two ravens, one fox

ранним утром следующего дня вороны наконец-то добираются до эдгара аллана. глыба стадиона чернеет на фоне ясного неба. солнечные лучи вроде бы немного смягчают суровые и резкие черты здания, но, когда автобус заезжает в тень, отбрасываемую стадионом, свет исчезает, будто его и не было никогда. подземная парковка темнеет провалами и искусственным освещением, кажущимся джозефу таким родным и привычным, в отличие от дикого и непредсказуемого солнца. он молится, чтобы линч был уже тут, в целости и сохранности. за десять часов дороги он успел хреново выспаться, почти отдохнуть и прогнать в своей голове сценарии дальнейшего развития событий, один гаже другого. но все они предполагают сначала беседу с ронаном, а не стояние в морге над его хладным трупом, каким он мог стать в результате какой-нибудь тупой автокатастрофы. все-таки много часов за рулем в одиночестве, когда ты плохо реагируешь на внешние раздражители — это не шутка. кавински выходит из автобуса и тут же натыкается на бмв, стоящего поперек трех парковочных мест. линч жив. неадекватен, но жив. джозеф выдыхает, перехватывает сумку поудобнее и поднимается с командой наверх. до комнаты он не доходит. не доходит даже до жилых помещений: в дверях его встречают два амбала из охраны деклана, которые, пропустив всю команду, молча сдвигаются прямо перед джозефом. он понимает, что должен последовать за ними прямо в объятия самого неприятного разговора в своей жизни. общение с декланом в принципе не может принести ничего иного: он либо недоволен тобой, что плохо, либо доволен, что, на самом деле, еще хуже. у этого типа совершенно неправильные понятия о добре и зле в этом мире. на миг джозеф жалеет, что ронан не разбился на машине. потому что деклан может сделать с ним что-то пострашнее, чем быстрая и безболезненная авария. из его кабинета вполне можно выйти по частям, либо с простреленной головой — зависит от настроения. средний брат для него просто прибыльная, но вынужденная игрушка. у него есть еще один, помладше ронана, и он любит его больше. именно поэтому мэттью никто никогда не видел на стадионе. когда они доходят до нужного помещения, миновав кучу коридоров и поднявшись на лифте, амбалы со всей аккуратностью горилл вталкивают джозефа внутрь. двери за ним с тихим хлопком закрываются. крови нет. на полу не расстелены полиэтиленовые пакеты для трупов. ронан нигде не валяется, невидяще пялясь в потолок. в кабинете, кроме них, вроде бы никого. кавински сомневается, что деклан будет марать руки сам. хотя от него всего можно ожидать. тот стоит у панорамного окна с видом на стадион. — ну и где он? — спокойно спрашивает линч. видимо, у ронана хватило ума не попасться брату на глаза. хоть о чем-то он здраво подумал за последние двенадцать часов. как ответить деклану, чтобы он поверил и не позвал тех двоих за дверями на помощь в получении информации? — я не знаю. — джозеф и правда не знает ответа ни на один из этих вопросов. — мы ехали раздельно. деклан реагирует поднятием руки, в которой держит пульт. слева от джозефа вспыхивает огромный экран, немилосердно показывающий ему сцену, которую он предпочел бы не видеть никогда и в особенности никогда так близко: пэрриш, целующий ронана. с наклоном головы, с закрытыми глазами. вначале пробный поцелуй, потом более осознанный. никто не делает вторую попытку, не удовлетворившись первой, да?.. и третье прикосновение ко рту ронана, совсем краткое и целомудренное. джозеф не может терпеть это. все его самообладание улетучивается враз. — это недопустимо. — деклан нажимает на кнопку, останавливая видео. его тон говорит «это СОВЕРШЕННО недопустимо». и будь джозеф проклят, но первый раз в жизни он согласен с ним и еле сдерживается, чтобы не начать активно кивать. — мне казалось, что он трахает тебя, — продолжает линч спокойным будничным тоном. «вообще-то чаще всего это я сверху. и еще наши сексуальные предпочтения и роли абсолютно тебя не касаются, надменный придурок номер два. ненавижу вас, линчей, чтобы вы в аду сгорели к херам собачьим!». джозеф многозначительно молчит. деклан, кажется, все понимает, но его это мало ебет. — если вы не решите эту проблему, мне придется решить ее за вас. а я очень не хочу возиться и подстраивать несчастные случаи. для кого? адама? ронана? для всех троих? — надеюсь, ты все ему передашь, — говорит деклан и указывает рукой на дверь. — свободен. их разговор длился не больше двух минут, и джозеф вынес из него только одно: немногословное равнодушие линча — это пугающее спокойствие убийцы, который уверен, что «нет человека — нет проблемы». деклан больше не позволит, чтобы его команда выходила на первое место по цитируемости в соцсетях и телетрансляциях в таком скандальном ключе — это плохо для репутации, это чертовски плохо для бизнеса. он вполне переживет, если лишится парочки игроков, пусть и лучших, нежели парочки миллионов. следующий косяк будет для них последним. кавински уходит, напоследок снова взглянув на экран, который замер стоп-кадром: адам целует ронана в третий раз. ронан стоит с закрытыми глазами, чуть подавшись вперед. неправильно неправильно неправильно! он больше не может, совершенно не может. у него нет сил даже злиться, он просто хочет знать, что происходит. он так устал. джозеф возвращается назад по длинным темным коридорам, сворачивает к лифту, ведущему вниз, на стадион. пока он едет, стоп-кадр снова встает у него перед глазами. он смотрел на экран всего мгновение, но запомнил его в мельчайших деталях: ронан стоит ногами на скамье, свежий перед матчем, форма заправлена и не мятая, он оставил клюшку и снял шлем, прежде чем подойти к трибунам; адам, в черной толстовке, сливающийся с фанатами воронов на заднем плане, с растрепанными волосами, держится за поручень и наклонился к ронану в осторожном поцелуе в самый уголок губ. просто принц и его рыцарь, который готов победить всех на этом поле, чтобы добиться расположения. но это, блять, ЕГО рыцарь. кавински глухо рычит и ударяет кулаком в стену лифта, оставив на ней пару красных пятен. он совсем не чувствует боли в снова пораненной руке. он вообще ничего не чувствует. двери открываются, джозеф выбегает из лифта. минуя еще один длинный коридор, он распахивает двери на поле в северном секторе. он знает, где спрятался линч. если деклан не смог найти его в обычных местах, типа комнат, столовой, стадиона и учебного этажа, то эта скотина может быть только в одном месте: на самом последнем ярусе северной трибуны, где располагается небольшая площадка для хранения дополнительных кресел. там никогда никого не бывает, даже во время игр — билеты на эти ряды продаются в самых крайних случаях из-за недостаточного обзора. джозеф преодолевает ступеньки одну за другой, взбираясь на самый верх. как он и подозревал, линч тут — полулежит на креслах, закутанный в старую толстовку джозефа с каким-то тупым принтом. капюшон накинут на голову. «еще и издевается», — думает кавински, замедляя бег и рассматривая ронана. тот кажется спящим. похер. джозеф хватает его за кофту на груди, сминая ткань в кулаках, и опрокидывает на кресла. ронан дергается, распахивая глаза — и правда спал. только сейчас джозеф понимает, что тот ехал всю ночь, а по приезде ему сразу пришлось скрываться от деклана. в лучшем случае линч получил пару часов на этих неудобных и холодных креслах. так ему и надо. — я… черт, знал бы ты, как бесишь меня! — сквозь зубы говорит кавински, возвращая линча на сиденье. его хватает только на это. он не планировал разбираться с ним кулаками, он не может ударить ронана, как бы сильно ни был зол на него. из кармана последнего падает пачка сигарет и зажигалка. — с каких это пор ты куришь? — удивляется джозеф. ронан никогда не понимал этого пристрастия. — это для тебя. ронан ждал его. знал, что джозеф поймет, где искать, и просто ждал. что-то не складывается. кавински отпускает ронана и плюхается рядом на кресло. не спеша закуривает. ему совершенно некуда торопиться. у него в наличии неограниченное количество времени, чтобы разобраться во всем этом дерьме. а потом они все умрут. — твой злоебучий брат убьет нас. — говорит он, выдыхая дым. — ты говорил с ним? — о да. это будет несчастный случай. возможно, он прямо сейчас перерезает тормозные шланги в твоей гребаной дорогой тачке, так что поаккуратнее. — не убьет. кто тогда будет выигрывать ему матчи? — по тону ронана непонятно, с сарказмом он говорит или на полном серьезе. — ты невыносим. — джозеф поворачивается к ронану. — знаешь, деклан еще показал мне милую киношку, где вы с пэрришем в главных ролях. все эти поцелуи, ну, знаешь, такие… — джози... — не надо мне твоих «джози»! — снова заводится кавински, вскакивая с кресла. — прости. — в задницу себе запихни и это тоже! — кавински докуривает и снова садится. — ты же понимаешь, что он поцеловал тебя специально, правда? — вкрадчиво спрашивает он, как будто перед ним нашкодивший маленький ребенок. — ронан! — я в этом не уверен. — ты точно ненормальный. — джозеф трет лицо ладонями. — ну подумай: с чего вдруг ему присралось так резко воспылать к тебе чувствами? — понятия не имею! но что-то тут не так. он же откуда-то знает меня. — и ненавидит, судя по всему. ронан не отвечает, теребя завязки на толстовке. джозеф снова закуривает. этот разговор доведет его до интоксикации. — послушай, — начинает линч. — я знаю, как выглядят люди, которые меня ненавидят, джози. я их вижу каждый день. одного регулярно в зеркале. кавински не представляет, что ответить. он сам только недавно вышел из числа тех, про кого говорит ронан. он даже никогда не задумывался, что никто больше не смотрит на ронана с симпатией, кроме него. даже родной брат считает его просто приложением к команде, доставшейся ему в наследство, и не более того. джозеф сглатывает. ронан продолжает, горько ухмыльнувшись: — ты просто не понимаешь этого. ты любимчик команды и дружен со всеми. но… они все замирают от страха, когда я прохожу рядом, и от неприязни. — ронан умолкает на мгновение. — я чувствовал как именно он дышит, джози. даже сквозь шум стадиона. и это была не ненависть. он волновался так же, как и ты, когда сидел в медпункте с вывихнутым плечом. когда я поцеловал тебя в первый раз. — господи, что за чушь! — джозеф снова поднимается на ноги. он не может поверить, что слышит такое. — он просто хороший лжец! — ты лжец получше. однако я могу отличить, когда ты говоришь правду. — даже не смей сравнивать меня и его. — кавински наставляет на него палец в предупредительном жесте. ронан молчит, опустив голову, затем тихо произносит: — он целовал, как будто ждал этого. — блять, заткнись немедленно. — джозеф резко разворачивается к линчу. — он спланировал это. давно! развалить команду не только на поле, но еще и изнутри. ронан, очнись, прошу! кавински присаживается перед ним на корточки и кладет руки ему на колени. рассматривает его уставшее лицо. он уверен, что ронан не ел и точно почти не спал. возможно, они выбрали не то время для подобного разговора. еще минуту назад он сердился на него, а теперь ему хочется отнести линча в тепло, завернуть в одеяло и смотреть, как он мирно спит. спит и не говорит всей этой сумасшедшей ерунды, от которой джозефу физически становится очень больно. его сердце вывернулось сегодня раз примерно двадцать, грозясь порваться на лоскуты. ронан молча наблюдает за ним тоже. о чем он думает? неужели о пэррише? джозеф опять вспоминает тот стоп-кадр и губы адама, прижатые к губам его ронана. боже, адам последний, кто целовал его. адам, а не он. он привстает и, оперевшись о колени линча, тянется к нему. он сотрет след пэрриша, как будто его и не существовало никогда. ронан только его. джозеф целует. это даже не поцелуй, а просто мягкие и нежные прикосновения. так же мягко и нежно линч берет его за подбородок и отстраняет от себя. — извини… я хотел бы, но пока не могу, — говорит он. сердце кавински пропускает удар. — ты меня убиваешь. просто… — джозеф поднимается на ноги и пятится от ронана. — блять... — джози, не уходи. — извини. я хотел бы, но пока не могу, — возвращает он линчу. джозеф сбегает по ступенькам вниз. он знает, что ронан не пойдет за ним. тем лучше. видеть его он сейчас не в состоянии. под ребрами начинает болеть. сначала кажется, что это от резкой физической нагрузки, но потом становится понятно, что вместо сердца там образовалась огромная дыра, а оно само выпало и затерялось где-то тут, на трибунах, рядом с ронаном. кавински вспоминает тот странный сон, что снился ему после игры с лисами: линч и пэрриш против него, удар ронана прямо ему в грудь, нестерпимая боль. когда он посмотрел вниз, то оказался пробит насквозь. ровно так он ощущает себя сейчас. черт подери. отрицание. гнев. торг. депрессия. принятие. обычно больные проходят сквозь эти стадии не за один день: это длительный процесс, тягостный и грустный. но джозеф минует их со скоростью своего белого мицубиси, стрелка спидометра которого отсчитывает набранные километры все быстрее.