Миссия: «Второй шанс»

      Место он узнал сразу. Даже дорогу вспомнил: будто на обведённые простым карандашом картинки, наложились цветные наклейки. Точно, в приюте была такая книжка! Она тогда казалась волшебной, словно сказки в ней оживали по мановению руки.       Тревор поднялся по ступенькам и коснулся массивных, выкрашенных в белый перил. В этот дом они переехали, когда ему исполнилось десять.       Из-под крыльца выбрался лохматый коричнево-белый пёс: помесь овчарки и колли. Застучал хвостом о доски. Узнал.       — Чаки! — Тревор потрепал пса по голове, сел перед ним на корточки, и пёс облизал ему руки.       Мод возилась на кухне, а Тревор поднялся на крыльцо и закурил, погладил устроившегося рядом пса между ушами.       Старина Скип прожил шестнадцать долгих собачьих лет. Под конец его золотисто-рыжую морду присыпало снегом, и он уже с трудом мог выходить на улицу, приходилось на руках его переносить вниз. На то, чтобы преодолеть ступеньки, у старика уже не осталось сил.       Когда Скип умер, Мод долго не хотела заводить другого пса. Но ей было грустно, и Тревор это видел. Они оба к нему привязались.       Чака он взял в приюте перед Рождеством четыре года назад. Тёплый комок скулил под курткой, пока Тревор нёс его к дому и перебирал густую шерсть, расстегнув молнию.       — Подумал, что тебе нужен друг и ему тоже, — заявил Тревор, опустив щенка на пол.       Мод в то время готовила праздничное печенье. Отвернулась от кухонной конторки, и на лице её засияла улыбка.       — О, спасибо, милый, а то в этом доме стало одиноко, — она вытерла руки о передник и ласково коснулась его щеки.       Тревор наклонился, чтобы обнять мать. Радовать кого-то — это, оказывается, так приятно. Раньше такое и в голову не приходило.       Эта жизнь походила на рождественскую открытку с настоящим канадским снегом, который он видел в детстве, а не искусственной белой крупой и обрывками бумаги, которые рассыпали здесь возле наряженных ёлок. По той зиме он скучал.       Тревор помнил первое Рождество здесь. Они только переехали, повсюду стояли коробки, денег в обрез. У Мод было полно работы на новом месте, а Тревор скучал. В школе как-то не заладилось, но он дал слово матери, сказал, что будет стараться. До каникул оставалось немного.       Долгими тёмными вечерами бродил по улицам и сшибал из рогатки банки, бутылки и, чего уж греха таить, проредил фонари в парке. Тревор собирал камешки, подыскивая новые цели, когда рядом притормозил парнишка на велике. Так они познакомились с Джонни.       — Хочешь, устроим соревнования? — предложил тот, поглядев на осколки разбитого фонаря.       — А что за приз? — с любопытством спросил Тревор. — На твой велик спорим! Если выиграю, заберу, — предложил, протянув руку.       Джонни глядел со снисходительной усмешкой старшего. Было ему на тот момент двенадцать лет. Но он совсем не знал Тревора и согласился.       Велик был — загляденье! По черному корпусу струились фосфорные молнии. Двенадцать скоростей! Выиграл он честно. Погладил руль с тяжёлой ребристой рукояткой, глядя, как Джонни кусает губы.       — Уговор есть уговор, — безжалостно напомнил Тревор.       В той прошлой жизни он, не задумываясь бы, уехал и даже не вспомнил об этом дураке. В этой Тревор догадался, что Джонни влетит дома, и пожалел его. Он вздохнул и облизнул губы, не желая отпускать выигрыш. Знал, что мама не сможет такой купить, оставалось лишь пялиться на него в витрине по пути из школы.       — Просто дай покататься, ладно? — сказал Тревор, с сожалением отпустив руль. Был уверен, что Джонни пошлёт его куда подальше, но тот почему-то улыбнулся и согласился. Вот так они стали друзьями не разлей вода на долгие шесть лет. Пока баба между ними не встала и детской дружбе не пришёл конец.       В той прошлой жизни друзьями они не были, хотя и «делили» одну женщину. Да чего уж там, когда Джонни об этом узнал, Тревор не стал терпеть наезды: убил его в припадке гнева и даже об этом не жалел.       В этой жизни они разругались крепко, набили друг другу морды и разошлись. Ах, да, Викки, так же её вроде звали? Просто хотела стравить их друг с другом и посмотреть, что из этого выйдет. Тревор это понял слишком поздно, а Джонни: да чёрт его знает. С тех пор они не разговаривали.       Сигарета истлела до фильтра и обожгла пальцы. Тревор, выругавшись, швырнул окурок на землю. Никогда он не умел заводить друзей: ни в этой жизни, ни в прежней.       Взгрустнулось даже как-то, и Тревор провёл рукой по собачьей морде, примостившейся на коленях.       — Ты ведь мой друг, Чаки?       Пёс с готовностью завилял хвостом.       — Вот и славно.       Мод окликнула из окна, и Тревор, коснувшись на прощание лимонных панелей, которыми был обшит дом, толкнул дверь.       — Хочу тебя кое с кем познакомить, — сообщила Мод, накрывая на стол.       Тревор окинул взглядом кухню — большую и чистую, бело-голубую, с занавесками в мелкий цветочек. Тронул щербинку на столешнице и ухмыльнулся. Когда они с Джонни стол заносили, не вписались в поворот, и вот она — отметка на долгие пятнадцать лет.       Тревор воткнул вилку в спагетти, густо политые томатным соусом, и с набитым ртом спросил:       — С кем?       — С одним важным для меня человеком, — терпеливо пояснила Мод, усевшись напротив. — Постарайся ему не грубить, хотя бы ради меня, — добавила она, разгладив скатерть.       Тревор замер с вилкой в руке. Ну да, точно, только сейчас дошло! Мод, видно, хочет представить своего приятеля. Пока она что-то рассказывала, Тревор копался в свежеприобретённых воспоминаниях. Не мог припомнить в её жизни какого-нибудь стоящего мужика. Всегда они были только вдвоём. Стоит признать, что к этому он тоже руку приложил.       Когда Тревору исполнилось двенадцать, Мод привела своего ухажёра. Тревор его сразу невозлюбил, хоть тот и пытался ему понравиться. Конфеты приносил и как-то потащил их с мамой в парк аттракционов. В общем, строил из себя папочку. А Тревор чем отплатил? Хамил ему, налил в ботинки клея и проколол колёса на его дорогущей тачке. Он просто боялся, что с этим своим хахалем мама совсем забудет о нём, боялся снова остаться один. Да, Тревор был тем ещё ревнивым маленьким козлом. Сейчас-то он это понимал, но тогда нашёл оправдание в том, что этот мамин хахаль оказался слабаком. А иначе разве смог бы его испугать двенадцатилетний пацан?       С тех пор Мод домой никого не приводила. А когда Тревор вырос, что ж, она всё ещё много времени проводила на работе в полицейском департаменте. Объявился как-то коллега, назойливый и женатый. Тревор его тоже прогнал. Пусть сначала со своей жёнушкой разберётся, прежде чем подбивать клинья.       Мод, похоже, заметила, что он не слушает.       — Тревор?       — А? Да, да я постараюсь. Если он не окажется каким-нибудь козлом.       Мод поджала губы.       — Я уверена, что не окажется. Уж по крайней мере мне лучше это знать.       Тревор промолчал, чувствуя себя неловко. Не мог ведь он указывать матери, с кем ей встречаться.       Острый момент быстро сошёл на нет. До вечера Тревор болтался по дому: заглянул в свою старую комнату на втором этаже и вновь утонул в водовороте воспоминаний. Большинство из них были приятные. Детство, юность...       За столом, залепленным наклейками от жвачек, он делал уроки. Тревор с ухмылкой обвёл взглядом плакаты на светло-серых обоях, оставшиеся ещё с подростковых времён. В основном всякие панк-группы и красотки в купальниках.       Ах, да, ещё одна маленькая шалость! Тревор отворил дверцу шкафа и подмигнул плакату с обнажённой фигуристой девицей, красующейся на календаре девяносто седьмого года.       «Привет, крошка, давно не виделись. Ты была лучшей, Сьюзи, о-о-о, правда, я даже скучаю», — нараспев произнёс он.       Ещё некоторое время полюбовавшись красоткой, Тревор захлопнул дверцу и растянулся на кровати. Что там творилось в прошлой жизни, когда он был подростком, лучше не вспоминать. Приюты, сменяющие друг друга, исправительные учреждения, которые (ха!) не смогли его исправить… Ни одного светлого пятна.       В этой он был, кажется, неплохим парнем. В тюрьму не загремел, школу не бросил. Так, мелкие детские шалости. Набил татуху на спор в пятнадцать лет. Нет, Тревор об этом не жалел, но перед матерью было стрёмно. Прел в перчатках, хотя на улице стояла жара.       Мод, конечно, заметила эту глупость, которую он пытался скрыть. Как-то вечером Тревор встречал её после работы, и они остановились у крыльца.       — Ну давай, иди сюда, Майкл Джексон, показывай, что у тебя там, — Мод потянула его за руку в дом.       Тревор открыл было рот, чтобы выдать какое-нибудь объяснение, но Мод ждать не стала.       — Снимай.       Тревор послушно стянул перчатки.       — И пластырь тоже снимай. Чем порадуешь маму?       Тревор, набычившись, отодрал детские зелёные наклейки.       — О, вряд ли тебя это порадует.       Мод взяла его за руки и покачала головой.       — Мило. Хорошо хоть не на лбу.       Тревор рассмеялся с облегчением.       — Да у тебя самой есть наколка!       Мод долго глядела ему в лицо, и Тревор не выдержал — отвёл глаза.       — Мог бы выбрать что-то пооригинальнее. Тебя ни на одну приличную работу не возьмут! — строго заявила она, а после махнула рукой. — Что сделано, то сделано.       Вот и всё, никаких нравоучений.       Прошло уже пятнадцать лет, а надпись «Fuck You» на костяшках пальцев до сих пор радовала глаз.       Тревор привычным движением дёрнул ящик стола и вместе со спутанными проводами достал разноцветные дротики, взвесил в ладони. Дартс по-прежнему висел на стенке шкафа. Тревор увлёкся этой детской забавой и не заметил, как время пролетело. Лишь только, когда Мод поднялась и напомнила, что он обещал разобрать хлам в сарае, очнулся.       Возиться пришлось до самой темноты, но он сделал всё на совесть. Даже как-то приятно стало на душе. Наткнулся на свой детский велик — тот, о котором так долго мечтал и который всё-таки получил в подарок на Рождество. Разобрал инструменты и пыльные коробки, выбросил мусор, банки с засохшей краской, и перемазался как чёрт.       Когда к дому подъехала машина, Тревор курил, прислонившись к дощатой стенке. Серо-синий «Рыцарь Пустыни», как называли тачку в прошлой жизни, выглядел до боли знакомым. Задетый коррозией корпус, тесный салон, громыхающее на каждом ухабе железное нутро. Потому и «Рыцарь», что так звенел.       Тревор тряхнул головой, но наваждение не исчезло. Из тачки вытащился мужик пенсионного возраста в коричневом клетчатом свитере и светлых брюках. Походка была знакомой, все эти разболтано-шаткие жесты, только дурацкой панамы не хватало.       Тревор обронил окурок и, уперев руки в колени, наклонился. Башка снова закружилась, и теперь он пытался поймать равновесие, чтобы не ткнуться мордой в землю.       Пока приходил в себя, круг света от садового фонаря заслонила тень.       — Эй, привет. С тобой всё в порядке?       Тревор сделал глубокий вдох и выпрямился.       — По-о-олный порядок! — гаркнул он, с силой тряхнув руку Рона и хлопнув того по спине в знак приветствия. Сомневаться не приходилось — щурясь сквозь свои громадные квадратные очки, на него пялился старый друг. Тот, с которым они провернули немало весёлых делишек в Сэнди-Шорс в прошлой жизни.       Рон мигнул и состроил неловкую улыбку, а в светлых глазах ни мелькнуло и тени прошлого. Не узнал.       Ухмылка сразу погасла и руки опустились сами собой.       — Рад знакомству, — буркнул Тревор, развернувшись спиной. Побрёл к дому, даже не потрудившись убедиться, что Рон плетётся следом. Возникло стойкое ощущение, что в этой жизни его где-то наебали, конкретно так. Он ведь должен был заплатить? За всё: за своё нормальное детство, за здоровые ноги, да за то, что ходит ещё по белу свету, хотя давно уже должен был лежать в земле.       Пропустив мимо ушей ответ Рона, Тревор тускло кивнул и отодвинул его плечом, когда они оказались в прихожей. Остановившись у лестницы, наткнулся взглядом на каминную полку в гостиной. Было чертовски грустно, аж до тошноты, и хотелось свалить куда подальше. Может, разбить кому-то рожу и нажраться как свинья.       Однако все эти детские воспоминания лезли в голову и давили на совесть. В прошлой жизни он и помыслить не мог о том, чтобы его фотки стояли у кого-то дома. Ха, разве что в качестве мишени для дартса!       Мод любовно собирала крупицы воспоминаний, все эти счастливые моменты, из которых, словно из деталей паззла, складывалась цельная картинка.       Дурацкий школьный спектакль: он, семилетний, в серой меховой жилетке держит в опущенных руках волчью маску. Здесь уже постарше — тринадцать, и маска другая — хоккейная. Тревор играл тогда в школьной команде. А вот они с Мод и стариной Скипом (тогда ещё щенком) в заснеженном парке, увешанном гирляндами. Второе их Рождество вместе.       «Твою мать», — пробормотал Тревор, схватившись за голову. Он уже окончательно запутался в этих двух жизнях. «Господи, какое же бремя!» — произнёс он с чувством.       Нацепив на лицо подобие улыбки, потащился на кухню, где толковали Мод и Рон.       — А вот и я! — гаркнул он, раскинув руки.       — Как раз вовремя, — Мод кивнула на стул и отошла к холодильнику.       Тревор пытался строить из себя хорошего сына и просто дружелюбного человека. Опыта, конечно, маловато, но он всегда любил импровизировать.       — Так чем ты занимаешься, Рон? — постучав ложкой по стакану, поинтересовался Тревор.       Рон прямо-таки засветился доброжелательной улыбкой.       — У меня свой бизнес — сад. Овощи, фрукты — всё натуральное, без всяких там пестицидов и прочей дряни.       — А-га, — протянул Тревор, сунув в рот кусочек засахаренного лимона. — Овощи, фрукты, травка там разная, волшебные грибочки...       Глаза у Рона стали больше его очков, и он залепетал оправдания.       — Тревор! — одёрнула Мод, со стуком поставив запотевший графин на стол.       — Мята, я выращиваю мяту, мелиссу, шалфей… — дрогнувшим голосом произнёс Рон.       Тревор поглядел на мать и опустил уголки губ.       — Это просто шутка, всего лишь шутка.       — Моя кукуруза заняла второе место на конкурсе «Дивный сад», — вставил тем временем Рон.       Тревора опять пробило на ржач. Ну невозможно же смотреть, как старина Рон всерьёз толкует об овощах и травах! Нашёл, блядь, дело всей своей жизни. Садовод херов! В избытке чувств он даже хлопнул по столу ладонью.       Рон с достоинством поправил очки и выдал серьёзным тоном:       — Разве я сказал что-то смешное?       Тревор мотнул башкой. До сих пор казалось, что он однажды проснётся, и этот мир останется всего лишь дикой фантазией. Чёрт, а вдруг Рон на самом деле об этом мечтал? О тихой спокойной жизни, этих нелепых садовых соревнованиях и всём прочем. Приступ смеха сам собою сошёл на нет.       Разве Тревор когда-нибудь задумывался о том, что творится в душе у друзей: о чём они мечтают и что их тревожит? Нет, находились дела поважнее, да и плевать было по большей части. Он в своей-то жизни не мог разобраться. Просто веселился на полную катушку и старался не думать о том, какое же всё это на самом деле дерьмо.       Дальше уж Тревор молчал. Наблюдал, прихлёбывая холодный мятный чай из высокого стакана. Мод с Роном, похоже, неплохо ладили. На его неловкие шутки и неумелые комплименты она отвечала искренней улыбкой. А Рон глядел на неё влюблёнными глазами, он даже моложе казался в этом искусственном свете. Ни дать, ни взять мальчишка-подросток, хоть и голова вся седая. Ухаживал за Мод, передавал ей сладости и подливал чай.       Тревор вновь усмехнулся. Кто бы мог подумать… Старый ловелас.       «Не будь мудаком», — шепнул внутренний голос. Слишком он стал разговорчивый в последнее время.       — Ладно, было приятно познакомиться и всё такое, но мне пора, — оперевшись руками о стол, поднялся Тревор.       — Куда ты на ночь глядя? — Мод скользнула по его лицу обеспокоенным взглядом. А Рон мягко сжал её ладонь, и от Тревора это не укрылось.       — Есть одно дело, — отмахнулся он.       Мод вышла проводить, поцеловала в щёку.       — На дороге поаккуратнее. Знаю, как ты гоняешь, — шепнула она, поправив воротник куртки.       Тревор кивнул. До сих пор не верилось в эту идеалистическую картинку. Нет, эта новая жизнь со всеми её декорациями вовсе не выглядела фальшивой, скорее ему здесь не место — в мире нормальных людей.       Какие уж там дела, даже работы не было, как он сумел выяснить из разговора с матерью. Мутная история, к которой непонятно как подступиться. Нельзя же признаться, что не помнишь ничего, даже самых элементарных вещей. Чем он занимался в этой жизни? Что за бывшая жена? Тревор даже лицо её не помнил, не говоря уж обо всём остальном. Почему они развелись?       Мод сказала, что работал он на стройке, и три месяца назад случилось что-то такое, из-за чего его уволили.       Перебрав массу вариантов, Тревор ни к чему не пришёл. Вряд ли в этой жизни он пытался похитить секретное военное оружие. За это светило что-то похлеще увольнения. Да и за все остальные преступления тоже.       Первая задача — выяснить, что произошло на стройке. Тревор врубил радио и втопил педаль газа. Адрес, к счастью, узнал от матери.