two ravens, one fox

когда адам открывает глаза, он видит лишь узкую полоску света, что проникает в комнату из ванной. пара секунд у него уходит на осознание границ своего тела — оно кажется ему каким-то нереальным, продолжительным и странным. шевелит ногой, которая не шевелится. он понимает, что она просто не его. по крайней мере, еще вчера на ней не было какой-то вытатуированной надписи под самой коленкой. на его теле слишком много рук, хотя его собственные раскинуты в стороны. помимо своего дыхания, он может различить еще два. ронан слева, джозеф справа. и почему это ощущается так хорошо и привычно? разве так бывает? они уснули вчера на голых матрасах, сдернув перепачканное белье, но не найдя сил застелить свежее. адам не знает, где его вещи, телефон, сколько времени и что происходит за пределами этой комнаты. безумно хочется пить, есть, курить, трахаться — снова, все вместе. повторить. сходить в душ. повторить. рука, лежащая у него на груди, начинает движение вверх по его телу. мазнув по ключицам, разворачивается и устремляется вниз. маневр длится всего ничего, но адам чувствует, что в этот раз он будет избавлен от утреннего стояка так, как и полагается. господи, почему такое не может происходить каждое утро? вторая рука с другой стороны дополняет первую, встречаясь с ней на члене адама. он закрывает глаза и старается вести себя тихо. у него получается вести себя тихо с огромным трудом — в последний момент он гасит какой-то совершенно дикий вскрик, готовый вырваться из самой груди, и выгибается навстречу ладоням, плотно обхватывающим его. падает на подушку, задыхаясь. идеальное утро. — сколько сейчас? — хрипло спрашивает ронан слева от него, привстав, чтобы вытереть пальцы и заодно адама. кавински тянется к столу, где по идее должен лежать хоть чей-нибудь мобильник. — семь утра?! — неверяще восклицает он и с разочарованным стоном валится обратно. — бля, пэрриш! ну ты… негодяй! проснулся, развел нас тебе дрочить в такую рань… уважаю. — я всегда в это время встаю на пробежку, — пытается оправдаться адам. — дрочер. — ну, как показывает практика, сегодня это не я. джозеф преувеличенно оскорбленно ахает. — какая же ты жопа, блин, — говорит он и взбивает себе подушку. укладывается, буркнув через плечо: — можно я теперь еще немного посплю? — спи, а я схожу принесу еды. — ронан окончательно встает и потягивается. татуировка на его спине изгибается. адаму кажется, что вороны на ней открывают глаза, а бутоны распускаются лепестками. ронан треплет себя по затылку и, зевнув, неспешно направляется в ванную. адам привстает и, мельком взглянув на кавински, сладко обнявшего подушку, подумывает последовать за линчем. — только не вставай с ним под душ, — сквозь сон бубнит джозеф, поразительным образом прочитав мысли адама. — иначе превратишься в лед и будешь годен только для коктейлей. адам улыбается и встает с кровати. это лучше, чем пробежка. возбужденный и стонущий под его руками ронан линч лучше, чем все пробежки на свете. он не послушался кавински, и теперь они с ронаном вдвоем стоят под прохладными струями. адам слизывает воду с его спины, кусает за плечи и медленно водит руками по его животу. ниже, ниже. ронан выгибается, уперевшись руками и лбом в холодную плитку. подставляется. после вчерашнего ему не надо готовиться, не надо привыкать — адам входит в него почти без усилий. берет медленный темп, такой медленный, что успевает прослушать все звуковые интонации, на которые способен линч: от тихих сладких постанываний до требовательных и нетерпеливых рыков. они кончают вместе, как одно целое. адам грудью чувствует дыхание ронана — такое же быстрое, как у него самого. ронан возвращается с завтраком. ничего вкусней этих обычных тостов с ветчиной и сыром адам, кажется, не ел вовсе. за кофе и маффин он звонко целует линча в щеку. проснувшийся джозеф присоединяется к ним. — как тебе удалось уговорить ханну разрешить унести жратву в комнату? — я сказал, что у тебя болит задница и ты не можешь шевелиться. у кавински изо рта выпадает кусок тоста. — прям так и сказал?... — ну она видела вчерашний матч и как тебя сбили во втором тайме. джозеф тяжело вздыхает и продолжает задумчиво жевать. — напиши прокопенко, чтобы тренировались сегодня и завтра без нас, — говорит ему линч спустя время. — что ты опять задумал, мой капитан? — небольшое путешествие. проедем через горы, заночуем в каком-нибудь кингспорте, а завтра двинемся в пальметто. — ронан открывает мобильные карты, показывая маршрут. — мы все равно не сможем сидеть в комнате вечно, а светить адама нельзя. так что мы просто уедем подальше. — ты забыл про наших любимых питера и дэвида. — их не было, когда я ходил в столовую, значит, деклан снял их. — я очень надеюсь, а то у меня уже создавалось впечатление, что мы на никак не заканчивающемся свидании на четверых. — фу, — морщится адам. — вот тебе и фу. — кавински вытирает салфеткой рот, покончив с завтраком. — нам с тобой нужно одинаково одеться. сначала пойдете вы с ронаном, а я подскочу потом. если спросят, скажу, что забыл что-то и вернулся. — а как же ключи от машины? — спрашивает адам. — ты говорил, что у вас их забрали. — а, ерунда. их я спер еще на прошлой неделе. не смог удержаться. — кавински лучезарно улыбается. — вор, — усмехается ронан и наклоняется к джозефу, чтобы поцеловать его, — тебе идет. джозеф отвечает и кладет ладонь ронану на шею, чтобы тот не смог отстраниться. адам смотрит на них и думает, что если они такими темпами выедут хотя бы через час, это будет просто таки победой. ему очень нравится идея путешествия, нравится быть наконец-то на свежем воздухе и при свете дня. но ему катастрофически не по душе сама мысль о том, что скоро им предстоит расстаться. самая ближайшая их встреча возможна только на рождественском банкете двадцать третьего. место проведения еще не объявлено, но лисы и вороны приглашены туда стопроцентно. там будут объявлены итоги сезона, распределение команд в группы чемпионата и даты первых игр. ну и сам банкет с вечеринкой, конечно. почти неделя. кажется, что это не так много? но он только что еле сдерживал себя не пойти за ронаном в столовую — у него чесались руки нажать на ручку двери и проскочить в коридор. что же будет, когда он увидит черный бмв, с ревом удаляющийся от него все дальше и дальше? ронан и джозеф все еще целуются, впрочем, не заходя дальше этого. как он будет жить неделю и не видеть их прикосновения, не слышать эти вздохи, не чувствовать их любовь? как он будет спать и чувствовать только свое собственное тело и никакого тепла поблизости? он уже ненавидит вечер воскресенья и то гадкое одиночество, что нахлынет на него незамедлительно. бмв выезжает с парковки, сразу же набирая скорость. утро субботы — дороги пусты. адам смотрит на ронана за рулем: кажется, для него нет сейчас ничего в этом мире, только руль и педали. он наслаждается скоростью так же искренне, как и экси, как джозефом. и адамом. его взгляды говорили за него. такой ронан — любящий и со сверкающими от своих чувств глазами — настоящее чудо. джозеф уступил адаму свое место на пассажирском сидении, а сам отправился на заднее — снова спать. им предстоит долгая дорога, и с каждым минувшим километром сердце адама поет все громче. *** деклан линч стоит у панорамного окна в своем кабинете, из которого открывается чудесный вид на стадион эдгара аллана и на его команду, вышедшую на утреннюю тренировку. команду, в которой он в упор не видит номера первого и номера второго. их комната пустует. так же, как пустует и парковочное место бмв. игровой осенний сезон окончен, охрана снята, но это вовсе не повод покидать стадион без ведома руководства и пускаться во все тяжкие. дверь открывается, и заходит человек. — уехали полчаса назад, — докладывает он. зная, как ездит ронан, они уже не догонят их. придется ждать, пока вернутся сами. — сколько человек было в машине? — спрашивает деклан. — трое. — кто третий? — из пальметто, номер десятый. адам пэрриш. деклан еле заметно кивает, и человек уходит. так и не отрывается от окна, рассматривая, как декабрьский сумрачный день наползает на стадион. он совершенно спокоен сейчас. и совершенно спокоен будет после, когда скажет брату, что его счастливая жизнь закончилась ровно в тот момент, как он решил затащить лиса в свою постель.