Шарф

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Все вещи имеют одно волшебное свойство — они хранят память. Какая бы она ни была, важная для последующих поколений, ценная только для обладателя или же дающая ответы тем, кто их ищет. Люди привыкли жить в мире вещей, привыкли ко многому, принимая как данность.        Воншик не фанат чистоты, скрипящей на зубах и отблёскивающей в кадре даже без фильтров, но и не даст лишний раз нагружаться жене, которая затеяла генеральную уборку. Он снимает ящики и коробки с верхних полок на стеллаже чердака, чтобы перебрать и отдать на переработку или нуждающимся, когда сверху на него падает шарф, выскользнув из плохо закрытой коробки.        Несколько секунд Воншик почти не дышит, пытаясь справиться с дыханием и участившимся сердцебиением. Он опускает коробки на пол и ловит норовящий соскользнуть с плеча шарф, упавший будто осенний лист и так и оставшийся лежать. Он прикладывает шарф к лицу и делает глубокий вдох, прикрывая глаза.        Прошло уже столько времени, но обычная полоска ткани словно машина времени возвращает его в прошлое, делая настоящим. Потому что кажется, что он сейчас там, девять лет назад в холодном ноябре, который вот-вот превратится в декабрь. Даже запахи яркой весны с цветущими деревьями за окном не способны перебить запах почти морозной стыни и многодневного дождя, обернувшего мир в серый саван.        Хотя сейчас Воншик уверен, что и без дождя и свалившегося на их головы утреннего мороза, превратившего город в ледяное стекло, мир бы окрасился в серый, потерял бы все цвета и краски. Ровно так же он себя чувствовал тогда. Выгоревшим в одно мгновение. Он ведь сам всё понимал, сам всё знал, но лелеял мечту, надеялся…        Зачем?        Их последняя встреча вышла до глупого пустой. Изредка Воншику кажется, не пойди он тогда на назначенную Минсоком встречу, всё было бы иначе. Но он врёт сам себе. Понимает сейчас, да и тогда понимал. Только думал всё же, что будет не так. А встреча не дала ни надежды на что-то, ни прощального секса, ни даже прощального поцелуя.        Их вечное троеточие навсегда превратилось в точку.        Именно после этой встречи он не смог больше смотреть на руну любви, которую набил после того, как их отношения с Минсоком переросли в нечто большее, чем просто дружеские. Он перекрыл одну татуировку другой, но по смыслу мало чем отличающейся. Глупость, конечно, но он просто не смог видеть очертания рисунка, который столько лет ласкали мягкие губы Минсока.        Минсок всегда был дальновидным и рациональным, он уравновешивал и мечтал, пока Воншик жил здесь и сейчас. Он всегда был спокоен и выдержан, хотя наедине открывался и становился куда более улыбчивым и ранимым, чем показывал на людях. Флёр серьёзного и взрослого с него слетал враз, и он любил дурачиться, а Воншик всегда подыгрывал, ощущая, как за спиной раскрываются крылья.        Но тогда вместо очередной ночи, разделённой на двоих, он получил под дых с первых слов. Минсок сразу же перешёл в наступление, как это делал всегда во всех делах. Может, не зря родился под знаком овна, способного рогами смять новые ворота. Воншик просто смотрел на освещённого светом фар Минсока и пытался дышать, совершенно по-дурацки ощущая себя на встрече с мафиози, который оставляет ему последние минуты, чтобы насладиться промозглым воздухом последнего месяца осени.        — Воншик, мы оба женаты, пора прекратить всё это.        — Но мы женаты каждый по четыре года уже, мы столько лет были вместе, что же изменилось, чтобы ты так яро хотел поставить точку?        — Юбин беременна.        — И какая взаимосвязь?        Воншик никогда не задумывался над тем, что однажды их отношения прекратятся, он наслаждался каждой минутой и умел жить настоящим. Потому что загадывать не было смысла. Потому что вся жизнь — момент, нельзя его терять. Нельзя откладывать на потом, потому что этого самого «потом» может не быть. Потому слыша такие слова от Минсока он понимал, что разрыв подобен смерти. И прямо сейчас он умирает. И плевать, что будет потом.        Но он слушал, не перебивал и молча умирал от желания стереть себе память и впиться поцелуем в любимые губы. Понимание, что точку зрения Минсока ему не переломить, пришло внезапно. Похожее на удар грузовика ощущение сбивало с ног, а он всё щурился от бьющего в глаза света фар, перемешанного со стылым дождём, и почти не дышал.        — Нам никто не запретит общаться и встречаться на семейных праздниках.        Воншик кивнул, но уже тогда понимал, что не сможет. Не выйдет изо дня в день видеть Минсока и не сметь коснуться. И не только по той причине, что была много лет, но уже по совершенно иной. Теперь между ними не будет ничего. Ничего, кроме общей тайны.        — Ты слушаешь меня?        Воншик кивнул, глядя на Минсока, который не мог смотреть в глаза, всё отводил их, глядя куда угодно, но только не на него. С них ручьями текла ледяная вода, но зонт никто так и не достал. И по тому, как вечно мёрзнущий Минсок стоял под проливным холодным дождём, было ясно, что решение далось ему нелегко. Как и разговор. Как бы он ни старался показать иное.        Минсок не выдержал первым, сбежал в машину, не попрощавшись, ударил по газам и скрылся в дождевой завесе. Воншик же всё стоял, провожая поначалу взглядом машину, а потом мысленно прощаясь с прошлым.        В тот же вечер он набил поверх старой татуировки новую. В тот же вечер он решил уехать с женой в другой город, согласившись на перевод, от которого он долгое время отказывался, потому что Минсок. В тот же вечер он слёг с температурой, но поутру собрал самое необходимое и настоял на романтическом путешествии, как в старые былые, чем подкупил любящую такие авантюры жену.        Переезд вышел тихим, а жена поняла, что муж с Минсоком явно серьёзно повздорили, раз лучший друг не был приглашён ни на новоселье, ни на праздники. Настаивать она не стала, видя его состояние, за что Воншик был благодарен. Всё же он женился не потому, что надо было, а потому что смешливая и лёгкая на подъём Хёджин была тем человеком, с которым хотелось разделить жизнь, как до этого он делил её только с Минсоком.        Вжимаясь лицом в шарф, вдыхая те запахи далёкого ноября и отзвуки любимой туалетной воды Минсока, Воншик понимает, что нужно избавиться от него, чтобы меньше вещей напоминало ему о человеке, проросшем в его сердце. За столько лет Воншик так и не смог освободиться от любви к нему, хотя даже вырвав любовь с корнем, уже не остался бы пустым. Он дрожащей рукой отнимает шарф от лица, понимая, что время расставания всё же пришло.        — Пап, что ты делаешь? — на спину к нему забирается дочь, а следом на нём виснет и сын, позади, опёршись плечом на дверной проём, звонко смеётся Хёджин.        — Папа творит волшебство, — подаёт голос жена. Куда более прозорливая и понимающая, чем он мог даже себе представить.        — Какое? — восхищённым шёпотом отзываются дети, превращаясь в слух.        — Прощается с прошлым.