***
Август всегда выполнял любые приказы начальства, даже если они были безумны. Поэтому и в этот раз юноша сразу после разговора с империей, побежал распространять новость о скорой поездке в Российскую империю среди чиновников, оставшихся ночевать гостей, слуг, пажей. Каждый был в лëгком шоке: как можно организовать подобную «экспедицию» за пару дней? Но если господин издавал какой-либо указ, то его нужно безоговорочно выполнять, и это знал каждый обитатель дворца. Поэтому бедному Августу пришлось сильно попотеть, чтобы собрать сопровождающих, транспортное средство и вещи каждого в дорогу, естественно, не без помощи других слуг. Две бессонные ночи они бегали по нескончаемым коридорам и носили тому одежду, той сумки для платьев, тому перо, тому пенсне, той расчëску, и при этом нужно было постоянно заглядывать в зал для внутренних совещаний, чтобы разрабатывать лучший путь до столь далëкого края. Если подводить итог, то никто не спал, и никто не шлялся без дела. Именно такими темпами они успели собрать всë и отправить господина в дорогу буквально за два дня. Всего поехало не так много народа: одна средняя кибитка где ехал господин с чиновником иностранных дел по имени Алфонс и его слугой, а также ещё три кибитки побольше, где уже расположились пару других чиновников со своими жëнами и две пары аристократов, желающих повидать мир. Когда молодой управляющий махал рукой последней кибитке, то он уже представлял, какое вознаграждение его ждëт после их возвращения.***
Они были который день в пути, и уже чувствовалось скорое прибытие, но Германия до сих пор не мог в это поверить, всë продумать и осознать. Когда он лично махал рукой Августу и долго благодарил его за оперативную работу, то даже тогда он не чувствовал полного спокойствия и удовлетворения. И даже когда они отъехали достаточно далеко от дворца, а он уже сидел спокойно в кибитке и слушал тихое ворчание чиновника иностранных дел и его слуги, которые решили ехать вместе с империей, мысли о уже скорой встречи не покидали головы. Было однозначно страшно. В отличие от самого Священной Римской империи Россия раньше развивался куда медленнее сверстников по политическому возрасту, поэтому и в личном росте и в собственном возрасте прилично отставал. Например, на момент их разлуки Германии уже было двадцать один год, а России шестнадцать, но даже так они не прекращали своего обещания. А сейчас, слушая все заграничные новости, читая его письма, невозможно предугадать, чего ждать. Но очевидно, что он уже вырос, похорошел, но характер оставался прежним. По крайней мере, немец так понял по стилю его письма. Как уже говорилось, Священная Римская империя долго размышлял о взаимоотношениях со своим старым приятелем. Было столько воспоминаний, когда становилось ясно их непростое отношение друг к другу, и именно это волновало империю. Как же он сейчас надеялся, что и Россия тоже думал об этом! Потому что иначе немец вообще не знал, как будет с ним разговаривать. Никакого же секретного государственного дела нет! А это значит, что в момент их уединения придëтся говорить о чëм-то своëм. Но что же делать, если кроме дурацких вопросов о погоде, о недавно прочитанной книге и о том, как обстоят дела ничего другого в голову не лезет? Да, Германия очень боялся показаться глупым. Для него так выглядеть перед Россией было пыткой. Поэтому, смотря на бойню снега со всем живым, он пытался придумать хоть что-нибудь о чëм можно поговорить со старым другом, а это невероятно сложно для него в этот момент. Эх, как же хотелось прямо сейчас разбудить чиновника Алфонса и чистосердечно попросить его больше так не храпеть и совета. Но из-за своей натуры Священная Римская империя не мог себе подобного позволить. Так он время от времени подгонял измождëнного ямщика, смотрел в окошко и думал, поглаживая новую куколку-оберег в кармане шубы.***
Этой ночью спокойно поспать сумел только Алфонс. Метель разыгралась не на шутку, но и Германия был не так прост и желал без каких-либо задержек прибыть к месту назначения. Но к их несчастью, метель под утро только усилилась. Поэтому когда они подъхали к первой деревушке, находящейся под Петербургом, на бедном, уставшем и замученном ямщике лица не было. Крестьяне радушно проводили заграничных гостей к постоялому двору и сообщили, что по их прогнозам силы природы не на шутку разыграются. Священная Римская империя прошëл во внутрь тëплого помещения, стряхивал с шубы прилипший снег и пропускал прибывших с ним дам. Вместе со всеми зашëл и владелец постоялого двора. Это был невысокий мужичок, с короткой бородой, в скромненькой шубейке, в валенках и шапке-ушанке. Он вежливо поздоровался со всеми иностранными гостями через переводчика, которого по первым же словам русского подозвал Алфонс. Германия уже прислушавшись к речи мужчины смог понять только то, что это какой-то деревенский русский диалект. Мда, как только он разобщается с Россией, то сразу сядет подтягивать свой русский. — То есть вы хотите мне сказать, что нашему экипажу придëтся здесь задержаться, — спросил Германия, округляя свои небесно-голубые глаза до размеров тарелок и повернулся к своему переводчику. — Да-с, — со вздохом сказал владелец здания, — а вы, я так вижу, по важному делу приехали к нам. Давненько не видал я сыновей германских земель, так ещë и с самим воплощением. Мы вам сообщим как только буря стихнет, и вы сможете отправляться в путь. Дадим самую лучшую тройку! Империя лишь устало прикрыл глаза, посмотрел на переводчика, который уже было открыл рот, но господин сразу показал ему взгядом дал понять, что это предложение не нуждается в переводе, по крайней мере для него. Минуту поразмышляв, посмотрев на вымотавшихся сопровождающих, на ямщика, империя подошëл к мужичку и на ломаном русском сказал: — Спасипа вам! Но мы останемся у вас, пока буря дастаточна не стихнет. Мои луди сильно устали, да и я тоше, — и в конце он улыбнулся краем губ для большей правдоподобности. Владелец улыбнулся в ответ. Но вместо большего спокойствия, у Германии щëки вдруг залились румянцем по одной простой причине — он понял насколько ужасно звучит его акцент. Но слава богу, что алых щëк воплощения никто не заметил, потому что он сразу после их маленькой беседы с владельцем двора, имени которого никто из прибывших так и не смог разобрать, зарылся носом в ворот своей шубы. В лучших традициях русских мужчина со своим небольшим персоналом предложил гостям позавтракать. Двое барышень со своими кавалерами сразу согласились и поспешили в скромную залу для приëма пищи, а другие — стали расходиться по комнатам, отговариваясь тем, что у них и своей еды достаточно, поэтому не стоит утруждать себя готовкой для них. Среди таких был и Священная Римская империя. Он хотел поскорее уединиться и подумать о своëм. Комнаты распределяли достаточно долго, из-за того, что мужчина не был готов к такому количеству гостей, так ещë и к заграничным гостям, и комнаты заполненные его личными вещами давали об этом знать. Но Германию удалось быстрее всех определить в комнату и по быстрому его приказу оставить в покое на остаток дня. Сейчас он в своей комнатушке и не хотел расхаживать к каждому из своих людей и расспрашивать о их самочувствие. Он и сам устал. Бессонная ночь, как-никак. Поэтому, первым делом, он сбросил с себя шубу, оставшись в нескольких кофтах, и упал лицом в подушку. Печь, которая отопляет помещение дала о себе знать и знатно разморила немца. Так он, еле-как достав одеяло из-под себя, укутался. И вот он было хотел закрыть глаза как вдруг вспомнил. Смахнув с себя ватное одеяло, он подбежал к лежавшей на низенькой табуретке шубе и быстро достал из кармана ту самую куколку-оберег. В эту секунду ему показалось, что от такого движения она могла разбиться, пускай это и бред. Священная Римская империя погладил подарок дорогого, чего он точно не может отрицать, ему человека по складкам ткани, приложил к своей груди, словно мальчик, обнимался со своей заветной игрушкой. Но эта куколка было безумна мала! Так почему он еë продолжает прижимать к себе, словно она закроет его от всех проблем в этом мире? Если бы он сам знал. Но даже осознание глупости сего действия не остановило Германию в таком же положении пройти к своей кровати, лечь обратно, укрыться тяжëлым ватным одеялом и с прижатой к груди куколкой, уснуть крепким сном.***
На дворе уже был вечер. Это единственное, что смог понять империя за время того, как открыл глаза. В его комнате не было ни грамма света, огонь в печи почти потух, все вещи лежали на своих местах. Германия сел и потирал заспанные глаза. Пока эта небольшая процедура продолжалась, он смог уловить краем уха, что за окном уже что-то не то. Нет какого-то постоянного звука, который сопровождал экипаж со вчерашнего дня. Было непривычно тихо… Как будто он в данную секунду мог услышать разговоры людей в дальней комнате первого этажа, топот маленьких ножек мыши, пробегающей под стенкой, и даже собственный пульс. От этого осознания Священная Римская империя перевëл взгляд на окно и попытался рассмотреть в наступающей темноте ночи чему является причина этой тишины. И буквально сразу он смог понять, что страшная метель кончилась! Пускай только что проснулся, но империя подскочил, прямо как в детстве, и подбежал к окну, чтобы ещë несколько мгновений порадовать себя этой новостью. Вся Россия была словно укутана в огромное ватное одеяло, точно как его, но более опрятное. Зима ведëт себя как настоящая русская мама: сначала накричит на тебя с такой силой за ненадетую шапку или варежки, что ты готов уйти под землю, а потом на ночь укроет тебя с такой заботой тëплым пледом в холодную зимную ночь. Так и здесь. Но ещë, вся эта красота переливалась великолепным снежным блеском, отражая свет из окон избушек. Как же Германии сейчас хотелось спрятаться под это одеяло и никогда не вылезать, но мысль о том, что оно рассчитанно на внешний мир, а не на него, остановила глупое решение выпрыгнуть прямо так на улицу. Ещë чуток полюбовавшись спокойствием подступающей ночи, немец решил наконец собираться в люди. Нужно же свой экипаж обратно воссоединить. Поэтому он не хотя отошëл от своего окошка. Как только обернулся и посмотрел на свою комнатушку, то понял, что без свечки не обойтись. Короткие зимние дни дают о себе знать. И вот, немного покопавшись, империя нашëл в тумбочке коробок спичек и старую свечку. Как только Германия еë зажëг, то вдруг в голову как будто вонзилась стрела — где же куколка? Он так о ней вспоминал, словно от не зависила его жизнь. Хотя для него так оно и было. Бросившись к кровати, Священная Римская империя стал ворошить все-все слои намотавшегося одеяла и попутно проклинал всë. Но в постели еë не оказалось. Тогда немец стал ползать по полу, проверять под кроватью из-за чего призвал пыльные тучи. Там еë тоже не было! Опять поиски в кровати, снова под кроватью и который раз в постели. А куколки всë нет. Империя всплеснул руками, сел на кровать и стал ругать себя всеми возможными ругательствами этой планеты. Повесил голову и стал придумывать места, куда мог еë закинуть и почувствовал странную складку под собой. Приподнявшись и поправив эту складку одеяла, он ощутил переплетение узла и быстрым движением достал куколку. Волна облегчения нахлынула и окатила Священную Римксую империю с ног до головы. В этой простенькой вещице не было ничего такого, что может порассматривать иностренец, но для русского народа и для Германии она была особенной. Для народа это оберег от злых сил, что защищает самое главное в человеке — душу, а для немца — подарок, дорогой сердцу, ведь именно с ней пришло долгожданное приглашение приехать к тому, кого больше всего желаешь увидеть. Улыбка сама наползла на лицо, когда он очередной раз провëл по узелку, который изображает личико русской девушки. А ведь она лежала где-то в пыльном углу земляки, находящейся посреди чистого поля и видимо, забытой всеми. И одной из причин восхищения немца Россией является то, что он, посмотрев на эту безделушку где-то в неприметном углу кривой избушки, решил положить еë в письмо Германии вместе с приглашением в гости. Вот сердце и разрывается: назвать его придурком, складирующим всякий старый хлам, или умилиться очаровательной привычке высматривать каждый миллиметр в поисках чего-то интересного. «Скорее бы его увидеть, » — думал империя, аккуратно кладя дорогой подарок в карман брюк. Больше сидеть на месте без дела не хотелось. Нужно было собираться в дорогу, а наступающая ночь давала понять, что лучше поторопиться. Вот Германия и поднялся с кровати, быстренько причесался и стал собирать свои разбросанные вещи. Хорошо, что он не разбирал свою дорожную сумку, поэтому сразу всë накинул себе на плечи, а кровать уж сразу заправил. Оглядев своë недолгое пристанище, Священная Римская империя про себя сказал «Спасибо» этому месту и, прихватив сумку, вышел в коридор. Он сразу спустился вниз и по дороге старался глазами найти владельца. Как же удачно он встретил мужчину прямо по дороге в обеденную залу. — О, вы уже проснулись! — обрадовался тот, — а мы по вашему указанию не смели приближаться к вашей комнате. Ждали, когда вы выспитесь. Вы, наверное, проголодались. Позвольте вас угостить. Ой, вы же наверное не понимаете! Германия учтиво помотал головой в знак отрицания и сказал через минуту раздумий: — Вы очен лубезны, но я не нуждаюс в ужине. Я думаю, что нам нужно уже собиратьса в дорогу. Уже… Эм… А! Темнеет. Его собеседник только задумчиво наклонил голову. Поразмыслив, он ответил: — Если того желает воплощение, то я не осмелюсь противиться. Я сейчас же пойду будить ваших сопровождающих, а вы… Вы можете подождать их всех вместе с господином Алфонсом и с вашим переводчиком Одо. Вот они в зале, — показал на ближайщее помещение и убежал вверх по лестнице, будить всех остальных. Как же Германия благодарен этому мужичку, что тот не говорит ничего по поводу его ужасного русского. Точно, нужно садиться и учить все произношения слов! Держав в голове эту мысль, немец не заметил, как уже отодвигал стул, который был придвинут к обеденному столу. А за ним сидела та самая парочка — Алфонс и Одо. — О, господин Священная Римская империя, добрый вечер! — с улыбкой сказал Алфонс. — Здравствуйте, господин, — более сдержанно поприветствовал его Одо. — И вам здравствуйте, господа, — присев, ответил Германия, — что это в тут сидите? Что читаете? — А вот последний подписанный договор с Веной, — чуть-чуть задумавшись, сказал Алфонс, — решили перечитать, пока вас ждали. — Да, никто не хотел вас будить. Вы так устали с дороги, что спали весь день, — с небольшим удивлением добавил Одо, — неужели в вашей кибитке настолько неудобно? Алфонс говорит, что спал, как сурок. — Точно! Но я подозреваю, что это из-за моего храпа, — с виноватым видом отвечал Алфонс, — мой Мориц давно привык к таким ночным концертам, поэтому спит также крепко, как и я. А вы впервые с нами ночуете, так что сказать могли, что я мешаю. Растолкали бы. — Не могу я прирывать чужой сладкий сон, уж извините. Вот и решил не будить вас. Зато хоть сейчас выспался, но… Эх, задержал всех, — поникши, ответил империя. — Да что вы, господин?! Не смейте такое говорить! Как только я вас беспокою, то сразу бейте тревогу. Я мигом всë исправлю, — возмутился чиновник и для большей убедительности ударил по столу кулаком. — А может быть вы не только из-за господина Алфонса не спали? — аккуратно спросил Одо, — я с самого приезда в эту деревушку вижу на вашем лице какую-то глубоку думу. — Я тоже! Вас точно что-то беспокоит, — вмешался чиновник. Священная Римская империя лишь с грустной улыбкой опустил голову в знак своего поражения. — Дайте угадаю, — начал переводчик, — это как-то связано с нашим путешествием в Российскую империю? Неужели его так быстро раскрыли? Жаль конечно, что это диалог не продлился дольше. Но кивнуть в знак соглашения... всë же пришлось. — А, наверняка вы думаете как дела с уважаемым воплощением Российской империи дела будете вести с глазу на глаз, — протянул Алфонс, откладывая документ в сторону. Сейчас он погружëн в разговор. — Верно подмечено, — заметил Одо, — до этого вы с ним только по письмам дела вели, а тут. — Да! Вы меня раскусили, — сказал Германия, подняв голову выше. Он не собирается всë им рассказывать, потому знать этим людям подобные вещи вообще ни к чему, — побаиваюсь я, что не найду лучшие слова, чтобы описать проблему «новому» России. — Мда, это, конечно, та ещë загвоздка, — сказал чиновник иностранных дел. — Мы с уважаемым Алфонсом не знаем господина Российскую империю и даже ничего такого посоветовать не можем, — печально отвечал Одо. — Вот и я о том же, — развëл руками Германия. Минута молчания воцарилась в помещении. Каждый думал над такой дилеммой. — Знаете, — скромно подал голос Одо, — я не смею совать нос в ваши личные дела, но если тут дело государственной важности, то… Могу лишь сказать, что во время разговора нужные слова сами придут к вам в голову. — А мысль хороша, — хлопнув по плечу переводчика, сказал Алфонс. Империя улыбнулся Одо и сказал в ответ: — Очень на это надеюсь, — и нащупал в кармане брюк куклу. — Не переживайте, господин, — с улыбкой отозвался чиновник, — вы уже много лет на свете белом живëте и точно что-нибудь придумаете. Ого, а вот уже и Гретта появилась! Идите сюда, любезная! — подозвал к ним в компанию жену аристократа. "Милые у меня конечно придворные,"— с той же грустной улыбкой на лице думал Германия. Но уже эту переходящую в личную беседу никто не осмелился продолжать при даме. Тем более Алфонс с Одо перечитывали документы. Таким образом Священная Римская империя просто сидел и ждал остальных для скорой отправки в путь. А за окном уже стемнело.***
Дорога выдалась нелëгкой: все дороги замело, и уже новая тройка выдохлась в самом начале пути. Ямщик ежеминутно подгонял бедных животных, а сам проклинал каждый сугроб, попадавшийся на дороге, а они были не так уж и малы. Сейчас они ехали по лесной дорожке, которую еле как могли опознать по одному следу чьей-то кибитки. Для каждого участника «экспедиции» въезд в этот лес стал невероятной радостью, ведь они уже неделю провели рассматривая безграничные поля, то мелкие, то крупные леса, которые опять сменялись полями и снова лесами. Но главным было то, что именно в этом лесу повеяло морским морозным ветром, что означало верное направление пути. — Вот что за страна такая?! — в который раз выкрикнул бедолага, — что ни зима, так всë заметëт! Что за погода? Вот ехали сначала по землям европейским, и всë было замечательно, а как только въехали за границу этого замëрзшего куска земли — так сразу метель! Германия слушал эти причитания и одновременно жалел этого человека с непростой судьбой, и посмеивался от этих забавных упрëков. "Ругается он… А тут такая страна, именно в этом одна из еë прелестей," — мечтательно думал немец и не мог найти себе места от радости: они уже проехали мимо пары дорогих поместий, спрятавшихся в лесной гуще. Это значило, что они приближаются! А как же Священная Римская империя был благодарен, что они выбрали такой путь, что сразу подъедут к месту, где сейчас живëт и император, и сам Россия. Если быть точнее, то к Петергофу. Германия буквально подпрыгнул на своëм месте, когда высунув голову в окно, увидел вдалеке очередную маковку ещë более дорогого поместья, а ещë дальше сумел разглядеть какой-то просвет. "Может быть, это уже Финский залив?" — с мольбой думал империя в не себя от нетерпения. Они уже так близко! — Вам, господин Священная Римская империя, уже не терпется выйти? — скромно подал голос Мориц. — Не «не терпится выйти», а «вы устали?» — толкнул в бок слугу Алфонс, — извините его, пожалуйста! Он парень хоть и из богатенькой семьи, но речь проще некуда. — Всë хорошо. И да, Мориц, я уже жуть как хочу выйти на улицу, — улыбнулся слуге Германия. Мориц лишь смущëнно улыбнулся в ответ. В его глазах можно было прочитать восторг: ему ответил сам воплощение империи, которому он служит. Так ещë и улыбнулся. Парнишка заëрзал на своëм месте от переполняющих его эмоций. Ведь он обычный слуга чиновника иностранных дел, которому просто повезло, что его взяли в такую поездку. Перед отправкой ему наказали строго-настрого говорить с Германией только по самому важному случаю и исключительно с высочайшим почтением. Но Мориц не очень любил запоминать все наказания, вот и сейчас забыл. А он уж очень хотел поинтересоваться причиной хорошего настроения империи. Его спасло от выговора за неуважительный тон лишь хорошее расположение духа Германии. Так что сегодняшний день Мориц отметит в своëм календарике, как «Самый лучший день в жизни, после дня покупки нового костюма». А тем временем, желание выпрыгнуть из этой треклятой кибитки у Священной Римской империи всë росло и росло. Он сердцем чувствовал, что они уже подъезжают. Но в глубине души, под всем этим нескончаемым слоем радости осадков хранился страх. Страх скорой встречи. Это неприятное чувство уже не хотелось снова ворошить, потому что немец понял, что если будет так часто это делать, то при их встрече просто сразу упадëт в обморок. Так что сейчас он ехал, стараясь не думать о том, о чëм они с ним будут говорить. Сейчас лишь надеется, что слова сами как-нибудь придут в голову. Как раз они проезжают мимо поместья, чью маковку он заприметил. Оно было действительно роскошно: само двухэтажное, но с многогранной планировкой, высокие маковки, чуть-чуть показывающиеся из-за верхушку деревьев, с позолоченными растительными узорами и сложными архитектурными рельефами. Очевидно, что здесь жил какой-то русский чиновник, которому выделили отдельное поместье недалеко от места отдыха императора. Наверняка в течение своего визита Германия его увидит. Уж очень захотелось ему порассматривать новую российскую аристократию с разных сторон. Ведь общество новой империи безумно сильно поменялось с последнего приезда, вот и хочется всë разузнать. Пока Священная Римская империя разглядывал новые пейзажи, ямщик уже несколько раз высказал своё предположение о минутном подъезде к Петергофу. Но Германия услышал это только на третий раз. — Почему вы так считаете? — спросил изумлëнный империя. Он хотел убедиться, потому что если это так, то сию же секудну он точно выпадет из кибитки. — Видите, господин, тут уже более протоптана дорога? Это значит, что здесь людей больше ездит. Вероятнее всего ездят к какому-то более крупному и более дому аристократии. Так ещë и посмотрите вон туда, — сказал ямщик, указывая прямо по дороге. Германия ещë сильнее высунулся из окна и стал всматриваться в то место, куда показал ямщик. И тут он понял, что там действительно большой просвет, не похожий на очередную поляну по одной простой причине — там выден золотой блеск куполов Петергофа. Германия достаточно много читал в письмах России о строящемся дворце на одном из островов Петербурга, поэтому смог легко понять что же перед ними. Сердце не то чтобы йокнуло, а со всего размаха упало самого высокого шпиля башни в глубочайшую пропасть. — А мы можем ускориться? — спросил Священная Римская империя, всë ещë находясь в астрале и игнорируя вопросы Алфонса и Морица о скором прибытии. — Ну… Возможно… — неуверенно отвечал ямщик и посматривал на уставших и голодных лошадей. Ещë несколько мгновений империя молчал, продолжая таращиться на зрелище, предстающее перед его глазами в каком-то жалком километре, ну может быть в двух, а потом прикрикнул: — Если что, это была не просьба! Живо ускоряйся! Мы тут сейчас все и так с ума сойдëм, а ты тут размышляешь. — Извините, господин, — сразу весь сжался ямщик, — сейчас всë будет. В этот же момент он хлястнул лошадей стареньким кнутом, а империя скрылся в кибитке, продолжая представлять перед собой заветный дворец и пытаясь хоть как-то угомонить бешено колочущее сердце. Моменты долгожданной встречи уже сотнями изображениями летали перед глазами Германии. Очень уж хотелось увидеть лицо России, как он удивится этому неожиданному приезду. Ведь письмо, которое и пришло немцу, буквально расценивалось как «приезжай когда хочешь». Вот он и приехал, когда захотел. Очень хотелось подарить некоторые вещички, которые по мнению Германии понравятся и помогут новоиспечëнной империи в управлении и просто, для презентабельного вида. Хотелось, наконец, просто увидеть его. Как он изменился… Наверняка уже вырос и даже перерос самого Германию, ужасно хочется, чтобы его черты лица остались преждними, те же светлые русые волосы, и те же самые глаза. В тот момент, когда немец снова воспомнил его глаза, то всë вокруг словно покрылось туманом и стало совершенно незначительным. Глаза ещë маленького Руси завораживали абсолютно каждого, и особенно Германию. У русского была гетерохромия: правый глаз был зелëным, а левый — голубым. И вот когда немец всматривался в них чуть более, чем минуту, то уже невозможно было отвести взгляда. Разумеется, после этого следовали нервные смешки и красные, как помидор, щëки, но всë своëм странное поведение немец списывал на то, что и до сих пор практически никогда не встречал людей с такими глазами. "Как же я мечтаю снова в них посмотреть," — думал он, подперев голову рукой, и затуманенным взглядом с дурацкой улыбкой на лице пялился на спинку сиденья напротив. Конечно же это заметили Алфонс с Морицом спустя пару минут полнейшей тишины со стороны господина и не меняющегося положения. Но решили не беспокоить его, а то вдруг он просто представил какие-то замечательные политические ходы, а они ему мешают. Поэтому, такую маленькую дорогу чиновник со слугой старались аккуратно собирать свои многочисленные сумки. А Германия лишь смог поднять свою дорожную сумку, поставить на колени и приобнять еë, всё ещë безмятежно вздыхая. Но его вывел из мечтаний громкий крик их ямщика и осознание, что они остановились. — Открывайте ворота! Сюда приехал господин воплощение Священная Римская империя! На встречу к уважаемому воплощению Российской империи! К всеобщему удивлению каждое слово старого немца стражники, стоящие на стрëме, даже не попросили подойти переводчика, а сами всë поняли и открыли ворота. — Какие стражники, а? — продолжал удивляться Мориц, — неужели у них теперь и немецкий преподают? Ответа на свой вопрос он, конечно же, не получил. А всë потому, что теперь каждый был увлечëн рассмотрением двора перед знаменитым Петергофом. Огромный двор, с длинной дорогой, ведущей к самому дворцу. За пределами дорожки росли невысокие деревца, которые создавали особый орнамент и в некоторых местах за ними виднелись тропинки для прогулок. А сейчас они были укрыты светлыми брезентами, чтобы хоть как-то защитить их от мороза на улице. Лужайки со всех сторон засыпаны снегом и в некоторых местах виднелись наметëнные за ночь сугробы, но всë равно чувствовалось, что они аккуратно выстрижены. Вероятно, они безумно красиво выглядят летом, особенно, если там и клумбы с цветами прячутся. А в конце дороги красовался сам дворец Петергофа. Сейчас он смотрелся невысоким, но зато в длину был действительно впечатляющим. Многочисленные архитектурные орнаметы сверкали обильной позолотой, приятный жëлтый цвет самого здания в сочетании с белыми и золотыми элементами привлекали, а аккуратно высаженные кустарники и те деревья гармонично завершали всю композицию. Одним словом… Слов не было. Всë вокруг приезжих чуть ли не сверкало, без учëта недавно появившегося солнца. Единственное, что мешало полностью впасть в нирвану и наслаждаться красотой этого места, так это крики стражников, которые передавали друг другу новость об иностранных гостях. По этим истошным крикам складывалось такое ощущение, что они там перебили уже каждого за "Ты чего мне ничего не сказал?! А ну быстро иди передай новость хотя бы господину!", "Они же ничего не понимают по нашему, что ты им там сказать хочешь?!" или вообще "Я из-за тебя не так замок провернул и теперь одна из его составляющих не так скрипит!" А незнаение русского у большинства группы усугубляло ситуацию. Создавалось впечатление криков на них, поэтому вскоре все гости скрылись за окнами своих кибиток. Ну, а стражники уже послали некоторых доставить известие до верха мол «Кто же это такой важный приехал». И честно говоря, Германия безумно удивился как эти стражники побежали со скоростью света по не до конца расчищенной дорожке. "Вот мы и приехали. Ты совсем скоро его увидишь," — как мантра крутилось в голове у немца. И вот, тот самый осадок опять стал подниматься, ладони вспотели, сердце бешено заколотилось, а по спине бегал липкий холодок. Сумка, которую империя до сих пор обнимал каким-то чудом ещë не лопнула под давлением от его рук. Всем телом он напрягся и не хотел вообще никуда идти. Что же это такое? А это было самое обыкновенное волнение, которое выросло до небес, когда немец успел осознать, что они уже остановились, а Алфонс собирается выходить, подгоняя Морица. Несколько секунд Германия не мог пошевелиться. Особенно тогда, когда услышал открывающуюся ручку их кибитки. И вот дверь отворяется. Ослепительный столб света упал прямо на приезжих, от чего они стали с силой щуриться, и только стоящий перед порогом человек не давал ему полностью лишить зрения гостей. — Здравствуйте, господа! И особенно здравствуйте, господин Священная Римская империя! — чëтко и громко произнëс этот человек на отличном немецком. Понадобилось немного времени, чтобы его рассмотреть. А это был немолодой мужчина, одетый в зимнюю военную форму и с накинутой на плечи собольей шубой, — сейчас я вас провожу в Большой дворец. Там вам всë расскажут и покажут. Каждый пассажир тоже поздоровался с ним. А Германия после небольшой паузой немного неловко сказал со своим ненавистным акцентом: — Здравстфуйте! — и постарался хоть как-то улыбнуться. На это солдат в ответ тоже улыбнулся, но только краем губ и что-то крикнул людям, также принимающим вещи приезжих. И уже спустя мгновение все вещи Алфонса были погружены на него и Морица, а дорожной сумки Германии так ему и не удалось добиться. Таким шествием они стали идти, к так называемому, Большому дворцу. В близи он был ещë более завораживающим. Ещë двадцать пять лет назад Германия не мог себе представить даже в самых фантастических снах такого сооружения от России. Для него этот русский мальчишка отпечатался в памяти каким-то маленьким и уютным. Поэтому, все постройки были соответственными. А тут! Спустя года шикарный дворец с огромным ухоженным двором и отличной стражой, знающей иностранные языки. Это какое-то чудо. Пока империя разглядывал каждый миллиметр этого потрясающего строения, они успели дойти ко входу. А ведь того, кто отворял тяжëлые двери, он даже и не заметил. Лишь опомнился, когда его подтолкнул Алфонс. Германию будто лихорадка пробила: всë тело дрожало, концы пальцев побелели, так сильно они сжимал эту сумочку, а в глазах на секунду потемнело. Такой реакции от увиденного перед собой вестибюля он уж никак не мог ожидать, а казалось, что каких только залов этот немец не повидал на своём веку. Наверное, в этот момент он просто резко вспомнил, как всë было раньше, а сейчас просто не мог поверить своим глазам. Везде всë освещено, высокие окна пропускали в коридор лучи зимнего солнца, позолоченные орнаменты, высеченные из камня статуи, заключëнные в стенах, великолепная лестница поражали воображение каждого. А всë из-за того, что все немцы ехали сюда со строим убеждением, что Российское государство лишь поменял своë старое имя на Российская империя, а устои жизни никак не изменились. И только Германия знал, как тут изменилась жизнь. Но почему-то именно он стоял в полнейшем отрыве от реальности, нежели все остальные. Но раннего утра, уставших после долгой поездки гостей и не подготовленных к такому визиту стражников никто не отменял. Поэтому все ещë пару минут порассматривали роскошное убранство и после этого отправились в гардеробную, где могут снять верхнюю одежду. Вот каждый уже снял свои шубы, слуги то и дело подбегали и брали многочисленные сумки гостей, а дворецкие отводили их в столовую для завтрака. И именно Германии повезло запутаться в собственной шубе. Поэтому несколько раз вежливо сказав молодому парнишке, что помощь не нужна, он остался один в помещении и на всех языках, какие ещë помнил проклинал ленточку, которую всë никак не мог распутать. Так он был увлечëн этим действием, что даже не услышал, как в другом конце гардеробной аккуратно приоткрылась дверь. Продолжая красочно описывать своë возмущение, он всë ещë не замечал, что кто-то, стараясь максимально не шуметь, уже на полпути к нему. И этот кто-то наконец решил подать голос, когда заметил, что немец замолчал и навострил уши. — Эх, а я хотел незаметно подкрасться… Этот голос… Он был одновременно и безумно знакомым, и каким-то уже другим. Но его невозможно перепутать с кем-то другим. Не медля ни секунды, Германия повернулся к нему и в тот же момент потерял какую-либо связь с нашим миром. Перед ним был как бы он, но не совсем он. А такой он, которого мечтал увидеть каждый двадцать пять лет назад. Высокий, стройный, со скрытыми внутри уже повзрослевшего лица старые черты, те самые светлые, русые волосы, немного зачëсанные назад, но никакое средство не могло удержать их всех, поэтому некоторые пряди выбивались из этой копны, а глаза и голос… Всë, что сейчас было в новом России буквально воплощение мечт Германии. Но теперь, эти мечты стали реальностью, поэтому до конца понять, что это по-настоящему, практически невозможно. Немец не мог и слова сказать, а русский стоял и как дурак улыбался. Видимо, он не хотел сильно хвастаться своей преобразившейся внешностью первоначально, но реакция Германии дала знать, что от него в восторге. Поэтому он стоял, переступая с ноги на ногу, и немного краснел. Так он же ещë был и до безумия рад долгожданной встрече и точно как его давний друг, не мог языком пошевелить. — Привет, Германия! — сказал Россия, приближаясь и разводя руки в стороны. Видимо, немец ещë не до конца понял что происходит и стал по привычке протягивать руку для обычного рукопожатия. Но русский не обратил на это должного внимания, поэтому в охапку сгрёб Германию. Если бы сейчас кто-нибудь мог себе представить, как ощущал себя немец в его объятиях. Это просто не передать словами. А русский всë так же упорно продолжал свою реплику, не замечая учащëнного дыхания немца у себя под носом: — Господи, я уж думал, что этого момента никогда не настанет! Я был уверен, что то письмо не дойдëт! Что именно оно потеряется, что именно его вскроют, и я буду покрыт всеми возможным слухами по всей нашей стране… А как я по тебе скучал, Германия! Кроме "оу", "хех", "ааа" немец не мог ничего выдавить из себя. Он буквально обомлел от неописуемого чувства воссоединения. Руки России так крепко сжимали его плечи, а голос так ласкал ухо, что весь мир со своими заботами перестал быть нужным. Ведь сейчас они вместе… Спустя пару минут русский отпустил Священную Римскую империю и посмотрел ему в глаза. А его глаза… Один такой же чисто голубой, как глубочайшее озеро мира, а второй — как бесконечные леса. В них хотелось смотреть вечно. Но всë же, Германия подумал, что спустя двадцать пять лет разлуки как-то не очень пялиться прямо в глаза давнему другу. Поэтому, пришлось отвести взгляд на обитый барахатом табурет. Через мгновение мысль, что нужно что-то сказать озарила сознание немца. И вот, произнеся про себя ещë несколько проклятий в адрес своего ужасного акцента, он сказал: — Прифет, Рося! — и через секунду понял, что давняя привычка называть его «Росей» вернулась. И вот щëки уже горят адским пламенем. Но разговор же нужно продолжать, так что он продолжил, — я тоше безумно скучал, — и неловко улыбнулся. — Ой, как мило. Ты до сих пор помнишь это прозвище. А, ты же наверное давно русский не повторял! — воскликнул Россия и тут же ловко перешëл на немецкий, — думаю, так тебе будет удобнее? — О, да! Спасибо, тебе! А твой немецкий бесподобен, — с благоговейным выдохом сказал немец. — Хах, спасибо! — отвëл взгляд в сторону Россия, — подучил, чтобы встретить тебя на высшем уровне. — У тебя получилось, — ещë более мечтательно сказал Германия. Но тут же понял, что лучше поговорить о чëм-нибудь другом, — я не ожидал увидеть в твоих владениях таких построек. Этот дворец роскошен. — Старались все. И вот, спустя года, этот гигант здесь вырос, — с особым вдохновением приговорил русский, — но не думай, что он здесь один. Тебя ещë ждëт прогулка по всему этому куску земли. — С нетерпением жду, — ответил немец, но тут немного неловкий разговор прервался тем, что пустой желудок Германии решил подать голос. И красные щëки вспыхнули во второй раз. — Так, с моей стороны грубо не предложить гостю отведать наших блюд. Давай я провожу тебя в столовую, — с очаровательной улыбкой сказал русский. Растерянный Германия уже не знал, что говорить от ужасного смущения. — Да не перживай ты так! — решил успокоить своего друга Россия, — зачем стыдиться того, что естественно? Не волнуйся! Пойдëм. Немного опомнившись, немец всë же стал подавать признаки здравомыслящего человека. Но полностью двинуться за другом не позволила валявшаяся на полу шуба. Снова растерявшись, Священная Римская империя поднял еë и уже не знал куда деть эту дурацкую вещь. — Оставь еë здесь, — сказал русский и показал на столешницу около многочисленных вешалок, — прислуга увидит, что здесь чья-то шуба и сразу еë повешают. — Эм, хорошо… Спасибо! — смущëнно ответил немец. Удостоверившись, что у Германии всë на своих местах, Россия кивнул и позвал своего гостя в столовую. Немец схватил свою сумку и пошëл за ним. Они прошли вперëд пару коридоров, и Германия шёл и восхищался великолепием помещений. Неужели у него так сильно изменился вкус за эти года? Потрясающе. Но тут взгляд всё же решил зацепиться за спину России, который шëл чуть впереди. Эта спина была неописуемой… Широкая, облачëнная в элегантный чëрный мундир с золотыми узорами, складывающимися в изображение двуглавного орла. И вот уже невозможно снова разглядывать богатую утварь дворца. Но именно тогда, когда Германия уже в открытую пялился на спину русского, виновник сегодня торжества решил повернуться: — Вот, здесь столовая. Может ты свою сумочку оставишь где-нибудь в другом месте? Вовремя убрать взгляд естественно не получилось, поэтому вышло так, что Германия открыто рассматривал его грудь, которую украшал немного растëгнутый ворот, а через него можно было увидеть белоснежную рубашку, с вышитыми на ней растительными узорами. Но, пришлось проморгаться и снова посмотреть на него. — Эм, я думаю, что возьму еë с собой, — тихо сказал немец. — Сердцу дорога? — деликатно спросил владелец дворца. — Можно и так сказать, — с небольшой усмешкой сказал немец, — я тебе потом расскажу. — Ну, как знаешь. Там уже все ждут, и не медля ни секунды, Россия открыл тяжëлые двери столовой, в которой все участники «экспедиции» уже во всю пировали. Как только два воплощения зашли в помещение, то все сразу поздоровались и проводили взглядом до их мест. А они спокойно сели на свои места и приступили к трапезе. На завтрак повара приготовили пшëнную кашу, посыпанную ягодами, а на запивку — чай. Просто, но зато как сытно. Такое ощущение, что Германия ел сразу за десятерых. Ну, а как, если он несколько дней отказывался от еды. За его действиями иногда наблюдал Россия и удивлялся тому, как же немцу понравился его белый хлеб. А все вокруг уже бурно обсуждали что-то своë, и Священная Римская империя время от времени посматривал по сторонам. И тут он заметил, что они сидят очень близко к высокому резному стулу, за которым никого не было. — А здесь сидит твой Петруша? — спросил империя, прожевав очередной кусок хлеба. — Да, — спокойно ответил Россия и стал набирать следующую ложку каши, — он у меня за привычку взял вставать в четыре утра и где-то пять уже позавтракать. А после этого бежит по своим делам. Единственное, что я знаю, так это то, что сейчас он на конной прогулке и должен скоро вернуться. Поэтому, вы наконец встретитесь. — Как же я хочу увидеть человека, который из деревенского мальчишки сделал такого привлекательного мужчину, — сказал Германия вполголоса, хотя вокруг их никто не слушал. Опять же, он понял, что ляпнул, только после того, как сказал это. Но делать уже было нечего, а только хихикнуть и посмотреть на него. Россия тоже был в смятении, и из-за этого его глаза заиграли новыми красками, но он достаточно быстро пришëл в себя: — Я даже не знаю кому из нас двоих сейчас было приятнее. Но я польщëн… Спасибо! А Петруша будет уж очень горд собой, если ты ему такое скажешь прямо в лицо. — А я скажу, — с хитрой улыбкой проговорил немец и подмигнул. Раз уж он решил так вести дела, то для образа пришлось сразу отвернуться и продолжить завтракать. Боковым зрением империя заметил, что его друг был в замешательстве, но ему пришлось тоже продолжить есть, иначе каша остынет. Уже после завтрака все стали расходиться по своим комнатам, которые им выделили. Германия точно также вышел из-за стола, уже хотел взять свою сумку, как тут… — А сейчас я понесу, — подскочил к нему тут же Россия, — и провожу тебя до твоей комнаты. В мыслях даже ничего не успело появиться, как они уже вышли из столовой и поднимались по шикарной мраморной лестнице на второй этаж. — Какая она у тебя маленькая, но для своих размеров видимо вместительная, — усмехнулся Российская империя. — За это я еë и люблю, — с гордостью ответил немец. — Неужели ты только с ней приехал? — вдруг удивился русский. — Ну да, — со вздохом ответил Германия, — но я тебе позже скажу. — Ладно, но только сразу, как зайдëм к тебе. Вот тут, не далеко, — махнул куда-то рукой Россия. А они уже практически дошли до конца коридора. В конце стояла высокая резная дверь, очевидно, это были императорские покои, а рядом похожая — уже для самого России. — Вот это моя комната, — показал Россия на ту самую дверь, о которой подумал Германия, — а ты будешь здесь жить. Чтобы далеко за мной не ходить, — подмигнул он. Опять же, немец не знал, что ответить, так что как только дверь в его новую комнату открыли, он сразу залетел в неë, показывая всем своим видом, что заинтересован в еë обстановке. А сам, на самом деле, был вне себя от избытка чувств. — Надеюсь, что комната тебе подойдет? — с надеждой в голосе спросил Россия, также заходя в комнату и закрывая за собой дверь. — Да, она почти такая же, как и моя, — подал голос Германия, — если даже не лучше. — Хех, ну это замечательно! — сразу обрадовался русский, — так всë же… Что заставило тебя приехать сюда со своими подданными? И ещë налегке? Неужели просто то приглашение? — А, это… Ты, наверное, мне не поверишь, — сказал немец, скромно присаживаясь на краешек своей новой кровати, — но да. Именно твоë приглашение заставило меня приехать к тебя так быстро, как смог. — Правда? — изумился Россия. — Да. Как только оно попало ко мне в руки, то я в тот же день отдал приказ собираться всем желающим. Просто ехать в страну, о которой мы не вспоминали почти три десятка лет одному будет как-то странно, согласись? — Это да, — кивнул русский, — но это же твоë личное дело, что в этом было бы такого? — Не знаю, но мне показалось именно такое решение правильным. А на легке… Ну, понимаешь, когда едешь в страну, которую так давно не посещал, а в планах ничего такого с ней не было, то приходится немного приврать, — тонко намекнул немец, — вот и пришлось сказать моему управляющему, что еду по «секретному государственному делу». А так, приехал с одной сумкой просто… — тут он замялся, — повидаться с тобой. Российская империя даже не знал какие слова подобрать, чтобы полностью выразить всë то счастье, которое его переполняло от услышанных последних слов. Он ехал в такую даль, только что бы повидаться. — Я даже не знаю, что сказать — со смущëнным смешком сказал русский, — я даже не знаю, как лучше мне выразить то, как я по тебе соскучился, а ты такие вещи говоришь! Обожаю тебя за подобное. Сердце йокнуло. А глаза не могли смотреть ни на что, кроме стоящего возле прикроватного комода России. Его обожают. Его обожают. Его обожает он. — Ой, Петруша скоро приедет. Надо бы мне его встречать, — спохватился Россия, — а ты ведь наверняка безумно устал. Я тогда пойду, и все необходимые вещи тебе потом принесу. Ты сейчас отдыхай! — Возможно... совсем немного подустал, — весь в мечтаниях ответил Германия, — то есть, ты ещë придëшь? — Разумеется! — улыбнулся русский, когда уже подходил к двери. За окном протрубели о том, что приехал император, поэтому Россия, уже схватившись за ручку, сказал на прощание, — я за тобой приду, и у нас будет куча времени, чтобы обсудить всë! А сейчас отдыхай. Пока! — Пока! — как будто во сне сказал немец и стал пилить взглядом закрывшуюся дверь. Ещë несколько минут он сидел и не мог поверить в увиденное. Не мог точно всë соотнести. Неужели это он?! "Господи! Это он! Это же буквально он, только теперь… Теперь… Я…" — пронеслось в и так затуманенной голове империи. — Эту неделю я, наверное, не выдержу… Я точно в него влюбился, — сказал самому себе Германия и от переполняющих эмоций и впечатлений упал от изнеможения на подушку. "Я в него точно влюбился."