Папин Олимпос — Темно-оранжевый закат
Это забавно. Наблюдать, как с каждой секундой балерун мрачнеет, пока взгляд его по афганцу скользит. В подозрительно знакомой одежде. С отпечатком подушки на щеке. И до омерзения довольной лыбой на лице. А потом его внимание привлекают наручники. И вот тогда Алик понимает, что Новый год действительно удался. Потому что это презрительное отвращение, в карих глазах отразившееся, для него — лучше любого подарка… Самое интересное, что и ночь у него проходит без приключений. То ли усталость свое берет, то ли и правда стерва эта на него положительно действует. Вопреки собственным ожиданиям, с кровати афганец подрывается всего раз. Садится резко, мозги в порядок привести пытаясь. И тут же ощущая теплую ладонь, от плеча к щеке скользнувшую. — Чш-ш-ш, — девичий шепот из темноты успокаивает. Расслабиться помогает. — Все хорошо, — твердит. — Ты дома. И Алик ей почему-то верит. Хоть эта крохотная квартира на его дом совсем и не похожа. Дело ведь не в месте. Дело в ней. Когда она рядом, он и впрямь ощущает себя так, словно впервые за долгое время домой вернулся. А вот утро для них куда более эпично начинается. Дверной звонок трелью по квартире разносится, в полусонное сознание врезаясь безжалостнее дрели. А следом Волков ощущает возню по соседству и сильный рывок, в ту же секунду возвращающий девушку с тихим ругательством обратно на матрас. Должно быть, кто-то забыл про наручники. — Алик, подъем, мы проспали, — жарко Крис бормочет, не замечая, как юноша за ней сквозь полуприкрытые веки наблюдает. — Где ключи? — запястье потирает. Повредила, небось. Еще бы, со всей силы дернула. Чуть руку ему не вырвала, дурная. Приходится подниматься. На постели садиться. Поспать подольше ему, похоже, сегодня не дадут. — Не знаю, — честно он признается, ладонью по шее проводя. Затекла. — В куртке, наверное, — с трудом языком ворочает. И лоб хмурит, от каши в голове избавиться пытаясь. — Наверное? — саркастично Зурабовская дочурка уточняет. Однако голос ее тонет в очередной трели звонка. — Кто, блядь, к тебе в такую рань приперся? — недовольно Алик ворчит, одеяло с себя скидывая. На ноги встает. И девчонке то же самое сделать помогает. — Антон, — коротко ему поясняют, пока они на пару в коридор за ключами от наручников топают. — Мы планировали, что он с переездом поможет. Вещи оставшиеся перетаскать. И квартиру я ему сдать должна. — Нахрена? — все еще слабо соображая, афганец в куртке копается. — Это квартира его крестной, — на входную дверь поглядывая, Крис его даже не контролирует. И вообще ведет себя так, будто то, что между ними ночью происходило, ему приснилось. Алика это даже подбешивает. Не так он себе это утро представлял. Впрочем, решение в его мозгах появляется быстро. И, разумеется, стерве этой оно точно не понравится. — Бли-ин, — незаметно найденный ключ в карман припрятав, он разворачивается. Внимание к себе привлекает, вынуждая девушку на него во все глаза уставиться. Забавная такая. Серьезная. С торчащими в разные стороны волосами и пижамой, сползшей набок, ключицу острую оголив. — Я же их в штаны переложил, — лыбится. Глазами заговорщически сверкая. — Болван, — цокнув языком, девчонка в комнату вернуться пытается. Но сделать ей этого не позволяют. Алик ее одним ловким движением к себе притягивает. Едва носами не сталкиваются. Привыкшая к танцевальным поддержкам, дочурка Зурабовская даже не сопротивляется, в объятия подставленные влетая. Удобная в эксплуатации. — Да давай откроем, — афганец ей в губы мурлычет. Обезоруживающе. И, не дожидаясь ответа, сам к двери шагает. Замок поворачивает, перед гостем во всей своей красе представая. Сказать, что Антоша его видеть не рад, равно что ничего не сказать. На лице все написано. А уж когда он наручники замечает, то вообще жопа. Если б можно было взглядом убить, Волков бы давно уже мертвым на полу валялся. — Какие лю-юди, — игнорируя его недовольство, Алик в улыбке расплывается. Провоцирует. Дает понять, что отныне этому балеруну тут ловить нечего. Пусть теперь сам шмотье свое стирает. К счастью, именно в это мгновение между ними двумя Крис влезает. Собой афганца вглубь коридора задвигает. Подальше от конфликта интересов. Сообразительная. Догадалась, ради чего он все это затеял. Не одобряет. — Я так понимаю, ты еще не готова, — сквозь плотно сжатые зубы Антон цедит, явно на их вид и скованные руки намекая. — Да, прости, — в попытке сгладить острые углы девушка Волкову предупреждающий взгляд посылает. Прежде чем следом за ним немного назад отступить. — Подождешь на кухне? — в качестве компромисса предлагает. И балерун, надо сказать, от этого приглашения отказываться не собирается. Сперва, конечно, медлит немного. Продолжая афганца глазами сверлить. Но затем послушно порог перешагивает. Куртку расстегивать начинает, позволяя Крис до двери дотянуться, чтобы ее закрыть. — Макс просил передать, что подъехать не сможет. Дела, — холодно информирует, верхнюю одежду на вешалке оставляя. И старательно избегая взглядом валяющийся на полу телефон, который девушка тут же спешит на место поставить. — Хотя, похоже, у тебя и без него помощники найдутся, — все же от едкого комментария не сдерживается. У Алика язык чешется тоже чем-нибудь ответить. Чтобы раз и навсегда мажорика заткнуть. Но он помалкивает. Позволяет своей даме сердца самой с приятелем разобраться. Лыбиться только не перестает, за происходящим со стороны наблюдая. Довольный, паршивец. — Разберемся, — еще раз в сторону афганца зыркнув, дочурка Зурабовская обещает. — Проходи. Можешь чай себе налить, — гостеприимность изображает. Дожидаясь, пока Антон разуется. Все это происходит в таком напряжении, что дай этим двоим в руки провода, и электричества как раз на весь район бы хватило. Хорошо, что через несколько секунд балерун в кухонном проеме скрывается. Позволяя девушке облегченно вздохнуть, голову назад запрокинув. Вот только, кажется, она кое о чем забыла. — А че? Стол к хате прилагался? — не упускает Волков шанса ей напомнить. С каким-то извращенным удовольствием отмечая, как девчонка бледнеет на глазах. И заодно ключи из кармана вытаскивает. Воспользовавшись моментом, пока та отвлекается, чтобы дружка своего предупредить. — Антон, там… Щелчок наручников прерывает ее посреди предложения, заставляя резко взгляд на Алика перевести. — Ты… — выдыхает жарко. Так возмущенно-изумленно. Осознавая, что всего этого представления можно было избежать. — Я, — в ответ юноша улыбается. Прежде чем коротко в губы ее чмокнуть. Во избежании дальнейшего конфликта. Он такой. Привыкай. — Давай, собирайся, — шепчет заговорщически. — Пока балерун твой двойную плату за квартиру не запросил… *** Тёмно-оранжевый закат на фоне потресканных домов.Ты так хотела рассказать ему, насколько тяжело.
Ты так хотела показать ему прокуренный балкон.У тебя слёзы на глазах, у него — целый горизонт…
Высокие потолки. Резные плинтусы. Светильники с абажурами. Дорогущая мебель. И тяжелые парчовые шторы. Алику чудится, что он попал в царские хоромы. — Так это че, твоя хата? — собственный голос теряется во всем этом богатстве и роскоши. Кажется абсолютно неподходящим под интерьер. Равно как и весь Алик целиком. Быдло, решившее раз в сто лет музей посетить. — Ну да, — как-то чересчур спокойно Крис плечами пожимает. Пока они на пару посреди просторной комнаты стоят. — Я же, вроде, рассказывала, что у меня отец в компартии на хорошем счету был, — про их разговор в машине напоминает. — А мама — заслуженный тренер СССР. Да уж. Полна сюрпризов — это точно про нее было сказано. Теперь понятно, откуда взялась эта выправка аристократичная. Голубая кровь, белая кость, все дела… — Про заслуженного ты не говорила… — задумчиво афганец выдыхает, продолжая деревянный карниз разглядывать. — Ну и нахрена тогда ты по съемным чалилась? — разворачивается, ухмылку привычную нацепляя. Чтобы не показывать, как сильно его эта новость подбила. — Если у тебя такой дворец все это время имелся. Нет, не то чтобы он был против. Наоборот. Просто он, Алик, к такому пафосу не привык. Да и не стремился никогда. Одно дело зарабатывать достаточно, чтобы ни в чем не нуждаться. И совсем другое — тратить баснословные суммы на то, чтобы жить, как какой-то дворянин. К такому его судьба не готовила. Если тут все собрать и продать, можно спокойно еще одну такую же хату оттяпать. Сразу с ремонтом. — Здесь маму с папой убили, — одной фразой собеседница втаптывает в грязь все впечатление от увиденного. Вынуждая афганца прикусить язык и с шумным наигранным выдохом еще раз по сторонам оглядеться. Что угодно, лишь бы в глаза ей в эту секунду не смотреть. — И че, прям тут? — желая хоть как-то обстановку разрядить, он уточняет. Нашел, что спросить, блин! К счастью, Крис на этот вопрос нормально реагирует. Эльза бы уже давно его идиотом назвала и ушла. — Нет, — вкрадчиво. — На кухне. Это моя комната… А в следующее мгновение из коридора шум доносится. И в дверном проеме Дарина появляется. С двумя громадными пакетами в руках. — Я не поняла, — с самого порога наезжать начинает. — Вы вещи таскать будете или гнездышком своим любоваться? И все же, несмотря на ее необоснованные предъявы, Алик, пожалуй, впервые с момента знакомства по-настоящему рад ее видеть. Потому что зараза эта его от неприятного продолжения разговора спасает. — Мы же договаривались, что ты с Алисой останешься, — так удачно Кристина на подружку отвлекается. Позволяя Волкову дух перевести. Не знает он, что в таких ситуациях говорить надо. Никогда никого не утешал. Да и не похоже, чтобы дочурка Зурабовская от него именно этого ждала. Так что хрен его знает, что бы он делал, если бы Дарина не объявилась. Тупил бы, наверное, и дальше. — Ну, должен ведь тебе кто-то с уборкой помочь, — тем временем гостья заявляет. Так хитро-хитро. Словно бы говоря: «Я знаю, чем вы тут занимались, голубки». — Не переживай, — успокаивает. — Она с мамой. Печенье учится печь, — а затем пакеты демонстративно на пол бросает. К Антону, только что вошедшему, потому что ему пришлось к крестной по пути заскочить, лицом разворачивается. Всем своим видом намекая, чтобы помог продукты до кухни донести. — В общем так, мальчики, — в приторной улыбке расплывается. — Вы пока разгружайтесь, а я украду у вас Крис. Нам для вас еще обед приготовить надо. Произносятся эти слова так уверенно, что спорить с ней, очевидно, не вариант. Убедившись, что пререканий в адрес сказанного не будет, Дарина едва заметно головой поводит. Приглашая подругу составить ей компанию. И та, одарив на прощание Алика немного виноватым взглядом, подчиняется. Не плачь, прошу, я тоже не вывожу. Держись, держу… С той самой секунды, как девчонки уходят, все заботы о переезде падают на Алика и Антона. И вот тут начинаются приключения, поскольку балерун на контакт идти явно не намерен. Приходится все таскать по одиночке, а это отнимает едва ли не в два раза больше сил, чем если бы они в команде работали. Где-то на третьем подходе Волков все-таки не выдерживает. Глаза закатывает и в сторону отходит, позволяя балеруну самому со здоровенной коробкой возиться. Пачку сигарет из кармана достает. Закуривает. Попутно Гришу набирая. Чтобы подъехал. Помощь нужна. — Что-то я не припомню, чтобы мы перекур объявляли, — заметив его отсутствие, Антоша язвит. Коробку прямо на снег водружает, с вызовом на соперника взирая. Провоцирует. Нарочно на конфликт нарывается. Хорошо, что Алику мозгов хватает не вестись. И так уже дважды за утро накосячил. Не хватало еще драки. — А че такое? Тоже хотел? — вместо этого он ухмыляется. Бровями дергает. Паяц. И на открытую пачку кивает. С удовольствием отмечая, как балерун челюсть напрягает. Что, не нравится, да? Не сработал план? — Не курю, — брезгливо Антон глаза отводит. Афганцу только плечами пожать остается. Мол, как знаешь. Его дело — предложить. — А ты, я смотрю, хорошо устроился, да? — тем временем мажорик не унимается. Усмехается. Так саркастично-ядовито. — И Крис отхватил, и хату в придачу. «За базаром следи», — хочется Волкову ответить. Но он сдерживается. Оставаясь максимально равнодушным к происходящему. — Ну-у, я ж ее не заставлял, — резонно подмечает, специально слова растягивая. Уголками рта вдобавок вниз дергая. Чтобы позлить. — Это был ее выбор. И ему это удается. У Антона от подобного заявления аж желваки на скулах вздувается. И все же ему тоже себя в руки взять удается. Улыбку фальшивую выдавить. — Сильно не привыкай, — советует. Так, будто точно знает, о чем говорит. Проходил уже. — Все равно рано или поздно она Алису выберет. И на этом их словесный поединок заканчивается. Подхватив с земли коробку, балерун в подъезде скрывается. А вот Алик так и продолжает стоять. С сигаретой. Мрачно ему вслед взирая. Сука. Умеет же настроение испоганить. *** — Че, командир? Давай, наверное, собираться? — отведя Алика в сторону, Гриша голос понижает. Можно подумать, их хоть кто-то подслушивать собирался. Нет уж. На их присутствие здесь всем насрать. В этом Волков за прошедший день не раз убедился. Кажется, свали они под шумок, никто и не заметит. А ведь он пытался. Выловить Зурабовскую дочурку. Напомнить ей о своем существовании. Но, походу, Антоша на все сто прав оказался. Как только дело коснулось Алисы, ради приезда которой они хату с самого утра готовят, про афганца Крис благополучно забыла. То полдня с Дариной на кухне проторчала, едой холодильник заполняя. То за уборку взялась. И как итог — за весь день они всего-то несколькими фразами перебросились. Даже Антон, и тот от нее внимания больше получал. Видать, рановато он, Волков, обрадовался. То, что они прошлой ночью пару раз потрахались, еще ничего не значит. Для стервы этой, по крайней мере. Ее как будто подменили. И все то, что еще вчера было доступно, сегодня снова под запретом оказалось. «Алик, у меня котлеты пригорают», «Алик, там ребята ждут». Да срать он на этих ребят хотел! Пару минут, блядь, ему удели! «Счастье любит тишину», — хитро голос Эльзы в голове комментирует. Поведение Зурабовской дочурки оправдать пытаясь. Только вот с каждой проведенной в компании минутой он в это все меньше и меньше верит. Такое чувство, что Крис его стесняется. Нарочно избегает. Что, негоже аристократке на глазах у верных подданных с каким-то лысым чмом водиться? Боишься, не поймут? Так может, тогда стоило сразу Антошу выбирать? Он-то в обстановку куда больше вписывается. Нет, конечно, в глубине души Алик понимает, что в нем говорит ревность. И у Крис правда причины так себя вести имеются. Все же ей возвращение в дом, где погибли ее родители, явно тяжело дается. Тяжелее, чем она всем вокруг показать пытается. Но эго его к такому повороту, похоже, не готово. Вот и подкидывает в голову всякую херню. Если б не Гриша со своим «Да расслабься ты уже, командир», давно бы свихнулся. Еще когда стерва эта не его, а балеруна своего со шторами ей помочь попросила. — Через час парни на базу подтянутся, — тем временем Гришаня продолжает. — Надо их просветить, все дела, — лыбится. Будто таким образом его, Алика, утешить пытается. — Или ты это, — заговорщически уточняет, на продолжение вечера намекая, — задержаться хочешь? И вот тут Алик и впрямь задумывается. Руки в бока упирает, по сторонам оглядываясь. Задержаться-то он, может, и хочет. Было бы ради чего. Вещи они снизу перетаскали. Ненужную мебель на помойку отнесли. С перестановкой, вроде, тоже почти закончили. Тут балерун и в одиночку все доделает. А Крис… Ну, вы поняли. С ней отдельная история. После сегодняшнего Волков вообще не уверен, что она хоть кого-то видеть захочет. — Да погнали, — в итоге он выдыхает, все «за» и «против» взвесив. — Тут и без меня справятся, — губы в улыбке тянет. Делает вид, что все в порядке. Хотя до порядка ему пиздец, как далеко. Гриша ведь не слепой. Видит, как командира едва ли не колошматит, стоит дочурке Зурабовской хоть парой слов с приятелем своим перекинуться. Однако с советами лезть Гришаня больше не решается. Это и раньше не его дело было. А теперь уж и подавно. Сами пускай разбираются. А то на пустом месте себе проблемы выдумывают. Привыкли, блин, страдать… Собираются они, надо сказать, быстро. Не прощаются даже. Не с кем. Провожать их так никто и не выходит. — Алик! — знакомый голос его уже на лестнице настигает. Вынуждая притормозить и развернуться на звук торопливых шагов. — Внизу подождешь? — в ожидании, пока девушка их догонит, Волков на приятеля взгляд бросает. С намеком, чтобы тот их наедине оставил. Как будто у него есть выбор. — Да не вопрос, — быстро сориентировавшись, бывший сослуживец соглашается. Ретироваться спешит. А Алик тем временем глаза поднимает. На лестничную клетку, где буквально через секунду Крис замирает. Как тогда. В больнице. — Уже уходите? — щурится подозрительно. И расстояние в несколько долбанных ступенек между собой и афганцем оставляет. — Даже не предупредил, — с осуждением в зеленых глазах произносит. Волков аж от ухмылки не сдерживается. Да ладно? Неужели заметила? — Ну да, — плечами пожимает. Снова паясничать начиная. — У тебя, вроде, и так помощников хватает, — брови выразительно вскидывает. Назло ведь! Чтобы тоже почувствовала, ощутила каково это, когда на тебя забивают. — А нам с ребятами вопросы порешать надо, — напоминает. Дает понять, что не вокруг нее одной мир вертится. — А то они даже не в курсе. Вот только Крис реагирует совсем не так, как он ожидал. Эльза бы взорвалась. Эльза бы его нахрен послала. Мудаком обозвала, развернулась и ушла бы. Что, блин, за наезды необоснованные?! А эта не такая. Пора бы уже ему перестать их сравнивать. Эта в глаза смотрит, не мигая. Все понимает. По одному только взгляду читает. И оправдываться даже не пытается. Равно как и в ответ его уколоть. И в эту секунду Алик вдруг и сам себя мудаком последним ощущает. Потому что доходит. Именно этого ведь балерун и добивался, да? Чтобы он, Волков, сорвался. Наговорил всякой херни обидной. И собственными руками все испортил. Не было ведь в ее сегодняшнем поведении ничего подозрительного. И отгородиться от него она не пыталась. Наоборот, в поддержке нуждалась. Пока Алик сам себе какой-то гребанный заговор надумывал. Под влиянием утреннего столкновения с Антошей. Да, видать, недооценил он противника. Браво. А самое хреновое, что раскусил его план Волков только сейчас. Когда уже накосячил. Повелся-таки на провокацию. И что теперь с этим делать — непонятно. Прощения просить? Признаться, что он, Алик-афганец, идиот? Или это, блядь, тот самый случай, когда без цветочков уже не отделаешься? — Но ты же вернешься? Ее вопрос, такой простой, Алика замереть заставляет. Он поначалу даже ушам своим не верит, опешивши на дочурку Зурабовскую взирая. Да не может быть. Неужели и правда она все сказанное ему с рук спустить готова? — Я не хочу здесь одна ночевать, — вдобавок девушка улыбку натянутую выдавливает. Как будто и правда извиняется. За все, что ему сегодня пережить пришлось. Было бы, блядь, за что извиняться. Сам виноват. Умнее надо быть. И на придурков всяких внимания не обращать. Пусть что хотят болтают. — Да… — все еще не веря в услышанное, Алик соглашается. Практически на автомате. И уголкам рта в ответной улыбке дрогнуть позволяет. Наконец-то осознавая, что все это на самом деле происходит. — Тортик принесу, — усмехается, паузу выдержав. — Грей табуретки. И на этом, пожалуй, можно было бы закончить. Волкова Гриша внизу ждет. А у Крис друзья одни в квартире остались. Брошенные. Так что самое время по своим делам разойтись. Но как тут, мать вашу, уйдешь? Когда момент на продолжение так и намекает. Первая ссора в новом-то статусе. Скажите Алику вчера, что сам он ее инициатором станет, ни за что бы не поверил. Верхнюю ступеньку Крис преодолевает медленно. Словно еще сомневается в чем-то. Но уже через секунду, сообразив, что афганец не шевелится, потому что ждет дальнейших ее действий, врезается в него, оставив позади весь лестничный пролет. Волков даже отшатывается немного, подхватывая ее под спину. К себе прижимая и губами чужой рот запечатывая. Его девочка. Вот только насладиться долгожданным контактом они так и не успевают. Прерывают их безжалостно, вынуждая, как один, голову поднять. А Кристина еще и обернуться. — Я, конечно, все понимаю, — будто строгая училка, Дарина руки на груди скрещивает. — Любовь-морковь, — глаза демонстративно закатывает. Давая парочке возможность на приличное расстояние отойти. Возможность, которой никто из них так и не пользуется. — Но если ты прямо сейчас не скажешь, куда это долбанное трюмо поставить, Антон его с балкона выкинет, — в итоге девица к главному переходит. Взглядом выразительным обоих одаривает. — Я предупредила. И после этого их снова наедине оставляют. Дарина уходит. А дочурка Зурабовская обратно свое внимание на Алика переключает. Хотя по выражению у нее на лице не сложно догадаться, что продолжения ждать не стоит. Да-да. Именно такого исхода она и пыталась избежать весь день. Знала, что подружка, если спалит, без комментария это дело не оставит. Но нарушать молчание она так и не спешит. Приходится Волкову эту задачу на себя взять. — Иди, — все еще улыбаясь, он глазами на лестницу указывает. Игнорируя тот факт, что руки его все еще у нее за спиной сомкнуты. Щурится хитро. — А то Гришу там, небось, уже замело… *** — Получается, командир, ты за нас за всех решил? — после продолжительного молчания Миша первым голос подать решается. Тем самым, похоже, всеобщее мнение высказывая. — И теперь вся команда под ударом? — продолжает. Под хмурыми взглядами парней. — Че за подстава, Гришань? Новость о том, что перемирие между афганцами и Зурабом с его чертями расторгнуто, да еще и задним числом, без намека на голосование, собравшаяся на базе компания воспринимает крайне враждебно. Если не сказать похуже. — У нас семьи у всех, — поддерживает Гена предыдущего оратора. — Дети, — пристыдить командира пытается. — Мы против кавказцев не пойдем. И с этого момента в кабинете такой шум поднимается, что бедный Гриша окончательно теряется. Каждый высказаться норовит. Показать, как эта война им никуда не впилась. И что хреновый из тебя командир, командир. Так дела не делаются. У них тоже право голоса имеется. — Да не надо нам ни против кого идти, — еще надеется Гришаня их всех образумить. Вот только внимания на него никто больше не обращает. Потерял авторитет. — Парни, да вы че, блин… Что тут скажешь? Не такой реакции он ожидал. Сами ведь говорили, что мир этот им поперек горла. А выходит, и впрямь бойцы они только на словах. Отвоевались. Команда мечты. Каждый за себя топит. Некоторые из ребят даже с мест встают. Свалить намереваясь. Мол, делай, что хочешь, мы в этом участвовать не собираемся. Слава Богу, Алик нытья их не выдерживает. За друга вступиться решает. А что? Этот такой. Долго молчать не станет. — Так! Рты закрыли! — громогласно всех затыкает. Глазами опасно сверкая. И, разумеется, в отличие от Гришани, уж его-то парни слушаются. На местах замирают. Переглядываются. Словно еще одно негласное совещание проводя. — И слушаем сюда, — тем временем Волков продолжает. Игнорируя всеобщее недовольство. — Против кебабов еще один человек выступил, — басит. — Влиятельный. Если за него впряжемся, Зураб не сунется. Будете и дальше дома жопы просиживать, — словами плюется. — Понятно? После его заявления в кабинете снова молчание повисает. Причем такое гулкое, что, если б не зима, можно было бы запросто услышать, как вокруг светильника комары гужуют. — Понятно… — понуро Миша выдыхает. Как зачинщик. Грише только наблюдать остается, как под одним взглядом Волковским все эти смельчаки в послушных овечек превращаются. Напрочь о своем восстании позабыв. Все-таки правильно он, Гришаня, сделал, что Алика на его законную должность вернул. Его это. Все понимают. Хотя тут, пожалуй, и дочурке Зурабовской спасибо сказать следует. Внесла свою лепту. Не появись она так вовремя, глядишь, не удалось бы ему дурака этого растормошить. Так и сидели бы у Зураба на цепи. Что одни из его шавок. Боясь гавкнуть лишний раз. — Эй, Алик, — вернув себе дар речи, Родик все в шутку свести пытается. Как будто это не он в числе первых дезертировать собирался. — А ты че? Снова на место командира метишь? Усмехается, засранец. Ну, ничего-ничего. Недолго тебе веселиться осталось. Под Аликовым командованием быстро шуточки свои растеряешь. Гришаня сам не знает, почему эта мысль у него такое удовольствие вызывает. Наверное, это нормально. Когда полгода словно не в своей тарелке жил. Отпуск бы ему. Нервишки подлечить. — А ты че-то против имеешь? — в ответ на подкол Волков тоже в ухмылке зубы обнажает. Клыки демонстрирует. Вынуждая сокомандника едкие свои комментарии в жопу засунуть. — Да нет, — загнанный в угол, Родик на попятную идет. — Просто спросил… Трус. И как тебя в Афгане в первом же бою не грохнули? Но додумать Гриша не успевает. Поскольку вопрос Алика у остальных членов команды недоумение вызывает. Так что самое время ситуацию разъяснить. Для того ведь и собрались. — Ну, собственно, все все слышали, — довольный, Гришаня руки потирает. Заранее реакцию пацанов предвкушая. — Алик теперь за главного, — руку приятелю на плечо водружает. Словно таким образом полномочия ему передавая. — Прошу любить и жаловать. А затем он в сторону отходит. Позволяя парням, до которых только-только смысл сказанного доходить начал, командира с возвращением поздравить. Под дружные хлопки и свист бывших подчиненных… *** Тишина пустой квартиры давит. Нагнетает. Концентрирует всю боль того, что здесь когда-то произошло, под потолком. Заставляя по сторонам озираться и от малейшего шороха вздрагивать. Все же оставаться здесь одной в первый же вечер было плохой идеей. Стоило принять предложение Дарины задержаться до возвращения Алика. — Не плачь, прошу, — собственный голос комнату заполняет до краев, по коридору разлетается, закрадывается в кухню — самое жуткое место во всем доме. И сразу пальцы аккорды путать начинают, вынуждая старую папину гитару, на настройку которой ушло полчаса, нещадно фальшивить. — Я тоже не вывожу… — в итоге девушка даже не допевает, а просто напросто выдыхает концовку фразы. Прежде чем, смирившись, бедный инструмент в сторону отложить. Он, кстати, в квартире не один. В той из четырех комнат, которую родители называли гостиной, еще пианино есть. На нем-то Крис и репетировала, когда в музыкалке училась. Может, конечно, ей следовало сразу за клавиши сесть. Все-таки те ей значительно ближе, чем гитарные струны. А значит, и налажать вероятность меньше была бы. Но соседи ведь не виноваты, что ей в одиннадцать ночи первого января занять себя нечем. Все готово. Это она понимает, взглядом помещение окидывая. Со свеженькими шторами, все еще в себе запах моющего средства хранящим полом и без единого грязного развода на стеклах. Что тут скажешь? Они постарались. Жалко только, что с Аликом так по-дурацки все вышло. И ведь он даже прав. Не будь здесь сегодня Антона, она бы и правда не стала так демонстративно афганца вниманием обделять. Но разве лучше было бы, если б они весь день зажимались по углам, пока их друзья всю работу выполняли? Или если бы Антон со своей дурацкой ревностью все-таки не выдержал, наговорил какой-нибудь херни и все закончилось бы дракой. Им ведь только этого для полного счастья и не хватало, да? Затылок встречается со стенкой с глухим стуком, разносясь по комнате эхом. Хорошо, что этот день почти закончился. Антон уехал, а Алик вот-вот должен прийти. И уж теперь-то им мешать никто не будет. Так что радуйся, афганец. Добился-таки своего. Впрочем, как и всегда. Дверной звонок тишину режет нещадно и на куски. Вынуждая девушку кое-как подняться на ноги и к двери побрести. Помяни черта. Хотя жаловаться ей не на что. Сама позвала. И сама же ждет весь вечер. Не только потому что одной оставаться страшно. А потому что это как-то правильно. Чтобы именно Волков был здесь. В противном случае она бы и Антошу с ней переночевать могла попросить. Тот бы не отказался. Но с ним не так. С ним неправильно. Нужен Алик. — Не спишь? — у афганца на лице фирменная ухмылка цветет. Довольный. С тортом в руке. И сумкой. Должно быть, домой за вещами заезжал. — А че? Где все? — уточняет, ботинки снимая и по сторонам оглядываясь, когда Крис его в квартиру впускает. — Разъехались, — небрежно девушка плечами пожимает, за юношей задумчиво наблюдая. — Ты что-то долго. — Да торт тебе искал, — в ответ тот усмехается, ношу свою на тумбу выставляя. Чтобы верхнюю одежду на вешалку водрузить. — Полгорода ради него исколесил. Крис в этот момент расстояние, их разделяющее, преодолевает. И, не дав афганцу и пары секунд, чтобы опомниться, руками за шею обхватывает. Носом в плечо утыкается. — Я соскучилась… — устало. Вымученно. От Алика приятно пахнет. По-родному. А еще у него уши холодные. Это она отмечает, когда случайно одно виском задевает. Волков от таких внезапных проявлений нежности даже теряется на секунду. Непривычно. Раньше-то стерва эта только колоться до огрызаться умела. А теперь вон ластится. Как кошка домашняя. Ручная. — Да ладно? — все еще недоверчиво он в волосы девичьи усмехается. — Как твой балерун такое допустил? И вот это, конечно, зря. Сам ведь все портит, идиот. Девчонка, имя приятеля услышав, тут же отстраняется. Алик ее даже перехватить не успевает. Блядь. Вот кто его за язык тянул, а? — Ревнуешь? — помедлив, она отворачивается и к кухне направляется. На ходу вопрос бросает. И в голосе больше ни намека на нежность. Холодом веет. Волков себя практически проклинает мысленно, удаляющуюся фигуру взглядом провожая. Брошенный в прихожей. С первых же секунд накосячить умудрившийся. Сам виноват. Думать надо, что говоришь. В итоге ему остается только за девушкой последовать. Раз уж к столу его приглашать не собираются. И в проходе мрачно застыть. Наблюдая, как в тусклом свете, из коридора полосой падающим, дочурка Зурабовская с тяжелыми ставнями возится. На подоконник с ногами забирается. Закуривает. И снова молчание. Напряженное. Почти уже родное. — Алик… — спустя пару затяжек, она к себе внимание привлекает. Так, словно это не с нее он уже пару минут глаз не сводит. — Пожалуйста, оставь Антона в покое, — просит. За дружка своего заступается. Что, боишься, что Волков ему рожу начистит? — Мы знакомы со школы. Он… — запинается. Слова подбирает. — Хороший друг. У афганца от ее слов челюсти сводит. Не ожидал, что стерва эта за балеруна своего так топить станет. Аж тошно. — Который влюблен в тебя по уши, — стараясь не показывать своего недовольства, он опять улыбку на себя нацепляет. Делает вид, что по барабану. Хотя это, блядь, совсем не так. — Давай выкладывай, че там у вас было? — к косяку плечом прикладывается. И от Эльзы мысленно отмахивается. Которая твердит, что возобновлять этот разговор сейчас — плохая идея. Однако, если на него ее уговоры не действуют, то вот Крис мнение покойной Волковской невесты, похоже, разделяет. — Да какая разница… — выдыхает. Кухню дымом заполняя. — Я ведь не требую тебя рассказать, зачем ты недавно в бордель наведывался. И вот тут время для Алика застывает. Даже часы на стене как будто тикать перестают. Если бы не снег, метущий на улице хлопьями и то и дело в приоткрытое окно залетающий, и правда бы решил, что жизнь его кто-то на паузу поставил. Что кассету на видике. — Че, Антоша разболтал? — голос не слушается, выдавая раздражение. Становится низким и мрачным. «Рассказал ей, да?» — так невовремя их разговор с балеруном в памяти всплывает. «Я, по-твоему, совсем мудак конченный? — последовал тогда ответ. — Расстраивать ее рассказами о твоих дебильных похождениях я не собираюсь». Выходит, все-таки мудак. Слил информацию. А ведь Волков ему поверил. Даже почти зауважал. Еще бы к девушке чужой не лез, и вообще шикарно было бы. — Нет, — тем временем Крис усмехается. Что смешного-то, блин? — Вероника недавно в ресторан наведывалась, — все свои карты раскрывает. Разом. — Неделю назад. Познакомились, — а затем взгляд на афганца переводит. Бровь выразительно вскидывает. — Целое расследование ради тебя провела… После ее заявления становится действительно не до шуток. Да, видать, рановато он Антошу обвинил. Тут проблемы посерьезнее. Но виду Алик не подает. Хоть внутри и напрягается, как тетива под стрелой. — И че говорит? — уточняет. Глазами собеседницу сверля. Напрочь забыв о том, что моргать нужно. — Чтобы я от тебя подальше держалась, — небрежно девушка плечами поводит, снова к окну отворачиваясь. — Темную устроить обещала, — абсолютно спокойно добавляет. Снежинку, к рукаву свитера прилипшую, разглядывает. — Понятно, — так и не дождавшись продолжения столь увлекательного рассказа, Волков сквозь зубы цедит. — Ну лады, че, — уголками рта дергает. Мол, понял, не дурак. — Я тогда поехал, — от дверного косяка плечом отталкивается, к выходу направляясь. Решительно. — Тортик себе оставь, — напоследок бросает. Да уж… Охуенно поговорили! Аж на душе полегчало, блядь. — Алик! — ее голос его уже у самой прихожей настигает. Вынуждая встать по стойке смирно и ждать, что эта стерва еще выкинет. Пока ему ясно только одно. Уходить он не хочет. Не для того на ночь глядя по всей хате шмотки собирал и за тортом этим дурацким по круглосуточным магазинам мотался. Еле нашел. К счастью, в этом дочурка Зурабовская с ним, похоже, солидарна. По крайней мере, об этом говорят ее мягкие, почти кошачьи шаги за спиной и тонкие руки, которые она вновь у него на ребрах смыкает. — Мне плевать, — на полном серьезе заявляет, лбом Алику в плечо упираясь. — То, что было до вчера, было до вчера, — нарочно это гребанное «до» выделяет. — Давай просто закроем эту тему. Раз и навсегда. И вот что во всем этом удивительно, так это то, что слова ее и правда успокаивают. Как будто эта девица — его персональный предохранитель. Затвор, отделяющий пулю от вылета. Если так, блин, дальше пойдет, он ей что угодно с рук спустит. Любой закидон. А главное, Алик ведь прекрасно понимает, к чему эта стерва клонит. Для того она Веронику и приплела, чтобы он Антошу ее в покое оставил. Один-один, вроде как. — Есть хочешь? — дав афганцу несколько секунд, чтобы полученную информацию переварить, девчонка снова голос подает. Зараза. Знает, чем подкупить. — Я уж думал, не спросишь… ***Светло-голубой рассвет снова укладывает спать.
Ложиться смысла уже нет, он вынуждает закрывать Глаза, чтобы не видеть всё, что ты успела потерять.Когда проснёшься, тебя ждёт темно-оранжевый закат.
Укладываются спать они за полночь. После того, как Зурабовская дочурка кормит своего гостя вкуснейшими домашними котлетами, а затем они вместе откупоривают торт. Крис пьет чай из маминой кружки, попутно рассказывая какие-то истории из их с Алисой детства. И Алику так спокойно и хорошо, как не было уже давно. С полгода точно. Вот только за спокойствие это, похоже, приходится платить. Причем даже раньше, чем он ожидал. Сон не идет, вынуждая пялиться в высокий потолок с разбросанными по побелке тенями веток из окна и раз за разом проматывать в голове все, что сегодня произошло. Забавно. Волков ведь только теперь в полной мере осознает, где они находятся. И как много это место для лежащей у него на плече девушки значит. Нет, разумеется, речь не о спальне ее родителей, в которой они решили обосноваться, потому что тут кровать больше. Речь обо всем этом месте в целом. О детской площадке во дворе, с качелями, где когда-то она зависала с друзьями. Гуляла, заводила новые знакомства, первый раз попробовала алкоголь. О подъезде, в котором вполне мог бы состояться ее первый поцелуй. Например, на лестничной площадке. Между вторым и третьим этажами. О прихожей, куда она сбрасывала тяжелую школьную сумку, прежде чем завалиться на кровать в своей комнате. О кухне, где проходили семейные завтраки, прокуренном балконе и просторной ванной, которую малолетняя Алиса, по словам самой Крис, так и норовила затопить в процессе купания. Прикол в том, что в школьные годы Алик знал парочку ребят из этого района. Хоть его компания и считала их богатеями. Велика вероятность, что Кристина их тоже знала. Так что они вполне могли бы познакомиться намного раньше. Но нет. Судьба их свела только теперь. Когда у обоих за спиной такой багаж боли и потерь, что мама, не горюй. Искалеченные. Изломанные. — Не было у нас с ней ниче… — в конце концов Волков не выдерживает. В постели садится, голой спиной в темноте сверкая. Решает хоть один вопрос во всей этой куче мала прояснить. Не нравится ему вся эта история с Вероникой. Хоть Крис и сказала, что ей плевать, что там и с кем у него до нее было, и вообще они эту тему договорились больше не поднимать, Алику как-то не улыбается, чтобы она его мудаком считала. Который, чуть что, в бордель едет. Проблемы свои затрахивать. Только вот реакция за его словами следует совсем не такая, как он рассчитывал. — Че смешного? — обернувшись на девушку, которая почему-то глаза ладонью прикрывает и устало смеется, афганец хмуро уточняет. Но отвечать ему никто не спешит. И это напрягает. — Слышь? Эй! — приходится чуть больше усилий приложить, чтобы внимания от этой стервы добиться. За локоть ее перехватить. К себе подтянуть, вынуждая рядом в сидячем положении оказаться. И только тогда, когда взгляды их наконец пересекаются, девчонка хоть немного успокаивается. Губу нижнюю так изящно закусывает, чтобы от смеха сдержаться. — Прости… — выдыхает. Все еще с улыбкой. Игнорируя то, как недобро на нее серые глаза в полумраке взирают. — Просто я наслышана, — снова от смешка не сдерживается. — Алик-импотент… А в следующую секунду она обратно на подушку падает, начиная откровенно хохотать. У Волкова от подобной наглости аж скулы сводит. Вероника, бля! Неужели обязательно было все рассказывать? А как же, нахуй, эта ваша профессиональная этика? — Я те щас покажу, какой я импотент, — в какой-то момент он не терпение теряет. Потому что, блин, это уже ни в какие ворота не лезет. Девчонка взвизгивает и вырваться пытается, когда на нее сверху наваливаются. От мозолистых рук уворачивается, пижаму задрать пытающихся. — Алик! — и смеяться не перестает. Так заливисто и искренне. Че, думаешь, он с тобой шутки шутит? Хер там плавал. Сейчас за все получишь. Во всех позах. Глубоко и качественно. — Алик. Их маленькое сражение заканчивается внезапно. Когда дочурка Зурабовская вдруг резко серьезнеет и замирает. С разметавшимися по наволочке волосами. Со сбившимся напрочь дыханием. Взглядом в лицо афганца впивается, заставляя забыть, где вообще он находится. Только она. Только ее тело под ним. Только чужое сердцебиение, так и норовящее грудную клетку изнутри пробить. Алик сам не помнит, в какое конкретно мгновение ее ладонь на его щеку ложится. Поглаживает. — Давай спать, — шепотом. Таким нежным. До костей пробирающим. — Завтра покажешь… И это работает. Помедлив еще пару секунд, чтобы получше ее запомнить, Волков послушно набок переваливается. Ощущая, как следом ему на плечо голову укладывают. Одеялом сверху накрывают. И как замерзшие девичьи ноги в поисках тепла с его собственными переплетаются. Так, сука, правильно, что почти идеально…Не плачь, прошу, я тоже не вывожу.
Держись, держу…