Love Gun

Когда ты один, твое странное поведение вовсе не кажется странным. Стивен Кинг. Мешок с костями

Никогда не стоит загадывать наперёд — это чревато. Но это простое правило никогда не выполняют романтики и мечтатели: обе эти категории достаточно оторваны от жизни и полны оптимизмом, чтобы свято верить в то, что всё идёт по плану. Отчасти, это правда. Но вся суть в том, чей на самом деле этот план, по которому всё идёт. Роберт Томас Паттинсон проснулся ближе к полудню. Проснулся от того, что его голова буквально раскалывалась от боли. Он каждый раз удивлялся свойству головы болеть, хотя достаточно часто с вечера нагружался алкоголем также плотно, как самодельная подлодка доминиканских контрабандистов — кокаином. В принципе, способность пить много без особых последствий была предметом его особой гордости, чем-то вроде маркера принадлежности к суровой британской породе, но никто не согласился бы заиметь такое удивительное свойство за такую неприятную цену. Но всё познаётся в сравнении. Солпадеин, аспирин и кефлекс. Коктейль, которым началось утро. Чудесный напиток, призванный облегчить одновременно суровый головняк, общее состояние нестояния и недолеченную ангину. Раздвинув шторы, Роберт впустил в комнату солнечный свет, морщась от редкостно болезненной реакции глаз. Где-то в верхнем ящике стола лежали капли. Систейн. Палочка-выручалочка в жидком виде, средство, прописанное ещё американскими офтальмологами. Кажется, теперь при каждом удобном и не очень случае в его глазах неспокойно ёрзали фантомные песчинки. А всё из-за чёртовых линз… Роберт хотел привычным жестом взъерошить волосы, но пальцы скользнули сквозь пустоту: он ещё не свыкся с тем, что пару дней назад сменил «воронье гнездо» на аккуратную «площадку» в стиле римского легионера. Где-то в глубине квартиры спал Том, который со вчерашнего дня и на ближайшие несколько недель будет его основным собутыльником. И которого ещё вчера они единогласно назначили трезвым водителем на время сегодняшнего путешествия в Блэкпул. — Чёрт… Так и знал, что напьюсь, просплю… Том! Откуда-то донеслось слабое, нечленораздельное мычание. Чертыхнувшись ещё пару раз, будто это поможет, Паттинсон начал одеваться. Слава всем богам, вещи в поездку были собраны заранее. Час спустя они уже неслись в направлении курорта. Дорога была гладкой, но обоим казалось, что она покрыта коварными неровностями, каждая из которых заставляла головняк впиваться в растревоженный похмельем мозг с новой силой. — Какого хрена было так набираться вчера? — вопрос был риторическим, но Старридж скосил глаза на Паттинсона, будто бы собираясь ответить, так и не издав ни звука. — А… забей. У меня сейчас только одно желание: разместиться, задёрнуть шторы и лежать в тишине овощем. — Вполне разделяю твои мечты, приятель. Надеюсь, комнаты у нас всё же разные, потому как я хотел бы почитать чего-нибудь. В последнее время у меня было слишком мало свободного времени. Боюсь, что скоро забуду, как собирать буквы в слова. — Тебе смешно… В доме отдельные спальни, почти у самого порога — море… — Это ты плохо придумала, мамочка. Тебе ли не знать о чудесных приливах в Блэкпуле. Небось, каждый раз это самое море заглатывает пирс и половину берега по самые скалы. — Ох… Отвали. Никогда не думал, что у тебя бывает настолько мерзкий голос, — беззлобно отмахнулся Роберт, улыбаясь и чувствуя, как от улыбки сводит и без того напряжённый затылок. — Вообще, смотри на дорогу… — Конечно, мамочка, — хохотнул Том и тоже поморщился. Глядя, как кислая мина сменяет улыбку на его лице, Роберт в очередной раз пожалел о том, что в недрах багажника плещется пиво. По приезде в Блэкпул, они долго петляли и кружили в поисках нужной дороги. Терпение испарялось у обоих, и настроение портилось так же стремительно, как и погода. — Я жрать хочу. Ты как? — Том крутил головой, пытаясь одновременно высмотреть нужный указатель и какую-нибудь забегаловку. — Последний раз в моём желудке было что-то твёрже виски ещё вчера вечером. — Вполне разделяю твои мечты, сынок, — издевательски отозвался Роберт с пассажирского сиденья. — Но не время. Кажется, дождь собирается. А нам бы найти наш дом до того момента, пока здешние дороги не превратились в малоаппетитную жижу. — Окей. Но с тебя нормальный ужин. Ты же лишил меня человеческого завтрака и обеда. — Легко. Насколько я помню, там неподалёку была какая-то закусочная… — А насколько хорошо ты помнишь, Роб? Ты когда тут был в последний раз? — Ну… Лет в четырнадцать. Может, раньше. — Отлично. Конечно же, за время твоего отсутствия, город не изменился! — Мой агент по недвижимости снял нам вполне реальный дом, так что прекрати уже трепаться… Спустя ещё некоторое время, Роберт лично убедился в том, что в Блэкпуле, как и в большинстве небольших городков на побережье Ирландского моря действительно не слишком меняется. Домик, знакомый ему с детства, покрылся зеленоватой порослью лишайников, стал чуть ниже, но был узнаваем. Роб знал, что вторая половица после ступенек обязательно заскрипит, что в плинтусе на маленькой кухне есть тайник — необитаемая мышиная нора, что столбы, на которых натянута верёвка для сушки белья, основательно подточены морем и временем, потому стоят криво, как одинокие карандаши в слишком широком стакане… Выйдя из машины, он потянулся, глубоко вдохнул пахнущий солью и йодом морской воздух и почувствовал, что ему уже немного полегче. — А тут недурственно, — озвучил его мысли Том. — Вот только не совсем понятно, куда машину отогнать… — Ставь на заднем дворе. Подземной парковки не будет. — А вы остряк, сударь… — усмехнулся Старридж, снова садясь за руль и сдавая назад. Пока он ставил машину, Роберт продолжал осматриваться, узнавая и не узнавая окрестности. Во времена его детства этот дом был последним в длинной цепочке совершенно одинаковых пляжных бунгало, выстроившихся вдоль береговой линии. А слева открывался вид на живописные базальтовые глыбы и прочие красоты северного взморья. Сегодня посреди привычного пейзажа стояли ещё несколько домов. Это не портило общий вид, но было несколько непривычным. — Хорош уже стоять, доставай ключи или что там ты в карманах нащупываешь, — подошедший сзади Старридж хлопнул приятеля по плечу. — Я всё ещё голоден и не хочу торчать здесь до темноты, пялясь на здешние виды. — Вот уж не знал, что ты такой троглодит, братец… Роберт решительно не мог понять, что именно его зацепило, но он с видимой неохотой занялся поиском ключей. Через четверть часа дом был вскрыт, вещи брошены, территория в три комнаты размечена по границе двух прайдов. — Баб сюда не водить, — ехидно сказал Паттинсон.  — Баб вообще не водить, — отозвался Том, — серьёзно. Это нормальный мужской отпуск. Я хочу спокойно спать, а не прислушиваться к тому, хорошо ли тебе там, за стенкой. — А я не прочь сидеть в туалете и курить, не заботясь о том, что скажут дамы, найдя там окурки и мои журналы. И вообще… Я хотел бы побыть собой, а не кем-то там ещё. Поэтому я здесь с тобой. — Как романтично, чёрт тебя дери… — Старридж закатил глаза и затрясся от беззвучного смеха. — А теперь давай где-нибудь отужинаем, дорогой… Впрочем, давешний уговор совершенно не мешал Тому строить глазки девушке, разливающей кофе в местном гастропабе. *** В доме справа действительно жили не то шахтёры, не то нефтяники — большая компания без жён и детей. На их крыльце стояло много пустых молочных бутылок, всегда лежала свежая газета, а в гастропабе за ними числилось три столика прямо у входа. В доме слева было темно и тихо — по крайней мере, это было так, когда Роб и Том вернулись с ужина. Накрапывал дождь, и холодный ветер пробирал чуть ли не до костей. — Интересно, рискну ли я искупаться, скажем, хотя бы завтра? — спросил Старридж, обращаясь, скорее, к темному небу, чем к себе самому или плетущемуся рядом однокласснику. — Что-то я в этом очень сомневаюсь… — Сильно расстроишься без купания? — Просто посидеть в закрытом сарае очень интересно… — Ты же привёз с собой половину библиотеки, тебе есть, чем заняться. Будешь задротствовать в своё удовольствие, — не выдержав, Паттинсон рассмеялся. — Ботан… — Отвали, — беззлобно парировал Том. — Это полезное занятие. Не всё время же мне сценарии штудировать… Может, они препирались бы ещё и ещё, но совершенно неожиданный гитарный всхлип заставил Роберта обернуться на звук. Он забыл, что собирался вбросить — просто прислушивался. Увидев, что Паттинсон окончательно потерял интерес к разговору, Старридж просто пошёл в дом. А Роберт… Роберт пошёл на звук, хотя и понятия не имел, зачем ему это. Ему не слишком нравились разного рода испанские наигрыши: единственное более или менее внятное воспоминание об этом было напрямую связано с его работой над образом Дали, но тогда гитара была точно ни при чём. А твёрдые губы Белтрана долго снились ему в не самых приятных снах. Мелодия, которая прорывалась сквозь ветер и шум моря, была отчетливо испанской, хотя и не совсем походила на те, что слышались из узких улочек Мадрида и Барселоны, где Робу доводилось бывать. В этой музыкальной канве была тонкая красная нить совсем другого сорта. Удивление Роберта достигло предела, когда он увидел того, кто извлекал из многострадальной гитары будоражащие его слух звуки: на крыльце соседнего дома сидел парень примерно его возраста и, не глядя, перебирал струны. Белая майка, буквально сияющая на смуглой груди, выдавала в нём мулата, а это объясняло затейливую, не совсем классическую музыкальную вязь. Даже в сумерках было заметно, что тёмные предплечья покрыты ярким татуажем… «Колоритный типок», — подумал про себя Роб, молча застывая в нескольких метрах от соседа, с которым пока ещё не был знаком. Ветер почти не разбавлял музыку, и парень чувствовал такой знакомый зуд в кончиках пальцев — всегда так, когда хочется подыграть, импровизируя и добавляя своих нот в чужие мелодии. — Нравится? — достаточно резко спросил мулат, не переставая наигрывать. — Нравится, — без обиняков ответил Роберт. И они оба снова замолчали надолго. Когда почти стемнело, и на улице зажглись редкие фонари, чей свет едва доставал до кромки деревьев, отделяющих взморье от дороги, незнакомец отставил гитару, вставая. В его позе была какая-то настороженность, но Паттинсон первым протянул руку. — Роберт. — Феликс. «Родригес, Рамирес, Гомес? Ямайка или Пуэрто-Рико?», — снова мысленно спросил сам себя Роберт, усмехаясь. — Недурно играешь. — Это у меня в крови, — дерзко и без улыбки ответил Феликс. — А ты разбираешься в хорошей музыке? — Думаю, что разбираюсь. Хотя всякое фламенко не мой конёк, явно. — Coma mierda… Оно и видно, что ничерта не разбираешься. Это не фламенко, это бачата. Простая, как три пенса, народная песенка, под которую полагается сосаться с девчонками на уличных дискотеках. Фламенко… — он выразительно хлопнул себя по карману. — Твою мать! Слушай, амиго… У тебя сигаретки не найдётся? Через минуту оба курили, решительно не находя общих тем, кроме музыки. — Я сам играю. Но другое. — Да я уж понял. Ты из Лондона? — Да. А ты? Местный? Феликс посмотрел на него коротким, но цепким оценивающим взглядом. — Ну… Да. Хотя я родом не из этой деревни. А моя бонита живёт в Лондоне. — Бонита? — переспросил Роб, стараясь не ухмыляться. — Ну, чика. Бэйба. Как там ещё говорят? Девушка, в общем. Приедет завтра или послезавтра… Слушай, оставь мне сигареты, я без копья до её возвращения. Загибаюсь, а компания твоих соседей уже устала меня дотировать… Отдав ему пачку своих сигарет, Роберт узнал, что фамилия его нового соседа — Грей, что он наполовину кубинец, младший сын в многодетной семье и начинающий музыкант с большим амбициями. И с не слишком чистой репутацией. — Барыжу по-мелочи. Если надо что-то — всегда пожалуйста, амиго. Его испанские словечки смотрелись несколько странно на фоне полного отсутствия какого-либо акцента. Немного подумав, Роб потянулся к бумажнику. — Есть предложение… Продай мне гитару. — Она не продаётся, — задрал подбородок Феликс. — Всё имеет свою цену, — уклончиво ответил Роберт. — Твоя гитара тоже. — Отъебись, я же сказал! — А ещё ты сказал, что у тебя нет денег… — Я могу продать тебе кокаин, но не гитару! — Как хочешь, — пожав плечами, Паттинсон встал. — Бывай… Он уже сделал два шага по направлению к своему дому, когда Феликс окликнул его. — Эй! На кой она тебе сдалась?! Роб усмехнулся, не оборачиваясь. — Это гитара, на ней играют музыку… — «а не дерьмовые песенки для малолеток», — добавил он уже про себя. Обернувшись, он засунул руки в карманы, нащупывая бумажник. — Так сколько ты хочешь? — Пять сотен, если тебе так нужна моя гитара, амиго! «Мда… кокаин вышел бы, всяко, дешевле», — подумалось Роберту. Но он не раздумывая отлистал Феликсу пять сотенных бумажек, оценив смесь восхищения и ненависти, застывшую на его смуглом лице. Перехватив свежекупленную гитару за гриф, Паттинсон отправился восвояси, предчувствуя бессонную ночь в компании с новой, изрядно потрёпанной жизнью, но отлично звучащей подружкой. Феликс ругался вполголоса где-то позади, но в его голосе не было злости. Наверное, им обоим пляж стал казаться гостеприимнее. — Оп-па… — только и сказал Старридж. — Ты кого-то убил? Что, в следующий раз, когда я оставлю тебя одного слушать музыку на свежем воздухе, ты притянешь в дом рояль? Пахнущий свежей кровью… — Она пахнет кровью? — задумчиво уточнил Роберт, на всякий случай принюхиваясь. Твёрдое дерево гитарной деки слабо пахло лаком и чуть-чуть ромом. — Вовсе нет… — Я к тому, что слышал какие-то вопли с улицы. У кого ты её отобрал? — Я купил её за пятьсот паундов, — меланхолично сказал Роб. — У криворукого полукубинца. — Однако, цены… — Том присвистнул и тут же прикрыл рот ладонью. Нехорошее предчувствие, появившееся у мистера Старриджа ещё в Лондоне, никуда не исчезло. Наоборот — стало только отчётливее.