***
На город медленно опускается ночь. Ученицы Школы Леди уже давно в своих комнатах, готовятся ко сну. Хотя, когда Третьякова проходила мимо их комнат, она отчётливо слышала громкий смех. Но смеяться ведь не преступление? Главное, чтобы не пили. Мария на общей кухне готовит себе поздний ужин. Из-за бумажной волокиты женщина совершенно позабыла о приёме пищи, о чём впоследствии ей напомнил урчащий желудок. Неторопливо нарезая бекон для пасты, блондинка тихо напевает себе под нос. Увлечённая готовкой, женщина не замечает, как на кухню заходит Лукина. Директор завороженно следит за движениями белокурого ангела и слушает её мелодичный голос. Знать бы ещё, о чем она поёт. Через мгновение тонкую талию обвивают сильные руки, от чего та вздрагивает. — Лаура… — Мария облегчённо вздыхает и тихо произносит, — Ты меня напугала. — Просто кто-то был слишком увлечён и не заметил моего присутствия. — Лукина ласково целует женщину в щёку и зарывается носиком в белокурые локоны. — Что ты готовишь? — Пасту Карбонара. — Третьякова чувствует, как Лаура вдыхает запах её волос, и невольно улыбается. — Ммм, обожаю твою пасту. — Ну ладно, так уж и быть, поделюсь с тобой. — Блондинка помешивает пасту в кастрюле и не замечает, как вновь начинает подпевать песне, доносящейся из динамика телефона. Лукина внимательно слушает каждую фразу Марии, пытаясь наспех перевести слова. Выходит, откровенно говоря, плохо. — Я ни слова не поняла. — Шепчет женщина на ушко блондинке, от чего та вздрагивает. — Теперь я понимаю, что любить тебя — это заранее проигрышная игра. — Тихо отвечает Мария, и хватка на её талии моментально усиливается. — Родная, паста сейчас переварится. Сердце Лукиной пропускает удар. Никогда прежде Мария не обращалась к ней настолько ласково, всегда по имени, и никак иначе. Третьякова поворачивает голову сторону женщины и ласково проводит пальчиками по щеке, тихо произнося: — Мы сейчас останемся без ужина. Лаура молча отпускает блондинку и поспешно садится на стул, ноги отчего-то не держат. Прибывая в своих мыслях, женщина не замечает, как перед ней оказывается тарелка с аппетитным блюдом, лишь рука белокурого ангела возвращает её в реальность. — Всё хорошо? — Мария обеспокоенно смотрит в небесные омуты, не замечая, как медленно в них тонет. — Да, спасибо. Ужин проходит молча, что настораживает блондинку. Она изредка смотрит на Лауру, но ответного взгляда не получает. Когда тишина буквально давит, Третьякова осторожно интересуется: — Невкусно? — Что? — Только сейчас Лукина смотрит в фисташковые глаза, замечая в них беспокойство. — Тебе не нравится? Почему ты молчишь? — Прости, котёнок. — Лаура тяжело вздыхает, тихо добавляя, — я просто устала. Всё очень вкусно, правда. Мария поспешно отводит взгляд, точно зная, что дело вовсе не в усталости. Спустя некоторое время Лукина поспешно убирает посуду и еще раз поблагодарив блондинку, уходит к себе в кабинет. В фисташковых глазах стоят непрошеные слёзы. Третьякова с трудом сглатывает подступивший ком в горле, пытаясь понять, что она сделала не так. Но ответа на этот вопрос у неё, увы, нет. Воспоминания врываются в мысли, и Мария уже не в силах сдержать слёзы.***
—Прочитай ещё что-нибудь, пожалуйста. — Голова Третьяковой покоится на коленях у её директора, нежные руки ласково перебирают белокурые локоны, от чего по телу разливается приятное тепло. — Ммм, — Мария прикладывает пальчик к губам, делая вид, что задумалась, — нет. Звонкий смех разносится по гостиной Лукиной, сама хозяйка завороженно смотрит на смеющуюся блондинку, тепло улыбаясь. Она любит её смех, особенно сейчас, когда Третьякова последние месяцы ходит мрачнее тучи. Слышать её смех — это как маленькая победа над подавленным состоянием блондинки и её постоянными паническими атаками. Быть причиной её смеха — это знать, что попытки вытащить её из бездны боли увенчались успехом. — Мне кажется, что я прочла тебе уже все стихи, которые знаю. — Неправда, милая. — Я прочту Ахматову, ладно? Лаура лишь молча кивает, продолжа перебирать белокурые кудряшки. — Есть в близости людей заветная черта, Ее не перейти влюбленности и страсти, Пусть в жуткой тишине сливаются уста И сердце рвется от любви на части. И дружба здесь бессильна, и года Высокого и огненного счастья, Когда душа свободна и чужда Медлительной истоме сладострастья. Стремящиеся к ней безумны, а ее Достигшие — поражены тоскою… Теперь ты понял, отчего мое Не бьется сердце под твоей рукою. Голос Марии завораживает, и Лаура едва ли сдерживает себя, чтобы не разрыдаться. Последние строчки въедаются в память. Но последующее действие Лукиной — это именно то, что они обе будут вспоминать с замиранием сердца. Рука поспешно отпускает пряди волос и в следующую секунду ладонь накрывает грудную клетку белокурой прямо там, где находится сердце. — Бьётся… — Единственное слово срывается с губ Лукиной, но сколько же в нём смысла. Она чувствует, как сердце Марии ускоряет свой ритм, а белокурый ангел смотрит ей в глаза с нескрываемым удивлением. Или…это нечто другое? Рука Марии накрывает тёплую ладонь на своей груди и несильно сжимает. — Если бы не ты, — Третьякова сглатывает подступившие слёзы и тихо добавляет, — оно бы не билось уже несколько месяцев. Одинокая слеза падает вниз, утопая в белокурых локонах. Лаура наклоняется и ласково целует женщину в уголок губ. Через мгновение Мария оказывается на коленях своего директора, руки обвивают её талию, а носик утыкается в шелковистые волосы. Лукина крепко прижимает её к себе, слыша тихие всхлипы. И впервые за эти долгие, мучительные месяцы они обе знают, что это слёзы не от боли, а от облегчения.***
Мария тихо всхлипывает, стирая ладошками слёзы со щёк, и стремительно поднимается в кабинет директора. Лаура сидит в своём кресле с закрытыми глазами, голова разрывается от мыслей. — Лаура… — Тихий, надломленный голос заставляет её открыть глаза и увидеть перед собой заплаканную блондинку. — Почему ты плачешь? Солнышко. Иди ко мне. — Тихий всхлип срывается с пухлых губ, и в то же мгновение сердце Лауры разбивается на тысячи осколков. Третьякова обходит стол и через секунду директор утягивает её к себе на колени. Облегчённо вздыхая в родных объятьях, Маша едва заметно улыбается и тихо произносит: — Ты так быстро ушла. Если я сделала что-то не так, прости. — Ну что ты, девочка моя. — Лукина ласково стирает слёзы с любимого лица, едва сдерживая себя, чтобы не сделать это губами. — Всё хорошо, правда. — Я… — Мария опускает глаза вниз. Сильнее прижимаясь к столь родному телу. — Я сижу у тебя на коленях. — Тебе некомфортно? — Нет, я просто… Разве подруги так делают? Лаура молчит. Она попросту не знает, что ответить. Хотя нет, она определённо знает. Подруги не сидят друг у друга на коленях. А ещё подруга не любит другую подругу, как любимого человека. — Лаура, я больше без тебя не смогу. Не бросай меня, пожалуйста. — Зелёно-карие глаза вновь наполняются слезами. — Никогда. Третьякова срывается. По щекам градом текут слёзы, но она не обращает на это никакого внимания. Обвивая руками шею Лауры, она зарывается носиков в её волосы, почти бессвязно повторяя единственное слово, которое в данный момент имеет для неё смысл. — Никогда. Лаура чувствует горячий поцелуй на своей шее и тихий, прерывистый шёпот: — Моя родная. Разве подруга целует подругу в шею? Определённо нет. Разве сердце подруги бьётся столь быстро от шёпота подруги? Точно нет. Разве они подруги? Она в этом не уверенна.