Подлецов собирают вручную

Фабуле хана, она нарушена. Я не фендомная, и вся внесериальная информация взята из ВинКсОПедИи — свободной энциклопедии!        Самая высокая из башен Алфеи образовывала угол замка и имела бордовое покрытие. Внутри нее находилась небольшая комната. По-видимому, строили для голубей, но вместо них жили летучие мыши. Ривен шутит: прям как у него в личной жизни. Он знал, что под этими досками винтовая лестница спускалась в кабинет директрисы. Так поле обозрения на лес, каменный круг и поле для специалистов у старушки было отличное — лучшее, можно сказать. После комнаты с мышами, естественно. Нюанс: ни люков, ни ступенек, ни выступающих балок — сюда и вправду только долететь. Или попытаться залезть, если терять действительно нечего. Абстрагироваться от мыслей получалось все сложнее. Нужно было постоянно себя занимать. Кому-то писать, с кем-то тусить, не оставаться в одиночестве. Потому что в одиночестве мысли громче. И отходить от них по мере развития событий все тяжелее. Поэтому когда Ривен опять оказывается здесь, распугивая летучих мышей, садясь на доски в их засохшем помёте, у него только и есть что мешки под глазами, жирный косяк и огромное нечего терять. «Потратьте пару часов на переосмысление своей дурацкой жизни и получите неделю круглосуточного ментального равновесия почти без перебоев. Тариф «Пиздец», подобранный специально для вас». В последнее время качество тарифа все хуже, а Ривен и так за него слишком дорого платит. Своей самооценкой, например. Скай уже что-то подозревает, и это звоночек. Еще поди обрушит на него свою поддержку. На самом деле Скай — еще одна ебаная фея эмпатии в форме специалиста. У друга плоховато с приоритетами, и, что греха таить, с умишком — импульсивность и самоотверженность почти полностью их вытеснили. Жить ради других, бороться за идеалы, бросаться в бой, забыв о последствиях — благородства хоть жопой жуй. Это делало его слабым. Это делало его героем. Это делало их разными. Ривен не был хорошим. Не был плохим. Он не занимал ничью сторону в этом чертовом дурдоме — просто делал то, что хотел. И он точно не собирался ни за кого умирать. В какой-то части сознания Ривена мысль встретила протест. Точно ли, Ривен? — Чтоб тебя. Шепот разбудил последнюю летучую мышь. Она раскачалась, а потом упала, в полете неуклюже взмахивая крыльями, и вылетела через окно. Ривен проследил за ней взглядом. Был вечер — на небе уже виднелась первая звезда. С земли ее было не разглядеть бы из-за тумана. В последнее время туман вообще никуда не уходит. Он полез в карман за косяком и понял, что забыл зажигалку. От отчаяния захотелось нахуй выпрыгнуть. Придурок. В углу под сеном была половина бутылки водки — на подобные случаи. И сейчас он будет пить ее без закуски, с горла и на голодный желудок, потому что так он себя и чувствует. Долгое время. С тех пор, как… *** — Харош домогаться первокурсниц. -Рив, дай мне секунду, — просит Скай. -Зачем? Побежишь за ней? — интересуется он, провожая взглядом удаляющуюся фигуру. Скай шутя отмахивается: -Нет *** И побежит за ней, и поползет, и прыгнет в объятия чудовища — эти, прости Господи, герои целые гектары алфейских лесов удобряют. Деревья вон какие вымахивают из-под их высоких идеалов. Уже тогда было понятно, что он ее забил. Забронировал, присвоил, наклеил фирменный лейбл. Только тогда это показалось пустяком. Всякий пиздец приходит в виде пустяка. Пиздец мельтешит вокруг, смеется или дуется, шутит о чем-то и смеется. Ест и сплетничает в столовой со своей толстой подругой, страшненькой подругой, и подругой-неформалкой. Светит своей дурной головой, всегда рядом с ним, но никогда не рядом с ним. А Ривен избегает пересечения их маршрутов и старательно прячет взгляд. Потому что когда он смотрит на нее, то, без шуток и дураков, происходят легкие глюки. Все застывает в янтаре. Будто в настройках глазной оптики кто-то вывел теплые тона на максимум. И Блум со своими веснушками, и огромными красивыми глазищами. И тогда Ривен абсолютно невольно растягивает в улыбке губы. От нее валило тепло. И он, казалось, вот-вот поползет на это тепло, как новорождённый щенок. Потому что с Блум все демоны внутри него разом затыкались. И наступала тишина. Такая прекрасная, такая давно забытая тишина. *** — Не знаю, просто в ней что-то есть, — говорит Скай, уклоняясь от деревянного меча. -Что? Влюбился с первого разговора? — смеется Ривен. Он настолько дальше Ская в скрывании своих чувств. Тут у него и первое, и второе и третье место. Чуть резкости — и Скай получает удар. -Почему тебе нравятся чокнутые? — спрашивает Ривен самого себя. -Откуда такие выводы? Ты ее даже не знаешь. -Она рыжая. Они все больные. Но в постели хороши. Уровень говняности предстоящего семестра понялся сразу. Вместе с осознанием того, что Блум придется делить с лучшим другом. А делиться Ривен ненавидел. Особенно — со Скаем. Потому что делиться со Скаем всегда означало уступать. — Судишь по опыту? — спрашивает Скай. — Не знал, что у тебя рыжая рука. Две секунды — и видно небо. Говнюк все же его укладывает. -Ты разленился за лето. -Поправочка: я накурился за лето. *** Скай обещает не отчитывать, и Ривену достаточно. Его друг никогда не узнает о том, каким адом было это лето. Как и о том, что у него из головы не выходит Блум. Ривен ценил своего друга. Он помнил свой первый год, Ривен тогда все время зависал со Скаем. Все привыкал к тому, что кому-то может быть не наплевать на него. Ривен нашел себе друга, лучшего друга. Но у хорошего есть своя цена. Ская выделяли, объективно. До его уровня в поединке он так и не дополз — Сильва занимался с воспитанником дополнительно каждый вечер. Потому что Скай — сын Андреаса. Великого и… покойного. Интересно, а семейные ишьюсы засчитываются только если родители мертвые? Мать Ривена мало разговаривала с сыном, а в один день просто ушла. И ничего не объяснила. Десять лет — ни визита, ни звонка, ни открытки. Он до сих пор вспоминает о своем дне рождении, когда прошла уже неделя. Каким надо быть ребенком, чтобы от тебя ушла мать? «Это хреновое соревнование, Скай, но первое место, кажется, опять мое.» А потом, на первом курсе, Ривен влюбился в Стеллу. Даже не так — скорее, Ривен тоже влюбился в Стеллу. Вместе со всеми гетеросексуальными парнями. Стелла была девочкой-джекпотным-билетом-в-лотерее. Девочкой-сохраненкой-на-телефоне. Девочкой-вот-это-волосы/лицо/жопа нужное подчеркнуть. Видимо, голубая кровь — это больше, чем выражение. Потому что даже когда Стелла спала — на соседней кровати, вместе со Скаем, обнимающим ее, голую, в ней чувствовалась порода. А Ривен лежал как кусок дерьма в кровати напротив, задыхаясь от зависти, и всю ночь на нее смотрел. На нее хотелось смотреть. Как на картину. Ее хотелось украсть у Ская и спрятать у себя под матрац. Это было не так, как с Блум — чуть по-другому. Хотеть принцессу света — естественно, ведь она была символом жизни, о котором все мечтают. Ей было не место в его темноте. Безупречная, сильная, красивая, как банши. В два счёта дающая понять всем, кто тут босс. Почти всем. Потому что у Стеллы был Скай, а у Ская — Стелла. А у них была любовь. Стелла и Скай разбежались как раз перед каникулами. И грустил тогда принц три ночи и три дня, а на четвертый оклемался. «А у нас только так — редко да метко, да?» Только Стелла все еще любила его друга. А Ривена считала засранцем. Он знал — они сойдутся снова, а он всосет. Так и стало. *** -Скай, ты тут? Звонкий голос, эти изысканные параноидальные нотки. Ривен залипает в телефоне, когда Стелла врывается в комнату. Как говорится в народе, где королева — там и дом. Она смотрит по сторонам, заходит в ванную, но понимает: не тут. Возвращается, подходит к его кровати. -Где? Ривен спокоен. Он поднимает безразличный взгляд на блондинку: -Привет, Стелла. А она стоит вся такая грозная, напряженная. Лампа накала. — Я задала вопрос, — надо же, какая злая. «Ну ничего, принцесса, перебесишься. Я вот перебесился» -А я сказал, -лениво ухмыляется Ривен, — привет, Стелла. Стелла выдыхает сквозь зубы: -Привет. -Молодец, — хвалит парень. Откладывает телефон в сторону, садится на кровать, подгибая под себя ноги. — Теперь, — говорит Ривен, — повтори свой вопрос, только вежливо. Начать можно со слов «Дорогой Ривен, пожалуйста». Она складывает руки на груди, стервозно улыбается. Все такая же девочка-мечта, но уже не его. Ривен замечает, что на пальце нет кольца, и собирается потом об этом подумать. -Дорогой Ривен, — неспеша тянет она, — пожалуйста, не заставляй меня отрывать тебе член. Где Скай? Ривен выдыхает. Продолжать с ней играть нет настроения. -Я не знаю, Стелла, — говорит он. И добавляет: — но могу догадаться с кем. Стелла поднимает бровь в самодовольной ухмылке. Он смотрит на нее. Просто, без эмоций. Давая понять, что не шутит. А спустя десять минут он держит ее в своих руках, безупречную, сильную, красивую, как банши. Рыдающую, разбитую, униженную. -Дело не в тебе, Стелла. Ривен не хочет думать, какой происходит пиздец. Она лопается, лампа накала-то, просто тихо рассказывает ему все свои королевские сопли. О маме, о своих требованиях к себе, о Скае. Лежит с ним, дает себя обнимать, гладить по волосам и слушать. Он уже не любит ее, но все ровно больно. Больно, потому что вот он успокаивает свою первую любовь, которой Скай изменяет с второй. Демоны внутри него ликуют. -Зато, -вслух подмечает Ривен, смотря вниз из башни, — я ее хотя бы облапал.        Конечно, она Ская прощает, потому что хрен знает почему. И вокруг Ская возобновляют хоровод, будто вокруг ебаной елки, а Ривен аккомпанирует им всем на баяне. Вроде и не танцует, но в процессе участвует. *** А еще была Беатрикс . Его попытка обо всем забыть. Она сама его нашла, сама поцеловала, первая полезла в трусы. С Беатрикс было классно. Она притупляла чувства. Это было второе дыхание — найти кого-то еще хуже. И пока его лучший друг страдал посреди рога изобилия, они с Беатрикс просто развлекались. Потом, конечно, окажется, что эта сатанистка мечтает всех уничтожить, но это сути не меняло. Если он и понял что-то за года в Алфее, так это то, что между добром и злом нет четкой границы. Скорее они перетекают друг в друга градиентом. Пока не дойдёшь до края и не поймёшь где ты. Директриса была доброй, но из-за нее умерли сотни людей. Блум добрая, но постоянно создает проблемы. Беатрикс плохая, но ему с ней хорошо, и она не сделала ему ничего плохого. А еще — она позволяет все. И вся та поебень, весь тот паровозик с вагонами из менталочек, вся несправедливость оказывается потом у нее на лице. Или на спине. Когда Скай уходит на вечернюю тренировку, девушка стучится в дверь. -Заходи. -Захожу. Она умеет быть послушной когда надо. Ривену нравится ее раздевать. Снимать через голову платье и задирать вверх лифчик, не расстегивая. Одним толчком ладони бросать на кровать. Оставлять на ней каблуки. Ривен видит, что это у них не про доверие и созидание, а про взаимовыгоду. И, наверное, выгода у Беатрикс огромная, иначе он не видит ни одной причины позволять с собой такое делать. Он видит, во что превратилось ее тело за неделю отношений. Сплошные синяки и царапины. Оно медленно становилось тем, чем была его душа. Он делал все чрезмерно, потому что только так что-то чувствовал. Ривен ведет языком по животу, кусает тазовую косточку, сжимает руками бедра. У Беатрикс мягкие губы, очень хорошенькие и умелые. Но ему от нее не это надо. Поэтому он ставит ее раком и заставляет запрокинуть голову. И, тяжело дыша, аккуратно расплетает косу рыжих волос. В темноте оттенки почти не различишь. Он держится за них, когда трахает ее. Он никогда не трахал ее лицом к себе. Ее бедра снова становятся красными от шлепков, и одному богу известно, как она ходит. Беатрикс кричит, и Ривен берет ее за шею, прижимая рот к подушке. Молчи, я не хочу вспоминать о тебе. Он чувствует, что близко. И застывает, топя руку в рыжих локонах. У него проблемы? Явно. Ривен падает на подушку рядом с Беатрикс. Секс заканчивается, и становится противно и даже как-то… совестно. Чисто для статистики и в порядке эксперимента он целует ее, медленно и нежно, придерживая за подбородок пальцами. Нет, все еще ничего. -Ну что ж, — бодро говорит она, улыбаясь, — увидимся завтра. -Тебя провести? — спрашивает Ривен, зная, что она скажет… -Нет. -Тогда увидимся, пока. И уходит. *** Через окошко в башне Ривен видит Ская. Блондин направляется к полю для специалистов. Значит, уже восемь вечера. Сильва встречает его и бросает деревянный меч. «Мне, пожалуйста, большой с сырным вкусом и кока-колу. » Вот Скай будет сейчас тренироваться, чтобы быть сильным и всех победить. Он даже самого простого не видит — они не волшебники. Они не могут читать мысли или растить цветы, или делать заебатые фигурки из воды. Он даже косяк не может себе зажечь в магическом мире — ну что за унижение? Они как обычные люди. Им позволяют быть здесь, прикоснуться к чуду, чтобы они за него умирали. Вот чему готовит их эта школа. А специалисты так хотят быть лучшими во всем. Бога ради, единственное, что требуется от специалиста — не помирать раньше времени. Не то чтобы у Ривена и это выходило, лол. Подружка-неформалка, (ладно, он помнит ее имя, Муза) так вообще шарахается от него, как черт от ладана. *** -Нравятся большие палки? Муза слышит. Берет копье и через миг подставляет его к горлу Ривена. Такая важная и забавная. -Приму это как «да». -Меня сейчас стошнит. С характером она, эта Муза. Пробегает мысль, что они могли бы подружиться. Но тут же рушится, потому что он видит это лицо. Твою мать, точно. Да она же долбоебоватая фея-эмпатка. Муза читает его. У нее на лице плохо скрываемый немного-шок-немного-страх. Она делает шаг назад. «Что, моя хорошая, не нравится? Ты смотри. А у меня так всегда». Злость подступает к горлу. -Не лезь в мою голову, –кричит Ривен. — Чертовы феи разума, от вас одни проблемы. *** Его друг еще на поле. Тренируется, ебаный Гарри Поттер. Такой же осиротелый храбрец. Ривен тоже одного тамошнего персонажа напоминает. Тот тоже, вроде, убивался за патлатой отличницей пока трахал другую. Блум. Даже обматерить по-человечески ее не выходит. За то, что она такая теплая. Теплая и далекая, как солнце.