Американо

      Работать бариста, когда тебе почти тридцать, в обществе особо не приветствовалось, но Робера устраивало. Опальный внук владельца огромного ипподрома в предгорьях к югу, ныне находящегося под арестом, он когда-то тоже должен был быть интегрирован в семейный бизнес, но алчность деда довела отца до смерти, братьев – до тюрьмы, а мать – до больницы для душевнобольных. Сам Робер в то время был в универе в столице и о происходящем не знал. А потом, стоя в очереди на защиту курсового, он увидел новости, транслируемые на одном из многих экранов в коридорах кампуса, ушел на съемную квартиру, начал собирать вещи и в универ больше никогда не возвращался.       Поехать домой не дала хозяйка, бабушка паренька на пару курсов младше. «Нечего тебе теперь там делать, — сказала она, — ну-ка быстро распаковывай свои баулы и чтобы я этого больше не видела».       И Эпинэ остался. Из универа отчислили за неявки и, как следствие, заваленную сессию, помощь, как и любые весточки из дома, канула в небытие, а жить как-то нужно было, хоть и не очень хотелось. Сидеть на шее у Матильды и Альдо он не мог, поэтому сразу принялся искать работу. Во-первых, это деньги. Во-вторых, это занятие, за которым он будет сходить с ума чуть медленнее.       Оказалось, молодые люди с неоконченной вышкой и примерно ничем за душой мало кому нужны, и из всех вакансий, на которые его брали, «бариста» была самой высокооплачиваемой, насколько это вообще возможно. Отдельным плюсом было то, что до кофейни было можно ходить пешком, что сразу отменяло расходы на проезд. Так он и работал здесь последние шесть лет. Звучало уныло и жутко, но выбирать не приходилось и не хотелось. Паршивенькая, но стабильность.       — Латте с грецким орехом и эспрессо! — Объявил Робер, привычными жестами выставляя стаканчики на прилавок, и принялся за следующий заказ.       — Черный чай!       — Лавандовый раф!       — Капучино, миндаль!       До конца смены оставалось минут двадцать, когда колокольчик над дверью оповестил об очередном клиенте. И все бы ничего, но гомон стих, остались лишь негромкая фоновая музыка и глухой звук уверенной поступи. Робер вскинул голову, чтобы посмотреть, в чем же дело, когда виновник происходящего стоял уже у прилавка. Красивый брюнет со смутно знакомым лицом улыбался и глядел на Робера как на старого знакомца. Эпинэ вытер руки о нижнюю часть фартука и подошел.       — Добрый вечер. Я готов принять ваш заказ, — бариста дежурно улыбнулся и тапнул на погасший экран кассы.       — Добрый, — знакомый незнакомец беглым взглядом прошелся по настенному меню, видимо, для проформы, и продолжил: — два американо и латте маккиато с собой.       На последнем он беззлобно закатил глаза, видимо, за этим стояло что-то личное. Эпинэ, бросив скриптовое «ваш заказ принят, ожидайте», принялся колдовать над стаканчиками и кофе-машиной. Мужчина терпеливо ждал, гомон потихоньку возвращался, аппарат негромко гудел в работе, а Робер, держащий в руках крышечки, пялился в стену.       Что-то откровенно смущало, но что именно – понять не получалось.       — Ваш, — Робер выставил на прилавок подложку со стаканчиками, — заказ. Латте маккиато и два американо.       — Спасибо, — мужчина улыбнулся и положил на поддон несколько крупных купюр, — сдачи не надо. Всего доброго, Ро.       Эпинэ озадаченно кивнул и вспомнил, что, вообще-то, это ему было положено желать всего доброго, хорошего или чего-то там еще, и не сразу сообразил, что буквы «бер» на бейдже заклеены нелепым стикером с какой-то современной мультяшной ерундой с подачи тут же работающей девчушки, Селины. Но смена заканчивалась, и смысла думать об интригующем брюнете дальше не было. Вряд ли он когда-то появится снова, ибо он не выглядел как завсегдатай средней руки кофеен.       Уже натягивая на себя куртку, Робер понял, что таких щедрых чаевых ему еще не оставляли. Можно купить для Матильды ее любимый пирог из кондитерской на цокольном этаже их дома. Она порычит для виду, но обрадуется.       

***

      Рокэ Алва. Это был Рокэ Алва.       Робер это понял, когда пил чай с тем самым пирогом, который купил на внезапно свалившиеся деньги.       Это был тот самый Рокэ Алва, который… из-за которого… Ладно, это была вина деда и только деда, но Алва в той цепочке событий звеном был отнюдь не крайним. Выпечка потеряла всякий вкус, но Эпине продолжал есть кусочек за кусочком, чтобы сидящая напротив Матильда ничего не заподозрила, и не пришлось бы ей в итоге все объяснять. Потому что ничего объяснять не хотелось. На самом деле, Робер не то чтобы не держал на Алву зла, скорее, не видел в этом смысла. Но знать, что час назад воочию лицезрел человека, который…       Не который.       Робер от души хлебнул чай, оказавшийся еще слишком горячим для таких фокусов и обжегший горло, по-простецки вытер рот рукавом и встал.       — Я отдыхать пойду.       Матильда пожала плечами и кивнула, доставая из коробки еще один кусок. Что же, пусть он ей принесет немного радости.       Стоя под прохладными струями воды в душе, мужчина думал о внезапно перевернувшей что-то внутри встрече. Вода стекала с волос на плечи и бежала ниже, Рокэ Алва заходил в кофейню и заказывал два американо и латте маккиато, Робер Эпинэ пялился в стену, в никуда и видел красивое мужское лицо, которое удивительным образом не вязалось с образом человека, которого…       Которого, черт возьми, можно было бы обвинить во всех бедах его семьи!       Катализатором их все равно был дед, это Робер понимал, но… Но он ни разу не посещал мать в больнице. Потому что не мог. Потому что не был готов к этой встрече.       Ко встрече с Рокэ Алвой он тоже не был готов.       

***

      — Хорошего дня! Приходите еще.       Робер нырнул в подсобку и стянул фартук, вздыхая. Смена выходила какой-то суетной, давно не было такого наплыва клиентов. Но у него был, во-первых, регламентированный, а во-вторых, заслуженный получасовой перерыв, во время которого единственным, чем он собирался заняться, было просто существовать. Мир сузился до небольшой комнатки, в которой витал неизменный запах кофе и немного отдавало хлоркой, и тиканья настенных часов. Включив на телефоне таймер, Эпинэ опустил голову на сложенные на столешнице руки и прикрыл глаза. Спать не хотелось, хотелось просто отдохнуть, но мерное «тик-так» убаюкивало, и мужчина провалился в дрёму. Его блуждание на границах яви и сна прервала Селина, как-то слишком громко распахнувшая дверь, и, как подсказали все те же часы, случилось это через десять минут.       — Ро, извини, но тебя там спрашивают, — она, виновато потупившись, мотнула головой в сторону зала, — какой-то мужчина, очень красивый, и с ним женщина еще, постарше такая.       — Хорошо, я иду.       Эпинэ кивнул и поднялся, когда Селина уже прошмыгнула назад. Со вчерашнего дня, он теперь был уверен, к нему мог прийти только один красивый мужчина. А вот зачем – это уже другой разговор. Робер, у которого все еще был перерыв, не стал брать фартук и вышел так.       Действительно. За одним из столов сидел именно Рокэ, черт бы его побрал, Алва. Лица женщины он пока увидеть не мог, потому что та сидела полубоком, отвернувшись к окну.       — Добрый день, мне сказали, что вы, эм…       — Добрый. Да, присядь, — Алва подвинулся на диванчике, освобождая место и вынуждая сесть рядом.       Женщина, наконец, повернулась, и не узнать одну из маминых подруг со старых фотографий было нельзя.       — Здравствуй, Робер, — она тепло улыбнулась, будто бы была искренне рада его видеть.       — Здравствуйте, — смотреть на нее как-то не получалось, поэтому Эпинэ сначала вперил взгляд в столешницу, но потом все же пересилил себя и поднял глаза, — вы – Арлетта Рафиано?       — Была ей в девичестве, — ответила уже-не-Рафиано.       Рокэ сидел, как недавно Арлетта, глядя в окно. Мамина подруга, видимо, имела что-то сказать и никак не решалась. Робер был просто Робером и чувствовал себя не в своей тарелке.       — Это было удивительной удачей, что Росио с мальчиками вчера заскочили именно сюда, — все же начала Арлетта. — Когда произошло то, что произошло, тебя не было, и, может, это правильно. И в итоге о тебе никто и не вспомнил. Даже я как-то не подумала…       Она прервалась, вздохнула и коснулась пальцами переносицы. Робер соврал бы, если бы сказал, что ему совсем уж неинтересно, к чему ведет этот разговор, но при этом сомнений в том, что это будет нечто малоприятное, не было.       — Оглядываясь назад, я не могу понять, почему не стала сразу тебя искать, ведь это было единственным решением.       — Послушайте, — осторожно начал Эпинэ, — мне кажется, что вы ведете к чему-то конкретному, о чем я уже должен был догадаться. Но я ни малейшего понятия не имею.       — Ты так очаровательно простодушен, что, не разделяй нас сейчас стол, я бы тебя обняла, — на мгновение к ней вернулась пропавшая во время монолога улыбка. — Росио?       — Ты уверена? — Алва, о присутствии которого забыть было невозможно, но что у Робера и получилось, отвернулся от окна, включаясь в беседу.       — Да, ты прав, потом, — Арлетта мотнула головой, со смешком выдохнула, а потом снова стала серьезной. — Я не буду ходить вокруг да около и скажу по существу. Я бы хотела посетить в больнице твою мать, но для этого нужно согласие родственников. Твои братья по очевидным причинам дать мне его не могут, а Анри-Гийом слишком Анри-Гийом и отказывал мне уже семь раз. Поэтому я и сказала, что…       — Что мне нужно сделать? — Перебил Робер, убежденный в своем изначальном предположении.       Внезапная просьба, а это была именно она, отдавала болью в груди, потому что сын, который мог и должен ходить к матери, не делал этого ни разу, а старая подруга воевала с его дедом за одну только возможность.       — Так ты согласен? — Кажется, она была удивлена.       Слова были излишни, Эпинэ просто кивнул.       — Нужны твои данные и подпись, вот, — женщина вытащила из сумки расписку, — здесь.       Робер достал свой потрепанный смартфон, в котором хранил в числе прочего еще и фото паспорта. Наскоро заполнив форму, он, уже готовый поставить точку в этом вопросе последней подписью, замер. Надо бы узнать… Позже. Он шустро оставил размашистый автограф и только тогда спросил:       — А мама узнает, что это я? — Робер сглотнул. — Ну, разрешение подписал.       — Вообще, нет, но если ты хочешь, то я скажу.       — Нет! — Он рявкнул так, что самому стало неловко. — Простите. Нет, я не хочу, пожалуйста, не говорите.       — Хорошо, как пожелаешь.       — Эм, извините, но мой перерыв заканчивается и мне надо возвращаться к работе, — Робер лукавил, у него было еще порядка десяти минут, но нервы расшалились, надо было все прекращать, — так что, позвольте…       — Да, да, конечно, — Арлетта в который раз улыбнулась.       Эпинэ встал и уже было ушел, как женщина его окликнула.       — Ро?       Он обернулся, когда услышал шелест плаща, и не успел отозваться тривиальным «да?», как был заключен в объятия.       — Спасибо.       

***

      У Робера был выходной, который он честно собирался посвятить прозябанию в четырех стенах и ничегонеделанию. Матильда ворчала, что он так «всю жизнь свою просрет», Альдо подбивал его сходить куда-нибудь «хоть в кино или в парк», что, конечно же, закончилось бы очередным вшивеньким баром с сомнительным ассортиментом и не менее сомнительным контингентом. Поэтому Робер все сильнее кутался в плед с каждым к нему обращением, и скоро этот самый плед должен был слиться с его кожей. Альдо начал очередную проповедь, когда валявшийся в недрах постели телефон завибрировал от входящего сообщения. Копошения в поиске были ошибочно приняты за энтузиазм, и Альдо завелся с новой силой.       — Я просто ищу телефон. И я никуда не пойду.       С излишним драматизмом воскликнув «телефон!», Ракан покинул комнату, хлопнув дверью, кажется, уже пятый раз за сегодня. Робер, наконец, нашаривший телефон, позволил себе подняться. Писала Селина. Они не были не то что друзьями, даже приятелями, но как коллеги ладили хорошо. Наверняка что-то произошло в кофейне.       «Ро, снова приходил тот красивый мужчина!»       Робер глядел на сообщение, на три мигающие точки под ним и ничего не понимал. Рокэ Алва мог позволить себе хороший кофе в приличной кофейне, но третий день подряд приходил в ту, где работает Робер Эпинэ. За этим что-то кроется? Скорее всего, да, только вот вряд ли ему тоже нужно разрешение посетить Жозефину.       «Он очень долго стоял, выбирал, рассматривал меню, обоих бариста, а потом заказал американо!»       «Так долго не выбирают американо!!!»       «Я уверена, он искал тебя»       «Он не спрашивал, но я специально громко сказала Жану, что ты будешь послезавтра. Увидим, придет ли!»       «И спросим у Жана, будет ли он завтра»       «Тогда все будет понятно»       «Мне кажется, ты ему понравился»       Селина строчила быстрее, чем Робер успевал читать и, главное, воспринимать написанное. По-видимому, выходило так, что Рокэ опять пришел в кофейню, и, по логике Селины, произошло это из-за того, что Робер ему, эм, понравился. Хорошо. То есть, конечно, не хорошо, и даже глупо вообще, но хорошо. По крайней мере, не случилось ничего плохого.       «Сэль, я очень сомневаюсь, что он действительно поэтому приходил. Поверь, точно нет.»       Вдаваться в подробности о не самых приятных событиях своей жизни не хотелось, поэтому приходилось уповать на то, что Селина примет все как есть и не станет расспрашивать.       «Как скажешь, конечно, может, тебе виднее»       Что ж, Сэль всегда была умницей.       «Но я людей чувствую и насквозь вижу! Говорю тебе, ты ему понравился!»       Почти всегда была умницей. Почти.       

***

      «Его не было!»       «Его сегодня не было!»       Естественно, это была Селина, естественно, она написала на ночь глядя. Робер закатил глаза, вздохнул и принялся строчить ответ.       «Это ничего не значит. Может, он наконец понял, что может себе позволить кофейню получше.»       Экран телефона был слишком ярким, а Эпинэ слишком уже-не-слишком-молодым, чтобы позволить себе настолько не заботиться о зрении. Он встал и включил в комнате свет.       «Ро.»       «Во-первых, перестань оскорблять нашу прекрасную кофейню с не менее прекрасным кофе»       «А во-вторых, я говорю тебе, его не было, потому что он приходил из-за тебя, узнал, что тебя не будет, поэтому он придет завтра и его не было сегодня!»       Мужчина зевнул, но сон должен был подождать еще чуть-чуть, потому что Селина утверждала тут всякие несусветные глупости.       «Хорошо, возможно, он приходил из-за меня. Может, ему что-то нужно, но совсем не то, что ты думаешь.»       В том, что он сумел ее убедить, Эпинэ справедливо сомневался.       «Ты просто людей не чувствуешь! Вот увидишь еще, что я права. И прям завтра начнешь в этом убеждаться!»       Робер отправил «хорошо», надеясь, что Сэль поймет правильно и не сочтет это пассивной агрессией, потому что это ей и не было, убрал телефон, выключил свет и пошел спать. Даже если девушка напишет еще что-то, он ответит уже завтра.       

***

      Завтрашняя смена будет с Селиной и поток ее абсолютно необоснованных предположений и вздорных гипотез из сообщений перекочует в реальность. Но это будет завтра, а сегодняшняя реальность на данный момент состояла в заказе на четыре капучино, три латте и шесть американо. Очередь галдела и скапливалась, ибо такой крупный заказ занимал много времени, сказывалась ограниченность человеческих и материально-технических ресурсов. Кажется, несколько человек даже не стали ждать и ушли. Что же, их можно понять.       Робер привычными жестами собирал заказ, когда какое-то шестое чувство заставило его взглянуть на дверь. Будь на его месте Матильда, она бы от души бросила «твою кавалерию!» и была бы права.       Рокэ Алва стоял в конце очереди и со скучающим видом осматривался. А Робер не пялился. Не пялился.       Стоящий в паре метров Паоло что-то строчил в телефоне вместо того, чтобы работать, и Эпинэ справедливо подозревал, кому же сыплются сообщения. Через пару минут мобильный в кармане завибрировал и сомнений в том, что это была Селина, подбившая, видимо, весь их коллектив, не было. Робер, буркнув «предатель», отодвинул его бедром и, наконец, расстался со злополучным заказом. Дальше дело пошло быстрее и лицом к лицу с Рокэ Алвой Робер столкнулся где-то минут через семь, может, десять.       — Эм. Добрый день, — Эпинэ старался не подать виду, что что-то не так, потому что все как бы было так, — я готов принять ваш заказ.       — Добрый. Американо.       — Хорошо, — Робер нажал соответствующую команду на кассе, — желаете что-то еще?       — Нет, — Алва мотнул головой, отбрасывая волосы через плечо, — но я бы хотел поговор…       — Ваш заказ принят, ожидайте, — Эпине не дал ему закончить предложение и юркнул к кофе-машине.       Потому что нет. Кофе – ладно, хорошо, с этим можно смириться. Но никаких разговоров. Хватит. Вон, он уже подписал разрешение Арлетте Рафиано, или не Рафиано, неважно, так что хватит. Ничем хорошим Рокэ Алве он не обязан, разговаривать он с ним тоже не обязан. И еще эта Селина!..       Робер слишком агрессивно работал, потакая собственным мыслям, отчего в итоге расплескал немного кипятка на руки, и это было больно, но еще это привело в чувство. Бариста обтер саднящие пальцы об фартук, нацепил-таки на стаканчик крышку и подошел к прилавку.       — Ваш заказ, спасибо за ожидание, — Эпинэ поставил кофе на столешницу и подвинул вперед. — И извините.       Не человек, а дьявол во плоти, стоял напротив и улыбался, чуть склонив голову влево.       — Когда заканчивается твоя смена?       Можно соврать. Сказать, что она закончится через четыре часа, хотя она закончится через три, и просто сбежать. А завтра уж будь, что будет. Не станет же Рокэ Алва терпеть подобное к себе отношение. Лучшее решение проблемы, которая не была проблемой.       — Через три часа.       — Я заеду за тобой?       Наверняка именно с подобных вопросов, заданных с такой нарочитой небрежностью, начинались самые страшные грехопадения.       — Да.       Алва кивнул, забрал кофе, снова оставил слишком щедрые чаевые и ушел, вестимо, не прощаясь. А Робер, чтобы не думать об этом, с остервенением взялся за следующий заказ. Телефон в кармане начал вибрировать, оповещая о потоке входящих сообщений, и, видимо, только тот факт, что он сейчас был на работе, останавливал Селину, а сомнений в том, что это она, все еще не было, от звонка. Если бы не штрафы за телефонные разговоры, то сейчас вновь началась бы старая песня, приправленная новыми домыслами, согласиться с которой по-прежнему было невозможно.       Обычно на работе время тянется медленно, вопреки желанию, но сейчас все было наоборот. Очень хотелось оттянуть момент Х, но стрелки на часах бежали с какой-то неумолимой резвостью, и как-то слишком скоро около кофейни припарковался черный седан. Что сделано, то, конечно, сделано, но куртку натягивал Эпинэ с удручающей безнадежностью и шел к парковке как на эшафот.       — Вечер добрый, Ро, — сказал Алва, открыв дверь у переднего пассажирского сидения, для чего он кошкой потянулся с водительского, — падай.       Робер постарался сесть максимально аккуратно, потому что, ну, вряд ли он сможет себе потом позволить химчистку, или где там убирают салоны авто.       — Нам нужно поговорить, а делать это лучше в непринужденной обстановке. Ужин?       Эпинэ кивнул. И пусть Алва делает, что считает необходимым.       

***

      Робер лежал на ставшей за столько лет родной кровати и пялился в потолок.       Рокэ Алва, просто Рокэ, Ро, предлагал ему дедовский ипподром. Или, если говорить правильно, ипподром Эпинэ.       Что ж, по крайней мере, Робер был прав, а Селина ошибалась. Никому он не понравился.       Но ипподром...       — Зачем? Я… Что мне вообще с ним делать?       — Восстановить. Или продать. Хотя последнего, конечно, хотелось бы избежать.       — Я ничего в этом не смыслю. И денег на восстановление у меня тоже нет.       — Насколько мне известно, Эпинэ, не разбирающихся в лошадях, не существует, это, как выразился бы один мой знакомый, противоестественно. А с управленческой и экономической стороной вопроса помогут разобраться инвесторы, в числе которых, кстати, отец того самого знакомого. Бертрам Валмон, ты наверняка о нем слышал.       — Дед часто говорил о нем…       — Все самое лучшее, не сомневаюсь. Впрочем, Бертрам отвечает ему взаимностью. И готов он инвестировать только в тебя, а не в твоего деда.       — Но… Зачем вообще?       — За тебя походатайствовала его добрая подруга, Арлетта Савиньяк.       Дальше Рокэ рассказал, что давно думал о чем-то подобном, и пренебречь тем, что они встретились, не мог. В итоге, тот факт, что он так легко пошел навстречу Арлетте, сыграл решающую роль.       И сейчас Робер мог получить ипподром и все семейные владения. Старое имение было все там же и было так же арестовано. Где сейчас жил Анри-Гийом, он не знал и знать не хотел, но явно где-то в другом месте.       Вернуться в отчий дом… Такого не было даже в самых смелых его мечтах.       Робер, привычно кутаясь в плед, отвернулся к стене. Где-то в соседней комнате Альдо сидел за компьютером, в очередной раз спасая какой-то виртуальный мир, а на кухне Матильда смотрела второсортное ток-шоу, попивая чай, наверняка сдобренный ликером. Сейчас именно это место было его домом, именно эти люди были его семьей, но…       Хватит. Эпинэ накрылся с головой. Ничего хорошего из этого не выйдет, не надо питать пустых надежд и уповать на то, что Арлетта теперь-Савиньяк назвала удачей. Пора спать, ибо завтра на работу. Рокэ обещал позвонить через пару дней, чтобы Робер мог все обдумать, но лучше бы он просто сразу принял его отказ и не давал ему время на сомнения в своем изначальном решении.       

***

      — Это было свидание?! — Залетевшая Селина не стала даже здороваться. Она стягивала куртку, разматывала шарф и запихивала все это шкафчик, не отрывая от Робера восторженно-вопрошающего взгляда. — Я, конечно, подозревала, что он не промах, но чтобы настолько!       — Нет, Сэль, это было не свидание, — Эпинэ покачал головой.       — А что тогда?       — Это был деловой ужин.       — И какие же у вас могут быть дела? — Девчушка захлопнула створку плечом и принялась собирать волосы в хвост.       Вдаваться в подробности о своем прошлом все еще решительно не хотелось.       — Давно минувших дней. И, думаю, он больше сюда не придет.       — Это ты специально ему чего-то наговорил? — Селина встала, уперев руки в бока, и нахмурилась.       Ее настойчивость в данном вопросе могла бы удивить, если бы уже не сбила с толку ее претензия. Как она вообще могла о нем так подумать? Робер опешил и встал с наполовину стянутой на руках курткой.       — Чт… Я… Нет, конечно! Я бы себе такого никогда не позволил! Да и не смог бы!       — Я знаю. Я просто… — Селина неопределенно повела плечом, — мне просто хотелось порадоваться за тебя, потому что мне показалось, что ты ему симпатичен, а он весь такой красивый и выглядит надежным. Может, у вас все и получилось бы!       — Спасибо, Сэль, — Эпинэ, наконец, был готов к работе, — но ему и правда было кое-что нужно от меня, ну, не совсем, но почти, только это больше ничего не значит. Не думаю, что я когда-нибудь увижу его еще раз.       — Никогда не говори «никогда», Ро, — Арамона подошла, взяла его под локоть и потащила в зал, — идем работать. Кофе не ждет!       

***

      Он сказал, что позвонит. Исходя из этого, Робер сделал логичный, на его взгляд, вывод, что приходить он больше не будет.       Но вот Рокэ Алва стоял прямо напротив, буквально в метре, наклонись через прилавок – и можно коснуться, а где-то на периферии зрения восторженно глядела на происходящее Селина, и как звезды из глаз не сыпались только. Робер устало вздохнул.       — Здравствуйте. Чего желаете?       — Умоляю, скажите, что его.       Видимо, это должен был быть тихий бубнеж себе под нос, но Рокэ Алва не мог не расслышать слишком возбужденный женский шепот, потому что гребанное мироздание ненавидело Робера Эпинэ. Хотелось провалиться под землю от нахлынувшей неловкости.       — Чтобы порадовать эту юную особу, — Рокэ со смешком выдохнул и протянул, — тебя. И американо. В первую очередь – американо. Не обижайся, Ро.       Селина пищала на ультразвуке, Рокэ улыбался, а Робер… Пошел делать кофе, потому что все остальное было слишком. И вообще.       — Ваш заказ. Американо.       — Спасибо.       Чаевых опять оказалось слишком много.       — Рокэ, не надо, — сказал Эпинэ быстрее, чем успел обдумать.       Вот же… Твою кавалерию! Нельзя так с клиентами. Бариста оставил одну купюру, а остальные подвинул назад. Да, теперь немного не хватало, но он добавит из своего кармана, и это будет приемлемо и даже справедливо. Алва выгнул бровь и взглянул на Селину, та закивала как болванчик, что, видимо, порождало какой-то заговор, ничего хорошего Роберу не сулящий. Рокэ взял стакан, не тронул деньги и ушел, бросив напоследок:       — До встречи, Ро.       Сэль немедленно подскочила и запихнула лишние купюры Роберу в карман против баночки для чаевых, в которую и нужно было все скинуть.       — И больше не смей со мной спорить на этот счет! «До встречи», Робер, «до встречи»!       — Селина, пожалуйста… — Что именно «пожалуйста», Робер сказать затруднялся. — Просто давай работать.       Смена была не самой загруженной. Дело спорилось, кофе готовился, клиенты приходили и уходили. Выждав немного, Эпинэ все же сунул чаевые от Алвы в общую банку так, чтобы Сэль не видела. Не нужны ему никакие подачки.       Дорогу домой с работы и наоборот Эпинэ за шесть лет выучил как свои пять пальцев и пройти мог даже с закрытыми глазами, зная каждую выбоину, каждый бордюр и каждый дорожный переход. Вечером было уже довольно холодно, мужчина натянул капюшон и засунул руки в карманы.       Ну, Селина, ну, шельма! Левая рука сжимала деньги, коварно подсунутые в карман, и Робер даже знал какие. Что же, Матильда опять порадуется, а на себя он их тратить не будет. Это принципиальная позиция.       

***

      — Тебе, никак, зарплату повысили? — Матильда отхлебнула чай и потянулась за еще одним куском пирога. — А то балуешь, балуешь.       — Нет, просто опять чаевые хорошие были, — Робер последовал ее примеру и тоже положил себе десерт, а потом решил перевести тему для предупреждения ненужных вопросов, ответить на которые он не сможет, — а Альдо где?       — Да шалается опять где-то, — женщина махнула рукой, — обалдуй.       Эпинэ улыбнулся. Она могла много и долго хаять Альдо, но во внуке души не чаяла.       — Слушай, Матильда, — Робер поставил кружку на блюдце, звонко цокнуло стекло о стекло. — Ты знай, что я вам двоим так благодарен! Без вас меня бы уже не было.       — А, ну, ты брось это! В благодарность ударился, погляди на него, — она сложила руки на груди и выглядела удивительно грозно.       — Да я ж от души!       — И я тоже, — она расслабилась и снова взялась за чай, сюрпнула и посмотрела на Робера внимательно-внимательно, — ты думаешь, что я уже старуха с деменцией и ничего не понимаю?       Робер хотел возмутиться, но Матильда подняла руку и продолжила:       — Выкладывай, что там у тебя. Я же вижу, что ты сам не свой.       Он было подумал, что навлечет на себя гнев, но это была Матильда, и, во-первых, она разгневается в любом случае, а во-вторых, это не тот гнев, которого стоит страшиться.       — Ты, эм, знаешь Рокэ Алву?       — А как же не знать, конечно, знаю, твою кавалерию! Это ж тот самый, который, ну…       — Да, он, — Эпинэ верно истолковал недосказанное, — в общем, с неделю назад, или, когда там, помнишь, когда я пирог принес, он был в кофейне.       — Чего?       Матильда подорвалась, да так и села. А Робера как прорвало. Он стал рассказывать, путаясь в словах и событиях, и о Рокэ, и об Арлетте, и о том, что у матери не был, и о возможности вернуть ипподром, и про инвестиции. Не сказал только о глупостях Селины, потому что, ну, это были глупости.       — И что ты теперь думаешь? — Слишком спокойно спросила Матильда, что свидетельствовало о глубоком шоке. — Поступай, как знаешь, но если хочешь остаться – оставайся, никуда я тебя гнать не буду, твою кавалерию!       — Спасибо, — искренне поблагодарил Эпинэ, — но я совсем не знаю, что делать. На самом деле, знаю, мне это все не нужно, и я не соглашусь на его предложение, но я как подумаю, что могу, ну, вернуться домой…       — К кому ты туда вернешься? К призракам счастливой жизни и деду, гори он в аду?       Роберу было немного горько от этих слов, но Матильда рубила правду-матку, ибо, как было сказано в каком-то фильме, названия которого он и не вспомнит, дом – это не место, а люди. А в старом семейном имении людей не осталось. Не осталось даже лошадей.       — Я лошадей разводить смогу.       Почему-то именно об этом Робер задумался впервые. Хотя, суть дела, Алва же предлагал восстановить ипподром, а это, прежде всего, означало лошадей. И Эпинэ так давно не ездил верхом…       Матильда покачала головой и припечатала:       — Это дорого.       — Кабы я не знал! Но Алва предлагает и инвесторов, я же говорил.       — А какие его мотивы? Что он сам с этого имеет?       — Я… — Робер шумно вздохнул, — не знаю. Ты не веришь ему?       — А ты, что, веришь?— Женщина выпучила глаза и посмотрела на него как на идиота.       Видимо, идиотом он и был.       — Наверное. Больше да, чем нет.       — Болван ты, Эпинэ, как есть болван. Бесплатный сыр, известно, где.       — Это неважно. Я все равно соглашаться не собираюсь.       Разговор сошел на нет, и, вроде бы, от него немного полегчало, потому что Робер в первый раз кому-то рассказал о происходящем, но остался какой-то странный осадок, будто не оправдались какие-то ожидания. Может, он хотел, чтобы Матильда его поддержала? Только, вот, Матильда и поддержала.       Чай остыл, пирог приелся, но завтра на работу не нужно, и, если уйти сейчас, женщина заподозрит неладное. Поэтому Робер остался на кухне и включил телевизор.       

***

      Второй выходной подходил к концу, но Алва так и не позвонил. Видимо, он сделал вывод, правильный вывод, что Робер не хочет, не вытянет, не согласится и еще парочка всяких «не». Селина молчала, а это значило, что и в кофейне тот не появлялся. Это, кстати, по мнению Эпинэ, удивительным не было. Рокэ Алва мог позволить себе кофе и получше, а никакие дела в этой кофейне его больше не ждали, хоть это и подтверждало гипотезу, что все разы, кроме первого, приходил он туда из-за Эпинэ.       Робер лежал на кровати, подложив руку под голову, пялился вверх, в потолок, которого не было видно, в темноту, и думал о том, что в последнее время он стал как-то слишком зациклен на Алве. Он занял не настолько много места в его, Робера, повседневности, чтобы думать о нем приблизительно постоянно, но Эпинэ никогда не знал полумер и если во что-то вляпывался, то основательно. Вляпаться в Рокэ Алву… Звучало, почему-то, хуже, чем было на самом деле.       Робер поерзал, вздохнул и прикрыл глаза. Он только было решил, что многовато думает все об одном, а потом продолжил думать все о том же. Весь поток его мыслей был сплошным переливанием из пустого в порожнее.       Не надо думать. Надо спать. Завтра его ждет кофе, завтра ему работать, завтра будет очередная смена. И, если не повезет, Рокэ Алва на нее не явится.       

***

      — Американо?       Это называют законом Мёрфи, и он работает всегда, как закон всемирного притяжения, второй закон Ньютона или закон сохранения энергии. Яблоки падают с деревьев, ускорение прямо пропорционально равнодействующей сил и обратно пропорционально массе, ничто не берется из ниоткуда и не девается в никуда, все всегда идет по худшему из возможных сценариев, а Рокэ Алва опять приходит в кофейню, где работает Робер Эпинэ.       — Да, но два. Я сегодня не один.        Алва кивнул в сторону окон, из которых было видно парковку, и у знакомого черного седана курил какой-то высокий блондин, лица которого Робер с такого расстояния разглядеть не мог.       — Ваш заказ принят, ожидайте.       Народу сегодня было негусто, Рокэ оказался в числе первой десятки гостей, и на данный момент клиентов помимо него в кофейне не было. Жан по случаю разгруженности возился со стаканами и крышками в подсобке, и выходило так, что Эпинэ с Алвой сейчас тут были вдвоем, разделенные лишь прилавком. Это могло бы интриговать, но, во-первых, они не первый раз остаются наедине, а во-вторых, их все еще разделяет прилавок. Рокэ молчал, Робер никаких разговоров начинать не собирался, да и не положено.       — Все готово. Два американо.       Бариста отточенными жестами подвинул подставку со стаканчиками к клиенту.       — Спасибо, — Рокэ положил на монетницу деньги, забрал кофе и, опережая возмущение на предмет чаевых, продолжил, — ты подумал?       — Ты говорил, что позвонишь по этому поводу, а не придешь.       Это вряд ли было дерзкой шуткой, скорее, Робер опять выдал что-то, не подумав, но Алва счел это забавным и, ну, рассмеялся. Не во все горло, не громко, не заливисто, но это все равно был смех. Не насмешка. Смех.       — Хорошо, и впредь не будем мешать дела и кофе. Я позвоню. Всего доброго.       — Хорошего дня. Приходите еще.       

***

      На квартиру идти желания особого не было, потому что мог позвонить Рокэ, а разговаривать с ним там не хотелось. Матильда не поймет, а Альдо… Альдо еще ничего не знает и наверняка взбесится, потому что, во-первых, ему первому все не рассказали, а во-вторых, ему это не понравится. Когда все только произошло, тогда, шесть лет назад, Альдо исходился ядом все на того же Алву, и оправдывал деда, которого во всем винил сам Робер.       Вообще, уверенности, что Рокэ позвонит именно сегодня, не было, даже наоборот, но Эпинэ так давно не был нигде, кроме работы, дома и парочки близлежащих магазинов… Мужчина свернул с привычной дороги и направился в находящийся относительно недалеко парк. Ветра практически не было, и пусть холод кусался, просто пройтись по заваленным сухими листьями тропинкам, освещаемым теплыми фонарями и рябью множества каких-то гирлянд, было до того здорово, что Робер дал себе мысленное обещание делать так почаще, а не раз в два года, которое он, конечно, вряд ли исполнит. Бравадисто-романтическое настроение окрыляло и вдохновляло дышать полной грудью, листва шуршала под ногами, городской шум казался непривычно далеким. И мысль согласиться настойчиво пульсировала в голове. Шалая, она была рождена лишь моментом и в этом парке и останется, но впервые Робер не почувствовал от этого дискомфорт.       Да, Алва так и не позвонил, но это совсем не расстроило, и назад Эпинэ шел с легкой душой.       

***

      Рокэ позвонил на следующий день. Видимо, специально подгадал время, когда у Эпинэ закончится смена, и разговор пришелся как раз на дорогу домой.       — Вечер добрый, Ро.       — Эм, — нервы начинали шалить, потому что, по сути, на этом разговоре все и закончится, — добрый.       — Я не помешал? Ты можешь говорить?       — Нет. То есть, да, — Робер остановился перед пешеходным переходом, убедился в отсутствии машин и пошел дальше. — В смысле, не помешал. Я могу.       В телефоне послышался смешок.       — У тебя завтра – выходной, я правильно понимаю?       — Ага.       — Планы какие-то есть?       — Нет.       — Я почему-то так и думал.       Робер думал было оскорбиться, но на правду не обижаются. Было довольно холодно, рука замерзла, и он переложил телефон в другую руку, засунув после этого первую в карман.       —… можешь?       — Что? — Эпинэ, очевидно, пропустил начало предложения. — Прости, я не расслышал.       Раздался вздох, и Робер почему-то был уверен, что Рокэ улыбается.       — Я заеду за тобой утром. Часов в десять.       — А если я не хочу никуда ехать?       Глупое и неудачное «с тобой» он озвучивать не стал.       — А ты не хочешь?       — …хочу.       Все то же «с тобой», уже интригующее, снова осталось невысказанным.       — Где ты живешь?       Робер на секунду замялся, потому что, ну, было что-то неправильное в том, чтобы говорить адрес ракановской квартиры. Что именно – он понять не мог, но что-то было. Вестимо, излюбленные им в последнее время глупости. Эпинэ назвал адрес и понадеялся, что его заминка не была понята превратно.       — Хорошо. Я буду в десять.       — Хорошо.       — До завтра, Ро.       Алва дождался ответного «до встречи» и только тогда положил трубку. Робер встал, как вкопанный, посреди тротуара, прохожие обходили его и неодобрительно пялились, кто-то даже оборачивался, но ему было все равно, потому что он ничего не замечал и лишь пялился в экран мобильного, в журнал вызовов, на строчку с входящим от Рокэ Алвы, и думал о том, что в очередной раз ошибся, когда предположил, что на этом разговоре все закончится.       

***

      Радоваться в предвкушении Робер никогда не умел, а вот изводить себя в ожидании в сопровождении легкой тошноты – это да, это прям его. Немного мутить его стало, когда еще до дома не дошел. На что подписался – он даже не подозревал. Все еще можно сбежать, но почему-то именно эта мысль казалась кощунственной и неправильной, и Эпинэ знал, что так не сделает, а поедет с Алвой куда угодно. Может, он просто хочет снова обсудить дела в непринужденной обстановке за едой. Хотя для завтрака поздно, а для обеда рано. Ужинать он не стал, какая еда, когда органы сжались в единый нервный ком, сходил в душ и пошел спать, но, конечно же, сон не шел несколько часов, хоть в голове и было пусто.       Когда бы он еще встал в выходной в шесть утра? Совершенно невыспавшийся, Робер пил кофе и пытался запихнуть в себя посредственную яичницу, потому что отнюдь не факт, что с Рокэ они будут действительно есть, как Эпинэ предположил изначально. Сколько времени это все займет, он тоже не знал, и пусть сейчас кусок в горло не лез, легкая тошнота отступит, когда будет ясно, что вообще происходит, и тогда захочется есть.       Сидеть и ждать было уже невыносимо, и Робер засобирался так рано, что был готов почти в половину десятого.       — И куда ты? На работу, никак? Уже выходных знать не хочешь? — Матильда стояла, привалившись к дверному косяку и сложив руки на своей могучей груди.       — Нет, не на работу, так, просто, развеяться.       Он обувался и слишком внимательно глядел на лоферы. Поднять взгляд было немного стыдно, потому что он почти соврал, но рассказывать, что он собирается снова встретиться с Алвой, почему-то не хотелось.       — Ну, дай Бог, — она вздохнула, — а то засиделся ты, конечно, вечно дома да дома.       — Ага.       Робер снял куртку с крючка, вышел из квартиры, одеваясь уже в парадной, и услышал приглушенный крик Альдо «а куда Робер пошел?», что ж, оставалось надеяться, что друг не решит, что Эпинэ пошел куда-то развлекаться без него, потому что тот постоянно это предлагал и получал отказы. Обижать Ракана не хотелось.       Мужчина спешно спустился по ступенькам и стал ждать у порожек, не рискнув на них сесть, ибо и бетон холодный был, осень же, и пачкать замаранной одеждой потом салон авто не хотелось. Наверное, сейчас впервые в жизни Робер пожалел, что не курит. Нервы шалили, и сигарета наверняка могла бы с этим помочь. Возможно, даже несколько сигарет. Переминаясь с ноги на ноги, он смотрел вниз, на тротуарную плитку, знавшую лучшие годы, истресканную, где-то отставшую от грунта и с проросшей травой у бордюров, и хохлился как воробушек, вжимая голову в плечи и пряча нос в воротнике. Ох, только бы Алва решил обсуждать дела где-то в теплом помещении!       Эпинэ думал, что будет мерзнуть еще минут двадцать, но знакомый черный седан подъехал где-то через пять.       — Не думал, что ты будешь ждать, — прикрикнул Алва, открыв окно у пассажирского места, — садись.       Робер, подгоняемый холодом, быстро нырнул в салон и постарался расслабиться.       — Добрый день.       — Привет, Ро.       Алва нажал какие-то кнопки на панели, включая обогрев, о чем свидетельствовали потоки теплого воздуха из дефлекторов, и тронулся, а Эпинэ во второй раз подивился плавному ходу и шумоподавлению в автомобиле. Делают же аппараты! Сам Робер в принципе водил посредственно, так еще и в лучшие годы вряд ли мог иметь такую машину.       — Выедем за город, хочешь за руль? — Спросил Рокэ, не отрывая взгляда от дороги.       — Мы выедем за город? — Удивился Робер. — Зачем? Куда мы едем?       — Увидишь. Так хочешь или нет? — Он чуть прибавил ходу и перестроился, а потом свернул на светофоре, за малым успев прошмыгнуть до того, как загорелся красный.       — Нет, спасибо. Я не очень хороший водитель, да и равнодушен к вождению, если честно.       Алва кивнул, видимо, удовлетворенный ответом и объяснением, и некоторое время они ехали в тишине. В машине быстро стало тепло, и Ро даже расстегнул куртку и позволил себе немного расслабиться. Совсем немного. Город редел, высотки скрывались, начинался пригород и скоро они выскочили на шоссе, ведущее куда-то на север, но километров через двадцать свернули на восток. В этих краях Робер прежде не бывал и у него не было ни одной идеи, куда же они все-таки направляются. Когда асфальт сменился гравийкой, Эпинэ не выдержал:       — Где мы вообще?       Можно было бы пошутить про то, что его тело тут никто не найдет, но настроения для таких шуток не было. Рокэ чуть замедлился, а потом повернул голову, посмотрел внимательно-внимательно и спросил:       — Ты мне веришь?       Если подумать, причин верить Рокэ Алве не было. Если еще подумать, то причин не верить не было тоже. Только Робер вообще не думал.       — Верю.       — Тогда подожди еще немного, мы почти приехали.       Действительно, через пару минут они въехали на какую-то широкую парковку около невысокого, но длинного здания, и еще через несколько мгновений Эпинэ смог разглядеть вывеску. Твою-то кавалерию…       Они приехали на ипподром.       — Зачем мы здесь?       Робер пялился на фасад и не видел ничего другого. Алва, машина, парковка, весь гребанный мир сузился до одной деревянной лошадки, выкрашенной в красный цвет.       — Ты все еще веришь мне?       Эпинэ не ответил, потому что, черт возьми, верил, хотя уже не хотел, и все смотрел на эту проклятую эмблему.       — Идем.       Рокэ вышел из машины, забрал какой-то пакет с заднего сидения, который Эпинэ до этого не заметил, и захлопнул дверцу. Только тогда потревоженный шумом Робер открыл дверь и выбрался на улицу, хотя хотелось опустить лицо к коленям, закрыть глаза и открыть их уже дома. Только вот… Дома – это где?       Хоть они уехали от города не так уж и далеко, да еще и к северу, тут было теплее, и, что самое главное, практически не было ветра. Робер, пусть и находящийся в прострации, совсем расстегнул куртку. Рокэ подошел и вручил ему пакет.       — Надеюсь, я угадал с размером.       Конечно, там был комплект одежды для верховой езды. Робер смотрел на сложенную сверху темную ткань, видимо, бывшую бриджами, и боролся с желанием швырнуть все на землю. Или Рокэ в лицо.       Ладно, он никогда бы этого не сделал.       Алва взял его под локоть и осторожно потянул за собой. Скорее всего, как-то так общаются с умалишенными.       — Идем же. Не стой.       И Робер пошел.       

***

      Конечно же, вся амуниция оказалась впору. Конечно же, она оказалась неприлично хорошей. Конечно же…       В конюшне пахло пылью, кожей, свежим кормом и чистыми лошадьми, и из-за обилия знакомых ароматов внутри что-то болезненно оживало.       — Я бы мог посоветовать тебе кого-нибудь, но, думаю, ты разберешься и без моей помощи.       Робер рассеянно кивнул. Он слышал Рокэ, но не видел, потому что рассматривал гряду загонов, в которых стояли лошади. Лошади. Он прошел мимо нескольких и остановился около гнедого жеребца, на информационной табличке которого красовалось «Дракко», и еще до того, как прочел, Эпинэ знал, что верно определил породу, и в том, что норов угадал, он тоже не сомневался. Взяв из корзины яблоко, мужчина поднес его к лошадиной морде, и Дракко охотно взял угощение, а потом сам подлез под руку и ласку.       — Красавец, — Робер глупо улыбнулся себе под нос.       Он и забыл, насколько любит этих животных. Когда подошел местный сотрудник, довольно юный парень, Эпинэ, зная, что нарушит этим все писанные и неписанные правила, спросил:       — Могу я сам?       Паренек выпучил глаза, посмотрел куда-то за Робера, видимо, на Рокэ, а потом кивнул и передал и буквальные, и фигуральные поводья. Голова многое забыла, но руки помнили. Годами отточенные движения, притупленные за шесть лет работы со стаканчиками и кофе-машинами, а не живыми существами, становились все ловчее с каждым новым, жеребец на удивление охотно шел под руки, и сердце кровью обливалось, мучительно и сладко. Дело спорилось, и совсем скоро Робер вывел коня на улицу.       — Я сначала пройдусь с тобой, покажу местные тропы, а потом, если захочешь, сам продолжишь, у меня тут есть несколько дел, — Алва выехал уже верхом на роскошном вороном, скорее всего, строптивом, как и он сам.       Эпинэ, запрыгивая на коня, уже знал, что захочет. Они на пробу прошли метров триста, а потом перешли на рысь. Вести беседу так было сложнее, но Рокэ все же завел разговор:       — Тут, конечно, территории меньше, чем у Эпинэ, но есть, где разгуляться, еще немного я тебя проведу, дальше – ты сам, а я вернусь. Можешь развлекаться, сколько хочешь. Не думай о том, что тебя кто-то ждет.       — Я и не думал, пока ты не сказал, — признался Робер, почувствовавший укол совести.       — Знаю. Но подумал бы потом, и вернулся бы минут через двадцать, — Рокэ мотнул головой, отбрасывая волосы с лица. — Если увижу тебя раньше, чем через два часа, сочту это оскорблением.       Шаг за шагом, метр за метром они миновали оборудованную трассу и вышли к какому-то широкому полю с песчаной дорогой по окраине и пролеску где-то в нескольких километрах впереди.       — Здесь я тебя оставлю, — Алва чуть натянул поводья, развернул коня, а после отсалютовал, — два часа. Но!       Робер смотрел на удаляющуюся спину где-то пару минут, как Дракко под ним начал нетерпеливо ерзать.       — Прости, парень, — Эпинэ погладил жеребцу холку, — идем.       Шаг он сменил на рысь метров через пятьдесят, а потом и вовсе пустился в галоп.       Ветер хлестал по щекам, путал волосы, лез под одежду и совершенно терялся в восторге от происходящего. Робер не ездил верхом шесть лет. Мучительно долгих, совершенно невыносимых, как он понял прямо сейчас. Хотелось дышать полной грудью, кричать, смеяться и нестись, нестись, нестись. Как он жил все эти годы?!       Дракко, умный и замечательный Дракко, видимо, чувствовавший возбуждение хозяина, сам решил ускориться, но загонять его в мыло не хотелось, поэтому Робер начал осторожно замедляться, и когда конь вернулся к шагу, то все же не выдержал и рассмеялся от нахлынувшего восторга. Отдышавшись и выждав пару минут, он снова рванул вперед.       — Но!       

***

      Во времени Эпинэ совсем потерялся, и пришел в себя только часа через три, а то и позже, когда солнце уже миновало зенит, и если бы не этот факт, то он вряд ли бы сообразил, что бессовестно задержался. Да, Алва сказал, что два часа – это минимум, но не наглеть же, в самом-то деле. Робер побрел назад, взмыленный, как и Дракко, но до одури счастливый, такой, каким не был уже очень давно.       Алва все с тем же вороным ждал его у пролеска, того самого, в паре километров от трассы, оказавшегося на деле простой лесозащитной полосой. Жеребец лениво жевал траву, прикрывший глаза Рокэ сидел на уже довольно холодной, на минуточку, земле, привалившись к дереву на сложенные за головой руки. Для полноты картины травинки во рту только и не хватало. Подойдя ближе, Ро увидел, что все же не на земле, а на каком-то коврике. Только он хотел было что-то сказать, как Алва открыл глаза и заговорил:       — Нет, ты не задержался, нет, я не ждал, нет, я не прощаю, потому что прощать не за что.       — Но… — Может, порядок не тот, но по существу Эпинэ хотел сказать примерно это же, — как ты вообще…       — У тебя все на лице написано, — Рокэ поднялся, повел шеей, разминаясь, подобрал коврик, скрутив тот в рулон и зацепив каким-то ремешком, подошел к вороному и ловко вскочил в седло. — До трассы наперегонки?       — Мы уставшие, нам – фору, — согласился Робер и, ударив по бокам, рванул вперед.       На протяжении всего недолгого пути Алва отставал на пол корпуса, и к импровизированной финишной черте они пришли так же, хотя Робер справедливо полагал, что ему поддались. Вороной был, во-первых, совсем не загнанный, а во-вторых, наверняка еще и более подготовленный.       — Мои поздравления, — Рокэ убрал волосы назад на сей раз рукой.       — Я их не принимаю, — Эпинэ улыбнулся, потому что не улыбаться сейчас он просто не мог.       — Ты подумал? Я готов услышать твое решение.       Смена темы была резкой, но, если быть откровенным, ожидаемой. Робер смотрел перед собой, поверх лошадиных ушей, местное административное здание уже было видно, еще немного – выглянут из-за угла и конюшни. Эпинэ молчал, но не думал и не сомневался. Это место было прекрасно.       — Я согласен.       Но родной ипподром Эпинэ был стократ прекраснее.       — Я знал, что ты согласишься, — Рокэ кивнул и улыбнулся как истинное воплощение порока.       — Ты выжидал или раздумывал над маневром? — спросил Робер, почему-то чувствующий легкость, почему-то чувствующий уверенность в своем решении, почему-то знающий, что именно это – не блажь.       — Сначала одно, потом другое, но какая разница? — Алва потрепал холку вороного и завернул на трассу. — Сейчас в конюшню, потом зайдем к владельцу, нужно, чтобы ты подписал бумаги, и пообедаем, хотя кухня тут посредственная.       — Какие бумаги?       — На Дракко. Считай это первой инвестицией.       

***

      Блаженно уставший Робер прижимал к себе пакет с амуницией и папку бумаг и смотрел на дорогу. Ипподром давно скрылся сначала за деревьями, а потом и за горизонтом, они выехали на асфальт, и восторженное возбуждение уступило место растекающейся по груди теплой и тихой радости. Видимо, это отражалось на его лице, потому что покосившийся на него Алва улыбнулся одной стороной, а потом спросил:       — Как давно ты не ходил верхом?       — Шесть лет, — Эпинэ чуть сильнее сжал в руках пакет, отчего тот предательски зашелестел.       — Я так и думал. Скучал?       Вопрос был довольно глупым, но, видимо, это было приглашением излить душу, отказываться от которого Ро, к собственному удивлению, не стал.       — Думал, что нет, — он расслабился и отпустил ношу, буквальную и фигуральную, — точнее, я вообще не думал об этом, а как в конюшню зашел… Теперь не знаю, как я вообще жил все эти годы!       Робер замолчал, потому что сказанное было откровением не для Алвы, но для него самого. Разве ж это была жизнь?..       — Рокэ? — Тихо позвал Эпинэ через пару минут.       — М?       — Спасибо.       — Я бы сказал, что ты можешь отблагодарить меня кофе, но тебе придется оставить кофейню, так что пустое.       — Что? — Робер резко вскинул голову и воззрел на точеный водительский профиль.       — Что именно «что»?       — Почему оставить?       — Вести дела оттуда будет трудновато, хотя, конечно, можешь попробовать.       — Я об этом совсем не подумал…       И точно. Согласился – ведь теперь все, прежняя жизнь закончится. Закончатся Раканы, закончится кофейня, закончится привычная дорога домой, даже Селина – и та закончится… Он не собирался рвать контакты, конечно, нет, но с глаз долой – из сердца вон, и они все скоро забудут об одном несчастном Эпинэ, когда-то бывшем в их жизнях серым пятном с налетом уныния.       — Ты еще о многом не думал, но все впереди. Начинаешь жалеть?       — Нет, — резко и уверенно ответил Робер, — просто… Все закончится, понимаешь?       — Ты ошибаешься, Ро, — Рокэ выехал на шоссе и прибавил ходу, — все только начинается.       

***

      Черный седан скрылся за поворотом, дерзко подмигнув задними фарами напоследок, и только тогда Робер решился подняться в квартиру.       Все только начинается.       Уволиться из кофейни казалось чем-то совершенно немыслимым, поэтому Эпинэ решил для начала взять отпуск на пару недель, благо, он не брал его последние года три, и сначала поехать на разведку. Но прежде нужно закончить тут со всеми документами, как объяснил Рокэ, снять арест и получить юридические права на владение всем имуществом. Робер был далек от всего этого, но Алва сказал, что этим изначально занимались лучшие юристы, все уже готово, и завтра часть бюрократии будет одолена. Присутствовало ощущение, что все решилось давно, без него, и было вопросом времени.       Эпинэ остановился перед входной дверью и вздохнул.       Все только начинается.       — Где ты был?       Не успел он войти и раздеться, как был застигнут врасплох Альдо, дублирующим утреннюю Матильду. Но если та выглядела довольной, то Альдо был готов рвать и метать, брови его были нахмурены, а усмешка была горькой и злой.       — Да так, — Робер поставил на пол пакет с одеждой и бумагами и стал разуваться, — что-то случилось?       — Где ты был? — Повторил Альдо уже агрессивнее, игнорируя вопрос.       Робер, наконец, повесил куртку на вешалку и выпрямился, оставаясь на месте.       — Да что с тобой? Что случилось-то?       — Ничего со мной! — Рявкнул Альдо и подошел ближе, как-то слишком сильно пылая яростью. — Это с тобой что?! Я видел, что тебя забрала та же машина, которая недавно привозила. Это тот самый Алва был, да?! Ты думаешь, я не знаю ничего?       Матильда никак рассказала? Это могло бы быть хорошо, если бы Робер отказался, и тогда это избавило бы его от лишних откровений, но Робер согласился, и теперь в этом нужно как-то признаться. Только вот злость Альдо была заразительной, и, по существу, оправдываться ни в чем Эпинэ не должен.       — А какая разница? Это мое дело.       — Не твое! — Гримасой Альдо можно было бы пугать людей, и это было бы смешно, если бы не было так жутко и неприятно. — Ты живешь в моем доме, и когда опять сядешь в лужу, вытаскивать тебя опять придется мне!       «Когда». Он сказал «когда», а не «если». Робер сделал глубокий вдох, чтобы присмирить нарастающий внутри гнев. Альдо был на эмоциях, и уподобляться ему не стоило, потому что это обязательно выльется в ссору.       — Хорошо. Что ты сейчас хочешь от меня услышать?       — Что ты послал его нахер! — Ракан ударил кулаком в стену.       Все это начинало напоминать какой-то разговор семейной пары, где ревнивый муж пытался уличить невиновную жену в измене. Только вот подобные отношения друзей, вестимо, не связывали. Робер шумно выдохнул и только разразился было тирадой, как послышался звон разбитого стекла и стены сотряс крик.       — Хватит! — Матильда стояла, тяжело дыша и уперев руки по бокам, у ног ее валялись белые осколки, и выглядело это страшно. — Пошли вон по разным углам! Быстро!       Они так и встали, как истуканы, и ошалело пялились на женщину, когда та снова рявкнула через пару секунд.       — Я сказала – марш, и чтоб я вас не видела и не слышала!       Альдо не выдержал первый, еще раз ударил стену, развернулся и ушел к себе, напоследок от души хлопнув дверью. Робер последовал его примеру, и хоть в нем чувства теперь бушевали не меньше, все же сдержался и не стал причинять никакого вреда имуществу, тем более, чужому. Приподнятого настроения как и не было, на душе стало противно, и этот день, ставший откровением, был безнадежно испорчен.       Эпинэ сел на кровать, бросив пакет у ног, и схватился за голову, прикрыв глаза и оттягивая волосы. Это должно было отрезвить, но эмоции накатывали, и дискомфорт, боль терялись в обиде. Может, Альдо и прав. Робер бросается на амбразуру голой грудью. Вот только терять ему все равно нечего.       Сквозь закрытые веки пробился свет и Робер резко выпрямился. Матильда, все еще грозная, стояла в дверях и глядела исподлобья.       — Отказался?       — Согласился.       Женщина вздохнула и покачала головой. Вестимо, не одобряла. Было неприятно, но ожидаемо.       — И как?       — Он на ипподром меня привез, — Робер, мысленно вернувшийся в поля и снова ехавший верхом, улыбнулся, отпуская негатив.       Матильда кивнула. Она понимала, но не понимала.       — И что дальше?       — Видно будет.       Она махнула рукой и вышла, оставив свет. Эпинэ любовно поднял пакет и достал одежду. Уже грязная, пропитанная потом, она была символом и возвращения к прошлому, и начала новой жизни, чем-то фундаментально важным, чем-то, что давало надежду. Рокэ сказал, что Дракко будет первой инвестицией, но он ошибся. Первой инвестицией стал комплект одежды для верховой езды.       Все только начинается.       

***

      Робер, подписывающий уже, кажется, сто тридцать второй документ, повел затекшей правой рукой. Давненько он столько не писал!       — Что это вообще за бумаги? — Наконец, спросил он, немного, конечно, задержавшись с вопросом.       — Вы действительно хотите это знать? — Тучный юрист достал очередную кипу листов.       — Честно? Не особо.       — Я бы сказал, что это крайне опрометчиво с вашей стороны, но мне платят за то, чтобы в этом разбирался я, а не вы.       Опять кому-то кто-то платит, чтобы этот самый кто-то делал что-то для Робера Эпинэ. Он с каждым разом все больше чувствовал себя обязанным всем и каждому, а особенно Рокэ, но тот упорно называл это инвестициями, которые, вроде, как-то так и работают. Сожалений о принятом решении не было, но был страх не вытянуть то, на что замахнулся. У него ж ни опыта, ни образования, ни навыков…       — Вы задумались над чем-то?       Голос юриста вернул в реальность, и только сейчас Эпинэ понял, что уже некоторое время сидел, занеся ручку над бумагой и не двигаясь.       — Простите.       Он поставил размашистую подпись и потянулся за следующим документом. В юридическую контору в центре города Робер приехал сам, Алва вчера дал адрес и обозначил время, и было странно теперь заниматься этим одному. Но нужно было привыкать, потому что и дальше вести его за руку никто не будет. Расквитавшись с очередной стопкой, он поинтересовался:       — Это долго? Ну, вся эта бюрократия.       — Не терпится приступить к делам? — Юрист, на удивление, улыбнулся.       — И да, и нет, — Робер вздохнул, оставив очередной росчерк. — У меня работа еще, я не могу вот так каждый день…       — Меня предупреждали, — он чинно кивнул, — еще немного и на сегодня мы закончим, а потом встретимся… Пожалуй, через три дня, вас же это устраивает?       — Три дня… Да, конечно, у меня будет выходной.       — По моим прогнозам, у нас может и получится тогда оформить все необходимое, и я бы посоветовал вам не затягивать с работой, тем более, что вам еще придется отрабатывать две недели.       — Я и не думал, что так быстро это все будет, — искренне удивился Эпинэ, — хотел отпуск взять, чтобы туда съездить, и вообще…       — Можете, конечно, повременить, дело ваше.       Робер задумался. Близилась зима, и пока нет животных, стоит заняться обустройством, на что требуется время и дорог каждый день, поэтому временить было бы крайне опрометчиво.       — Нет, вы правы, не надо тянуть.       — Как и слишком торопиться, — юрист начал собирать бумаги, видимо, на сегодня было почти все, — когда закончим, надеюсь, на следующей встрече, тогда и пишите заявление. Во избежание эксцессов.       — Хорошо.       Робер потянулся за последними за сегодня документами.       

***

      Альдо не разговаривал с ним, получается, уже третий день, и Робер давно не шел на работу с таким облегчением. Воцарившееся в квартире напряжение давило, он никогда прежде не чувствовал такого дискомфорта, пока жил у Раканов. Это ранило, это было неправильно, эти люди были ему семьей, и ссориться до одури не хотелось. Даже Матильда стала смотреть на него иначе…       Эпинэ мотнул головой, избавляясь от ненужных мыслей, повязал фартук и вышел в торговый зал.       — Добрый день! Я готов принять ваш заказ…       Работа спорилась, осознание того, что все это скоро закончится, делало все лучше, чем есть на самом деле, как это обычно бывает. И клиенты уже не раздражали, и шум аппарата был родным и привычным, и даже приевшийся запах кофе снова обрел налет романтики. Окрыленный, он даже не чувствовал привычной усталости, и когда телефон завибрировал, информируя о входящем сообщении, Эпинэ удивился, стоило ему увидеть, что от начала смены прошло уже почти три часа.       «Когда у тебя перерыв?»       Писал Рокэ, в очередной раз разбивая чаяния Робера, что «ну вот теперь точно все, конец».       «Через час»       «Сделаешь кофе?»       «Да»       Что ж, он говорил, что хочет в благодарность кофе, да будет так. И хоть Эпинэ должен был уже привыкнуть к присутствию Рокэ в своей жизни, все равно было немного волнительно. Но чувство скорого прощания с кофейней снова захватило с головой и Робер с небывалой охотой принялся за следующий заказ.       Капучино, латте, эспрессо… Все это лилось ароматной рекой и с каждым новым стаканом, с каждым «приходите еще», Эпинэ понимал, что будет скучать. Работа тут, может, была не лучшей, но она была и не худшей. Но, конечно, не настолько, чтобы отказаться от всего грядущего ради того, чтобы остаться. Приближался перерыв, Робер поставил американо и занялся чаем для себя, потому что запах кофе, конечно, почти вызывал сегодня приятные чувства, но вкус его ощущать мужчина еще не был готов. Он провел покупку, пошел оставил фартук в подсобке и, забрав стаканчики, занял тот же стол, за которым он недавно беседовал с Арлеттой Савиньяк.       Рокэ появился, кофе еще не успел остыть. Он снял плащ и сел, положив оный рядом.       — Привет, Ро.       Обычно в стенах кофейни Робер взаимодействовал с Рокэ-клиентом и это были формальные отношения «бариста-посетитель», а сейчас он сидел с Рокэ-черт-пойми-кем и привычная стратегия поведения трещала по швам.       — Привет, — Эпинэ подвинул к нему стакан. — Американо.       — Спасибо.       — Это, кажется, благодарность.       — Ты запомнил? — Рокэ выгнул бровь и наверняка усмехнулся, но это было не видно за поднесенным к губам стаканом.       — Я… Конечно, я никогда не забываю заказы.       Была ли это шутка или же элементы профдеформации, Робер не знал, но сказал он это быстрее, чем успел обдумать.       — Я бы мог сказать, что это был не заказ, но сойдемся на том, что это шутка.       Робер кивнул и отпил чай, задумался на секунду и спросил:       — Ты, эм, чего-то хотел?       — Я обязательно должен чего-то хотеть? — Он сверкнул глазами. — Может, мне просто приятно выпить кофе в твоей компании?       — В моей компании?       То, как Алва прикрыл глаза рукой на его вопрос, может, у другого человека и могло показаться чересчур наигранным, было на удивление органично.       — А что не так с твоей компанией?       — Она – моя?       Игра с интонациями приобретала некоторый интригующий оттенок.       — Весьма приятная компания, — Рокэ пожал плечами и пригубил кофе, наверняка зная, какой эффект производит своими словами, но виду не подававший.       Навязчивые мысли в голове голосом Селины пищали что-то о флирте, и веры им по-прежнему не было, но…       Рокэ сидел напротив, улыбался, пил американо и называл его компанию приятной.       

***

      Селина, кажется, уже традиционно, опустила приветствие, но теперь это коснулось в принципе всяких слов, ибо она просто ткнула телефон Роберу в лицо. На экране была фотография, сделанная, вестимо, вчера Паоло. На ней Робер что-то говорил, пялясь в столешницу, а Алва смотрел на него и улыбался.       — Только попробуй сказать, что это было не свидание! — Она завела привычную тему.       — Я не знаю… — Рассеяно пробормотал Робер, глядя на фото.       — Даже не спо… Стоп, что? — Селина, было, завелась, а потом словно зависла, продолжая держать на весу руку с телефоном. — Ты не отнекиваешься?       — Я не знаю! — Повторил Эпинэ уже более осмысленно. — Мне кажется, что нет, но ты совсем меня уже сбила, что я сомневаюсь.       — Ро!       — Что?       — Спроси у него.       — Что спросить?       — Было ли это свидание, дурачок.       — Я… — не хочу, не буду, не смогу, — не знаю.       — Да что ты заладил?! «Не знаю, не знаю», — Она капризно топнула ножкой. — Клянусь, еще немного и я не выдержу, сама у него спрошу, когда он придет.       Почему это не вызвало закономерного опасения, Робер понял не сразу.       — Селина, — начал он, сам не веря, что говорит именно так, — если допустить, что Рокэ приходит из-за меня, то он скоро перестанет. Я уволюсь со дня на день.       — Что? — теперь вопрошала уже девушка, трогательно прижав руки к груди, в которых все еще был телефон со злополучной фотографией.       — Я возвращаюсь домой, — вот так, просто и легко, он впервые произнес это вслух. — Это… Долгая история. А нам пора работать.       — Ну уж нет, ты мне сегодня все расскажешь!       

***

      — Это очень печальная история, Ро, — сказала протиравшая кофе-машину Селина, — я искренне тебе сочувствую.       Робер в таких подробностях рассказал все кому-то, наверное, в первый раз. Он думал, откровение будет больнее, и, может, еще месяц назад так оно бы и было, но сейчас он был окрылен надеждой, хотя что-то внутри и не давало покоя.       — Спасибо, — поблагодарил Эпинэ, потому что не знал, как правильно реагировать на сочувствие.       — Но сейчас я рада за тебя. Это правильно. Хотя мне тебя, конечно, будет не хватать, — девушка вздохнула, — ты только не забывай о нас! Когда будешь в городе – заходи. Звони. Да и вообще…       — Я уеду, вы ж меня забудете через неделю. Приду – не узнаете!       — Это… Что ты такое говоришь вообще?       Она развернулась, вперив руки в бока, отчего тряпочка, которой она работала, зловеще покачивалась, сжатая пальцами. Робер не выдержал и рассмеялся.       — Я шучу, — Робер, до этого распаковывавший крышечки, убрал их в специальную подставку. — Я никуда не денусь.       — Все чудесатее и чудесатее, — девушка вернулась к прерванному занятию. — Ты теперь еще и шутишь!       — Извини.       — Да я же подыгрываю! — Она обернулась, выпучила глаза и прыснула. — Но мне правда будет тебя не хватать.       

***

      — Сегодня мы с вами быстро закончим, — обрадовал юрист и достал действительно небольшую папку.       — Вам настолько не терпится от меня избавиться? — Подобный вопрос был в духе Алвы, а не Робера, но Эпинэ уже, видимо, опылился.       — Вы были бы удивлены, если бы знали насколько далеки от правды, — серьезно ответил он, выделив интонацией «насколько».       Насколько уместно было называть себя клиентом Инголса, Робер не знал, но, видимо, персоной он был непроблематичной.       — Хорошо. Это… утешает.       — Так, это последние бумаги, вот эти, — он разделил кипу на две части, поменьше и побольше, и указал на первую, — вы подписываете, и я оставляю их себе, а эти – ваши, это бумаги на владение, все необходимые разрешения, контракты на поставку и часть о найме рабочих. Настоятельно рекомендую тщательно со всем ознакомиться.       — Рабочие… Тут полный штат? — Смазанные детские воспоминания о ведении дедом дел, наконец, дали о себе знать и оказались полезными.       — Минимально необходимый на первое время, дальнейшие кадровые решения за вами.       Все это казалось чем-то нереальным, поданном на блюдце, отчего стало не по себе.       — Это как-то неправильно.       — Вполне разумное решение. Для начала нужны сотрудники для запуска, а дальше вы подберете себе штат, который будет отвечать всем вашим требованиям, — не согласился юрист, впрочем, неверно истолковав семантику высказывания.       — Да я в целом… — Робер махнул бы рукой, но махнул ручкой над бумагой, оставляя подпись. — Я не заслужил это все, а мне дают все готовенькое и разжеванное.       — Это уже вопрос не юридического характера, — солидная туша подбоченилась, откидываясь на стуле, — но мой вам совет – не думайте об этом. Просто работайте. Если не для себя, то ради людей, которые сделали на вас ставку.       

***

      Когда писал заявление по собственному, Робер чувствовал и предвкушение скорой поездки домой, и сожаление о том, что покидает это место. Руководство успокоило, что его будут рады снова принять, но этого самому Эпинэ хотелось бы избежать. Потому что снова потерять все он не может. Просто не может.       Осталось две недели. Восемь смен, включая сегодняшнюю. И вот это уже было неотвратимо. Но если по работе он истосковался в прошлый раз, то теперь накрыла щемящая волна от грядущего прощания с семейством Ракан, сдобренная иррациональным страхом. Хотя, Альдо, может, и слушать его не станет, избегает же его, до сих пор и словом не обмолвились. А в одном доме живут! Робер вздохнул и принялся за работу. Он, конечно, тут последние дни, но это же не значит, что можно филонить!       

***

      К концу смены паразитом в мозг въелась мысль, вопиющая, наглая, дерзкая, абсолютно-не-роберовская.       Эпинэ, благо, стоявший на довольно долгом светофоре, пялился на экран мобильного и решался. Рука мерзла, телефон грозился скоро вырубиться, и если звонить – то сейчас. Загорелся зеленый, Робер сделал шаг вперед и нажал на иконку вызова. Пара гудков – и дорога позади, пара гудков – и в телефоне слышится игриво-вопросительное «алло».       — Здравствуй, —выдохнул Робер, — я, эм… Ты можешь говорить? Я не мешаю?       — Могу, не мешаешь, — протянул Рокэ и спросил после нескольких мгновений молчания, — ты чего-то хотел?       — Нет. Да. Не знаю.       — Просто говори.       Знакомый узор тротуарной плитки складывался в путь до квартиры, прерывающийся за очередным поворотом. Было прохладно, осень окончательно и бесповоротно отринула свою приятную и теплую сторону, ветер, даже слабый, кусался, но с возвращением к Раканам хотелось повременить. В парк идти было бы опрометчиво, велик риск простыть, в какую-нибудь забегаловку банально не хотелось, уж после его-то работы, поэтому он завернул в какой-то супермаркет.       — Ты завтра занят? — Робер переложил телефон из правой руки в левую и подхватил видавшую лучшие времена пластиковую корзину.       — А ты хочешь что-то предложить?       — Да? Я планирую съездить завтра на ипподром и, ну, домой, — прижав телефон к уху плечом, Эпинэ потянулся за молоком, выискивая посвежее. — И я подумал, точнее, просто решил предложить тебе съездить туда со мной, завтра воскресенье, может, ты свободен.       Робер не до конца понимал, чем он руководствовался, и почему Алва вообще может на это согласиться, будто ему больше время не на что тратить.       — Может, лучше ты поедешь туда со мной? — Рокэ то ли хмыкнул, то ли усмехнулся.       — Что, прости?       — Ты предложил съездить с тобой, но машины у тебя нет, следовательно, я делаю логичный вывод, что мы поедем на автобусе. Поэтому лучше тебе поехать со мной. На машине.       Эпинэ так и стоял с коробкой молока в руке, которую не вытащил из холодильника. Это юмор, боги, конечно же, это юмор.       — Ну, туда можно доехать и на электричке, — подыграл Робер, наконец, кинув упаковку в корзину.       — Это в корне меняет дело, конечно, — Рокэ наверняка кивнул с самым важным видом, который он принимает только в самых нелепых ситуациях. — Во сколько ты хочешь завтра выехать?       — Я еще расписание не смотрел, — Эпинэ, остановившийся около хлебного стеллажа, выбирал между темным и светлым; первый предпочитала Матильда, второй – Альдо и сам Ро.       — Электричек?       — Ага, — подтвердил Робер, положив в корзинку темный. — Как тебе удобно. У меня на завтра только поездка.       — Сколько туда ехать? Часа два?       — Где-то так, может, чуть больше.       Ассортимент был ни к черту, но полки все равно полнились разнорябой ерундой, особенно в отделе с сладким, через который Робер прошел, ничего не взяв. Витавший запах хлорки был малоприятным, но в помещении хотя бы не мерзли руки, поэтому мужчина завернул в следующий ряд, оказавшийся с бытовой химией. Кстати, кажется, закончился порошок для белого, нужно взять.       — В десять я тебя заберу. Там же, где и в прошлый раз?       — Да.       — Хорошо.       — До завтра?       — До завтра, Ро.       Робер сбросил звонок, неверяще посмотрел на экран с пару секунд, мотнул головой и пошел на кассу, захватив по пути еще упаковку яиц.       

***

      — Доброе утро.       Робер, против обыкновения, не стал ждать от Рокэ предложения, и просто сам сел в машину.       Альдо все еще не разговаривал с ним, да и Матильда была холодна как никогда, поэтому вчерашний вечер прошел не в самой приятной атмосфере, и Эпинэ даже ужинать не стал, потому что находиться на кухне с Раканами было невыносимо, и он, конечно, мог бы сообразить себе поесть и пойти в комнату, но это стало бы тем, что только подчеркнуло бы, что люди, некогда ставшие самыми близкими, больше таковыми не являлись. Сегодня же никто его, конечно, не провожал и не поинтересовался, куда это он вообще. Не то чтобы и хотелось.       — Доброе, — Алва приветственно кивнул и протянул ему стаканчик из кофейни, еще теплый, — предвкушаешь?       — Волнуюсь, — Эпинэ на секунду завис, вглядываясь в белую пластмассовую крышечку, вмятина на которой сообщала, что под ней чай, — спасибо.       — Ты всегда волнуешься, — Рокэ беззлобно закатил глаза и завел-таки машину. — Едем?       — Да.       Волнения, на удивление, уверенности в принятом решении не умаляли. Робер, пристроившись на сидении поудобнее, постарался расслабиться и отхлебнул уже не очень горячий напиток, когда машина остановилась на красный на первом же светофоре.       — Дашь мне кофе?       Эпинэ без задних мыслей поставил свой стакан в свободный подстаканник, взял другой и поднес Рокэ к губам. И только когда Алва, глотнув, повернул голову и посмотрел на него полным легкого недоумения, смеха и игривости взглядом, Робер понял, что именно сделал. Он с неловким «эм» сначала одернул кофе на себя, а потом водрузил на прежнее место.       — Спасибо, — бросил Рокэ и выдохнул со смешком, отвернувшись в дороге, а на губах его взыграла легкая полуулыбка.       Робер, может, и объяснил бы, что это все сейчас было, только вот сам этого не понимал, поэтому решил смолчать, лишь сильнее откинувшись на сидение, когда Алва газанул на зеленый свет.       Ехать им часа два, может, два с половиной, и почему-то эта поездка интриговала сильнее, чем та, предыдущая, когда конечный пункт был неизвестен.       

***

      Робер думал, что родные, до боли родные места окажутся чужими, незнакомыми, неузнаваемые, но… Что-то, конечно, изменилось. Деревья стали еще больше, пастбище заросло, ряды кустарников и живые изгороди, за которыми никто не ухаживал, превратились в непонятные заросли, где-то подпортились ограждения, но в остальном это был все тот же комплекс.       Алва свернул с трассы на гравийку, окончательно въезжая во владения Эпинэ, и совсем скоро стало видно шпиль дома, а после и крышу. Через метров триста был разъезд – поворот направо вел к административному зданию, левая же дорога – непосредственно к дому.       — Куда сначала? — Спросил Рокэ, сильнее замедлившись перед развилкой, видимо, давая время на раздумья.       Думать Робер не собирался.       — Налево.       Домой.       Пара минут – и перед глазами предстал дом, такой же, каким он его помнил, и совсем другой. Краска на панелях выцвела, где-то и вовсе потрескалась, окон не было видно за закрытыми ставнями, плющ заполонил всю западную стену, и царила не безжизненность, но безлюдность.       Было страшно. Выйти из машины было страшно. Подняться на крыльцо было страшно. Прикоснуться к двери было страшно.       Робер резко сорвал бланк «Опечатано» и только через мгновение, глядя на бумажку в своей руке, сообразил, что, возможно, этого делать нельзя было.       — Рокэ?       — М?       — Я это зря оторвал? Можно было вообще?       Рокэ подошел ближе, чтобы рассмотреть улику потенциального правонарушения.       — Может, и нельзя, но не в нашем случае, — Он отошел и встал у колонны, привалившись к ней плечом. — Имущество было арестовано, но не опечатано. Эти бланки налепили, чтобы сюда не лезли. Так уж интенсивно. Ты как, дальше сам?       Это был хороший вопрос. Впервые за шесть лет Робер переступит порог родного дома. Наверное, там жутко грязно, вся мебель испортилась и бегают крысы. Мужчина повертел в руках ключ, который ему передал на последней встрече юрист, и, шумно выдохнув, воткнул его в замочную скважину. Вошел, на удивление, легко. Не то чтобы Эпинэ ожидал какого-то сопротивления, но все равно было как-то неожиданно. Будто бы за замком ухаживали. Ро с легкостью отомкнул засов, оставалось только повернуть ручку и толкнуть.       — Нет. Пожалуйста.       Иди со мной.       Рокэ рывком оторвался от опоры и встал рядом. Робер открыл дверь.       — Эм…       Что?       Было чисто. Нет, конечно, везде лежал приличный слой пыли, но не было гор мусора, листвы, экскрементов грызунов и еще кучи всякой гадости, которую он воображал в своей голове. Вся мебель была в чехлах, скорее всего, даже целая. Раньше прямо напротив входа висел портрет деда, но сейчас там зияла пустота, хоть о картине и напоминало яркое пятно на обоях, повторяющее ее контур. Не было ваз на постаментах справа, не было огромного цветка и подставки под зонты, но в остальном – все было по-прежнему. И это только вестибюль.       Шаг. Еще один. Под ногами так знакомо сминался ковер. Щемило в груди от накатывающих чувств, и до сих пор не верилось, что он вернулся. Может, это место уже не было его домом, ибо дом – это люди, а тут пусто, но… Шесть лет. Прошло целых шесть лет, и что-то, казалось, навсегда, умершее за это время, ожило и пульсировало в венах, заставляло сердце биться чаще, стояло комом в горле. Робер истуканом высился посреди помещения и решал, куда идти дальше. Сразу наверх? Или в гостиную? Боже, да он даже в дедовский кабинет пойти может, в конце концов!       — Все, — Рокэ кашлянул, — предметы декора во второй кладовой. Мне сказали, ты сообразишь, где это.       — Спасибо!       Туда Эпинэ и пошел. Выключатель, к которому мужчина потянулся чисто машинально, порадовал загоревшейся лампочкой, которая еще и свидетельствовала, что к дому до сих пор подведено питание. В кладовке его встретили аккуратные залежи коробок, бока которых пестрили реестрами, и Робер подивился, насколько трепетно отнеслись ко всему имуществу. Интересно, чьи это заслуги?       — Кто ухаживал за домом?       — Что?       Алва, до этого осматривавшийся, не расслышал вопроса.       — Дом. За ним так хорошо ухаживали. Знаешь, кто?       — Скажем, это был кооператив. Хороший дом, согласись, было бы обидно его запустить.       Робер рассеянно кивнул и потянулся к одной из коробок, небольшой, потому что открыть какую-то из них хотелось просто нестерпимо. Можно было, конечно, прочесть опись, но Эпинэ прорезал ключом скотч и начал ознакамливаться с содержимым непосредственно. Небольшие свертки бумаги, почти одинакового размера, оказались рамками с фотографиями, и первая же разбила сердце маминой улыбкой. Смотреть на нее было больно, не смотреть – невозможно. Робер аккуратно положил ее сверху, где она и лежала, и, подхватив коробку, пошел в столовую, где это фото когда-то висело. Мама, милая, красивая мама, такая счастливая в кадре, раньше почти не была заметна у дальней двери, но сейчас Робер повесил ее в центре, благо, все крючки под рамки были на местах. Дед, который раньше висел тут, отправится в мусорку.       Эпинэ, наплевав на аккуратность, рвал бумагу, хранившую рамки фотографии столько лет, и вешал, вешал их все на стены. Отец с матерью, Морис, Мишель с самим Робером… Пустые стены заполнялись, усмиряя бушующий внутри ураган.       — Ро, — осторожно позвал Алва, все это время стоящий рядом и незримо, но ощутимо поддерживающий.       — Да?       — Я выйду на пару минут. Скоро вернусь.       — Ага, — Эпинэ кивнул и вернулся к прерванному занятию.       Следующая фотография была самой большой и на ней были всей семьей, Робер немного завис, вглядываясь в прошлое, в счастливое прошлое, и через некоторое время, наверняка скорое, комната, до этого тонущая в полумраке, озарилась по-осеннему холодным солнечным светом. Рокэ вышел, чтобы открыть ставни. Может, когда-нибудь Робер и перестанет удивляться его поступкам, но не сегодня. Лучи, наконец дорвавшиеся внутрь за столь длительный период, заиграли отблесками на стеклах в рамках и куполе люстры.       

***

      Робер еще несколько часов побродил по дому, потом они с Рокэ направились-таки к конюшням. Там их встретил молодой человек, представившийся Никола и оказавшийся администратором. Он оказался не промах, сам уже разведал все состояние дел, очень подробно отчитался и посоветовал, на что стоит обратить внимание в первую очередь. Когда Эпинэ спросил у него, как у сведущего, как скоро по его прикидкам можно будет здесь разместить первых животных, тот забавно растерялся, видимо, не ожидавший, что к его словам отнесутся настолько авторитетно, и тогда рассыпался в еще больших разъяснениях. Впрочем, ничего нового в этом вопросе он не открыл, Робер и так знал, что Дракко появится тут не раньше весны. Впрочем, Ро ждал шесть лет, какие там полгода!       — Спасибо, что составил мне компанию сегодня, — искренне поблагодарил Эпинэ, когда они уже ехали назад и родные пенаты скрылись за горизонтом.       Занимался закат, приедут они, скорее всего, затемно. И хоть день был насыщенный, усталость была приятной и щемящей. Когда-то Робер покинул дом, не зная, что его потеряет. Потом потерял, уверенный, что больше никогда не вернет. Вернул. И больше не будет загадывать. Будь, что будет, а он сделает все, что он него зависит.       — Не за что, — Алва улыбнулся, не отрывая взгляда от дороги, — ты, может, и не поймешь, но сегодня я отдыхал. Причем так, как не отдыхал уже давно.       Понятие об отдыхе у Робера было более прозаическим, но, по сути, с делами сегодня разбирался он, а не Рокэ, так что для того это действительно могло быть просто релаксацией. Хотя, конечно, может, он предпочитал другой отдых, и вообще, потратил на него, Робера, весь день, хотя мог бы провести его так, как заблагорассудится…       — О, перестань, — протянул Рокэ, чуть покосившись.       — Что?       — По лицу вижу, ты опять себе что-то накручиваешь.       — Я… Да, прости.       — Не извиняйся. Просто не думай об этом, — Алва мотнул головой, замолчал на несколько секунд, а потом продолжил: — Хотя нет. В себе держать такое вредно, оно прогрессирует. О чем ты думал?       — О том, что ты потратил на меня свой день, хотя, может, мог бы провести его с большей пользой. Или более приятно.       — Я бы снова работал вместо того, чтобы отдыхать, и это явно не очень полезно. И почему ты думаешь, что мне не может быть приятно провести время с тобой?       — Я… Не знаю? Может, мне самому было бы не очень приятно проводить время с собой.       — Ты к себе слишком строг, — Рокэ закатил глаза, впрочем, совершенно беззлобно. — Поужинаем завтра?       — Мы?       — Да, мы. Ты и я. Поужинаем?       Может, где-то глубоко внутри Алва и раздражался на подобные глупые вопросы, но виду, во всяком случае, не подавал и продолжал на них отвечать, иногда разжёвывая очевидное как ребенку.       — Да, — недолго думая, согласился Робер, — давай.       Отказываться причин не было, а для того, чтобы согласиться, причины и не были нужны. Тем паче, если Алва предлагал, значит, сам того хотел.       — Ты сам как, хочешь куда-то? Или доверишься мне?       — Доверюсь тебе. Я могу предложить только нашу кофейню, но не думаю, что это место подходит для ужина.       Хотя, конечно, завтра смена не у Селины, так что никто бы не пищал, как бы это сейчас ни звучало. Точно. Селина.       — Рокэ, — осторожно продолжил Эпинэ, не уверенный, что хочет услышать в ответ, — могу я кое-что спросить?       Тот чуть покосился и, усмехнувшись, кивнул.       — Это свидание?       Селина бы им гордилась.       Думать о Селине в такой момент было почти неправильно, но эти мысли гасили страх получить ответ.       — Если я отвечу «да», ты свое решение поменяешь?       Что же. Это неплохо. Это хорошо. Вопрос на вопрос был ожидаем, но это хотя бы не «а ты бы хотел, чтобы это было свиданием?». По сути, это был положительный ответ, приправленный видимостью наличия пространства для маневра. Которое ему не понадобится.       — Нет. Не поменяю.       — Тогда да, это свидание.       — Хорошо, — Робер выдохнул и улыбнулся себе в усы, — хорошо.       

***

      Утро, возможно, и большая часть дня предстояли малоприятные, и о вечере Эпинэ старался не думать, чтобы не испортить себе настрой.       — Доброе утро.       Робер вошел на кухню, где завтракали Раканы, и принялся наливать себе чай. Матильда кивнула, отпивая свой кофе, Альдо же пренебрег любым приветствием и лишь стал с остервенением потрошить яичницу вилкой. Ну, он хотя бы не швырнул ее в Робера, уже хорошо. Вот так лицом к лицу они столкнулись впервые с того самого скандала, и что-то подсказывало, что сейчас он разгорится с новой силой.       — Я поговорить с вами хотел, — сказал прямо Эпинэ, усаживаясь на свободное место и поставив кружку перед собой, — я съезжаю. Недели через две.       — Куда? — Матильда, видимо, для проформы вскинула брови, потому что в остальном удивленной не выглядела.       — Домой.       Альдо отбросил вилку, отчего та с противным звоном ударилась об керамику тарелки.       — Как ты там будешь жить?! — Впервые подал он голос. — Да у тебя же денег на его содержание не хватит!       Робер мог бы пуститься в объяснения, рассказать про инвестиции, про ссуды, про то, что аресты, наложенные на семейные счета, со временем тоже будут сняты, но не стал и ограничился лишь простым «хватит».       — Тебя этот Алва спонсирует, да? — Продолжил Ракан. — Ты продался, что ли? То-то ездишь с ним куда-то так часто! Неужели чтобы…       — Альдо! — Прикрикнула Матильда, перебивая внука и не девая ему наговорить лишнего.       — Что?! — Рявкнул он на нее в ответ, а потом, увидев ее бешеный взгляд, шумно выдохнул и потупился. — Прости, я не… Прости.       — Не передо мной извиняйся, оболтус.       Альдо насупился, схватился все за ту же вилку и… Вернул ее на место.       — Робер, — видимо, на «извини» Ракана все же не хватило, — я просто не хочу, чтобы ты опять остался не у дел. Тобой просто пользуются.       Друг сейчас пытался хотя бы сделать вид, что он понимает, но получалось у него, мягко говоря, не очень.       — Мне нечего терять. Пока что я только возвращаю и приобретаю. А коль уж не мое, а подачки, то, согласись, потерять все опять будет не так уж больно.       — Ты тоже не заводись, — Матильда стрельнула в него глазами.       — Прости.       — Да что вы заладили?! — Женщина поставила кружку, которую до этого тихонько крутила в руках, и прицокнула. — Съезжаешь – съезжай, дело твое. Можешь чем-то там заниматься – занимайся. А мы, Альдо, не встревай, всегда поможем тебе и, если что-то случится, примем тебя, но, надеюсь, до этого не дойдет. Да, внучок?       Альдо закатил глаза, но кивнул.       — Спасибо, — Робер на такое и не рассчитывал. — Я ж не собираюсь пропадать… Если позволите, я бы приходил к вам.       — В смысле «позволите»?! — Воскликнул Альдо, снова возмущенный, — ты, никак, спрашиваться собираешься? Совсем голову потерял уже?       — Хорошо, — окончательно расслабился Эпинэ и искренне пообещал, — я обязательно буду вас навещать! И вы должны будете побывать у меня. Там хорошо будет, когда я закончу. Ну, хотя бы необходимый минимум.       — Ну еще бы, — хмыкнула Матильда, — ты погоди, кабы я тебя отпустила, пока все там не увижу. А то мало ли в какой ты там хибаре жить собрался.       — Да уж, хибара! — Влез Альдо. — Ты что, новости не помнишь, какой дом показывали!       С души упал камень, а люди, ставшие семьей, семьей и остались.       Семьей…       

***

      Рокэ если и удивился его звонку и последующему вопросу, то виду не подал, и даже не поинтересовался в ответ мотивом, но на всякий случай уточнил, все ли остается в силе на вечер. Получив положительный ответ, он, удовлетворительно хмыкнув, отключился и был таков.       Сейчас не было еще и одиннадцати, Алва приедет за ним в семь, разговор с Арлеттой Савиньяк, за номером которой он к Рокэ и обращался, занял лишь пару минут, и, в общем-то, времени было предостаточно.       Что-то, что не давало покоя, наконец-то сформировалось и поддалось идентификации.       Ехать до клиники нужно было на другой конец города, почти полтора часа, и Робер запрыгнул в первый же хоть немного подходящий автобус. Да, ему потом придется минут двадцать идти пешком, но не факт, что он сэкономил бы их, если бы стал ждать более удобный транспорт, а не потратил бы еще больше.       Он сел на свободное место у окна и принялся заламывать пальцы, разглядывая процесс, и думать. О том, что он хочет сказать. О том, что он должен сказать. О том, что он сможет сказать. Потому что прошло шесть лет. И это очень много. Как поприветствовать? Как обратиться? Как себя вести? Вдруг она вообще не захочет его видеть? Робер бы не удивился. Столько времени ни слуху ни духу, а тут объявился.       Автобус качнуло на какой-то яме, Эпинэ немного тряхнуло, отчего тот ударился о стекло головой. Больновато, зато ненужные мысли сразу улетучились. Вот и чего он загадывает? Сейчас именно тот случай, когда надо отдаться течению, и будь что будет.       Автобус встрял в пробке, и дорога затянулась еще почти на полчаса, но в нужное место Робер добрался, а остальное уже неважно. Двор, наверняка цветущий весной и летом и утопающий в золоте ранней осенью, сейчас выглядел не очень красочно, но рассматривать тянущиеся к небу лысые ветки у него не было ни желания, ни времени, поэтому пересек он его довольно стремительно, остановившись у самого входа. Все же, немного страшно.       Ей тоже наверняка было страшно все это время.       Начало второго. Собственно, у него еще почти пять часов, вряд ли Рокэ откажется забрать его отсюда. Единственное, о чем Робер не подумал прежде, что тут могут быть часы посещения. Впрочем, не застань он их сейчас, готов хоть весь день ждать. Если, конечно, сегодня вообще возможны посещения.       — Здравствуйте. Я могу вам чем-то помочь? — Какая-то сотрудница, проходившая мимо, видимо, заметила его растерянный взгляд.       — Добрый день. Я бы хотел… Могу ли я встретится с человеком?       — Нашим пациентом?       — Да.       — Давайте уточним на стойке, я вам так навскидку не скажу. Понимаете, тут не всем доступны посещения.       — Я… Я понимаю.       Что ж, о таком он тоже не подумал. Но, если прикинуть, если Арлетта добивалась встречи, значит, она возможна.       Сотрудница подвела его к какому-то посту, похожему на стойку регистрации, и обозначила, что нужно.       — А вы к кому хотели? — Уточнила уже другая женщина.       — Жозефина Эпинэ.       — А вы кем будете? Разрешение у вас есть от родственников? — Она что-то клацала в компьютере.       — Я, эм, сын, — Робер достал из кармана и протянул паспорт, — вот документы, если нужно.       — Сын? — Женщина как-то странно выпучила глаза и переглянулась с той, что его сюда привела, — да, нужно, давайте сюда.       Она, видимо, сверила какие-то данные с компьютером и после вернула паспорт.       — Прошу, подождите несколько минут, я сейчас уточню, может ли она с вами встретиться.       Робер подозревал, что тут уместнее было бы «хочет ли».       Женщина ушла в один из коридоров, оставив Эпинэ ждать у стойки, и вернулась где-то минут через пять.       — Пойдемте со мной.       Шаг, второй, третий, коридор, дверь с номером «А-8» и…       — Мама!       

***

      Рокэ-таки пришлось забирать его из клиники, но он и словом на этот счет не обмолвился. До какого-то то ли кафе, то ли ресторана, а то и вовсе какой-то штуки с модным названием, они добрались довольно шустро, минут за двадцать. Если бы Робер, как сначала думал, поехал на автобусе, то дорога заняла бы в два, а то и в три раза больше времени.       — Это другое место, — озвучил Эпинэ очевидное, — не то, что в прошлый раз.       — Конечно, другое, — кивнул Рокэ, — то был деловой ужин, а это – свидание.       Робер выдохнул и вошел в открытую для него дверь, успев мельком взглянуть на вывеску. Гастропаб. Ну, с модным названием угадал.       Оставив верхнюю одежду, они в сопровождении улыбчивой хостес прошли к зарезервированному столику, спрятанному за какой-то витиеватой ширмой.       — Как ты к рыбе относишься? — Спросил Рокэ и протянул ему меню, только что поданное официанткой. — Здесь она весьма неплоха.       — Я ко всему одинаково отношусь, — Робер пожал плечами и вернул брошюру, — на твой выбор.       — Не боишься? Вдруг, выберу что-нибудь этакое.       — Ну, вряд ли тут будет что-то прям из ряда вон.       — О, ты удивишься.       Алва усмехнулся и принялся изучать меню, впрочем, Эпинэ подозревал, что больше для проформы. Робер все еще был уверен, что кухня тут не самая экзотичная. В противном случае… Ну, он как-то ел вековые яйца и суп из гнезд, вряд ли тут это переплюнут. Рокэ с легкой полуулыбкой просматривал странички, и в один момент потянулся к воротнику, чтобы почесать пальцами видимую часть ключицы. Буквально пара секунд, но еле видный красный след остался на коже, и как-то резко захотелось прикоснуться к нему губами. Подошла официантка, флер спал, но легкий налет желания остался, делая вечер более пикантным.       — Два стейка из форели, и бутылку шардоне.       — Запеченный или гриль?       — Гриль. Вино сейчас. Пока все.       — Спасибо. Ожидайте.       Официантка упорхнула, оставив их наедине, и через несколько мгновений Рокэ спросил:       — Могу я поинтересоваться, что ты делал в клинике?       — Да, — таить Роберу было нечего, — посещал мать. Немного стыдно, но впервые.       — И как?       — Знаешь, наверное, хорошо? Она была рада так… И я тоже рад. Мне местный врач потом сказал, что ее вовсе можно, ну, выписать, понимаешь? И теперь ей еще и есть куда вернуться. Только я боюсь, что мне самому нужно сходить на терапию сначала. Не хочу, чтобы она снова…       Робер замолчал и чуть потупился. Возможно, это был не лучшая тема для разговора на первом свидании.       — Если ты все же решишься обратиться к специалисту, то я рад за тебя, — одобрил Алва, видимо, темой ничуть не смущенный, а потом совсем некуртуазно указал на Робера столовым ножом, — но это не значит, что я считаю, будто ты больной.       — Вот уж спасибо, — Эпинэ с ответной некуртуазностью рассмеялся.       Официантка принесла вино и сообщила, что рыба будет подана в течение двадцати минут. Рокэ разливал алкоголь по бокалам, а Робер просто наслаждался моментом.       Свидание только начинается, что-то у них с Рокэ только начинается, все только начинается.