Киев, ноябрь 1857
Вокруг царила кромешная тьма. Миллиарды звёзд в чернильного цвета небе горели так тускло в эту ночь, будто не хотели, чтобы он нашёл ту единственную дорогу домой, которая расстилалась перед ним, но для Григория она представлялась лишь бегством и странничеством. Ни одно небесное светило не способстовало ему сегодня — силуэты деревьев, домов, даже огромные пышные строения, созданные гениальной рукой человека, этой ночью получили такую редкую возможность скрыться от людського глаза. Туман покрыл тусклой серебристой пеленой все вокруг: протяни перед собой руку и дальше неё всё равно ничего не увидишь. Мужчина разыскивал пристанище для своей заблудшей души. Жаждал туда, где ему будет по-настоящему тепло, место, которое так долго искал, стремился попасть, но оно каждый раз стремительно ускользало. Он хотел быть в её сердце тем единственным, ради которого она пожертвует всем, ради которого будет страдать любя, ради которого сможет погибнуть. Катерина — это его спасение. Вновь и вновь воспоминания о ней терзали его сердце, вонзали тысячу мелких кинжалов в грудь, ежеминутно напоминая о том, какой коварной и жестокой бывает любовь. Он даже полюбить нормально не может, не умеет. Какое разочарование! Быть может его Китти — лишь ночное видение большого города, просто призрак внутренней печали? А что, если ему действительно не суждено быть рядом с ней и где-то далеко в мучительной тоске погибает другая? Та, которой суждено, которая искренне полюбит то страшное чудовище, затаившееся в самой глубине его души и которое лишь ждёт удачного момента выбраться наружу. И нет, это не Мария, которая для Червинского была не более чем маленькая игрушка для ребёнка, с которой он мог вытворять что захочет. О ней он больше не вспоминал с того дня, как покинул дом Николая. В тот момент ему требовалась молодая женщина, её любовь и ласка для заполнения собственной нужды, и он получил это, причём вполне мирным путем, а не так, как привык — силой добиваясь желаемого. У мужчины даже мысли не возникало, что эта греховная связь может иметь какие-то последствия. А зря. Ведь они следовали за ним по пятам. Шарканье шагов Григория отдавалось звонким эхом по всей улице, пока он пытался медленно дойти до небольшого приюта, находившийся немного далее центральной улицы. Бродить по ночному городу у мужчины не было ни сил, ни желания, хотелось только забыться, потерять голову, но только не от любви. Червинский последнее время часто ловил себя на мысли: а знает ли он вообще, что такое любовь? Быть может при виде Катерины это была обычная похоть и страсть, а для любви в сердце места не было? Молодой мужчина уже ничего не понимал, в голове будто молотом били, заглушая все остальные мысли. Единственным желанием на данный момент было упасть, закрыть глаза и провалиться в долгий глубокий сон. Неторопливо переставляя ноги, Григорий услышал приглушенную музыку, которая доносилась с другого конца улицы. Повернув голову вправо, он увидел на старом архитектурном строении выцвевшую вывеску «Трактир». Червинский тут же полез рукой в свой единственный нагрудный карман рубашки, где лежали все его деньги — два рубля, аккуратно свернутые в трубочку. Это всё, что у него было на данный момент. Григорий держал обе купюры на ладони, одну из которых после нелолгих размышлений спрятал обратно — ещё пригодиться. Всего лишь год назад он мог распоряжаться деньгами как душа того желала и это были не какие-то мелкие гроши, за которые сейчас ему нужно гнуть спину, а в его распоряжении были сотни, а то и тысячи рублей, которые он мог потратить на что угодно. Правда был и один немаловажный нюанс — как раз благодаря безрассудному самоуправству Григория, родное имение было выставлено на торги, сам он оказался полным банкротом. Уж что там сейчас с Червинкой он не знал. Лишь только мог надеяться, что папенька сумел найти средства и выкупить его обратно, иначе как же? Не обладал младший Червинский деловым чутьем и, казалось, отцовский талант быстро приумножать капитал и вовсе обошёл сына стороной. Гриша то и дело сорил деньгами во все стороны, не внимая россказням и советам Петра. Он просто не понимал и не хотел понимать цену деньгам, сколько было вложено стараний и сил, чтобы обладать такими огромными средствами, которые имелись у его родителей. Осмотревшись вокруг, Григорий опустил руку с жёлтой купюрой, покрепче обхватив её пальцами, дабы не потерять по глупости и направился прямо во внутрь здания, с которого все ещё доносилась приятная уху мелодия, изредка перебиваемая гулом мужских голосов. Открыв перед собой двери, Червинский будто окунулся в свои же собственные воспоминания: вот он, всегда одет с иголочки, когда в выглаженном кителе, а когда и в элегантном костюме. Его обаянию и харизме можно было только позавидовать — восхищение вызывал не только у молодых девиц. Важно прохаживая мимо игральных столов или обычных обеденных столиков, Червинскому нравилось всеобщее внимание, которым его одаривали окружающие. И вот даже сейчас окинув взглядом помещение небольшого трактира, Григорий стоял ровно, по привычке горделиво выпятив грудь вперёд, но в данный момент никакого фурора произвести не мог, так как место больше походило на убогую харчевню для низших слоёв населения. Червинский не теряя времени прошел к дальнему столику — самое слабоосвещенное место во всем зале. Тяжело упав на деревянную лавку, Григорий наконец мог немного расслабиться, пригубив чарку другую недорогой горилки. Он часто спасался алкоголем, когда невыносимые боли в ноге приносили ему ужасные мучения. А сейчас, после того как он увидел свою Катерину, которую так долго искал и поклялся ради неё жить, ему просто необходимо было выпить. Пускай и не дорогой, элитный коньяк, которым привык наполнять свой желудок, но тоже хорошенько ударит в голову после выпитых пару стаканов. Пока Червинский осматривал скудный интерьер скромного заведения, к нему подошёл, усталого вида половой. Оглядев Григория, он как-то странно скривившись, натужно спросил: — Чего желаете-с? Ежели просто так посидеть, то незачем место просиживать, — продолжая взирать на Червинского бесцветными глазами с под усталых век. Работа трактирного слуги была не из лёгких, да впрочем, вряд ли где-то существовала лёгкая работа, за которую ещё и платили бы немало. Каждая копейка зарабатывалась усердным трудом, но чтобы это понять и прочувствовать на собственной шкуре, Грише явно требовалось какое-то время. Сейчас он хотел лишь залить в себя алкоголь и погрузиться в расслабленное состояние, где не было места негативным мыслям из его головы. Поэтому подняв тёмные глаза на полового, Червинский по былой привычке угрожающе повысил голос, требуя принести заказ, тыча тому свои деньги. Мужчина забрал купюру, недоверчиво осмотрел её, чем ещё больше унизил Григория, затем пожав плечами, молча повернулся на каблуках по направлению к кухне. Пока Червинский ждал свой заказ, от нечего делать он принялся осматривать людей за столиками: несмотря на позднее время, народ и не думал расходиться по домам, принимаясь за все новые бокалы спиртного. Небольшая компания из троих мужчин у окна громко о чём-то спорили, временами посмеиваясь над своими же шутками и пропуская третий бокал тёмного дешёвого пива; старик, сидящий у входной двери, то и дело раз в несколько минут глуповато осматривался по сторонам, будто чего-то боялся, затем отпивал содержимое своего стакана и тихо шептал себе под нос слова на неизвестном языке; пятеро здоровых молодых парней играли в карты за столом навпротив, часто перекрикивая друг друга — казалось вот-вот и дело дойдёт до драки. В таком заведении да с такой компанией Гриша ещё не был. Тут наконец явился половой со стаканом горилки на заляпанном деревянном подносе. Поставил заказ прямо перед посетителем и отсчитав положенную сдачу монетами, слуга удалился. Пока Григорий небольшими глотками опустошал содержимое своего стакана, временами закрывая глаза и морщась от обжигающего горло напитка, за ним наблюдал неизвестный мужчина, на которого Гриша почему-то сразу не обратил внимания. Человек был одет в тёмное недорогое пальто, от чего не сильно бросался в глаза находясь ещё и на противоположной стороне зала. Когда Червинский допил всё, что находилось в его стакане, он повторил свой заказ, облегчённо выдохнув — алкоголь, постепенно разбегающийся по венам, начинал немного приглушить мучительную боль в ноге. Неизвестный до этого момента просто молча взирал на Григория, теперь взял свой бокал и решительно направился прямо к мужчине. Услышав возле себя чей-то мужской голос, Червинский резко поднял голову на неизвестного: — Не желаете составить мне компанию? — доброжелательно обратился к нему человек, — Видите ли, не люблю выпивать в одиночестве. Гриша покосился на мужчину, раздражённо держась одной рукой за ногу, боль из которой все никак не хотела уходить. Сейчас ему не до общения с кем-либо, по голове и так словно тяжёлой кувалдой били, она раскалывалась от ненужных мыслей и общей усталости, а тут ещё какому-то проходимцу поговорить вздумалось. Отрицательно покачав головой, Червинский положил одну руку на стол, уткнувшись в неё головой — предплечье будто обожгло горячим металом, от чего мужчина вытащив руку, продолжил лежать на столе, всё также не обращая внимание на незнакомца рядом, который получив отказ, нагло уселся напротив Григория. Ощущая как пульсируют виски, с какой бешеной силой бьётся сердце, бывший паныч уже просто мечтал провалиться в сон, с каждой минутой все менее понимая что вокруг него происходит. Последнее, что он помнил и слышал до того, как наконец очнуться это вопросительный тон неизвестного мужчины в чёрном пальто, который что-то ему говорил, но Григорий уже не разобрал.***
Странное дело получается — каждый раз просыпаться на новом месте. Может стоило попробовать на невесту погадать? Было бы совсем уж неплохо, если бы рядом лежала какая-нибудь красивая барышня, довольно улыбаясь после нескучной ночи, но нет. В комнате сейчас находился лишь он, Гриша. Головная боль немного отступила, но за ней теперь явно чувствовалась всеобщая усталость, кости по всему телу странно ломило, а ещё и озноб, да такой, что даже два потрепанных серых одеяла не хватало, чтобы согреться. Казалось, даже если бы сейчас он сидел прямо у большого, яркого костра — всё равно не почувствовал тепла. Подцепил таки хворь непонятную. Так болел он только давным-давно в детстве, когда холодной зимой его вдруг сразило воспаление легких. Как он остался жив — лишь богу одному ведомо. Но Гриша помнил те дни, когда мать не отходила от сына ни на шаг, молясь всемогущему за скорейшее выздоровление единственного ребенка. Анна Львовна уже похоронила двух детей и больше всего на свете боялась ощутить боль от потери родного дитя ещё раз. За стеной послышались тяжелые шаги — дверь медленно отворилась. В маленькую комнату, где лежал Григорий, заглянул высокий темноволосый мужчина. Червинский узнал его: это тот человек, который прошлой ночью подсел к нему в трактире, предлагая выпить за компанию. Неужели ему стало настолько плохо, что этот неизвестный господин привёл его в свой дом. — Уже очнулись? Рад, что вам уже лучше, — добродушно проговорил мужчина, продолжая тут же спохватившись: — Я так и не успел вчера представиться. Меня зовут Стефан. Стефан Яблоневский. Я иногда бываю в трактирах до позднего вечера, когда понимаю, что уснуть не получается. Увидел, что вам плохо и подошёл спросить о здоровье. Григорий хмыкнул, насмешливо подняв одну бровь. — Вы так ко всем подходите, кому нездоровится. Вы, вероятно, врач? От туда привычка лезть в чужие дела? — он чувствовал себя униженным, вместо того, чтобы быть благодарным за помощь. Привселюдно потерять сознание, чтобы потом ещё какой-то неизвестный притащил в свой обшарпанный дом? Григорий старался выкинуть из головы такие дурацкие мысли. Откуда в нем столько холода и надменности? Чтобы было, если Стефан в тот вечер прошёл мимо… Кому Гриша был нужен без гроша в кармане и документов, тем более когда его все считают погибшим. Нужно срочно выяснить кто занимается поддельными документами. Червинский направил взгляд на Стефана, отвлекаясь от собственных мыслей. Тот все ещё рассматривал Григория, ожидая какого-то ответа на свой вопрос, который был благополучно пропущен мимо ушей. Яблоневский не любил ожидания и поэтому развернувшись спиной к кровати, он лишь проронил небрежное: — Я позже зайду, когда вы станете более сговорчивы и сможете спокойно отвечать на мои вопросы, — но Червинский не дал ему открыть дверь, воскликнув на сколько хватало сил: — Погодите, я хочу с вами поговорить, — Григорий подождал, когда мужчина снова обернётся, придав своему лицу более менее доброжелательный вид: — Меня зовут Гри… Дмитрий Латынин. Я родом не из Киева. Простите мне мою грубость, вы ведь помогли мне… Не успев договорить до конца, мужчину охватил приступ удушливого кашля, который мучительно сжимал горло и грудную клетку, заставляя мучиться от боли в груди. В это время Стефан не теряя ни минуты побежал за водой, чтобы хоть немного облегчить участь Григория, искренне надеясь что это поможет. — Я пойду за врачём, так не может продолжаться, — решительно проговорил Стефан, поднося наполовину полный стакан чистой воды к пересохшим губам мужчины. Григорий медленно опустошил его, после чего кашель действительно закончился, и не обращая внимания на волнение Стефана, неспеша еле слышно произнес: — Не нужно никуда идти, всё в порядке, — затем сделав недолгую паузу, он продолжил, приложив руку к больному горлу: — Если вас не затруднит, сделайте мне теплого чаю, очень больно говорить… и ещё, у вас не найдется какая-нибудь одежда для меня? — Григорий посмотрел в каких одеждах был Яблоневский, понимая что свою пора бы уже давно сменить, а лучше и вовсе выбросить старые лохмотья. Поляк утвердительно кивнул и молча вышел из комнаты. Осенний день незаметно близился к вечеру. В доме Яблоневского было прохладно и неуютно: старое здание изнутри давало о себе знать, так как на стенах в некоторых местах виднелись небольшие трещины, сырость беспощадно уничтожала былую красоту помещений, принадлежащих еще столетие назад известным киевским помещикам, сейчас же здание можно было купить за бесценок. По непонятным причинам новый знакомый Григория в своё время решил приобрести именно этот дом, что было довольно-таки странно, ведь как потом, в своих дальнейших вполне дружественных беседах Гриша узнал много чего интересного о Яблоневском. Поляк, не беден, но и не богат, одевался вполне прилично, даже можно сказать по-мещански и чем-то напоминал Григорию самого себя еще во времена учебы в северной столице — такой же проницательный ум, пронзительный взгляд, часто вспыхивал ярким пламенем, словно спичка и также тухнет в одночасье. «Занятный персонаж, однако», — думал про себя Червинский. Ему определённо импонировал Стефан: в нем не было этого напыщенного благородства, излишней доброты и заурядности. Заметно расслабившись, Григорий вдруг решил поговорить о наболевшем, рассказывая о своем прошлом. Конечно он не смел забыть о своей новой личине, о Дмитрие, которому теперь старался соответствовать: быть другим человеком, новой версией себя, постепенно избавляясь от всех былых предрассудков, меняя самого себя. Стефан был вторым человеком, которому Гриша смог довериться и рассказать обо всём. Даже о Катерине, как видел её прошлым вечером, как мечтал всё это время быть рядом с ней и прижаться к её груди, вдыхать её парфюм, видеть перед собой её зеленые глаза. Он всё еще хотел владеть ею и как только встанет на ноги, то направиться прямо к дому Родзевич — последнее место, где Григорий видел свою Китти. Какой бы была их встреча и состоялась ли она вообще? На часах пробило восемь. Григорий чувствовал себя ещё более отвратительно, чем было утром. Голова ужасно болела при малейшем движении вправо или влево, белки глаз покраснели и Червинский предпочел вовсе закрыть их, надеясь, что так будет легче. Дышать становилось сложнее и вскоре обеспокоенному Стефану пришлось уже поздно вечером искать хоть кого-нибудь, кто что-то смыслил в медицине. Выбирать, к кому явиться с поздним визитом долго не пришлось — Яблоневский знал только Катю.***
— Зачем тебе эта сумочка? — Ольга рассматривала с интересом и скептицизмом фиолетовую маленькую сумочку, обшитую мелким черным бисером. Сумочка выглядела старой и совершенно не модной, однако Катя, приехав после аукциона с этой сумочкой, выглядела воодушевленный и вдохновленной. Уйдя с больницы, она всё равно продолжала хоть как-то помогать нуждающимся. Вот так, купив эту сумочку за баснословную сумму, Катя буквально порхала по комнате, успокаиваясь от одной только мысли, что эти деньги помогут бедным детям. Деньги. Сколько в них было силы и знала. Имея их, у тебя есть весь мир, а когда в кармане пусто — тебе нет места в этом самом мире. Парадоксально, как жизнь меняется, что в один день ты можешь иметь все, а в другой — совершенное ничто. Катерина никогда не имела своих денег до этого года, но в этот момент она была рада нескольким купюрам, ведь благодаря им она может помочь хотя бы кому-то. Никто не мог помочь ей, потому ее забота сейчас — сделать деток чуточку счастливее. Она не взяла ни рубля у Андрея на аукционе, выражая свою независимость, а он только снисходительно улыбался, однако не пытался возразить. Эти маленькие шаги самостоятельности были настоящей победой для Кати, которой приходится учиться делать все самой. Хотя бы для пользы будущего ребенка. — Пусть будет. Просто там был на выбор столовый набор, неизвестный мне инструмент и спицы. Это лучший вариант из представленых, — Катя засмеялась вновь, глядя в окно и внезапно хмурясь. — Ты звала в гости пана Яблоневского? — Что? — Ольга так же подошла к окну, глядя как Стефан бежит по брусчатке к входу дома, а в следующую секунду раздался стук в дверь. Он перепугал лакея, буквально вваливаясь в дом, оставляя за собой грязные следы и молча, совершенно ничего не объясняя, вбегая в комнату. — Катя! — он подбежал к ней, буквально хватая за руку. — Вы должны мне помочь! — Господин Яблоневский, я попрошу, — Ольга двинулась к Катерине, рукой отодвигая её от Стефана. Он выглядел напуганным, и встревоженным одновременно и одному Богу было известно, чего ему хочется от Катерины. — Катя, послушайте, Бога ради. Вы же доктор, вы можете… — Я…я не доктор, я только учусь, — она выдернула свою руку, потирая запястье нарочно, ведь больно Стефан и не пытался ей сделать, даже не сжимая ту руку. — Не трогайте меня и уйдите из дома Ольги Платоновны. — Не уйду, если вы не пойдете со мной. Там человек умирает, никто ему не может помочь, Катя! — прокричал Стефан, теперь обращаясь к Ольге: — Идёмте с нами, Ольга Платоновна. Ничего дурного, только помощь умирающему. Ольга и Катерина переглянулись, однако согласившись. — Я не обещаю, что помогу. Я умею только уколы ставить, вам нужен профессиональный доктор. — Идёмте, скорее, — Стефан помог одеть Катерине ее же шубу, которую принесла горничная, однако Ольга не позволила ему сделать то же, справившись сама. Она лишь фыркнула на это, холодно смотря. Но сейчас Стефану было всё равно. Ему бы главное другу помочь. Когда они прибыли к дому, где жил Стефан, Ольга успела трижды пожалеть, что вовсе вышла с Катериной из поместья. Мало того, что погода вновь поменялась, создавая настоящую грязь под ногами, так и район этот не славился хорошей репутацией, скорее прослыл как место, где живут люди без денег и работы, цель жизни которых — выпить как можно больше и проведать все кабаки Киева. Но Стефан выглядел так взволнованно и испугано, что Родзевич уже не могла сказать, что они возвращаются обратно. Катя всю дорогу молчала, стараясь игнорировать присутствие Яблоневского, только следя за огоньками, которые мелькали за окошком. — Идёмте скорее, — он помог им выбраться из кареты и, придерживая Катю под руку, быстро повел к небольшому домику. Пол был трухлявый и старый, потому Ольга едва ли не угодила вниз, если бы мужчина вовремя не помог ей, а на стенах были непонятного происхождения царапины. Пахло приятно, однако в доме было сыро и мерзко, так что девушки даже не решались снять верхнюю одежду. Катя однако шла почти спокойно, внутренне доверяя Стефану. В этом была и ее ошибка, и её достоинство — она всегда безоговорочно доверяла людям, даже сейчас, после всего. — Прошу сюда, — он открыл дверь небольшой комнаты. Та была ещё хуже, чем весь дом: погружена в полумрак, с отсутствием приличного ремонта. Мебель была старой и трухлой, с оттенками сырости. Только старое, но дорогое зеркало, стоящее в углу, будто издевались над всем этом. Оно определенно стояло больше, чем весь этот дом. На маленькой кровати виднелось тело человека, который сейчас боролся с горячкой. Он был укрыт серым одеялом, сжимая руками края. Катерина сняла свои перчатки, намереваясь подойти ближе, но когда она смогла рассмотреть лицо человека, лежащего и такого беззащитного, ужас и ненависть сковали её. — Вы к кому меня привели? — Катя взглянула на Стефана, сжимая свои губы, которые тут же побелели. — Нет. Я не буду. Я не буду ему помогать. Вы вообще знаете кто это?