Don't try to fix me, I'm not broken

      Эрен ненавидел доморощенных психологов, которые то тут, то там советуют «Надо было видеть!», «Надо было заметить!», и, конечно, коронное «Видели глазки, что ручки брали». Это бесит. У Эрена зубы от таких разговоров сводило и в ушах звенело. Хотелось просто врезать всем этим советчикам по морде. Но Йегер держался. Вдобавок ко всему дерьму, происходившему в его жизни, добавилось бы нарушение закона. А Эрен Йегер был мальчиком законопослушным. Законопослушный шестнадцатилетний мальчик.       Сейчас он еле сдерживался, чтобы не разнести все в комнате к чертям собачьим. Портрет отца в черной рамке. Марейские похоронные обычаи — как, впрочем, и свадебные, Эрена всегда раздражали. Собирается куча малознакомых людей, связанных друг с другом отдаленным родством, и напивается. И поводы какие-то дикие: или два человека решили оповестить официальные органы о том, что они занимаются сексом, или кто-то просто сыграл в ящик. Выпьем же за это!       Батя в свое время тоже устроил блядский цирк из похорон матери — пригласил каких-то левых людей, из них Эрен знал только бывшего материного ухажера, Кита Шадиса, и батиного дружка из погранслужбы Парадиза, в честь которого он назвал сына. Даже бабушку с дедом не позвал. Впрочем, по каким-то причинам они не общались. Эрену хотелось вылить на отца кувшин с вином и извалять в том жирном мясе, что он поглощал со своими дружками.       Что тогда, что сейчас Эрену кусок в горло не лез. У него перед глазами стояла страшная сцена трехлетней давности — мать откапывает мобильник какой-то древней модели производства Антарасии, не иначе (только они подобный хлам в своей вечной мерзлоте использовали), и дрожащим голосом буквально воет в трубку, заливаясь слезами и размазывая сопли по лицу.       — Я так больше не могу! Мне некуда пойти! Я не могу понять, он сошел с ума… Он по правде сошел с ума. Я уже изучала возможности отъезда с Парадиза, но его дружок Крюгер не даст ничего сделать! Мы даже на мост заехать не успели, как он нас схватил! Я боюсь за Эрена, я за себя боюсь. Я не знаю, я не знаю, что мне делать, Дина!       Что ответила некая Дина, Эрен не знал — да и скорее всего не узнает никогда. Потому что в следующее мгновение его резко отодвинули от прохода в комнату и закрыли дверь. За дверью раздавались крики матери и мерзкий полушепот отца.       — Никогда не произноси этого имени в моем доме! — прошипел Гриша. — Дины нет!       Кто такая Дина?.. Эрен не решился задать этот вопрос ни матери, ни отцу.       Эрену было тринадцать лет, а через год его мать умерла. Вскрытие показало — инфаркт. А у Эрена с тех пор перед глазами стояла та безобразная сцена. И в слезы отца на похоронах ему не верилось. Ему было интересно, кто такая Дина, но он больше не хотел слышать этот мерзкий шепот. Больше никогда в своей жизни.       — Что же теперь будет с Эреном? Ему еще два года до совершеннолетия, — задумчиво протянула миссис Аккерман, сидевшая рядом с его дедушкой и бабушкой. Эрен благополучно занял место чуть поодаль — рядом с Армином и Микасой, которые молчаливо пили чай. Эрен же заблаговременно наполнил упаковку с соком виски и теперь напивался втайне от всех и у всех на глазах.       — Вы оформите над ним опеку? — мрачно поинтересовался Крюгер.       Бабушка вздохнула. За те много лет, что Эрен не видел родителей отца, они сильно сдали — дедушка, по слухам, по полгода в дурке лежал, а бабушка напоминала жертву рекламы препаратов для поддержания скелетоподобного тела родом из Хизуру. Там такие тела популярны. Бабка, правда, стара для подобных экспериментов, но кто ж ее разберет.       — Нет, опека сказала, что в этом нет необходимости. Вопрос, вроде, уже решен.       Эрен напрягся. Если не бабушка и дед, то кто? Наверное, родственники со стороны матери. Впрочем, ему всего два года до совершеннолетия, может и потерпеть. В конце концов, он и так почти потерял ориентиры после материной смерти и за два года жизни с окончательно поехавшим папашей и его экспериментами.       — Эрен, ты в порядке?       Микасу хотелось треснуть. Впрочем, Эрену давно хотелось ее треснуть — из-за назойливости, навязчивости, да много еще из-за чего. Он давно устал повторять, что шарф — это просто шарф, а не знак или символ. И носить его денно и нощно, особенно во время душного лета Парадиза — дебилизм. Впрочем, он к ней привык, как и к Армину. Как привыкают к вечно таскающимся за тобой псам.       — А похоже на то, что я в порядке? Конечно нет. У меня отец умер. Я совсем не в порядке, — прорычал Йегер.       Армин похлопал его по плечу. Йегер раздраженно скинул его руку, как будто отмахнулся от назойливой мухи. Ему даже было интересно — надолго ли Армина с Микасой хватит? В последние полгода он вел себя с ними как угодно, но только не по-дружески: срывал злобу, не выполнял обещания, выговаривал за пустяки. Армин и Микаса либо святые, либо совсем дурачки. Эрен полагал, что здесь и то, и другое. Можно, конечно, написать Хистории — та не так давно потеряла старшую сводную сестру, да и папаша был поехавшим, она-то могла его понять. Но у Рейсс свои заботы.       Его размышления прервал звук открывающейся двери и разом повернувшиеся на звук незнакомого голоса лица.       — Простите за опоздание. Автомобиль увяз в грязи, пришлось вытаскивать на тросе.       В комнату прошел незнакомый мужчина. Эрену показалось, что он отрастил бороду, чтобы выглядеть старше. Наверное, это странная мысль относительно незнакомых людей, но Йегера сейчас мало интересовало, что предполагается думать в подобных ситуациях.       Мужчина выглядел не просто уставшим, а откровенно заебавшимся. Одежда была в грязи, видимо, из-за угодившей в кювет машины. Опрометчиво было надевать светлые брюки и такую же светлую парку в конце октября — погода откровенно мерзкая. Эрену подумалось, что мужчина из тех, кто может одновременно выглядеть на двадцать и на сорок, поэтому по нему было трудно сказать, сколько ему лет.       — Зик! — бабка бросилась к мужчине и обняла его.       — Бабушка, — мужчина мягко улыбнулся и погладил старуху по спине.       Спустя несколько мгновений совершенно неуместного проявления родственных чувств на похоронах, мужчина оглядел присутствующих. Его взгляд остановился на Эрене, и тому стало не по себе. Ему всегда было не по себе от добрых и сочувствующих взглядов. Всегда казалось, что пытаются наебать.       — Здравствуй, Эрен. Рад, наконец, увидеть тебя. Жаль, что при таких обстоятельствах.       — А ты кто вообще такой?       Эрен пытался вложить в голос как можно больше жесткости и вызова, но понимал, что подобные вещи взрослых только смешат.       — Я твой единокровный брат. И с этого дня я буду заботиться о тебе.       В комнате в одночасье стало шумно. Кто-то шептался, кто-то удивлялся. Эрен же просто хотел, чтобы от него отъебались.       — Как ты вообще попал на Парадиз? — сумрачно спросил Крюгер.       Зик хмыкнул и начал снимать куртку.       — У меня официальное разрешение на работу в автономии, Крюгер, выданное Магатом. Думаю, эта фамилия тебе о чем-то говорит. Матери, ты, может, и запретил сюда въезд, но со мной не прокатит.       Крюгер даже не удостоил его ответом. Эрену не нравилось, куда все идет. Несмотря на веселый настрой бабки с дедом и родителей Микасы, Йегера не покидало ощущение какой-то липкости происходящего.       – А как Дина, Зик? Она же планировала защитить докторскую.       Эрена как будто током ударило. Дина?       — Она уже давно доктор. Доктор исторических наук. Сейчас она преподает в университете на побережье.       — Кто такая Дина? — спросил Эрен. Ему казалось, что голос звучит как стук несмазанных деталей друг от друга. Ну или это от частого курения табака.       Зик нахмурился.       — Дина — моя мать. Первая жена нашего с тобой отца.       Весь мир как будто погрузился в воду. Почему отец не рассказывал ничего о том, что был женат и даже имеет ребенка? А самое главное — почему его мать просила о помощи бывшую жену своего супруга? Почему?       — Что-то не так?       — Отец ничего не рассказывал о вас.       Зик только хмыкнул.       — Не удивлен. На то были свои причины, но не уверен, что это разговор для сегодняшнего дня. Все же повод не самый веселый.       Эрен только кивнул, залпом допив содержимое стакана. Вокруг кто-то шептался, кто-то суетился. Эрену было тошно. Комната плыла перед глазами, еда пахла отвратительно. Из какого кабака бабка ее заказала?       — Зик, а кем вы работаете? — спросила миссис Аккерман, явно чтобы разрядить обстановку.       Брат прокашлялся.       — Я военный переводчик. Владею большинством диалектов Латании и одним из государственных языков Антарасии. Месяц назад меня демобилизовали по ранению. Поэтому работать буду, так сказать, «на гражданке».       — А кем именно? — флегматично спросил Крюгер.       — Переводчиком. Удивительно, не правда ли? Сам не ожидал.       — Твой сарказм не уместен.       — Что ты говоришь.       Обстановка Эрену откровенно не нравилась. Его тошнило. То ли от выпитого, то ли от запаха всей этой херни. Казалось, в комнате можно было топор вешать. А топор бы Эрену пригодился.       — Я проверю правомерность решения Магата, недопустимо, чтобы такой, как ты…       На этой ноте у Эрена лопнуло терпение.       — ДА ЗАВАЛИТЕСЬ! У меня отец умер, толком оплакать не успели, а вы превращаете поминки в блядский цирк. Бесите. Как же вы бесите. Видеть вас не могу.       Последние слова Эрен буквально выплюнул, не желая больше ни минуты находиться в обществе всех этих людей.       — Эрен, ты даже не понимаешь, о чем говоришь, ты не знаешь Зика и его мать, — Крюгер потер переносицу.       — Да идите на хуй. Не знаю, верно. Зато я знаю, что моя мать хотела сбежать от папаши, но вы нас перехватили. Следили за нами по поручению батеньки. Помогли ему превратить нашу жизнь в ад. Пошли вы на хуй, мистер Крюгер. Пошли вы на хуй.       Шадис попытался было урезонить спорящих, схватив Эрена за плечи.       — Сейчас не время, мальчик мой. Стоит успокоиться.       Йегер отмахнулся от него.       — Успокоиться, блядь? Да у вас нет права голоса. Вы же любили мать, вы же хотели на ней жениться, или я не прав? Так почему она, обмазываясь слезами и соплями, молила о помощи бывшую жену отца? Почему не вас? Почему у нее не нашлось никого, кроме этой женщины? Молчите, конечно, вам нечего сказать. Мне от вас мерзко.       Присутствующие в шоке уставились на него. Удивленными не выглядели только Зик и Крюгер.       — Я устал от вас. Лучше вам всем уйти.       Хлопнув дверью в свою комнату, Эрен не раздеваясь лег в кровать. Ему хотелось оказаться где-нибудь не здесь. Просто не здесь. Где угодно, где нет ни лицемерных папашиных дружков, ни объявившегося из ниоткуда старшего брата, ни назойливого внимания Армина и Микасы. Просто освободиться от всего.       Ему было мерзко. От всего: и от того, что Крюгер затеял бесполезный спор с Зиком, и от того, что все просто слушали, молчали и обтекали. Никто не поспорил. Никто не прекратил это отвратительное, тошнотворное зрелище. Мерзко, гадко. Хотелось отмыться.       Эрену было тошно от себя самого. С одной стороны, он был рад, наконец, освободиться от психов папаши. Был рад впервые за много лет вздохнуть полной грудью. С другой, он любил отца. Он все еще хранил в сердце тлеющее, словно свечка, чувство любви и привязанности к этому человеку. К человеку, который когда-то давно, в детстве, был ему отцом, играл с ним, заботился о нем, просвещал его обо всем происходящем в мире, к человеку, который когда-то любил маму. К человеку, который в определенный момент растерял все человеческое, из тихой гавани и надежного тыла превратившись в худший из кошмаров.       Папаша-мразь. Предатель. Сдох, когда Эрен лишь начал обдумывать план действий. Когда только начал осознавать, что стоит делать. Как действовать. Батя просто взял и сдох. Не дав ему даже начать. В калейдоскопе мерзостей единственным маячком света для Эрена, провалившегося в тяжелый сон, была лишь мать, шептавшая имя другой женщины, будто та не человек, а божество.       Проснулся подросток где-то в час дня. Голова гудела. На периферии слуха доносился шум воды — видимо, кто-то мылся. Скорее всего Зик. Тот вчера сказал, что теперь он будет о нем заботиться. Видимо, теперь будет жить в этом доме. Впрочем, от этой идеи брат мог и отказаться. Неважно.       В доме, кроме них, судя по всему, никого не было. Все было убрано — ни следа вчерашней попойки, громко именовавшейся «поминками». Впрочем, батя заслужил такие пошлые проводы. Спустившись вниз, Эрен увидел нехитрый завтрак на столе — несколько бутербродов, кофе, вазочка с фруктами. Рядом с тарелкой многозначительно покоился блистер с аспирином. Мысленно поблагодарив брата за такую простую заботу, Эрен принялся за еду.       — Доброе утро. Ты успокоился? — спросил подошедший сзади Зик.       — Наверное.       — Я тебя понимаю. В смысле, понимаю, почему ты устроил всю эту истерику. Никогда не любил похороны, — Зик подошел к столешнице и налил кофе. — Обрисую в общих чертах, что будет дальше.       — Я весь внимание.       — Не паясничай. Твоя задача — учиться. Судя по всему, твоя успеваемость немного просела после смерти Карлы, но это объяснимо. Стоит определиться с выбором профессии, или хотя бы со сферой деятельности. У меня есть хорошая работа и накопления, так что я смогу тебя обеспечить и вносить оплату по ипотеке, чтобы ты смог здесь потом спокойно жить. Твой отец был застрахован, деньги лежат в банке, и ты их получишь по совершеннолетию и сможешь распоряжаться ими.       — Ты говоришь «твой отец». У нас один отец.       Зик сел рядом. Только сейчас Эрен заметил, что он не надел футболку. По коже пошли мурашки, он невольно залюбовался Зиком. Тот был хорошо сложен (неудивительно, военная служба мимо не прошла), мышцы переливались под кожей. От брата вкусно пахло каким-то новым гелем для душа. Или это был собственный запах Зика?       — У меня с отцом всегда были так себе отношения. Он был в своей работе и каких-то сомнительных кружках по интересам. Мать одно время пыталась его поддерживать, но в какой-то момент они потеряли точки соприкосновения. Я выдохнул, когда она подала на развод. Да и не был Гриша мне полноценным отцом. В детстве никогда не играл со мной, не разговаривал, практически не проводил время. Зато требовал с меня столько, будто в президенты готовил, не гнушаясь разного рода методами. М-да. После того, как он уехал на Парадиз, они с матерью начали периодически созваниваться. Ничего такого. Несколько раз они с Карлой приезжали к маме в гости, познакомились с ее новым мужем.       — Стоп, что?! В гости приезжали?..       Зик кивнул, глядя куда-то перед собой.       — Мама с Карлой неплохо общались в свое время. Мне тогда казалось, что, наверное, дело было в том, что отец несильно любил маму, а встретив Карлу, наконец, расцвел. Впрочем, как оказалось, это длилось недолго. Они перестали общаться, приезжать в мамин дом на побережье. Карла несколько раз звонила маме, говорила, что Гриша ведет себя неадекватно, бубнит что-то, запирается в кабинете. Упрекает ее за какую-то ерунду. Мама пыталась уговорить ее уйти от мужа, пробовала вытащить ее через своих знакомых на Парадизе, вот только батин дружок из погранконтроля перехватил твою маму и тебя буквально у самого моста до континента.       — Крюгер.       — Ага, он самый. Уж не знаю, какие там у него дела с папашей, но после всей этой истории маме был закрыт въезд на остров под каким-то надуманным предлогом. А у тех людей, которых она пыталась нанять по разным каналам, внезапно появлялись «срочные дела». Видимо, у Крюгера связи. Впрочем, мне повезло, что он не принимал меня во внимание. Меня и на континенте несколько лет не было.       Рассказ Зика не противоречил действительности. Отец последние несколько лет действительно вел себя отвратительно. Эрен не мог с точностью определить момент, когда его отец, его любимый и любящий отец, превратился в чудовище.       — Эрен, мы со всем справимся. Поверь мне. Будет непросто, но мы справимся.       Йегер-младший только кивнул. Ему очень хотелось верить Зику. Хотелось уцепиться хоть за что-то в этой больной реальности. Хоть за кого-то.