Школа им.Оллара

      Мобильник завибрировал спустя десять минут от начала занятия. Первый звонок Рокэ пропустил, и второй, и третий. Эта группа только-только начала делать шаги от стадии безруких нытиков к стадии всё еще безруких, но уже ничего так юношей, и терять даже минуту занятия на болтовню он не собирался.       Младшая группа была его нелюбимой, но старшие группы только из младших и получались, какой бы прискорбно отвратительной не была эта закономерность. Первый год они все как обезьяны с палками, второй – как умные обезьяны с палками, а вот с третьего уже можно наблюдать что-то приличное, если пережил первые два.       – Герард. Что у вас с ногами? – Рокэ бесцеремонно хлопнул мальчишку рапирой по бедру.       Тот ойкнул и вместо того, чтобы превратить ноги из деревянных ходуль во что-то приличное, опустил оружие и огорченно уставился на свою руку, словно это она во всем виновата. Первым ученикам Рокэ в такие моменты показывал на дверь и говорил, что толка из них не выйдет, пусть не тратят время и родительские деньги на фехтование, «идите лучше в футбол и не мучайте мои глаза». Нынешним, вот этому детенышу Арамоны, повезло больше – Рокэ поддел его рапиру кончиком собственной и проникновенно поинтересовался:       – Герард, вы деревянный мальчик из сказки? Или вам девяносто и у вас из коленей песок сыплется?       – Мне десять, – вздохнул Герард. – Я просто постоянно забываю!       – Не забывайте, – велел Рокэ и напомнил: – Это мое третье вам замечание на одну и ту же тему. Двадцать отжиманий. Вперед.       Телефон задрожал в четвертый раз. Рокэ окинул взглядом зал – один отжимается, трое других атакуют невидимых противников, двое отрабатывают стойку, еще двое отдуваются за нелепую драку в раздевалке – этим приседать до конца занятия, даже оружие в руки взять не светит. Решив, что отвлечься можно, Рокэ принял вызов и уставился в окно, слушая бессвязное страстное бормотание.       – И что? – наконец поинтересовался он. – Нога и нога. У него их, если я помню, две. Или этот талантливый юноша собрался умирать прямо сейчас? Если собрался, позвоните, как надо будет вызывать транспорт до морга. Если не собрался, то пусть подождет двадцать минут. Я занят.       Бормотание превратилось в шипение. Кто звонил, Рокэ понятия не имел, но этот кто-то явно страдал альтернативной формой синдрома Туретта – «обязаны» и «ответственность» возникали в его речи через каждые два нормальных слова.       – Можно нам уже нормально, с оружием?! – взвыли хором любители швырять друг в друга снаряжение, и Рокэ ответил, как отвечал всегда:       – Три метра до двери – и вы свободны. Навсегда.       И нажал «отбой». Кошки с ними, никто за двадцать минут не умрет. Подождут.       И правда – когда Рокэ закрыл зал, разогнав младших, и спустился на первый этаж, на диванчике перед медкабинетом не нашлось ни одного трупа. Только темноволосый мальчишка, с довольным лицом прижимающий к ступне медицинскую грелку со льдом, двое врачей и мрачный Дорак, змеиным шепотом отчитывающий бледную немощь с тонкими усиками.       – Здрасьте! – обрадовался мальчишка. – А я цветок на ногу уронил.       – Мои поздравления, – не впечатлился Рокэ и повернулся к врачам. Один писал что-то, подперев небритый подбородок ладонью, второй позевывал, развалившись на краю диванчика и тыкая в какую-то игрушку типа «три в ряд». – Господа, что с юношей?       – У меня ушиб! – влез мальчишка. – А может, перелом. Будут делать рентген! И я пропущу контрольную по талиг и музыку.       – Вероятнее всего, – потер виски склонившийся над бумагами врач, – это действительно ушиб. Но мальчик невнятно отвечает на вопросы, мы не можем ничего гарантировать. Так что отвезем, там сделают снимок, посмотрят…       Рокэ уставился на ребенка, ребенок – на него. Ни следа страдания на смуглом лице не наблюдалось. Цветок, видимо, упал не сам по себе и даже не в результате несчастного случая. Рокэ сунул руку в карман, выгреб какую-то мелочь, протянул мальчишке.       – Ехать долго. Сбегай купи чего-нибудь в дорогу, себе и мне. Побыстрей только, скоро звонок, там будет не протолкнуться.       – Ага! – моментально подскочил мальчишка и потрусил к стеклянным дверям, не додумавшись изобразить хромоту или хотя бы поморщиться, превозмогая.       Его проводили четыре внимательных взгляда и один насмешливый и ничуть не удивленный. Немощь с усиками ожил первый – вздохнул шумно, как умирающий слон, и рявкнул:       – САЛИНА!!! Мальчишка оглянулся от дверей и застыл, осознавая, как глупо попался. Услышав фамилию, Рокэ вспомнил и ребенка – точно, младший сын Диего. Рокэ в последний раз видел его трехлетним скандальным комком, валяющимся посреди лужи. Диего курил и просил не обращать внимания, «пока он не ест землю – все нормально».       Немощь уже заковылял вперед, не затыкаясь:       – Непозволительная, омерзительная наглость! Поднял на уши всех! Уронил редкое растение забавы ради! И по-твоему, все ради тебя должны кинуть все свои дела, да?! Да ты…       Рокэ оказался рядом в два шага, оттер это недоразумение плечом и бросил один-единственный взгляд через плечо. Если он не уловит ясное «заткнись, будь себе другом», это его проблемы. Немощь уловил – захлопнул пасть.       – Альберто Салина, – уронил Рокэ и встретил полный досады и готовности принять свою участь, но не вины, взгляд. Усмехнулся уголком рта. – Мне возьмите арахис и апельсиновый сок.       – Вообще-то, – доверительно начал Берто, закинул в рот крекер, спрятал за щеку и продолжил: – у нас не простая школа. Ну, знаете, есть школы для умных, есть – для красивых, ха-ха, то есть, для спортивных, или для художников. Есть еще всякие с языками, а наша – с традициями. У нас, вроде как, уклон на традиционные исторические ценности.       Такого нигде нет.       Смотреть на Берто было почти так же приятно, как на Диего в молодости: тот тоже сплетал слова так ладно, что мог бы заболтать и Леворукого, и Создателя. И так же, как Диего, Берто использовал эту свою черту с полным осознанием, что он делает.       Он изучал противника.       – У нас каждый Излом случает Излом, – болтал он, – странно звучит, да? Мы, вроде как, воссоздаем исторический контекст различных эпох. Круг Ветра, Круг Скал, Круг Волн. В начале осени были как раз Волны, и у нас все украсили голубым и белым, на втором этаже огромный осьминог висел из папье-маше, а на второй неделе мы играли в Круг – делились на четыре Дома и делали всякое смешное. Я был в Доме Ветра, мы запускали змеев и читали ветру стихи. Правда, когда был день стихов, поднялся такой ураганище, как будто ветру не понравилось.       Рокэ неопределенно хмыкнул. Что в школе Дорака занимаются почти языческой придурью, стало открытием. Дом Ветра, значит. Змеи и стихи. Что они делают в Доме Молний – трут эбонитовые палочки? А в Доме Волн выращивают улиток в аквариуме и гадают на тазах с водой?       – Эр Алва, – Берто наконец подобрался к интересующей его теме, – а вас как угораздило к нам попасть?       – Старые долги.       – Ого, а кому вы так должны? Рокэ отпил сок и ничего не ответил. Берто понятливо вздохнул, сверкнул глазищами из-под темной челки, сжевал еще парочку крекеров.       – А вы к нам надолго?       – Ненадолго.       – Хорошо, – кивнул Берто, смущенно улыбнулся и поправился: – То есть, возможно, плохо. Это не оценочное суждение было, это я так. А мы про вас, кстати, уже погуглили. На ИКТ сегодня.       Торжественная пауза была срежиссирована качественно, со знанием дела, но совершенно не проняла. Рокэ допил сок, запихал внутрь коробки трубочку и встал. Берто вскочил следом.       – А как там было на самом деле, эр Алва? Они правда все покончили с собой или это вы им помогли?       – Что у вас дальше? – уточнил Рокэ, не оборачиваясь и не замедляя шаг.       – Талиг, – вздохнул Берто, не отставая. – Контрольная.       – Чудесно. Идите готовьтесь.