Проклятье ведьмачьего медальона

      Лютик никогда не задумывался, почему ведьмаки одиноки. Он просто принял это как данность, потому что слышал об этом ну уж слишком часто. Да и Геральт, с которым барду удалось познакомиться (читай, навязаться), это только лишь подтверждал.       Лютик никогда не задавался вопросом, почему Геральт избегает каких-либо привязанностей, потому что это было свойственно многим мужчинам, которых бард знал. Да и сам Юлиан не ставил себе особой цели найти жену и нарожать с ней свору детишек. Проще было обходиться краткосрочными романами от ночи до нескольких недель, а потом слагать песни о разбитом сердце под недовольное бурчание Геральта.       Лютик никогда не спрашивал, зачем Геральту тот красивый волчий медальон на шее. Из рассказов других людей бард вроде как знал, что это означает принадлежность ведьмака к определённой школе, но это описание явно не сходилось с тем, как мужчина трясся за него. Однажды Лютик попросил посмотреть и уже даже руки протянул, но Геральт тут же отпрянул как ошпаренный и посмотрел на парня со злостью во взгляде.       — Что такое? — обеспокоенно спросил бард, потому что такое поведение для ведьмака было странным.       — Ничего. Забудь, — взгляд мужчины смягчился, как будто бы его реакция была бессознательной и ему удалось её побороть. Медальон Геральт тут же спрятал под одежду, а Юлиан так и не набрался смелости спросить об этом ещё раз.       В некоторых маленьких и не очень сёлах, где они останавливались, Геральта узнавали. И дело тут было даже не во внешности ведьмака или балладах Лютика: просто оказывалось, что мужчина уже бывал там год/два/двадцать назад и однажды помог убить какую-то хрень, название которой бард пытался выговорить двадцать минут и у него так и не получилось.       Иногда даже находились люди, которые встречали ведьмака как старого друга, вот только Геральт оставался с ними всё таким же отстранённым, как и с незнакомыми ему людьми.       А уж когда ведьмак улыбался (это бывало настолько редко, что по пальцам можно пересчитать), у Лютика буквально сердце останавливалось, потому что у Геральта была невероятно красивая улыбка, и бард, возможно, был слегка влюблён в неё. Ладно, может быть, не слегка. И да, допустим, не только в улыбку. Но это особо ничего не меняло, потому что мужчина оставался всё таким же холодным и неприступным, а Юлиан — человек творческий, но всё-таки реалист. Лютик прекрасно понимал, что у него больше шансов на взаимность с королевой Калантэ, чем с этой каменной глыбой. Невероятно красивой и привлекательной каменной глыбой.       А потом появилась Йеннифэр, и Геральт начал рвать шаблоны Лютику с таким энтузиазмом, будто поставил себе цель развеять все возможные мифы о ведьмаках за максимально короткий срок. У барда же при появлении чародейки в поле его зрения начинал очень заметно дёргаться глаз, и на это было целых три причины. Во-первых, Йеннифэр ему не нравилась. Во-вторых, он её откровенно побаивался. И в-третьих, он, мать его, ревновал. Потому что это нечестно!       Юлиан всегда был рядом и из кожи вон лез, лишь бы угодить мужчине. Именно он обрабатывал раны полуживого ведьмака после схватки с волколаком, хотя Лютика жутко мутило от запаха крови. Аналогичная ситуация с шелкой: бард, сцепив зубы, отдраивал Геральта от внутренностей этой твари, хотя делать этого был совершенно не обязан. Ах да, и это ведь именно благодаря балладам Юлиана, ведьмака теперь кличут Белым Волком, а не Мясником из Блавикена. Он всё это делал, а в награду получал максимум скупое «спасибо», да и то не всегда.       А Йеннифэр даже стараться не пришлось. Она с лёгкой руки не дала Лютику сдохнуть от проклятия джина, потом чуть не угробила себя и ведьмака, пытаясь этого джина поймать — и бац! — Геральт уже чуть ли не в ногах у неё валяется.       «Дебильная ситуация», — думает бард, наблюдая за тем, как ведьмак заходит в палатку к чародейке во время охоты на дракона. Слагать балладу об их приключениях почему-то расхотелось. А вот песнь о разбитом сердце сейчас казалась очень кстати.       В общем, да, балладу о невзаимной любви абстрактной девушки к холодному и отстранённому ведьмаку Лютик всё же сложил. Причём этой же ночью, поэтому неудивительно, что он проспал тот момент, когда все остальные снова отправились в путь.       А потом Йеннифэр бросила Геральта. Просто развернулась и ушла в закат (хотя был ещё день, да, фраза немного не в тему), а бард, наверное, впервые в жизни не знал, что сказать. Вот прям вообще ничего. Ни единого слова. Поэтому просто молчал, провожая взглядом спину чародейки, а затем с опаской взглянул на ведьмака. Мужчина уловил его взгляд, но тут же отвернулся, уставившись вдаль, и Юлиан расстроенно вздохнул. Да, ему не нравилась Йен, но рядом с ней Геральт улыбался чаще, и терпеть её стоило хотя бы ради этого. Что ж, у чародейки были другие планы.       Борх, уходя, похлопал Лютика по плечу и пробормотал короткое:       — Намучаешься ты ещё с ним.       Бард взглянул на стоящего к ним спиной ведьмака и как-то обречённо промолвил:        — Это того стоит.       Дракон усмехнулся и пожал плечами.       — Тебе виднее.       Борх ушёл, захватив с собой Тею и Вею, а Юлиан остался наедине с разозлённым и, похоже, весьма разочарованным ведьмаком. Лютик каким-то шестым чувством догадывался, что ему стоит молчать, дабы не попасть под удар разозлённого мужчины, поэтому упорно соблюдал тишину, которая с каждой секундой становилась всё более и более траурной.       Геральт, вынырнув из своих мыслей, даже обернулся проверить, куда делся неугомонный бард, и с удивлением застал его сидящем на том же камне, что и час назад. Юлиан что-то увлечённо писал в своём блокноте, вероятно, редактируя ту самую балладу о неразделённой любви, и иногда бросал на ведьмака короткие взгляды.       — Пора в путь, — сказал мужчина, подойдя к парню, и тот вздрогнул от неожиданности, тут же пряча блокнот в сумку и поднимаясь на ноги.       — Хорошо. Да, хорошо, — ответил Лютик. Он хотел бы спросить о многом, например, о том, куда они направляются в этот раз; что будет с тем ещё нерождённым драконом; всё ли с Геральтом в порядке и почему он вцепился в свой медальон с такой силой, будто от этого зависит его жизнь. В голове было столько вопросов, но бард упорно молчал.       Два дня пути прошли в практически гробовом молчании. Юлиан не играл на лютне, не пел, не разговаривал, да и вообще старался особо не дышать рядом с Геральтом, который выглядел так, будто у него на глазах по его вине убили сотню невинных детей.       Под конец второго дня полнейшей тишины, пока ведьмак собирал хворост для костра где-то в лесу, Лютик всё-таки решился набросать мелодию для своей новой баллады. Она уже давно вертелась у него в голове, да и текст он зачитал практически до дыр, поэтому это не должно было занять много времени, и бард планировал закончить ещё до возвращения своего попутчика.       Но, похоже, Юлиан немного увлёкся, потому что вышедший из леса Геральт здорово напугал его.       — Твою ж! — воскликнул Лютик, неосознанно вцепившись в лютню. Та издала протестующий «трунь». Ведьмака же, кажется, такая реакция парня повеселила, потому что уголки его губ дёрнулись в чём-то на подобии улыбки, а затем он, как ни в чём не бывало, принялся разжигать костёр.       Спустя неопределённое количество времени до Геральта вдруг дошло, что бард за эти два дня впервые взял в руки свой любимый инструмент. Да и в этот раз Юлиан почему-то не пел во весь голос и не терзал уши своего попутчика, как он делал это обычно, а лишь наигрывал какую-то незнакомую ведьмаку мелодию и что-то бормотал себе под нос, параллельно делая пометки в своём блокноте. Это было так на него не похоже, что ведьмак почувствовал необходимость поговорить с Лютиком хоть о чём-нибудь.       — Что ты делаешь? — спросил Геральт, потому что начинать разговоры он не особо умел, а вопрос казался весьма к месту. Бард тут же прекратил играть, подняв на мужчину взгляд, и промолвил:       — Дай мне пару минут. Я почти закончил.       Ведьмак медленно моргнул. Он же вроде не об этом спросил.       Недоумение, похоже, отразилось на лице Геральта слишком явно, потому что Юлиан поспешил добавить:       — Я сочиняю новую балладу.       — О, — многозначительно сказал ведьмак. — Про дракона?       — Эм… не совсем. Но дракон там тоже есть, — ответил Лютик, вдруг осознав, что баллада какой-то уж слишком автобиографической получается. Замени эту абстрактную девушку на Юлиана, и получится слегка творческий пересказ его последних лет. Боже, никогда не писал правдивых и реалистичных баллад, отдавая предпочтение героическим и немного лживым, а тут на тебе.       — Споёшь? — вдруг спросил Геральт, и бард удивлённо нахмурился.       — Тебе же не нравится, как я пою.       Ведьмак в ответ как-то неопределённо пожал плечами.       — Я такого не говорил.       — А как же твой «пирог без начинки»? — напомнил Лютик, которого эти слова действительно задели. Ты из кожи вон лезешь, стараешься, баллады сочиняешь, чтобы люди не скупились на чеканные монеты, а тебя ещё и обижают.       — Я не люблю пироги с начинкой, — ответил мужчина, и бард удивлённо открыл рот. То есть, получается, Геральт ему комплимент сделал? Да, в своей манере, и да, немного странный, но всё-таки комплимент. Это… не сказать, что всё в корне меняет, но всё-таки. — Так споёшь?       — Эм… да. Но не сейчас. Она ещё не закончена.       — Раньше тебя это не особо волновало, — ведьмак усмехнулся.       — Так раньше я думал, что тебе не нравится меня слушать. Теперь я буду стараться, — Юлиан немного неуверенно улыбнулся.       — Ладно, — кивнул мужчина, явно о чем-то задумавшись, и поднялся на ноги. — Пойду найду нам ужин.       — Будь осторожен, — на автомате пробормотал Лютик, вернувшись к своей лютне. Геральт удивлённо приподнял бровь. Охота на живность — пожалуй, самое безопасное из всего, что, в принципе, может делать ведьмак, но мысль о том, что Юлиан бессознательно беспокоится за него, даже когда жизни мужчины ничего не угрожает, как-то странно грела душу.       Посмотрев на увлёкшегося творчеством барда ещё пару секунд, Геральт хмыкнул и скрылся в лесу. Спустя полчаса ведьмак вернулся, притащив тушу оленёнка, и Лютик мысленно задался вопросом, как ведьмак это делает. Серьёзно, Геральт однажды нашёл им на обед какого-то кролика, когда они были посреди, мать его, пустынного пустыря. И это даже не тавтология.       Поужинав, бард снова вернулся к своей балладе. Хотелось писать ещё и ещё, и редактировать до бесконечности, чтобы ведьмак, в конце концов, услышал идеальное произведение. Юлиан, конечно, не рассчитывал, что Геральт что-нибудь поймёт, а на взаимность тем более, но постараться для мужчины хотелось.       Когда окончательно стемнело, Лютик оторвался от своей лютни и взглянул на ведьмака. Тот сидел, уставившись куда-то в гущу леса, и о чем-то напряжённо думал. Мужчина уже снял кольчугу, отложив её в сторону, и бард смог увидеть волчий медальон, который отчётливо выделялся на фоне его рубахи. Юлиан не мог объяснить, почему его так манили как этот волк, так и его обладатель, поэтому парню с этим пришлось просто смириться. Как, например, и с тем, что спать с разными женщинами направо и налево почему-то расхотелось. После того случая с джином Лютик ограничивался улыбками и безобидным флиртом дабы поддерживать образ, но соблазнять всех этих прекрасных дам не было ни малейшего желания. Они начали казаться ему жутко скучными и неинтересными, но причину таких резких изменений бард не знал…       Эх, да кого он обмануть пытается? Вот эта причина, сидит в паре метров от него и пялится в лес с таким интересом, будто там спектакль показывают.       В общем, из омута депрессивных мыслей Геральта нужно было как-то вытаскивать, но Юлиан искренне боялся получить в глаз, если ведьмаку его методы не понравятся. Лютик ценил своё здоровье, лицо и репутацию, а фингал под глазом может немного подпортить всё вышеперечисленное. Но, с другой стороны…       Бард поднялся на ноги и подошёл к Геральту со спины, надеясь на лучшее. Ведьмак вынырнул из своих мыслей и обернулся, взглянув на барда.       — Только не бей, — промолвил Юлиан, а затем глубоко вдохнул и, наклонившись, обнял мужчину, обхватив его руками за шею.       Лютик, в принципе, был готов к чему угодно, но, когда Геральт поднял руку, чтобы погладить его по плечу, парень забыл, как дышать. Это было так не похоже на ведьмака, который постоянно строил из себя безэмоциональную каменную глыбу, что больше походило на странный сон.       «Что ж, тогда я не хочу просыпаться», — подумал Юлиан и обнял Геральта сильнее, утыкаясь носом ему в макушку и закрывая глаза. Какое-то время они не шевелились.       — Спасибо, — пробормотал ведьмак, когда Лютик отпустил его, и парень не смог сдержать улыбки.       — Обращайся. Я всегда к твоим услугам, — бард сделал шутливый реверанс, и на лице Геральта расцвела та самая улыбка, которую Юлиан так любил.       Кажется, жизнь начала налаживаться.

***

      На следующий день они добрались до места, откуда началось их маленькое путешествие, и Геральт наконец-таки забрал свою любимую Плотву. Затем они снова пустились в путь.       Лютик брёл рядом с ведьмаком, который возвышался над ним, сидя на Плотве, и думал о том, что ему следует накопить денег и всё-таки купить лошадь. Нет, конечно, пешие прогулки полезны для здоровья, но случись какая-нибудь хрень, на своих двоих далеко не убежишь. А хрень с ними, стоит заметить, случалась регулярно.       До ближайшего города была ещё пара часов размеренной ходьбы, когда солнце начало клонить к закату, а бард порядком выбился из сил. Он не высыпался последние несколько дней, потому что сон на твёрдой земле не приносил особого удовольствия, и внутренний запас энергии стремительно кончался. Юлиан начал зевать.       Геральт минут десять на него косился, а потом тяжело вздохнул и промолвил:       — Залезай.       — Что? — Лютик зевнул ещё раз, подняв взгляд на ведьмака.       — Залезай на Плотву, — пояснил мужчина. — Так быстрее до города доберёмся.       — Что, правда? — глаза барда загорелись непередаваемым восторгом и радостью от того, что ему не придётся ковылять ещё несколько часов на своих двоих.       Вместо ответа Геральт красноречиво на него посмотрел, и Юлиан поспешил залезть на лошадь, пока мужчина не передумал, предварительно закинув лютню за спину. Умостившись, парень обхватил ведьмака за талию, чтобы не свалиться, и Плотва перешла на галоп. Усталость быстро взяла верх, и Лютик, всего на секунду закрыв глаза, провалился в сон.       Проснулся он от того, что кто-то аккуратно тряс его за плечо. Сквозь пелену сна до него доносился чей-то тихий голос, но разобрать слов бард не мог. Затем парень услышал задумчивое «Хм…», и его, кажется, подхватили на руки, перекинув через плечо. Уставший мозг заподозрил неладное, но спать хотелось сильнее, поэтому Юлиан снова уснул.       Второй раз Лютик проснулся уже в кровати. За окном стояла ночь и барабанил ливень, а в комнате, где он находился, одиноко горела свеча. На нём не было никакой одежды, кроме нижнего белья, но испугаться парень не успел, потому что заметил Геральта. Ведьмак лежал на полу, повернувшись лицом к стене и, скорее всего, спал.       Бард удивлённо моргнул, а затем даже ущипнул себя, чтобы проверить, не снится ли ему это. Убедившись, что он находится в реальности и во вполне себе адекватном состоянии, Юлиан, закутавшись в одеяло, подполз к краю кровати, чтобы взглянуть на Геральта поближе. В голове у него было около сотни вопросов, но будить ведьмака не хотелось, потому что перспектива получить в глаз всё ещё не была привлекательной.       — Я слышу, как ты шевелишься, — промолвил вдруг мужчина, и Лютик вздрогнул от неожиданности.       — Эм… прости? — пробормотал парень, потому что не был уверен, было ли это заявление претензией или просто констатацией факта. Видит бог, после того как он узнал, что фраза про «пирог без начинки» была комплиментом, он уже ни в чём не уверен.       Ведьмак перевернулся на спину и, сфокусировавшись на барде, спросил:       — За что ты извиняешься?       — Н-не знаю. А есть за что?       — Нет.       — Тогда забыли, — промолвил Юлиан и тут же перевёл разговор на другую тему. — А как я тут оказался?       — Ты спал, и я принёс тебя сюда, — ответил мужчина так, будто бы это было чем-то максимально очевидным.       — Но почему не разбудил? — нахмурился Лютик, не понимая, как он вообще умудрился заснуть на скачущей галопом лошади. — Тебе же ничего не стоило меня растолкать.       Геральт как-то неопределённо пожал плечами, всем своим видом показывая, что отвечать на этот вопрос он не планирует.       — Хорошо, — кивнул бард, разрешая ведьмаку хранить таинственное молчание. — Почему ты спишь на полу?       — Я не сплю ещё.       — Я не об этом спросил.       — Кровать только одна, — промолвил мужчина спустя пару секунд тишины.       — Ладно, перефразирую, — Юлиан слегка улыбнулся, подперев рукой подбородок. — Почему на полу сплю не я?       — Потому что у меня есть совесть.       — И это замечательно! — воскликнул Лютик. — Нет, правда, просто прекрасно. Но проблема в том, что она есть и у меня, поэтому залезай.       В подтверждение своих слов парень откатился на другой край кровати, освобождая достаточно места для Геральта. Ведьмак удивлённо взглянул на барда.       — От того, выспишься ты или нет, напрямую зависит моя жизнь, поэтому прекрати изображать из себя предмет интерьера, и залезай в кровать. Тут хватит места на двоих, и я даже одеялом поделюсь… Ладно, нет, не поделюсь, потому что в комнате жутко холодно. Но спать на кровати без одеяла всё-таки лучше, чем спать на полу, верно? Геральт, ты меня вообще слушаешь?       Последний вопрос Юлиан задал, потому что мужчина на протяжении всего монолога смотрел на парня, не моргая, и о чём-то явно думал.       — Геральт? — обеспокоенно переспросил Лютик, потому что ведьмак начинал его пугать. — Всё нормально?       — Ты хочешь, чтобы я лёг с тобой в одну кровать? — мужчина наконец-таки моргнул, и бард еле сдержал облегчённый вздох. Он уже начал было думать, что Геральта прокляли, или с ним случилась ещё какая-нибудь магическая фигня. Странные вещи происходят в их жизни настолько часто, что парень бы даже не особо удивился.       — Ну… да, — промолвил Юлиан, прекрасно понимая, как странно это предложение может выглядеть со стороны. На самом деле, Лютик не привык делить с кем-то постель в стандартном смысле этого слова. Он всегда сбегал из кроватей своих пассий, как только представлялась такая возможность, предпочитая спать в одиночестве. Но ведьмака бард пригласил не задумываясь. Наверное, влюблённость сыграла свою роль. — Нет, если ты, конечно, хочешь спать на твёрдом и неудобном полу, лишь бы не ложиться со мной в одну кровать, то пожалуйста.       Промолвив это, бард обиженно отвернулся и укрылся одеялом практически с головой. Какое-то время ничего не происходило, а затем Юлиан услышал уже привычное «Хм…», и кровать прогнулась под весом Геральта. Парня легонько пихнули в бок.       — Делись одеялом.       — Не-а.       — Лютик…       — Что Лютик? — бард обернулся, и встретился взглядом с мужчиной. — Здесь очень холодно. Если я заболею, то несколько дней буду ныть тебе о том, как мне плохо.       — Вдвоём под одеялом будет теплее.       — Это ещё почему?       Ведьмак пожал плечами.       — Как хочешь.       Юлиан вздохнул. Подумал. Ещё раз подумал. «Чёрт с ним. Если он меня убьёт, это всё равно будет того стоить», — мысленно заключил парень, начиная выпутываться из одеяла.       Освободившись из своеобразного кокона, Лютик взмахнул одеялом, накидывая его на уже успевшего закрыть глаза Геральта, и тут же придвинулся к мужчине максимально близко, утыкаясь носом ему в грудь. Так было действительно теплее, потому что температура тела ведьмака была на порядок выше нормальной. «Как спать рядом с камином, — подумал бард. Сравнение вышло не совсем поэтичным, поэтому Юлиан поспешил исправиться и мысленно добавил: — Очень-очень привлекательным камином».       Геральта, который явно ещё не успел заснуть, похоже всё устраивало, потому что никаких попыток оттолкнуть Лютика он не предпринимал. Парень, осознав это, позволил себе расслабиться и насладиться такой редкой близостью с объектом его воздыхания. Сердцебиение ведьмака, которое бард отчётливо слышал, приятно убаюкивало, и он заснул невероятно быстро.       Наверное, поэтому Юлиан не почувствовал, как Геральт аккуратно поправил сползшее с плеча Лютика одеяло и, положив руку парню на талию, притянул к себе немного ближе. Ещё раз взглянув на улыбающегося во сне Юлиана, ведьмак тоже еле заметно улыбнулся и закрыл глаза, наконец-то позволяя себе отдохнуть.

***

      Следующим утром, вопреки ожиданиям Лютика, в путь они не отправились, потому что ни свет ни заря к Геральту прибежал какой-то местный фермер и слёзно попросил разобраться с неким чудищем, что уже трёх его рабочих отправило на встречу с праотцами, хотя нельзя сказать, что эти рабочие на эту встречу особо торопились.       Ведьмак согласился и, собравшись под внимательным взглядом завернувшегося в одеяло парня, отправился убивать то, что в итоге оказалось кикиморой. Юлиан с ним не пошёл, потому что на улице холодно, дождь и «я не хочу заболеть, Геральт». Мужчина, впрочем, особо не настаивал (если честно, вообще не настаивал), поэтому бард провёл весь день в ближайшем трактире, распевая свои баллады и зарабатывая чеканные монеты.       Ведьмак вернулся уже после заката, весь в болотной тине и грязи, но зато с деньгами. Лютик окинул мужчину взглядом и со вздохом пошёл набирать бадью горячей воды.       — Ты этими водорослями обмазывался что ли? — пробурчал бард, уже минут десять безуспешно пытаясь руками вытянуть тину из волос ведьмака. Геральт в ответ многозначительно хмыкнул, а парень потянулся за лежащей неподалёку расчёской. — Расскажешь, как всё прошло?       — Нормально.       — О, класс, спасибо, что так подробно. Я прямо так и спою в своей новой балладе, — промолвил Юлиан, резко дёрнув расчёской. Ведьмак протестующе зашипел. — Прости.       — Что ты хочешь услышать?       — Подробности! Я, как твой личный бард, хочу услышать их из первых уст, то бишь от тебя. Разве я не заслужил? — Лютик дёрнул ещё раз.       — Ты пытаешься мне волосы выдрать? — возмутился мужчина.       — Я пытаюсь тебя расчесать! У тебя в волосах колтуны такие, что водоросли перепутали тебя с болотом и пустили корни! Ты когда вообще расчёсывался в последний раз?       — Эм…       — Вот и я об этом! Поэтому ты либо терпишь, пока я их распутываю, либо я сейчас беру ножницы и стригу тебя.       Геральт ожидаемо выбрал первый вариант и стоически терпел, пока парень, закусив губу, старался вычесать из волос мужчины болотную тину. Это заняло около двадцати минут, но, в конце концов, бард был доволен результатом.       — Всё! — радостно воскликнул он, хлопнув ведьмака по плечу и поднимаясь на ноги. — Теперь у тебя вполне себе человеческий вид.       — Я не человек.       — А кого это волнует? — Юлиан улыбнулся, вытирая руки полотенцем. — Ладно, я пошёл спать.       Когда спустя минут десять Геральт зашёл в спальню, он застал Лютика, укутанного в одеяло чуть ли не с головой. В комнате было по-прежнему довольно холодно.       Ведьмак думал всего несколько секунд, прежде чем лечь на кровать рядом с парнем, перед этим сняв медальон и положив его к своим доспехам. Бард тут же подполз ближе, укрывая мужчину одеялом и прижимаясь всем телом в поисках тепла. В этот раз Геральт не стал ждать, пока Юлиан заснёт, и почти сразу положил руку ему на талию, позволяя прижаться ещё ближе.       Лютик не смог сдержать улыбки.       

***

      Следующим утром они снова отправились в путь. К счастью, погода пожалела бедного барда, и, пусть и было пасмурно, дождь всё-таки не шёл. Лютик брёл рядом с Плотвой и старался делать заметки в своём блокноте прямо на ходу. Его новая баллада всё больше и больше обрастала подробностями, которые выдавали Юлиана с головой, но парня, кажется, это не особо беспокоило. Потому что да, он был влюблён, и с каждым днём это чувство в нём только крепло.       Геральт же всю дорогу бросал на Лютика неопределённые взгляды, вероятно, о чём-то размышляя, и задумчиво крутил в руках свой медальон. К счастью (или к сожалению), увлечённый своим творчеством бард этого совершенно не заметил.       К ночи им повезло добраться до следующего города, и Юлиан искренне обрадовался, что ему не придётся спать на твёрдой и холодной земле. В комнате, которую снял ведьмак, оказалось две кровати, поэтому Лютик всё же не смог сдержать огорчённого вздоха, как только переступил порог. Парень понимал, что те две ночи, когда они спали вместе, были приятным исключением и скорее вынужденной мерой, но у него всё равно не получилось не расстроиться. Потому что он готов был засыпать в объятьях Геральта хоть каждую ночь.       Несмотря на то, что в комнате было тепло, Юлиану всё равно было холодно, и даже шерстяное одеяло не спасало. Сон всё никак не хотел приходить, а в голову лезли какие-то странные, порой абсурдные мысли. Помучавшись так около часа, Лютик сдался и, захватив с собой подушку, перебрался к ведьмаку в кровать в надежде, что он не проснётся и не выгонит его.       Но Геральт не спал.       Ведьмак тут же положил руку парню на талию и, притянув его ближе, укрыл их обоих одеялом. Бард, получив негласное разрешение, тут же уткнулся носом мужчине в грудь, чувствуя себя невероятно счастливым. Им обоим потребовалась всего пара минут, чтобы провалиться в сон.       После той ночи Лютик предпринял ещё одну попытку заснуть в одиночестве, но она с треском провалилась, и после этого парень просто сразу стал ложиться к Геральту в кровать. Юлиан даже оправдания своим действиям не придумал, но ведьмак и не спрашивал.       Спустя неделю бард, войдя в снятую мужчиной комнату, увидел одну большую двуспальную кровать. Юлиан обернулся, чтобы взглянуть на Геральта. Вербального ответа он не особо ждал, но надеялся прочитать хоть что-нибудь по глазам мужчины. Потому что Лютик был уверен, что у этого заведения нашлась бы комната с двумя отдельными кроватями.       — Я лучше сплю, когда ты рядом, — промолвил ведьмак, пожав плечами, будто это было чем-то очевидным и совершенно не предметом для обсуждения.       — Вот видишь, и джин тебе не понадобился, — улыбнулся парень.       — Да, не понадобился, — ответил мужчина, похоже, неосознанно потянувшись к своему медальону. Юлиан сделал вид, что не заметил этого.       Геральт всегда болезненно реагирует на всё, что касается его волчьего медальона, и Лютик решил, что сейчас не лучшее время о чём-либо спрашивать. Если ведьмак захочет, он расскажет сам.       

***

      Баллада была готова. Лютик знал её настолько хорошо, что, разбуди его посреди ночи и вручи в руки лютню, он сыграл бы, не задумываясь. Вот только бард не исполнял её пока. Потому что было страшно. И нет, Юлиан не боялся, что Геральт даст ему в глаз, потому что, судя по всему, ведьмак больше не будет угрожать ему этим, просто…       Да, Лютик очень дорожил теми недо-отношениями, которые сложились между ним и Геральтом, и парень боялся, что эта баллада всё испортит. Бард, конечно, заметил, что в последнее время ведьмак стал к нему намного благосклоннее, чем раньше, но Юлиан всё ещё не понимал, что за этим стоит. Про «пирог без начинки» помним, да. Может, спать с другими людьми в одной кровати для Геральта в порядке вещей и никакими чувствами здесь и не пахнет?       В общем, Лютик запутался. Как и героиня из его баллады. Только вот там всё закончилось довольно печально, а бард так кончать не хотел.       Плотва фыркнула и ткнулась мордой в плечо задумавшемуся парню, пока ведьмак распрягал её. Юлиан тут же вынырнул из своих мыслей и аккуратно погладил лошадь. Раньше Плотва не проявляла к нему особой симпатии, так что такое её поведение было странным.       — Что такое, девочка? Хочешь мне что-то сказать? — тихо спросил Лютик. Лошадь снова фыркнула, и парень провёл рукой по её шее. — Эх, если бы я только понимал тебя.       Геральт бросил взгляд в сторону разговаривающего с Плотвой барда и улыбнулся одними глазами. Лошадь очень чётко чувствовала настроение своего хозяина, так что не удивительно, что ей начал нравиться Юлиан.       В трактире, куда они зашли, было довольно людно, однако Геральта узнали почти сразу. Хозяин заведения тут же преподнёс им по кружке пива за счёт заведения, и Лютик, сделав глоток, уставился на мужчину с вопросом в глазах.       — Однажды я помог им избавиться от стаи альпов, — пояснил ведьмак.       — Тебя здесь любят, — пробормотал бард, оглянувшись. — Вон та официантка даже расстегнула пару пуговиц на своей кофте, как только мы вошли.       Геральт тоже оглянулся и проследил за взглядом Юлиана.       — Не интересует.       — Ну, не только она одна рада тебя видеть, — парень пожал плечам. — Ты даже можешь выбрать.       — Не интересует, — повторил ведьмак, и Лютик не смог сдержать улыбки от мысли, что ведьмак предпочёл снова провести ночь с ним, а не в объятьях какой-нибудь красотки.       Спустя пару минут к барду подошла милая рыжеволосая девушка на вид лет двадцати, которая, вероятно, узнала его, и попросила исполнить какую-либо балладу. Парень не смог ей отказать, тем более что он уже довольно давно не играл на публику. Похлопав Геральта по плечу и бросив короткое «не скучай», Юлиан направился к импровизированной сцене. Ведьмак слегка повернулся на стуле, чтобы иметь возможность наблюдать за Лютиком.       На самом деле, мужчина уже успел соскучиться по пению парня. Бард в присутствии Геральта пел в последний раз незадолго до той авантюры со спасением дракона, а с того момента чуть ли не месяц прошёл. Ведьмак спрашивал об этом у Юлиана пару раз, но от прямого ответа парень ловко уходил, а задавать каверзные вопросы мужчина не умел. Поэтому так и ходил весь месяц в странном неведении, совершенно не понимая, почему его это вообще волнует.       Лютик исполнил пару баллад из тех, что Геральт уже слышал, и мужчина, ненадолго отвернувшись, заказал себе ещё одну кружку пива. Внезапно заиграла смутно знакомая ведьмаку мелодия, и тот снова взглянул на барда.       Лирические мотивы заставили людей в трактире говорить тише, а когда Юлиан начал петь, разговоры совсем умолкли. Лютик всё-таки набрался смелости и решил исполнить свою новую балладу. Геральт прислушался.       Бард пел о девушке по имени Лея, что полюбила ведьмака и бросила всю свою прежнюю жизнь ради того, чтобы отправиться с ним в опасное путешествие. Парень рассказал о том, как плакала мать девушки, умоляя остаться, и попрощалась так, будто Лея шла на верную смерть. Он рассказал о том, как девушка ловила каждую улыбку ведьмака, что либо не догадывался о её чувствах, либо упорно их игнорировал; как не спала ночами, волнуясь за отправившегося на охоту мужчину; как обрабатывала его раны после схватки с волколаком, едва сдерживая слёзы.       Юлиан поведал всем гостям затихшего трактира историю о джине и проклятии, и о том, как доблестный ведьмак спас от неминуемой смерти влюблённую в него девушку. Он рассказал о чародейке, что украла сердце мужчины, и о том, как Лея рыдала тёмной ночью в лесу, ненавидя себя за слабость. Не скупясь на подробности, Лютик спел об опасном путешествии через тропу краснолюдов и спасении ещё не рождённого дракона; о том, что Лея видела, как мужчина заходил в шатёр к той чародейке, и о её вдребезги разбитом сердце.       Парень исполнял эту балладу так, как, пожалуй, ни одну до этого: с надрывом и самоотдачей, полностью погружаясь в эти чувства и в эту атмосферу. Он проживал ещё раз все те моменты, что болью врезались в память, и раздирал себе душу, стараясь не смотреть в ту сторону, где сидел Геральт.       Закончилась история печально: девушка сбросилась со скалы, как только над горами задребезжал рассвет, и отправившийся на её поиски ведьмак нашёл лишь забытый ею на камне шёлковый платок.       — И ей удалось-таки донести всем: либо им любима, либо никем, — прозвучали последние аккорды, и бард замолчал, переводя дыхание.       Пару секунд в трактире стояла полная тишина, а потом публика просто взорвалась аплодисментами. Некоторые девушки вытирали подступившие слёзы, а компания сидящих в углу мужчин, что пришли выпить после работы, скинулась, и один из них вручил Юлиану мешочек с золотыми монетами.       — Хорошо поёшь, парень, — сказал он, похлопав Лютика по плечу. — Душевно. Жаль эту девушку, конечно, очень жаль…       Затем к барду подошла та самая незнакомка с огненно-рыжими волосами, что попросила его спеть, и, что-то прошептав на ухо, потащила за собой. Юлиан не особо сопротивлялся: он бросил взгляд на сидящего к нему спиной Геральта и решил, что их разговор можно слегка отложить.       Они вышли на улицу, и Лютик вдохнул полной грудью. Пахло сыростью. Надвигался дождь. Девушка аккуратно тронула парня за плечо, привлекая к себе внимание.       — Мне жаль, — сказала она.       — О чём ты? — непонимающе переспросил Юлиан.       — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через всё это, — незнакомка понимающе улыбнулась и, сделав небольшую паузу, продолжила: — Люди внутри будут хвалить тебя за твоё мастерство и воображение, но ты ведь не ради признания написал эту балладу, верно? Можешь всё отрицать, но я чувствую твою боль.       Лютик не знал, что сказать. И не знал, стоит ли ему вообще говорить что-либо. Девушка потянулась к своим волосам и, развязав их, протянула парню атласную ленту.       — Ты не обязан страдать в одиночестве, — она вложила ленту Юлиану в руку. — Сожги её, если тебе нужно будет с кем-то поговорить или понадобится помощь. Я приду, обещаю.       Девушка ещё раз улыбнулась и, развернувшись, пошла прочь от трактира.       — Кто ты такая? — крикнул Лютик ей вслед, и незнакомка обернулась.       — Тесса. Считай, что я твой новый друг, — девушка подмигнула и, взмахнув рукой, исчезла.       Бард медленно моргнул, размышляя, не привиделось ли ему это, и сжал в руке подаренную атласную ленту. Кажется, он только что подружился с настоящей чародейкой. И она ему определённо нравилась больше, чем Йеннифэр.       

***

      Когда Лютик вернулся в трактир, Геральта за барной стойкой уже не оказалось. Уйти из здания он явно не мог, потому что Юлиан и Тесса разговаривали, стоя рядом с единственным выходом («Если начнётся пожар, мы все умрём», — заключил бард, но постарался не задумываться об этом слишком сильно) и не могли не заметить ведьмака. Значит, мужчина поднялся к ним в комнату, и парень, тяжело вздохнув, поплёлся к лестнице.       Лютик искренне надеялся, что Геральт не выставит его из комнаты на ночь глядя, потому что ночевать вместе с Плотвой — перспектива не очень радужная. Тем более, что на улице снова начал капать дождь.       Бард аккуратно отворил дверь и вошёл внутрь. Ведьмак сидел на их кровати и крутил в руках волчий медальон, параллельно о чём-то размышляя. Его доспехи лежали не самой аккуратной кучей на ближайшей тумбочке.       Мужчина поднял взгляд, как только парень закрыл за собой дверь, и Юлиан замер на месте, опасаясь подойти ближе. По лицу Геральта было понятно… ну, нихрена не понятно, поэтому прикинуться каменным изваянием казалось очень разумной идеей.       Ведьмак молча поднялся на ноги и, положив медальон к своим доспехам, подошёл к парню. Лютик громко сглотнул.       — Баллада понравилась? — аккуратно спросил он, когда молчание затянулось, а мужчина не предпринял никаких попыток заговорить. Лишь стоял и смотрел барду в глаза, от чего у Юлиана начали подгибаться колени. — Я для тебя старался вообще-то.       Геральт внезапно улыбнулся, так тепло и по-настоящему, что Лютик на пару секунд забыл, как дышать.       — Да, очень, — ответил ведьмак и протянул руку, чтобы забрать лютню у вцепившегося в неё барда. Парень отдал, почти не сопротивляясь, и мужчина поставил её возле тумбочки.       — Эм… Ты бить меня не будешь? Просто для ясности, — уточнил Юлиан, которого вся эта ситуация пугала и интриговала одновременно.       Геральт рассмеялся, а Лютик смотрел на него, как заворожённый. Так необычно было видеть ведьмака таким. Будто бы бард попал в самый лучший сон на свете.       — Нет, не сегодня, — промолвил мужчина, а затем ещё пару секунд смотрел на Юлиана с теплотой во взгляде, прежде чем наклониться и поцеловать его.       Лютик среагировал почти мгновенно, тут же прижимаясь ближе и обхватывая лицо ведьмака руками. Мужчина по-собственнически положил руки парню на талию, перекрывая путь к отступлению, но не то, чтобы Юлиан собирался отступать.       В голове у барда стоял неразборчивый шум, а мысли наталкивались друг на друга, разбегаясь в разные стороны, путаясь и перебивая самих себя. Парень терялся в ощущениях, позволяя Геральту всё, чего бы тот ни захотел.       Ведьмак целовался умело, так, будто именно этому на протяжении многих лет учат в этих грёбанных ведьмачьих школах, а у Геральта была пятёрка с плюсом за весь курс. Юлиан совсем не понял, почему он подумал именно об этом и именно в таком странном ключе, но и эта мысль надолго не задержалась. Когда мужчина повалил Лютика на кровать и, не разрывая поцелуя, навалился сверху, парень вообще потерял способность мыслить связано. В голове крутилось только имя ведьмака, которое хотелось стонать, срывая голос, и желание быть оттраханным прямо здесь и сейчас.       Бард, желая получить большего контакта кожи с кожей, принялся стягивать с мужчины рубашку. Послышался треск ткани, и Геральт, оторвавшись от губ Юлиана, улыбнулся и помог стащить лишнюю одежду с себя, а затем и с парня.       Эти ощущения были почти слишком. Лютик, изголодавшийся по прикосновениям и измученный ревностью, брал сполна то, что должно было принадлежать ему уже очень давно. Губы горели от поцелуев, а в комнате стало невыносимо душно, но бард не был готов отпустить ведьмака даже на секунду, прижимаясь ближе и как в бреду шепча его имя.       Для Юлиана это впервые: любить кого-то вот так, с душой нараспашку, отдавая всего себя и плавясь от прикосновений. Когда в груди давит от нахлынувших разом ощущений, причиняя почти физическую боль, но это — самое прекрасное чувство на свете. И Лютик готов отдать всё, лишь бы это не прекращалось.       Для Геральта это тоже в новинку. Никто ещё никогда не смотрел на него с таким обожанием и не касался с таким благоговением. Никто не отдавался так самозабвенно, открыто. Никто его ещё так сильно не любил. Им восхищались — да, хотели — безусловно, но о любви не шло и речи. Никто ещё никогда не прижимался всем телом и не шептал тихое «люблю», рвано дыша от настойчивых поцелуев, и не требуя признания взамен.       Для барда это был далеко не первый секс с кем-то своего пола, и парень знал, что сначала будет больно. Это вроде платы за наслаждение, которое ты сможешь получить потом. И Юлиан был готов к боли, честно-честно, особенно если учитывать, что достоинство у Геральта довольно большое, но… боли не было. Совсем.       Ведьмак, несмотря на почти болезненное возбуждение и собственный крепко стоящий член, растянул барда медленно и нежно, прежде чем войти самому, поэтому единственным, что Лютик испытал, было наслаждение. Сладкое, всепоглощающее и заставляющее стонать имя мужчины вперемешку со всеми матерными словами, которые парень когда-либо слышал. Он даже не знал, что так бывает.       Несмотря на свою грубость в обычной жизни, ведьмак был аккуратен и нежен в постели. Геральт не умел выражать свои чувства словами, но все его действия сейчас буквально кричали о том, что для него это нечто большее, чем просто секс. Что им руководит не банальное желание потрахаться или бог знает что ещё.       Лютик был чертовски привлекательным. Особенно таким, когда он потерян в удовольствии и выгибает спину, словно кот, комкая руками простыни до треска ткани и закусывая губы до крови. Когда стонет имя мужчины, практически срывая голос, и берёт те заоблачные октавы, которые неподвластны даже самым умелым оперным певцам.       Чем ближе Юлиан к краю, тем сильнее его стоны походят на рыдания. На чертовски красивые рыдания, которые для слуха ведьмака просто услада. Лютик тонет в омуте чувств, захлёбываясь то ли от недостатка воздуха, то ли от такой желанной близости, но ощущает себя самым счастливым человеком на свете. Геральт покрывает поцелуями его лицо, шею, ключицы… везде, где может дотянуться, и на месте многих, в тех местах, где особенно нежная кожа, проступают алые метки.       Ведьмак понимает, что поползут слухи. Сейчас их, наверное, слышит не только этаж, но и весь трактир, но ему плевать, честно. Пусть говорят, что хотят. Главное, что Юлиан с ним, такой открытый, доверчивый, желанный. Умоляющий не останавливаться, царапающий спину короткими ногтями и задыхающийся от наслаждения. А все остальное не имеет смысла.       Спустя столько лет своей жизни Лютик наконец-то понял значение фразы «заниматься любовью». Раньше он думал, что ей самое место в сопливых женских романах и что для жизни она звучит слишком надуманно, но он ошибался. Как же он ошибался. Потому что назвать то, что произошло между ними, банальным «сексом» просто не поворачивался язык.       «Даже балладу об этом не сложишь», — думал бард, лёжа в объятиях Геральта и вслушиваясь в его размеренное дыхание. И нет, не потому, что барду могло бы прилететь от любимого ведьмака, просто…       Чтобы описать весь тот вихрь чувств, что бушевал у него в душе, Юлиану банально не хватало слов. И вдруг все те стихи, что он сочинял для своих бывших пассий, потеряли смысл. Они звучали пресно и банально, будто набор клише, и казались откровенным насмехательством над теми чувствами, которые бард испытывал, находясь рядом с Геральтом, поэтому Лютик больше никогда не исполнял их в пабах. Зато баллад о приключениях доблестного ведьмака стало хоть отбавляй, и они пользовались большим спросом, так что даже Геральт, кажется, смирился с этим.       Следующим утром бард скептически осмотрел разорванную ночью рубашку и тут же принялся зашивать её нитками, которые, как оказалось, парень всегда таскал с собой. Ведьмак наблюдал за ним, лёжа в постели.       — Что? — спросил Юлиан, почувствовав взгляд мужчины и оторвавшись от своего рукоделия.       — Ничего, — Геральт улыбнулся. — Ты красивый.       Лютик закусил губу, стараясь сдержать рвущуюся наружу улыбку и, кажется, даже слегка залился краской. Он не привык получать комплименты, а от ведьмака — тем более, и это все ещё походило на прекрасный сон.       — Я точно не сплю? — уточнил парень, отложив зашитую рубашку на тумбочку и присев на кровать.       — Нет, — ответил мужчина, приподнимаясь, чтобы схватить барда за талию и притянуть к себе.       — Нет, не сплю или нет, не точно?       — Нет, не спишь, — прошептал Геральт, и Лютик лучезарно улыбнулся, прежде чем поцеловать ведьмака.       Иногда мечты сбываются.       

***

      Молва о талантливом барде и о его балладах, как и о подвигах Геральта, распространялась со скоростью света. Теперь их узнавали почти в каждом городе, куда бы они не заехали, и количество чеканных монет, которые платили ведьмаку за убитых чудищ, а Лютику за исполненные баллады, выросло в несколько раз.       Их отношения после той ночи практически не изменились и в то же время поменялись кардинально. Они всё так же путешествовали по миру, Юлиан всё так же доставал Геральта болтовнёй, а ведьмак всё так же пытался заткнуть его. Вот только методы затыкания неугомонного барда стали немного другими, чему сам Лютик был несказанно рад.       Ведь теперь, когда мужчина прямо посреди очередной истории, которую с восторгом уже не первый час вещал парень, соскакивал с лошади, перекидывал удивлённо замолчавшего барда через плечо и тащил в лес, Юлиан не боялся за свою жизнь. Возможно, чуть-чуть за целостность своей задницы, но его опасения никогда не оправдывались.       Геральт стал намного более сговорчивым. Он старался рассказывать о своих делах, при которых Лютик не присутствовал, настолько подробно, насколько мог; чаще улыбался и почти не возмущался, когда бард пытался расчесать ведьмаку волосы. Юлиан взял на себя персональную ответственность за состояние волос мужчины, чтобы водоросли впредь не путали голову Геральта с болотом, и справлялся с задачей на ура.       Одним вечером, когда им снова пришлось ночевать в лесу, Лютик набрался смелости задать давно интересующий его вопрос. Было тепло, и бард наблюдал за тем, как ведьмак стягивает массивные доспехи, прежде чем лечь спать. Затем мужчина снял с шеи медальон, и парень подал голос.       — Почему ты всегда снимаешь медальон, когда ложишься со мной в постель? — спросил Юлиан, и Геральт бросил на парня нечитаемый взгляд. — Просто раньше ты никогда не снимал его, а теперь делаешь это каждую ночь. Я просто… просто интересуюсь. Ты можешь не рассказывать, если не хочешь.       Ведьмак вздохнул и сел рядом с Лютиком, все ещё держа волка в руках.       — Что ты знаешь о ведьмачьих медальонах? — спросил мужчина, заглянув барду в глаза, и тот задумался.       — Эм… не так уж и много. Это же вроде вашей принадлежности к определённой школе, разве нет? Кроме волка, есть ещё кошка и гриф, кажется. А, и говорят, что с их помощью вы откуда-то там черпаете свою силу.       — Ну, последнее — это неправда, — промолвил Геральт, взглянув на медальон в своей руке. — А насчёт принадлежности ты прав. Я учился в Каэр Морхене, поэтому у меня волчья голова. Но распознавание «своих» — это побочная функция.       — А какая основная? — заинтересованно спросил бард.       — Ты же понимаешь, что я не человек, да? — парень кивнул. — У ведьмаков есть свои странные правила, которые мне жутко не нравятся, но с которыми приходится мириться. Этот медальон не просто красивая побрякушка — на него наложены очень древние чары. Если кто-то, чья любовь ко мне недостаточно сильна или её вообще нет, дотронется до него, то я погибну. Это верный ключ к моей смерти.       Юлиан поражённо открыл рот, стараясь переварить новую информацию.       — Мы держим это в тайне, чтобы у наших врагов не было преимущества, — продолжил мужчина, — но на протяжении всей жизни приходится быть довольно бдительным. Я слыхал истории, когда ведьмака убивала обычная случайность.       — Но… но зачем? — спросил Лютик. — Зачем создавать что-то, что может вас убить? Это же…       — Странно, да, — кивнул Геральт. — Но древняя магия никогда не отличалась особой логикой.       Бард кивнул сам себе, взглянув на медальон в руках ведьмака. Теперь понятно, почему мужчина так шарахнулся, когда парень захотел посмотреть на волка. От этого, всё-таки, зависела его жизнь.       — Почему ты не рассказал мне раньше?       — Я никому об этом никогда не рассказывал. Да и не знал я, как ты отреагируешь, — пожал плечами Геральт.       — Да как я могу отреагировать? Убери его с глаз моих и как можно быстрее, потому что я хочу тебя обнять, не беспокоясь при этом за твою жизнь, — промолвил Юлиан, растягивая губы в улыбке. Взгляд мужчины тут же потеплел, а в глазах промелькнуло облегчение. Он положил медальон к доспехам и тут же вернулся к Лютику, чтобы быть заключённым в крепкие объятья. Геральт обнял его в ответ, зарываясь носом в волосы парня и благодаря судьбу за такой подарок.       Мужчина знал немало историй, когда люди, состоявшие в отношениях с ведьмаками, хотели коснуться медальона, чтобы доказать силу своих чувств. Дальше вариантов развития событий было два: либо ведьмак соглашался и умирал, либо отказывался и терял этого самого человека. Большинством людей руководило эгоистичное желание что-то кому-то доказать. В данном случае, свою любовь. Геральт понимал, что сложись у них с Йеннифэр всё по-другому, она бы тоже вознамерилась доказать силу своих чувств. И он поддался бы на её уговоры. И умер бы.       Да, другого не дано. Ведьмак не знал ни одного случая, когда всё закончилось бы счастливо. У медальона было своё особое виденье любви, под которое обычные люди, похоже, не попадали. Собственно, поэтому мужчина и не хотел рассказывать Юлиану об этом. Геральт не был готов потерять парня, когда у них только всё начинало налаживаться, но и умирать не хотелось.       Лютик же опроверг все предположения ведьмака. Бард даже не подумал о том, чтобы коснуться этого злополучного медальона. Зачем идти на такой явно неоправданный риск? Ему ведь не нужно никому ничего доказывать — ему нужен Геральт. Живой. И пусть все эти магические бредни идут лесом.       — Ты лучшее, что случалось со мной в жизни, — внезапно говорит ведьмак, понимая, что ни капли не врёт. И да, пусть Юлиан достаёт его временами своей неугомонной болтовнёй, это того стоит во всех смыслах.       Лютик поднимает на мужчину взгляд и улыбается так, как умеет только он.       — Ты тоже. Я упоминаю об этом в каждой балладе. Я вообще удивлён, что тебе понадобилось столько времени, чтобы догадаться о моих чувствах.       Геральт смеётся.       — Я всегда был не очень догадливым, — отвечает он.       Бард мило поджимает губы и явно о чём-то задумывается.       — В этом есть свой шарм.       — Думаешь?       — Напишу об этом балладу, — кивает сам себе Юлиан и наклоняется вперёд, чтобы поцеловать улыбающегося ведьмака.       А балладу Лютик действительно напишет. И не одну.