отношениям ещё больше будоражащей привлекательности. — Будет ли мне позволено предложить сделать наш путь более комфортным и останавливаться в замках лордов? — вновь подал голос упрямый Айре-Дабар. — Меня беспокоит то, что надвигается сезон дождей и нередких бурь… — Если они будут, тогда и решим, где сможем укрыться, — нетерпеливо перебил Эммануил. — С нами отправится маг, он предупредит нас заранее о том, чего нам ждать от матушки-природы. — Разумное решение, ваше высочество, — сдержано похвалил капитан Белириана сквозь зубы. Вальдер-Руа его похвалу игнорировал. Он не нуждался в одобрении своих решений. Взгляд наследника Морригана скользнул по пустующему креслу. Бонаэлль отказался выйти к столу, сказав, что иначе ему придётся снять маску. Эммануил неожиданно уступил, но чувствовал странное беспокойство в его отсутствие. За годы, проведённые рядом с фаворитом, он привык видеть его рядом с собой постоянно — незримой тенью за спиной или приятным украшением его глаз за столом, или же в постели. Пора было заканчивать с его наказанием и возвратить красоту лику князя. Пусть только попросит прощение и скажет, что по-прежнему принадлежит ему душой и телом. Мысль о нежном покорном Наэлле, опускающемся у его ног, как падающий цветок (а так умел только он!) согрела, пустив волну жара к паху. Воображение рисовало распятое на чёрном шёлке простыней белоснежное тело, бесстыдно разведённые колени, и рассыпавшиеся по подушкам волны золотых волос. В ушах зазвучал протяжный стон, а на губах принца осел медовый вкус губ… Дверь в гостиную распахнулась, выбросив его из жарких видений и явив на пороге запыхавшегося Вальхида. Евнух, приложив руку к груди, принялся лепетать что-то о позднем госте, но договорить не успел. Отодвинув евнуха, в гостиную вплыла Элоиза Кальдер-Руа, с влажными от накрапывавшего за окнами дождя косами и в длинном тёмном плаще, подбитом мехом лисицы. Бледное лицо принцессы было усталым, но дивные глаза-изумруды горели лихорадочным огнём. — Прощу прощения за столь позднее прибытие, ваше высочество. — Вампиресса присела в изящном реверансе, расправив юбки. — Я самым позорным образом проспала ваш отъезд. Пришлось любезно воспользоваться порталом во дворце, чтобы нагнать вас. Эммануил моргнул, взирая на неё в немом изумлении. Такими же потрясёнными были лица и у остальных. Её прибытия не ждали. Элоиза, выпрямив спину, чарующе улыбнулась. — Мне никто не предложит присоединиться к вашему пиршеству? Вампиры засуетились, вспомнив о манерах, встали с кресел — все, кроме мрачного Мандрэга. Элоизу усадили за стол. Принцесса попросила налить ей вина. Отпив глоток, принцесса стерла скользнувшую по подбородку каплю. — Ах да, — спохватилась она, подняв взгляд на наследника Аллисандры, — я так и не поздравила вас, ваше высочества, с помолвкой. Жаль, что меня так невовремя посетили женские недомогания и я не смогла присутствовать на торжестве. — Упоминание о «недомоганиях» вызвало у всей четвёрки лордов смущение. — Мои поздравления, Эммануил. И тебе, милый братец. Ударение на слове «милый» было едва заметным, но Манфрэду стало дурно. Он метнул умоляющий взгляд к Вальдер-Руа, готовый просить, чтобы он вышвырнул Элоизу из замка, но наследник Алиссандры уже сухо благодарил принцессу за поздравления и высказал надежду, что она «задержится погостить под гостеприимной крышей его дома». Вампиресса согласилась погостить, а также отправиться с ними в поездку по королевству. Давно ими задуманную, добавила она со значением, напомнив о том, что план отправиться на поиски Избранного был общим. Похоже, участию в походе к землям Валленграйда её «женские недомогания» не мешали. Ужин закончился, и Элоиза, сославшись на усталость, ушла вслед за евнухом в отведённые ей комнаты. Покинули гостиную и капитаны с Камилло. Манфрэд, едва дождавшись их ухода, шагнул к стоявшему у камина Эммануилу, гревшему в ладонях кубок с вином. — Вели ей вернуться в Руэрнаг, — взвинчено потребовал он. — Ничего хорошего её присутствие рядом с нами не сулит! — Я не могу быть с твой сестрой столь грубым. — Тогда её выгоню я! — истерично заявил Кальдер-Руа. Эммануил изумленно вздёрнул бровь: — И куда же делась твоя пламенная любовь к родственнице? — Её я и сейчас люблю, но своя жизнь мне дороже! — Элоиза не посмеет тебя тронуть. — Ещё как посмеет, она найдёт способ избавиться от меня, чтобы занять место рядом с тобой! — Что же, значит тебе стоит держаться ко мне поближе. Эммануил с усмешкой притянул жениха к себе и потёрся пахом о его бедро. Манфрэд, шипя раздражённой кошкой, выбрался из его рук. Похоже, на уме у Вальдер-Руа были одни удовольствия. — Видно, о своей безопасности мне придётся позаботиться самому, — заявил он, оправляя камзол, — так как моему жениху всё равно, доживу я до нашей свадьбы или нет. Развернувшись на каблуках, южанин, пылая праведным гневом, устремился на выход. Дверь хлопнула, и Вальдер-Руа сбросил с губ показную улыбку. — Тут ты прав, — задумчиво проговорил он в пространство. — Полезный для меня Кальдер-Руа — лишь мёртвый Кальдер-Руа.