И жили они долго, пока не умерли

      Нерия не собиралась возвращаться в дом Торея после утреннего разговора. Никогда. Пусть сам пьёт свой чай и сам себе рассказывает истории из детства Кариссы. Но раз ей всё-таки пришлось зайти, она вознамерилась ни на шаг не отходить от порога. – Не присядешь? – Нет. – Нерия, прости меня. – Нет, – повторила Нерия и, повернувшись к двери, сунула пальцы в узкий проём, чтобы открыть её и уйти. Нищета нищетой, но ручку-то прикрутить можно? – Ты же ничего не говоришь! – повысил голос Торей, и Нерия замерла спиной к нему, придерживая дверь. – Ты приходишь сюда с улыбкой на лице, приносишь дорогую еду и хорошую одежду. Живёшь в поместье мэра, сопровождаешь его в городе, он прислушивается к тебе. Ты не такая, как мы. Мы ничего о тебе не знаем. Что мы должны думать? – Мой любовник… не мэр, если это имеет какое-то значение, – глухо произнесла Нерия, не поворачиваясь, – говорит, что никто не презирает эльфов больше, чем сами эльфы. Ненавижу признавать его правоту, но тут вынуждена с ним согласиться. Вы сами сказали, я приношу еду и одежду. Я заступаюсь за вас перед Джованни. Он действительно ко мне прислушивается. Иногда. Я привела лекаря и я заплачу ей, хотя чужие болезни – не моя забота. И всё, чего я хочу взамен – немного уважения. Не от всего эльфинажа, хотя бы от вас. Это же неправда, что вы ничего обо мне не знаете. Но даже если бы и не знали, неужели того, что я сейчас перечислила, недостаточно, чтобы испытывать хоть чуть-чуть благодарности за то, что я делаю? Хотя бы настолько, чтобы не обвинять меня в том, что я недостаточно раздвигаю ноги перед мэром ради вашего благополучия. Почему даже вы видите во мне лишь остроухую шлюху? – Это не так, – просящим тоном возразил Торей, -- я ведь не со зла это сказал, а от отчаяния. Нерия, у нас кроме тебя никого нет, кто был бы вхож в господские дома. Если даже ты не можешь нам помочь, то кто тогда может?       Нерия отпустила дверь, и та с тихим скрипом закрылась. Создатель, ну на кого она обижается? На запуганных, забитых, не способных глаза на Джованни поднять жителей эльфинажа. И как им набраться смелости, когда каждый знает, что последует за неповиновением. Мира заступилась за брата и немедленно поплатилась за свою отвагу. Как скоро теперь кто-нибудь здесь захочет громко заявить о себе перед лицом антивских господ, имея перед глазами такой красочный пример для подражания. – Я стараюсь, как могу, – она всё же повернулась к Торею, – но мне тоже страшно. Я так же, как и вы, завишу от мимолётных прихотей людей, развращённых безграничной властью. Я так же не знаю, что получу от них завтра – подачку, пренебрежительно брошенную под ноги, или наказание за то, что косо посмотрела на своего хозяина. Мне так же, как и вам, обидно, когда меня оскорбляют, больно, когда меня избивают, горько и мучительно, когда меня насилуют. Я делаю всё, что от меня зависит, чтобы позаботиться об эльфинаже, но если я не буду хоть немного заботиться и о себе тоже, если не буду думать о собственных интересах, кто позаботится об эльфинаже, когда я принесу в жертву всё, что у меня есть? – Я понимаю, о чём ты говоришь, – Торей приблизился к ней, и Нерия отвернулась, глядя на некрашенную стену из серой древесины, не отстраняясь, но и не отвечая на осторожные объятия, в которые он её заключил, – прости. Прости дурака старого. Я и дочь не уберёг, и тебя не берегу совсем. Что ж это за город такой, что к девчонкам молодым, красивым, хорошим хуже, чем к скотине относятся. Хотят – режут, хотят…       Голос сорвался, а рука , сжимающая плечо Нерии, дрогнула, и она поняла, что Торей плачет. Нерия давно рассталась с иллюзиями о том, что мужчины – существа холодные, жёсткие, с нервами из стали и глазами без слёзных желёз. Когда она бежала по этажам Кинлоха, прячась от одержимых, получивших приказ привести её к Ульдреду, она достаточно насмотрелась на мужские слёзы. Молодые мальчишки-храмовники, впервые в жизни столкнувшись с настоящей демонической угрозой, а не с каким-нибудь ослабленным духом под присмотром наставников, не просто плакали. Они рыдали навзрыд, молили Нерию о помощи, кто-то даже звал маму. И они погибли, потому что если ты хочешь противостоять духу из Тени, твой собственный дух должен быть очень силён. Но у Нерии бы язык не повернулся упрекнуть Торея в слабости сейчас, когда он плакал, думая о том, какие страдания пришлось перенести его дочери перед смертью. И это он ещё не знает, что убийца Кариссы жив, здоров, отдаёт приказы Нерии и решает судьбы жителей эльфинажа. Она обняла его в ответ, до боли сжав ладонью собственное запястье у Торея за спиной, чтобы отвлечься от пугающих мыслей. Ей нельзя об этом думать, нельзя поддаваться страху, панике, печали, тоске, это пошатнёт её самообладание, проделает дыру в барьерах, которые она наставила в своей голове, чтобы не пускать туда чужие чувства, от которых её мозг кипит и плавится так, что она чувствует каждый пульсирующий сосуд. – Мне нужно вернуться на улицу, пока мои спутники друг друга не поубивали – она мягко оттолкнула Торея, положив руку ему на плечо, – они знакомы пять минут, а уже терпеть друг друга не могут. – Возвращайся. Потом. Когда захочешь.       Нерия окинула прощальным взглядом его лицо, которое и раньше-то было невзрачным и тусклым, а после известия о смерти Кариссы и вовсе потеряло всякие краски, кивнула и вышла за дверь.       Над Антивой сгущалась грозовая туча. Непосредственно над эльфинажем, конкретно – над венадалем, под которым обосновались Тео и Рафаэль. Если бы на улице стоял день, её было бы невозможно не заметить, потому что она отбросила бы тень. Но ночи в Антиве были непроглядно тёмными даже в самые ясные дни, когда в небе было видно мириады звёзд. И Рафаэль, уклоняющийся от Тео, который пытался нанести ему удар, не подозревал, что над ним нависла смертельная опасность. Природа тучи была несомненно магической, об этом говорила не только чёткая граница её дислоцирования, но и лёгкие импульсы, побежавшие по коже Нерии, когда она приблизилась к венадалю, чтобы узнать, что происходит. – Извинись немедленно! – крикнул Тео, а Рафаэль, заржав, увернулся от очередного взмаха ладонью. – Извинись, или я… – Сурана, твоя мелюзга опять разбушевалась. – Что здесь происходит? – спросила Нерия, вставая между ними. Тео сразу сник и замолчал, потупившись. Рафаэль прислонился к венадалю плечом, сложив руки на груди, – Раф, что ты опять ляпнул? – Ничего, мы просто болтали. – Тео, что он тебе сказал? – Ничего, – буркнул Тео и отвернулся.       Нерии захотелось прикончить их обоих. Прямо тут, под деревом. И тут же и прикопать. Вдруг кровавая жертва понравится венадалю, он расцветёт, эльфийские боги увидят цветение оттуда, где они сейчас находятся, поймут, что их час настал, и вернут её народу самоуважение и вкус к жизни. Вместо этого она решила отвлечь Тео познавательной беседой, чтобы он успокоился, и из тучи, висящей у них над головами, не шарахнула молния. – Ты спрашивал, почему тут одно дерево, – примирительным тоном произнесла она, – это венадаль, родовое дерево. Что-то вроде символа нашей приверженности корням. Когда-то эльфы были единым гордым народом, но какая-то катастрофа расколола нас и разбросала по миру. В Тевинтере самонадеянно считают, что это их заслуга, но я уверена, что они ошибаются. Как бы то ни было, мы разделились, и наша память о былом начала угасать. Долийцы пытаются сохранить её, блюдут традиции, совершают ритуалы, молятся богам и считают себя настоящими эльфами. А у нас, городских эльфов, есть только венадаль. В каждом эльфинаже. Я думаю, их сажали, как напоминание потомкам об истоках их рода, но в конечном итоге это просто стало красивым символом эльфинажа. В городах уже не все помнят, что когда-то у эльфов были свои боги. Кто-то принял андрастианство добровольно и передал новую веру своим детям, кого-то обратили насильно. – А ты во что веришь? – спросил Тео. Небо над ним ещё не очистилось, но Нерия отметила, что туча расползается, обнажая в прорехах далёкие точки звёзд. – Я уже и сама не уверена, – призналась она, – меня растили андрастианкой, в Ферелдене все андрастианцы. Мама рассказывала мне об Андрасте, о её смелости, самоотверженности, о её милосердии, и я просто знала, что верить в неё и в Создателя – правильно. Верить в них, значит, верить в добро, любовь, справедливость для всех. А потом меня именем Создателя забрали в Круг, где я узнала, что я проклята, а раз так, справедливым для меня будет использовать своё проклятье на благо других, хочу я того или нет. Мою веру это не поколебало, кстати, даже укрепило, ведь когда тебя заперли в тюрьме без надежды на амнистию, остаётся только верить. Но с тех пор много всего произошло, и сейчас мне кажется, что если Создатель где-то и есть, то он не такой уж милосердный и справедливый. А если его нет, то я верю в насквозь лживую байку, в которой мне отведена роль злодейки. – Мы присутствуем при историческом событии, сопляк, – вставил свои пять медяков Рафаэль, – на наших глазах у Сураны формируется критическое мышление. – Будь так добр, завали хлебальник, – огрызнулась Нерия.       Дверь хижины Миры и её брата со скрипом открылась, и из неё вышла Айрис, глядя себе под ноги. Нерия устремилась к ней, чтобы побыстрей узнать, как там Мира, но остановилась, не дойдя до целительницы, когда та подняла голову. Айрис была бледной. Настолько бледной, что веснушки, на которые Нерия не обратила внимания в лечебнице, ярко выделились на её лице и открытых плечах коричневатыми крапинками. Взгляд у неё был потерянный и пустой, словно она не до конца понимала, где находится. Она моргнула и посмотрела на Нерию уже более осознанно, но стало только хуже, потому что в её широко распахнутых глазах плескался ужас. – Что там? – одними губами произнесла Нерия. – Не сейчас – ответила Айрис, – сначала мне надо выпить. – Что с Мирой? – настойчиво спросила Нерия, не желая томиться в неведеньи до ближайшей таверны. – Она жива? – Жива.       Айрис поплелась к воротам эльфинажа, вцепившись руками в свою сумку, будто ища у неё поддержки. Остальные последовали за ней. Нерия смотрела на опущенные плечи целительницы и гадала, что же такое она там увидела, что её так шокировало. В мясо искромсанное плетьми тело? Нерия сглотнула. Десять ударов. Как она и сказала Джонни, это верная смерть, но Мира жива. Ну и выносливость у этой девчонки. В “Звезде Антивы”, как всегда в вечерний час, дым стоял коромыслом. Нерия бы выбрала место потише, но Рафаэль уверенно повёл их в любимое заведение, и может быть это даже было к лучшему. Их тут все знают, вероятность вляпаться в неприятности стремится к нулю, а оживлённая атмосфера быстро растормошит помертвевшую Айрис. Рафаэль шуганул каких-то алкашей за отдалённым столиком и через пять минут уже наливал антиванский бренди в стакан целительницы. Она махнула половину одним глотком и даже не поморщилась. – Эй, осторожней, папина дочка, – заволновалась Нерия, – со стула не упади. – Я целитель. Все целители умеют пить, без этого нам лицензию не дают. – Смешно, – без улыбки произнесла Нерия, – так что с Мирой? Её избили? – Нет, – ответила Айрис и замолчала, будто желая, чтобы информацию из неё тянули клещами. – Но? – задала наводящий вопрос Нерия. – Стражники… они… – Айрис запнулась и уставилась в свой стакан на столе тем невидящим взглядом, с которым она вышла из хижины, – они… предложили ей… договориться.       Последнее слово она произнесла таким удивлённым тоном, словно сама не верила, что называет это так. Договориться. Не надругались, а договорились. Не ограбили, а взяли бессрочный займ. Не убили, а избавили от прижизненных страданий, скажи спасибо. Выходит, Джонни был прав. – Легко отделалась, – хмыкнул Рафаэль, – хорошо быть девчонкой, антиванское правосудие к вам снисходительно. – Снисходительно? – Нерия перевела на него взгляд и заметила, как Айрис отодвинула от Рафаэля свой стул. – Это что за снисхождение такое? Мы снисходительно тебя трахнем, а могли бы и ножичком чикнуть? – Да брось, Сурана. Если бы тебе грозила порка плетьми, ты бы перед всей казармой юбку задрала. Цени, что у тебя есть такая возможность. Выбор – это роскошь. – Заткнись!       Тео вскочил со стула так резко и неуклюже, что тот упал, громыхнув на всю таверну. В общем шуме на это никто не обратил внимания, но Нерия напряглась, понимая, что всплеск магии не останется незамеченным даже тут. – Тео, пожалуйста, сядь. – Пусть извинится! И за то, что сказал в эльфинаже! – О, простите меня великодушно, благородный сеньор, – принялся паясничать Рафаэль, – как я могу загладить свою вину? Спеть вам колыбельную? Купить петушка на палочке? – Не передо мной! – рявкнул Тео и ткнул пальцем в Нерию. – Перед ней! – Мне его извинения нахер не нужны, – начала отпираться Нерия, – они всё равно не искренние. – Бери пример с Сураны, мелочь. Она на правду не обижается. – Он сказал в эльфинаже, пока тебя не было, что ты жалостливая и всем даёшь, – пожаловался на Рафаэля Тео, – и что я могу на этот счёт не беспокоиться – мне тоже перепадёт. – Ого, – Айрис долила бренди себе в стакан и посмотрела на Рафаэля, – да ты первостатейный ублюдок. – Суране нравится. – Это правда, - подтвердила Нерия, – у меня слабость к смазливым антиванцам. Если ты красавчик, можешь хоть щеночков убивать, меня это только заведёт. – А я вхожу в число твоих слабостей, любовь моя? – раздалось у неё над ухом на ферелденском с выраженным антиванским акцентом, а затем ей подули в шею. Нерия завела руку за голову и запустила пальцы в мягкие волосы, притягивая голову Зеврана ближе к себе. – Ты моя главная слабость, – ответила она, целуя его, и мельком глянула на Рафаэля. Он вперился взглядом в новое действующее лицо этого водевиля, но промолчал. Ну да, это тебе не детей задирать. – Прошу извинить за вторжение, – Зевран придвинул к их столу ещё один стул и сел рядом с Нерией, вальяжно закинув ногу на ногу, – не смог остаться в стороне, когда услышал, как оскорбляют даму моего сердца. – Одну из многих, – поддела Нерия. – Каждая из них заслуживает всяческого уважения, – не растерялся Зевран, – друг, ты сядешь, наконец?       Тео, к которому был обращён этот вопрос, нехотя опустился на стул. Зевран протянул ему руку. – Зевран. Наёмник и любовник. – Тео, – буркнул тот, пожимая руку. – А как вас зовут, прелестная ферелденская гостья? – Айрис. – А мне представиться не хочешь? – поинтересовался Рафаэль. – Ты и так знаешь, кто я. – Антиванский ворон, отлучённый от кормушки. Сурана, ты совсем не фильтруешь, кого пускать в свою постель? – Конечно нет, иначе как бы в ней оказался ты? – Что такое “Антиванский ворон”? – спросил Тео, и все напряжённо замолчали. – Гильдия наёмных убийц, – первым нарушил молчание Зевран, – очень влиятельная и очень таинственная. – Ты один из них? – Теперь уже нет. Я с ними расстался. – Из-за бабы, – фыркнул Рафаэль, а Нерия удивлённо посмотрела на Зеврана, – просрал блестящее будущее, распустив сопли по погибшей возлюбленной. Поэтому я всегда говорю тебе, Сурана, не будь нюней. А то закончишь в занюханной таверне, хвастаясь случайным знакомым утерянными регалиями.       На губах Зеврана играла обычная усмешка, никак не выдавая, что он уязвлён словами Рафаэля. А вот Нерию они задели, потому что она бы не могла представить Рафаэля, просравшим блестящее будущее из-за бабы. Он пользуется каждым выпадающим ему шансом, легко идёт по головам, его не волнуют ни чужие чувства, ни свои собственные. И на первый взгляд они с Зевраном похожи, но выходит, что они всё же очень разные. Только как это понять, если Зевран ей ничего не рассказывает. Так же, как она ничего не рассказывает жителям эльфинажа. – Чем больна Мира? – обратилась Нерия к Айрис, переводя тему. – Чахоткой. Ну, то есть, туберкулёзом. – Ей можно как-то помочь? – Кто она тебе? – ответила Айрис вопросом на вопрос. – Никто, – удивлённо пожала плечами Нерия, – просто… девчонка из эльфинажа. – Она умирает. Ей никак не помочь.       У Нерии зашумело в ушах. Она схватила ополовиненную бутылку, приложилась к горлышку и сделала огромный глоток. К шуму в ушах прибавился какой-то протяжный писк. Нерия тряхнула головой и посмотрела на Айрис. – То есть, как это, никак не помочь? Ты же духовный целитель, сделай что-нибудь. – Я не могу вырастить ей новые лёгкие. Духовный целитель может простимулировать регенерацию тканей, чтобы ускорить заживление, но не в случае, когда здоровых тканей не осталось. Её лёгкие сейчас как дырявая тряпка, пропитанная гноем. Там нечего лечить. Если бы она обратилась к лекарю раньше… – На какие шиши?! – заорала Нерия. – Ты видела эльфинаж?! Где они возьмут деньги, чтобы оплатить услуги дочурки богатого папы, который снимает ей помещение на Королевской площади?! У них там золотые на венадале растут, по-твоему?! – Не кричи на меня, – спокойно ответила Айрис, даже не моргнув, пока Нерия выплёскивала на неё свою злость, – твои обвинения не по адресу. – А эта болезнь заразна? – спросил у неё Тео. – Да, но… – Айрис покрутила в ладонях стакан и сделала новый глоток, – в общем, туберкулёз – это болезнь образа жизни. Ты можешь подхватить инфекцию, носить её в себе до старости и умереть, так и не узнав, что она у тебя была. Но если человек плохо питается, живёт в грязи, спит в холоде, и так далее, то инфекция разовьётся в болезнь. Так что, эльфы входят в уязвимую к туберкулёзу категорию. – Потому что они нищие, – буркнула Нерия. – Именно так.       Нерия вынула из кармана штанов кошель, высыпала оттуда пару андрисов и подвинула их к целительнице. – Я их не возьму. – Давай вот без этого, – возмутилась Нерия, – я обещала заплатить, я плачу. – Но я не помогла, – возразила Айрис, – и мои услуги не такие дорогие. – Бери. Вдруг твой отец не сжалится, и тебе придётся искать новую аренду. Этого хватит, чтобы снять что-то попроще и освоиться в первое время. – Ну хорошо, – Айрис убрала монеты, – мне пора идти, завтра рано вставать. – Я провожу, – начал подниматься из-за стола Рафаэль. – Нет, – Айрис повернулась к Зеврану, – может быть, ты меня проводишь? – Люблю женщин, которые знают толк в алкоголе и мужчинах, – улыбнулся Зевран своей самой обаятельной улыбкой и встал, протянув ей руку, на которую Айрис с готовностью оперлась. – Тео, нам тоже пора, – Нерия допила бренди из бутылки, – а то твой папенька меня с говном сожрёт, если я не верну наследника славного рода домой до полуночи.       На улице было темно и свежо. Нерия поёжилась, запахивая рубашку и застёгивая её на все пуговицы. Айрис и Зевран удалялись вверх по тротуару, он рассказывал ей что-то со своим умопомрачительным акцентом, а она смеялась, утыкаясь лбом ему в плечо. Нерия вздохнула и повернулась к совсем сникшему Тео, который смотрел себе под ноги и ковырял заусенец на большом пальце. – Слишком много впечатлений для одного дня, приятель? – Этот город… это… безумное место, – произнёс он, не поднимая взгляд, – почему мой отец ничего с этим не делает? – Этот мир – безумное место, – поправила Нерия, не став вдаваться в рассуждения о том, что Джонни – эпицентр антивского безумия, – и Антива – не исключение. Она жестокая, обманчивая, красивая, страстная и насквозь больная. И когда ты примешь её такой – ты её полюбишь. И она полюбит тебя в ответ.