Die Shitting, Asshole

Слова появились на правом предплечье Эрвина, когда ему было четыре года. Взрослые говорили ему об этом. О том, как в один прекрасный день первые слова, сказанные тебе твоим же соулмейтом проявятся на твоей коже. Они были везде: в книгах, по телевидению, и обрывки слов на коже каждого из этих людей не могли укрыться от любопытных глаз Эрвина. Иногда на это могли уйти годы. Иногда слова оказывались на языке, которых ты даже и не знаешь. Но не имело значения когда и как появятся слова. В независимости от всего, их приобретение всегда было особенным случаем. Ну или так ему обычно говорили. Его папа сжал губы в тонкую нить и широко раскрыл глаза, когда заметил их. И к великому разочарованию Эрвина, тот не стал говорить, что эти слова означают. Эрвин помнил испуганные лица своих дошкольных учителей, когда они увидели, помнил, как он был вынужден сидеть в кабинете, пока все те люди говорили его отцу, что это «неприемлемо» для школьного общества. Именно тогда он и получил свою первую манжету, закрывшую полностью его предплечье. Конечно Эрвин не был единственным ребёнком с кем случилось «это». Это было необычно, но не так чтобы вообще неслыханно. Он не знал зачем и что закрывают манжеты, пока самому не понадобится ответ. Ему не разрешалось снимать его где-либо за пределами дома, но даже так Эрвин все ещё не понимал, и никто даже не собирался объяснять ему, что не так с его словами. Красочные буквы не вызывали в нём негодование или раздражение из-за всего происходящего. Он не знал почему ему не разрешали публично снимать манжет. Временами, он встречал детей с похожей ситуацией, но не очень часто. Ни у кого из его класса такого не было. В школе Эрвин все больше замечал, как его глаза опускались на открытую кожу его одноклассников. У кого-то слова были, у кого-то нет, но почему-то именно Эрвину не разрешалось показывать их. Спустя пару лет, он наконец понял. Слова на его руке хорошими не были от слова совсем. Люди описывали их как скверные и не приемлемые. Такие высказывания заставляли Эрвина лишь стыдиться. К сожалению, когда он встречал новых людей, они всегда в первую очередь замечали только это. Его утомляли вопросы, задаваемые сразу же: «Что они означают?», «О мой бог! Насколько всё плохо?!», « Я знаю парня, у него написано.....». Больше всего он ненавидел, когда говорили и про человека по ту сторону слов: «Воу, должно быть, твой соулмейт ненавидит тебя.» Люди бесконечно бросались такими суждениями. Другие дети постоянно шутили, удивляясь тому, какой же злой и неадекватный человек предначертан Эрвину. До этого Эрвин не осознавал, что только из-за предначертания будет с кем-то; это означало, что отношения не всегда и у всех хорошие. Это осознание породило новый страх. Возможно, что ему суждено быть с тем, кого он не сможет полюбить по-настоящему. А может, это тот человек никогда и не полюбит его. У него не было много свиданий в старшей школе. Как бы сильно он не старался забыть о словах на руке, он невольно вспоминал о них каждый раз, когда начинал разговор с девушкой или парнем, которые смогли заинтересовать его. С каждой новой встречей, он только вспоминал тот факт, что это не его соулмейт. В очередной день в середине учебного года, Эрвин сидел на пассажирском сидении рядом со своим лучшим другом Майком, пока они въезжали на школьную парковку, начиная ещё один день. Эрвин поправлял свою манжету, а Майк полез доставать рюкзак с задних сидений. Его друг уже нашёл своего соулмейта. У того было простое «Ох» на руке. Она вошла в его жизнь во время их игры на выезд в прошлом месяце. Оно было таким коротким и простым, что Майк думал, что не узнает своего соулмейта. Эрвин не специально, но немного завидовал другу. Оно было простым, и он знал что Майк переживал по этой причине, боясь пройти мимо своего соулмейта, не придав этому значения и просто не осознавая этого. Но по крайней мере слова Майка не были «такими». — Хей… — спокойный голос Майка вырвал Эрвина из его размышлений. Эрвин моргнул, встречаясь взглядом с другом. Лёгкое беспокойство мелькало в суровых глазах Майка. — Хей, — Эрвин повторил за другом, предоставляя Майку выбор продолжить недо-диалог. Но так как его друг был не из разговорчивых, Эрвин допустил, что на этом всё закончится. Внезапный рёв мотора нарушил тишину в машине. Эрвин выглянул через окно и увидел какой-то байк около парковки. Он не знал никого в школе, у кого был бы мотоцикл. Двигатель заревел, когда мотоциклист завернул на стоянку, лихо разъезжая по асфальту. — Ну что за идиот? — пробормотал себе под нос Майк. Эрвин ничего не сказал. Его взгляд на минуту задержался на мотоциклисте, но всё равно это не отвлекало от мыслей о «прелестях» его жизни. На самом деле, по каким-то причинам, всё стало даже хуже. Он почувствовал как кожу на предплечье стало неприятно покалывать. — Ты найдёшь его, — Майк уверил, догадавшись о тяжёлых мыслях в его голове. — Может, будет лучше если я его никогда не встречу, — Эрвин угрюмо вздохнул собирая свои вещи. Он ощущал взгляд Майка на своей руке. Между ними повисла тишина. — Ты же не знаешь в каком смысле будут сказаны эти слова. — Не надо гадать, и так ясно, что ни какого хорошего контекста в них нет. С рюкзаком в руке, Эрвин взялся за ручку двери и толкнул её, открывая. — Эй, постой! — вдруг воскликнул Майк с широко распахнутыми глазами. Но дверь тут же открылась. Звук мотора вдруг стал громче, но даже за ним не скрылся звук скрежета метала об метал. Эрвин заметил, как зад мотоцикла качнуло от удара об дверь. «Блять...», — про себя матернулся Эрвин. Он оглянулся к Майку, тот уже настороженно смотрел на него. Да, он облажался. По полной. Эрвин отвернулся от Майка к чёрному мотоциклу, водитель которого замедлялся, чтобы остановится в парковочной «ячейке» прямо перед ними. Вдоль байка была длинная царапина, и Эрвин точно знал, что метал уже не был таким же гладким и ровным как мгновением раньше. Водитель наклонил байк на бок, чтобы спустить ногу на землю, для этого тому пришлось потратить больше усилий, чем требуется. Не смотря на его размеры, у того всё ещё получалось удерживать байк вертикально, не давая упасть. Парень снял шлем осматривая байк, бледное лицо обрамляли тёмные пряди волос. Его глаза, острые и серые, посмотрели на него в ответ. Парень скривил нос, недовольно зарычал, и в одно плавное движение перебросил ногу через свой байк. Он пошёл к задней части байка, со сжатыми кулаками и провёл рукой по глубокой вмятине оставленный Эрвином. Эрвин неохотно вышел из машины Майка, чтобы извинится. Он чувствовал себя невыносимо плохо. Он явно не хотел делать этого, тем более с чужим байком. Слова извинения уже были на кончике языка, как парень перебил его. — Сдохни, грёбаный засранец! — зло прошипел он. Эрвин обомлел всего на секунду. Парень продолжал на него кричать, но его слова не долетели до ушей Эрвина. Всё что Эрвин мог слушать только те три слова, что бесили его всю жизнь. Слова, из-за которых ему постоянно приходилось носить манжету на правой руке. Ярость загорелась в нём. Лицо покраснело. Он даже не задумываясь о словах, крикнул в ответ. — ТЫ… ХРЕНОВ КАРЛИК!!! Гнев внезапно схлынул с брюнета, сменяясь искренним шоком. Но уже через пару секунд, его бледная кожа покрылась красными пятнами от осознания, точно так же как и у Эрвина. Секундой позже Эрвин уже был на нём, повалив парня на землю чисто размерами своего тела. На асфальте школьной парковки, два соулмейта найдя друг друга устроили драку перед собирающейся толпой зевак. Кушель Аккерман и Кашемир Смит, обоих вызвали в школу по причине драки. Обе родительницы вошли в школу озадаченными и обеспокоенными от внезапной выходки своих детей. Никто из них не был замечен в школьной драке раньше. Эрвин был прилежным учеником и послушным ребёнком. Леви…да он был горазд в нахождении неприятностей, но у него было доброе сердце. Кушель не имела представления, что могло привести его в кабинет директора, ещё даже до того как он начал первый день в своей новой школе. Родительниц не заставили долго ждать и сразу пригласили в кабинет, где их сыновья сидели в ожидании. Кашемир забыла как дышать, а Кушель обомлела, когда они вошли и увидели своих детишек. Мальчики сидели бок о бок, яростно избегая взглядов друг друга. Они оба были покрыты ранами, на их майках не было и живого места, а окровавленные костяшки рук и носы выдавали парней с поличным. Растрепанные волосы, все в грязных пятнах и синяках... Обе родительницы ошарашенно разглядывали своих побитых сыновей. — Что произошло? — Кашемир заговорила первой. Не сказав и слова, и Эрвин, и Леви, подняли руки скрытые под манжетами.