Пример подлинной сдержанности

Томми Ласеллс. Человек, чьё имя ассоциировалось со строгостью, отчётливой дисциплиной и стойкостью характера. Он не позволил бы никому и помыслить о том, чтобы допускать нарушение установленных правил или рамок. Именно по этой причине усиленно присекал любовные воздыхания Таунсенда в сторону принцессы Маргарет — разумеется, безуспешно, однако сам факт. Жалкий полковник, который вознамерился распростронять свои сопливые поверхностные гормоны на представителя королевской семьи. Как же низко и по-детски наивно. И потому же тщательно занимался введением новоизбранной королевы в свет правления и ознакомлением с её монаршим долгом. Всегда такой холодный и безучастный, мужчина создавал впечатление, что эмоции не наделены даже ничтожно малой властью над его сдержанным поведением. И всё было бы так просто, если бы не одно "но". На самом деле, порой даже его рациональность давала трещину. Он силился делать вид, что этого никто не замечает, или хотя бы пытался убедить окружающих. "Думаешь, если никто тебе об этом не говорит, значит, никто ничего и не знает?" Забавно, но теперь слова, сказанные с целью умерить пыл Питера к принцессе, сыграли злую шутку со своим же рассказчиком. А всё по той простой причине, что нарушителем спокойства зрелого, состоявшегося мужчины, оказался... ... правитель той самой империи, чьим слугой он являелся и чьи приказы обязан был исполнять. *** То был заурядный день пятницы, обеденное время после очередного заседания парламента. В достаточно тяжеловатом сундучке бордового цвета с гравировкой "Королева", как, впрочем, и всегда, расположилась целая кипа многочисленных папок скромного древесного оттенка, которые полнили собой бумаги о разных вопросах, ожидающих благополучного разрешения. В комнате находились двое. Один — в сдержанном костюме почти смоляного цвета, узком галстуке в тон и с аккуратно уложенными волосами. Другая — в изящном платье слегка обтягивающего кроя фиалкового цвета и с оформленными ниспадающими до плеч локонами. И как только недокороль Эдуард смеет сравнивать это дивное создание с кем-то, вроде Ширли Темпл? — Томми, добрый день, — бодро произнёс монарх, почти что выудив служащего из его мыслей. Юная женщина в увесистом кресле покойно восседала, ожидая наставлений своего секретаря. Мужчина стоял по левую руку, в полуметре от Елизаветы. Рука согнута в локте, силясь создать видимость прозрачной границы, разделяющей их. Всегда на расстоянии, но каждый раз — где-то по близости. То за плечом в шаге от Её Величества, то совсем рядышко — у правой или левой руки. И глас его, подобно компасу, направляет в нужную сторону, оберегая и подбадривая в моменты нужды. Лишь в моменты их совместных дискуссий он позволяет себе подойти на шаг ближе, сокращая расстояние, а рукам — спокойно находиться по швам, время от времени подавая бумаги. — Приветствую, мэм. Голос Ласеллса участливый и обходительный, неторопливый и размеренный. По навязчивой привычке поправив верхнюю пуговицу иссиня-чёрного пиджака, он произнёс: — Сегодня документации меньше обычного, Ваше Величество. Это очень кстати, с учётом вашего обучения в вопросе бумажных дел, — его голос обволакивающе заполнил помещение, отбиваясь от строгих зелёных стен. Ясные глаза оглядели кабинет, то и дело заостряя внимание на миловидных картинах с пейзажами, натюрмортах и зарисовках повседневной жизни. Дыхание мужчины было умиротворённым, а взгляд — спокойным, безучастным. Ровно до того момента, как тишину кабинета нарушила Елизавета. — Это прекрасно, Томми. Значит, сегодня засидимся не до ночи. Отлично как, — добродушная улыбка озарила младое лицо. Реплика наполнена искренностью, и Ласеллс в ответ улыбнулся одними уголками губ. На самом деле, внутренне он был несколько разочарован: хоть и объём необходимой работы оказался ничтожным — меньше затрат как сил, так и мыслительных процессов — вот только... это значило также, что и время, проведённое с королевой, разительно ограничивалось. — Действительно чудесно, Ваше Величество. Жилистая рука, покрытая россыпью морщинок, потянулась к верхней папке документов. — Знаешь, Томми, возможно, причина наших таких долгих обсуждений и решений этих вопросов кроется в том, что ты стал менее... расторопным? — Елизавета сдержанно хохотнула. Глаза служащего буквально на секунду обратились в сторону собеседницы — и тут же вернулись к созерцанию здешнего интерьера. Ему ведь не послышалось, правда? Королева действительно сейчас в смешливой форме намекнула на возраст личного секретаря? Конечно, некоторая свобода и раскованность были свойственны этой юной особе, и всё же несколько неожиданно слышать подобные изречения из уст человека, правящего империей. И человек этот внезапно продолжил последнюю реплику: — Быть может, Мартин Чартерис быстрее бы справлялся с этими обязательствами, как считаешь? Мужская рука увесисто опустилась на бумаги и тотчас замерла в данном положении. Секретарь заглушил внутреннее фырканье, так как счёл его неуместным и ребяческим. Если монарх желает позабавиться — он волен делать всё, что вздумается, и никто не в праве будет мешать, ведь подданные на то и существуют, чтобы угождать своим господам. — Разумеется, Вам виднее, мэм. Однако, настоятельно заверяю, что этот неопытный птенец недостаточно подготовлен к полётам такой высоты. Прыгнув, он попросту разобьётся, и тогда некому будет воспевать свои писклявые трели по утрам, — голос, подобно елею, изливался из узкого рта, завораживая своим размеренным, почти что убаюкивающим тембром. Настолько сильно было влияние Томми на девушку, сидящую по правую руку, что нежные веки едва заметно опустились, погружая хозяйку в секундный сон. Елизавета всегда была в восторге от того, как этот человек подбирает изумительные сравнения и образы для своих отдельных реплик, потому восторженно вслушивалась в каждое произнесённое слово. Правая рука мужчины всё же подняла первую папочку, намереваясь отдать её правительнице. В блаженном умиротворении королева не особо воспринимала происходящее, потому не особо придала значение контакту с чужой кожей. Бодрящий импульс, подобно электрическому разряду, прошёлся вверх по руке преданного слуги, сосредоточившись где-то в области грудной клетки. Сердце отбило сильнее обычного, а лёгкие гораздо живее гоняли кислород. Утренняя чашечка кофе и рядом не стояла с прикосновением, которое привлекло внимание зоркого взгляда серых глаз. Небесная дымка в них тотчас превратилась в густой туман, почти такой же, как появляется в пасмурную погоду, поглощая собой прежде светлую радужку. Елизавета совсем ненадолго задержала свою правую руку на мужской ладони, не обращая чрезмерное внимание. Она по-прежнему прокручивала такой чёткий, но в тоже время художественный ответ собеседника. Спустя пару мгновений забытия, Томми вспомнил, с кем находится, и что значит понятие норм приличия — особенно, если речь о монархе — потому неспешно, но довольно решительно убрал свою руку, засунув её в карман свободных брюк. Это всего лишь случайность, Томми. Сейчас необходимо тщательно поработать, так что приди в себя. Ещё какое-то время Ласеллс всматривался в тот участок кожи, к которому прикоснулась Она. Мягкие пальцы совсем не подходили слегка огрубелой коже чужой пятёрни, но каким совершенным было ощущение касания... Как жидкий мёд, растекающийся в самой душе ничтожного раба, или же весенний ветер, что трепетно обвивает твой стан, заигрывая с волосами. К сожалению, возможности вдоволь насладиться моментом не было. После возвращения из мимолётных грёз секретарь обнаружил небольшое повреждение безупречной кожи — неглубокая царапинка возле большого пальца длиною в сантиметра три выбивалась из общей картины идеального тела. — Что-то случилось, Ваше Величество? — интонация пропитана честной обеспокоенностью. — Быть может, Вам необходима помощь медиков? Девушка не сразу поняла, по какому поводу высказано волнение, потому подняла голову, чтоб взглянуть на собеседника, а затем проследила за его взором. — Ахах, неужели следишь за мной, Томми? — ответный вопрос был пропитан эмоцией то ли умиления, то ли приятной смешинки. Губы королевы растянулись в искренней улыбке, обнажая ровные зубки, а в уголках глаз показались едва заметные мимические морщинки. В такие моменты мужчина форменно жалел, что у него нет с собой камеры, чтобы запечатлеть это выражение лица, естественные изгибы приподнятых бровей и привлекательных губ. Но его наполняла также и радость — радость того, что сейчас, в эту самую секунду, только он удостоен исключительной чести созерцать столь прелестное творение Бога. В очередной раз отбросив навязчивые мысли, Ласеллс всё же ответил: — Совсем немного, мэм. — Мягкие опрятные усы нервно дёрнулись. Как будто их обладателя застали врасплох, разоблачили прикрытие. — Но уверяю Вас, что это исключительно в целях помощи Вашему Величеству. Голос Томми ровный, чёткий. Он не оправдывался, а лишь конкретно выражал свои мысли. В этом было его индивидуальное умение, которому могли позавидовать многие подданные короны. Елизавета в это время уже подняла левую руку в ожидающем жесте, сообщив, что с предыдущей документацией покончено. Дабы избежать повторного непреднамеренного касания, Ласеллс взял левой ладонью самый дальний уголок следующей папки. Его властные пальцы почти что бережно обхватили предмет, как вдруг произошло то, чего он искренне желал хотел избежать: её утончённая длань опустилась аккурат на мужскую ладонь с той самой стороны, где была обхвачена папка. Ещё одно касание, но в этот раз ощущения ярче прежнего. Почти что нервозно дёрнув прекрасно ухоженными усами, Томми мгновенно замер, не до конца осознавая, что происходит и как он должен реагировать — если вообще должен — на данную ситуацию. Это ведь банальная случайность, верно? Успокойся, Ласеллс. Её Величество никогда не будет интересоваться кем-то, вроде тебя. Даже если ты станешь секретарём всего мира. Верно, это лишь прикосновение, почти что ненавязчивое задевание. Да, точно, королева просто захотела, чтобы всё сложилось таким образом. До этого внешне отстранённый мужчина украдкой глянул на соединённый участок кожного покрова двух людей. Таких разных, далёких, но только не в данный момент времени. Сейчас они почти что слиты воедино, и эта проклятая кожа, пылающая в том месте, где гладкость одной не брезгует морщинками другого, явное тому доказательство. Правая рука, свободно опущенная вдоль тела, ритмично постукивала по ткани брюк, выдавая лёгкий ступор. К счастью, ладонь закрывало широкое кресло, так что у королевы не было возможности созерцать данные движения. Томми мог бы ещё долго стоять в подобном положении, если бы не мягкая ручка, что пришла в ненавязчивое движение и поудобнее обхватила кисть своего подданного, большим пальцем касаясь чужого указательного. Господи Иисусе. Чем же я заслужил подобное? Мысленно мужчина поблагодарил себя за идею надеть пиджак, не слишком плотно облегающий тело. — Знаешь, Томми, — голос Елизаветы раздался подобно грому в прежде безмолвном помещении, — мне всё же не хватало всего этого. Тебя не хватало. Сама я бы никогда не справилась. Взор секретаря резво обратился к макушке собеседницы, которая через несколько секунд подняла свою благословенную голову и посмотрела прямо в глаза Ласеллса. Очи её искрились детской непосредственностью и искренней благодарностью, а гладкие пальчики в то время плавно обхватили позабытую папку с документацией, ловко выудив её из-под руки служащего. Спешно прочистив горло, мужчина ответил: — Знаю, Ваше Величество. И благодарю за признательность. Отрадно подданному слышать подобные слова от своего монарха, — он слегка склонил голову в почтенном жесте. Всё также глядя на секретаря, Елизавета широко улыбнулась и открыла полученную папку. — Томми, спасибо. Дальше я поработаю сама, но если что — сразу пришлю за тобой. — Как будет угодно, мэм. Секретарь развернулся на сто восемьдесят градусов, уже направляясь в сторону двери, но внезапно ощутил тянущее движение в районе кисти — это Елизавета прихватила его за рукав пиджака. — Что-нибудь ещё, Ваше Величество? — ясные глаза вглядывались в ярко-голубые. — Да, пожалуй. Томми, я бы очень хотела, чтоб ты всегда был поблизости. В этом месте я не чувствую себя в безопасности, и даже Филипп не способен заглушить это, — её рука по-прежнему держала ткань одежды секретаря, а голос был пропитан неподдельным беспокойством. — Только с тобой мне спокойно, Томми. Обычно отстранённый взор зрелого мужчины не выказывал эмоций, но сейчас, рядом с королевой, позволил себе слабину — он показал форменную решительность в ответ на сказанную реплику, и вложил её в свой последующий ответ: — У Вас нет причин для волнений, мэм. Ведь что бы не случилось — или только лишь грозило случиться — я окажусь подле Вас. В глазах Елизаветы полнилась почти что щенячья радость и признательность от услышанных слов. Она крепче сжала рукав служащего и произнесла на последок: — Именно за это я и ценю тебя, Томми. Ты даже себе не представляешь, каким драгоценным камнем являешься на самом деле. Утончённая ручка медленно провела линию вдоль свободного краешка строгого одеяния, чтобы чрез мгновение опуститься на холодный письменный стол. Придя к мысли о том, что это была заключительная реплика, Ласеллс ничего не ответил. Лишь поклонился ниже обычного и поспешно удалился из кабинета в сторону своего рабочего помещения. На ходу расстегнув верхнюю пуговицу злосчастного пиджака, который стал причиной разгорающегося пламени, параллельно с этим секретарь ослабил удушающий галстук. Наконец, последний лестничный пролёт был преодолён, и плотная входная дверь громко закрылась за единственным вошедшим. *** — О да, Л-лилибет... Его истошный выдох облегчения раздаётся в просторном кабинете гулким эхо, отскакивая от смиренных стен, которые готовы стерпеть всё. В отличии от внимательных ушей, что за этими самыми стенами так и норовят выискать нечто интересное или же хоть что-то, что подходило бы для порождения новых слухов. Мужчина перевёл затуманенный, но ожидаемо разочарованный взгляд на левую руку. Внутренняя сторона ладони была покрыта густой белёсой жидкостью, которая лениво стекала меж пальцев. Во время своих безрассудных действий с целью самоудовлетворения, Томми не представлял королеву Елизавету в различных изощрённых позах, нет. Он лишь изрядно прокручивал в памяти их сегодняшнюю встречу, снова и снова возвращаясь в кабинет. К её пальцам, что как бы случайно — и случайно ли? — касались его не самых привлекательных, впрочем, и не самых молодых, рук. К её улыбке, что озаряла такое юное, невинное личико. К её устам, что без зазрения совести произносили высказывания, от которых любой мужчина обомлел бы. Но Ласеллс ненавидел себя за это. Он дал себе слабину. В очередной раз. Вновь проявил ничтожность и низменность своего напыщенного сдержанного характера. Как же ты жалок, Томми. Ханжа, которая за закрытой дверью самоудовлетворяется от нескольких прикосновений своей королевы, что может быть более лицемерным и менее отвратительным? Его взгляд наткнулся на коронационную медаль — ту саму, что вручила Елизавета в честь собственной коронации. Синяя с бордовыми узкими линиями по бокам вещица покоилась на письменном столе, аккурат возле пиджака. Всё тщательнее всматриваясь в искусный профиль монарха, выполненный из чистого серебра, Ласеллс пытался избежать повторной эрекции, потому крепко закрыл глаза, повернув голову в сторону. С минуту мужчина приводил в порядок сбившееся дыхание, после чего устойчиво встал на обе ноги, чистой рукой прихватив заранее подготовленное полотенце, смоченное прохладной водой, и тотчас сложил его втрое, чтобы скрыть явственное доказательство своей извращённой несдержанности. — Следуй своему долгу, Томми. Исполняй волю Её Величества и направляй в правильную сторону, — проговорил самому себе секретарь, потуже затягивая неширокий галстук. Вскоре служащий покинул свой кабинет, чтобы сменить одежду и не вспоминать из раза в раз о том, что было несколько минут назад.