5 июня 1980 год. Долина Падших королей. Хрустальная пещера.
Тёмная, мрачная, но такая величественная пещера. Место, где родилась сама Магия. Место, что некогда блистало тысячами кусочков хрусталя, показывающих Избранным отрывки возможного будущего, а нынче они лишь слегка освящают путникам путь, забирая в качестве платы за проход силы пришедших, чтобы поддерживать Баланс сил в мире. Маги, пришедшие сюда, по своей глупости считают, что плата за вход существует лишь для того, чтобы ослабить вошедшего. Глупые люди. Откуда им, неучам, забывшим всё самое главное и оставившим лишь то, что выгодно им самим, знать, что в этом месте не просто «вершилась магия»? Нет, здесь, в этих самых кристаллах, создаётся и хранится Магия. Не думают они, что своими распрями и игнорированием законов природы был нарушен Мировой Баланс. Не замечают, что каждое поколение всё слабее и слабее, всё чаще рождаются те, кого называют «сквибами». Да и зачем им за этим следить? Они ведь самые умные — и без посторонней помощи знают как лучше. Даже собственную историю и ту забыли. Зачем думать о прошлом, когда есть лишь настоящее и будущее? Всё для них и их потомков. Во имя всеобщего блага. А ведь Магия исчезает. И в ответ Магия не подпустит к своему Хранителю этих неверных, вошедших в священные своды и считающих, что за пару капель крови и немного сил им будет дозволено узреть саму суть волшебства и стать сильнее остальных. Этим жадным до власти, славы и силы ничтожествам никогда не узреть что-то настолько важное как её дитя, её создание, саму её суть. Хватит и того, что тот глупец сотворил в соседней галерее. И как только мозгов хватило в таком месте спрятать эту дрянь, нарушающую Баланс одним только существованием? В самом сердце пещеры лежал юноша. Длинные тёмные волосы аккуратно обрамляли молодое лицо. Грудь поднималась и опускалась под мерное дыхание, показывая, что человек не мертв и просто бальзамирован, а потому не разлагается как обычный труп. Ему нельзя дать более двадцати лет. И уже более полувека он пребывает в этом месте, набираясь сил, в ожидании того Зова, что пробудит его ото сна. Он ждёт этот день с нетерпением и, при этом, мечтает о том, чтобы он настал не скоро. Не потому, что он слишком устал от людей или жизни. Он не слаб или боится — с учётом всех прожитых лет, всего, что он увидел и пережил, боятся уже просто нечего. Нет. Просто он знает, что его пробуждение оставляет за собой лишь два варианта: первый и, в некотором смысле, менее ужасный — маги больше не могут справляться со своими проблемами без непосредственного руководства, а потому воспользовались оставленными лазейками в заклятье и вынудили его очнуться; второй — что-то произошло с мировым Балансом, из-за чего Король Былого и Грядущего был возвращён к жизни, и это, в коечном итоге, разбудило вторую сторону монеты. Гробовую тишину прервал резкий вдох и выдох. Резко открыв и глаза и сев, Великий Чародей очнулся ото сна, призванный заклятьем. И в этот самый момент Мерлин понял, что время пришло: спустя столько столетий его ожидание подошло к концу, ибо вторая сторона монеты сегодня вновь вернулась в этот мир, дабы спасти его от разрушения. И он, как верный друг, обязательно ему поможет всем, чем сможет. Даже если — особенно ради этого — придётся бить Артура по голове, чтобы тот отбрасывал заносчивость и глупые мысли. Осталась только одна проблема — узнать из-за чего того призвали. Всё-таки за столько времени Альбион не раз стоял под угрозой исчезновения, но лишь сейчас он родился. Мерлин не думал над тем, как найти старого друга. Нет смысла. Судьба вновь сведёт их вместе, просто надо подождать. Подождать и подготовить почву для возвращения Короля Былого и Грядущего. Всё же этот Венценосный Осёл вряд ли сможет быть простым человеком, а не лидером. Не зря же говорят, что леопард не может поменять свои пятна ? Но для начала нужно узнать обо всех изменениях, что произошли за время его сна. Пусть он и длился меньше века, но это было довольно-таки бурное время. Когда он набирался сил, волшебник смог наблюдать со стороны за происходящим в мире, но это был лишь сторонний — и потому очень поверхностный — взгляд. Значит, нужно пойти к тому, кто за этим следил более пристально. Как хорошо, что он знает нужного человека. И этот человек ему врать не будет. Правда, стоит, наверное, всё-таки перед уходом избавиться от той мерзости, что находится в соседней галерее — запах порчи слышен даже здесь, а так быть не должно.***
1 ноября 1980 год. Тисовая улица.
— Вы уверены в этих данных? — задали вопрос стоящему рядом мужчине средних лет. Внешность его была довольно заурядной: средний рост, чёрные волосы, чёрные глаза, никаких особых примет, никаких видных шрамов, родинок, татуировок или даже горбика на носу, указывающего на то, что тот был пару раз сломан. Ничего. Обычный среднестатистический человек, который пройдёт мимо, и ты забудешь о нём через минуту-другую. Конечно, глаза были чёрными, но это, скорее всего, игра света, точнее — его почти полное отсутствие, а на самом деле они карие. И ничего иного. Абсолютно. Именно это и скажет разум любого нормального, рационального человека. Конечно, более склонный к драматизму человек сказал бы что-то более лиричное о них. К примеру, что они как тёмные омуты, что затягивают на дно весь свет вокруг и души неосторожных посторонних, осмелившихся заглянуть внутрь. И любой другой человек, с логическим складом ума, покрутит у головы пальцем и пойдёт подальше от такого романтика, даже не задумываясь о том, сколько правды может быть в словах того человека. А ведь в мире всё возможно. И кто знает, может быть, это именно то, что и происходит? Но люди склонны видеть лишь то, во что сами верят. — Абсолютно, Господин, — ответил собеседник. — Он придёт сюда сегодня лично, дабы убедиться, что «герой» доставлен в нужное место. Смотрите, вон уже и правая рука старика объявилась, так что ошибки быть не может. И в самом деле, на улице с одинаковыми, как под копирку, домами на тротуаре стояла полосатая кошка и внимательно изучала лежащую перед ней карту. Профессор МакГонагалл собственной персоной. — Что ж, теперь сомнений не осталось. Вопрос лишь в том, когда это произойдёт. — Вы полностью правы, Господин. Ни один наш шпион так и не смог узнать даже приблизительное время прибытия этого полувеликана. Такое ощущение, что они и сами этого не знают. — Полувеликан? И они доверили ему младенца? — Да, Господин. Рубеус Хагрид бесконечно предан Дамблдору. К тому же, неплохо общался с родителями ребёнка. Да и с животными ладит, так что намеренного вреда не причинит. — Значит, остаётся только ждать, когда он появится. Так прошёл весь день. Кошка сидела на заборе, пока двое собеседников, под чарами невидимости, создав себе все удобства, то есть стол, стул и все остальное, занимались своими делами, лишь изредка отвлекаясь на резкие шумы улиц да беря перерыв на обед и ноги размять. Всё-таки наблюдение наблюдением, а работу никто не забирал. И как это МакГонагалл почти не шевелилась всё это время? Да, не зря в школе работает — терпения хоть отбавляй. Поздним вечером, уже после возвращения людей домой, в дальнем конце улицы неожиданно и бесшумно появился человек. Вот только незамеченным он был лишь для обычных людей. Двое чародеев уловили чары перемещения еще до того, как появился силуэт старика — они же не какие-то неучи, чтобы не почувствовать потоки магии и не опознать заклятье ещё до его свершения. В силуэте довольно-таки легко можно было узнать «великого чародея» Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора. Он был высок, худ и очень стар, судя по серебру его волос и бороды — таких длинных, что их можно было заправить за пояс. Он был одет в длинный сюртук, поверх которого была наброшена подметающая землю лиловая мантия, а на его ногах красовались ботинки на высоком каблуке, украшенные пряжками. Глаза за затемненными очками были голубыми, очень живыми, яркими и искрящимися, а нос — очень длинным и кривым, словно его ломали по крайней мере раза два. Довольно странная внешность для того, кому еще год до сто сорока лет — всё-таки маги живут не в пример дольше простых людей и внешний вид, соответственно, у них тоже не такой потрепанный. Невольно Эмрис задумался о причинах, но развить мысль ему не дали. Альбус Дамблдор начал рыться в карманах своей мантии, пытаясь что-то отыскать, чем и привлек особое внимание наблюдателей, желающих узнать, что он там ищет: всё-таки волшебная палочка была у него в руках. Странно знакомая волшебная палочка. Вот только Мерлин никак не мог вспомнить, где он её видел. Стоит навестить данного мага и вблизи рассмотреть её. Мерлин не сомневался, что это действительно важно. От мыслей его снова отвлёк старик. Дамблдор явно чувствовал, что за ним следят, потому что внезапно поднял глаза и посмотрел на кошку, взирающую на него с другого конца улицы. Вот только слежку с другой стороны улицы «великий чародей» не заметил. И это многое говорит о том, кто, как всё вокруг кричали, победил прошлого Тёмного Лорда. Как с такими чувствами можно было пройти войну? Явно тот поддавался и в спину не бил. — Это следовало ожидать, — пробормотал Дамблдор, усмехнувшись. Наконец во внутреннем кармане он нашел то, что искал. Это был предмет, похожий на серебряную зажигалку. Старик откинул серебряную крышечку, поднял зажигалку и щелкнул. Ближний к нему уличный фонарь тут же погас с негромким хлопком. Он снова щелкнул зажигалкой — и следующий фонарь погрузился во тьму. После двенадцати щелчков на Тисовой улице погасло все, кроме двух далеких, крошечных колючих огоньков — глаз неотрывно следившей за Дамблдором кошки. Альбус засунул свою зажигалку обратно во внутренний карман мантии и двинулся к дому номер четыре. — Интересная вещичка, да? — обратился к своему спутнику тот, кто рождён был из Магии. — Не знаешь, что это? И где этот его приобрёл? — Пока не знаю, Господин, но, если это Вам интересно, распоряжусь обо всём узнать. В случае чего, всегда можно создать самим. Всё равно мои сотрудники начали получать слишком много свободного времени. Вот пусть и займутся общественно полезным делом. — Только не гоняй их в три пота: хороших сотрудников всегда сложно найти. Спешка ни к чему. Это не столь важно и срочно. — Да, Господин. А дойдя до забора, «великий светлый маг» сел на забор рядом с кошкой и, даже не взглянув на нее, сказал: — Странно видеть вас здесь, профессор МакГонагалл, — обратился тот к кошке, вот только та уже исчезла. Вместо нее на заборе сидела довольно сурового вида женщина в изумрудной мантии, форма её очков была до странности похожа на отметины вокруг кошачьих глаз, а чёрные волосы были собраны в тугой узел на затылке. И сразу было заметно, что вид у нее раздражённый. — Как вы меня узнали? — спросила она. — Мой дорогой профессор, я в жизни не видел кошки, которая сидела бы столь неподвижно. — Станешь тут неподвижной — целый день просидеть на кирпичной стене, — парировала профессор МакГонагалл. — Целый день? В то время как вы могли праздновать вместе с другими? По пути сюда я стал свидетелем, как минимум, дюжины вечеринок и гулянок. На данное высказывание профессор МакГонагалл лишь рассерженно фыркнула. — О, да, действительно, все празднуют, — недовольно произнесла она. — Казалось бы, им следовало быть немного поосторожнее. Но нет — даже маглы заметили, что что-то происходит. Они говорили об этом в новостях. — Она резко кивнула головой в сторону темного окна, за которым находилась гостиная Дурслей. — Я слышала. Стаи сов… падающие звёзды… Что ж, они ведь не полные идиоты. Они просто обязаны были что-то заметить. Подумать только — звездопад в Кенте! Не сомневаюсь, что это дело рук Дедалуса Дингла. Он никогда не отличался особым умом. Стоящие неподалёку наблюдатели переглянулись. С головой уйдя в свою работу, они не слишком обращали внимание на то, что говорят по телевизору. Безусловно, если бы они хотели, пара заклятий решила бы проблему с расстоянием и они спокойно бы слышали всё, что говорят по телевизору, не хуже самой МакГонагалл в её кошачьей форме. Вот только ничего, что не касалось тех бумаг, что были на их столах или происходило на улице — а следует заметить, что не просто на улице, но и в самом городе ничего странного не происходило — их не касалось и считалось лишь проблемами будущего, которые, на данный момент времени, не стоили их внимания. — У отряда по зачистке будет очень, просто чрезмерно, много работы. — Ты же осознаёшь, что память стереть не выйдет? — нахмурился Мерлин. — Это не пара человек. Даже не пара десятков. — Ничего страшного, — ответил невзрачный мужчина. — У Отдела на этот случай есть пара научных лабораторий, которые с огромной радостью находят логичные объяснения странностям. Они даже не знают на кого работают. Только то, что спонсоры богаты и готовы покрывать расходы на их исследования, если те, иногда, находят причины некоторых странных вещей. — И никто не задаёт вопросы? — усомнился Эмрис. — Мы никогда не запрашиваем ничего незаконного. А как говорят обычные люди, у богатых свои причуды. Так что с этой стороны всё улажено. Со стороны закона тоже проблем не будет: тот, кто должен знать, знает, а остальных это не касается, пока документы в порядке. — Не стоит их обвинять, — мягко ответил Дамблдор. — За последние одиннадцать лет у нас было слишком мало поводов для веселья. — Знаю. — В голосе профессора МакГонагалл появилось раздражение. — Но это не оправдывает тех, кто потерял голову. Наши люди ведут себя абсолютно безрассудно. Они появляются на улицах среди бела дня, собираются в толпы, обмениваются слухами. И при этом им даже не приходит в голову одеться, как маглы. — И чья же это вина, что они не могут нормально себя вести? — возмутился Великий Чародей. — Большую роль в социализации играют не только родители, но и учителя, а это значит, что вы провалились. Даже не пытаетесь, я бы сказал! Во что вы превратили детище моих Учеников?! От лучшей школы волшебства и чародейства остались только слова. Даже ваше магловедение — полная ерунда, что, по сути, ничему не учит. Вот только адресаты не могли услышать возмущения за теми заклятиями, что были наложены вокруг наблюдателей. — Будет просто превосходно, если в тот самый день, когда Вы-Знаете-Кто наконец исчез, маглы узнают о нашем существовании. Кстати, я надеюсь, что он на самом деле исчез, это ведь так, Дамблдор? — И это тоже ваша вина! — продолжил никем, кроме его спутника, не слышимый монолог Мерлин. — Столько столетий мы тратили колоссальное количество сил на то, чтобы держать миры раздельно и вот вы активно пытаетесь всё разрушить. — Особенно этот Дамблдор, — поддержал невыразимец, а именно им и является собеседник Мерлина. — Хорошо ещё, что большую часть его радикальных идей в Визенгамоте блокируют. Боюсь представить, что будет в будущем, когда старшее поколение передаст свои места детям и внукам. — Вполне очевидно, что это так, — ответил Дамблдор своей собеседнице. — Так что это действительно праздничный день. Не хотите ли лимонную дольку? — Что? — спросила та. — Засахаренную лимонную дольку. Это такие сладости, которые едят маглы, — лично мне они очень нравятся. — Нет, благодарю вас. — Голос профессора МакГонагалл был очень холоден, словно ей совсем не казалось, что сейчас подходящее время для поедания лимонных долек — Итак, я остановилась на том, что даже если Вы-Знаете-Кто действительно исчез… — Мой дорогой профессор, мне кажется, что вы достаточно разумны, чтобы называть его по имени. Это полная ерунда — Вы-Знаете-Кто, Вы-Не-Знаете-Кто… Одиннадцать лет я пытаюсь убедить людей, что они не должны бояться произносить его настоящее имя — Волан-де-Морт. — Эт прозвище, а не имя, — пробурчал Мерлин. — Ни один человек не назовёт так своего ребёнка. Профессор МакГонагалл вздрогнула, но Дамблдор, поглощённый необходимостью разделить две слипшиеся лимонные дольки, похоже, этого не заметил. — Кстати, а почему боятся этого прозвища, Регулус? — спросил вдруг Эмрис, серьёзно задумавшись. — О. На него было наложено заклятье, которое служило маячком и сообщало группе магов, если кто-то произносил его, те появлялись и, если слышали что-то нелицеприятное о своём господине, разбирались с болтунами. По идее, сейчас оно должно пасть вместе с наложившим его магом. — На мой взгляд, возникает ужасная путаница, когда мы говорим: Вы-Знаете-Кто, — продолжил он. — Никогда не понимал, почему следует бояться произносить имя Волан-де-Морта. — Дамблдор об заклятье не знает или притворяется идиотом? — заинтересовался Эмрис. — Полагаю, это может быть любой из этих вариантов, — задумался тот, кого назвали Регулусом. — С одной стороны, он почти всегда в школе, а туда, как всем известно, аппарировать нельзя, так что может и не знать. С другой, ему, как главе Ордена Феникса, что и занимались борьбой с Пожирателями Смерти должны были об этом докладывать, так что знать должен был и теперь поднимается вопрос: зачем он пытался убедить остальных называть Тёмного Лорда по тому прозвищу. —Да-да, конечно. — В голосе профессора раздражение чудесным образом сочеталось с обожанием. — Но вы не такой, как все. Все знают, что вы единственный, кого Вы-Знаете-Кто — хорошо-хорошо, кого Волан-де-Морт — боялся. — Сомнительное утверждение, тебе так не кажется? — снова спросил Мерлин. — Он не казался мне испуганным, — незамедлительно ответили ему. — Не желающим тратить силы и время — да. Осознающим шанс проигрыша — да. Но чтоб бояться… Больше похоже на чью-то игру. Вопрос лишь в том, кто первым пустил слух. Потому что обе стороны вели себя так, будто это чистой воды истина. — Вы мне льстите, — спокойно ответил Дамблдор. — Волан-де-Морт обладал такими силами, которые мне неподвластны. — Только потому, что вы слишком… слишком благородны для того, чтобы использовать эти силы. — Я один в этом сомневаюсь? — снова вклинился Мерлин. — Я тоже, Господин. — Мне повезло, что сейчас ночь. Я не краснел так сильно с тех пор, как мадам Помфри сказала мне, что ей нравятся мои новые ушные затычки. Взгляд профессора МакГонагалл уткнулся в Альбуса Дамблдора. — А по сравнению с теми слухами, которые курсируют взад и вперёд, стаи сов — это просто ничто. Вы знаете, о чём все говорят? Они гадают, почему он исчез? Гадают, что же наконец смогло его остановить? Она пристально смотрела на Дамблдора, ожидая от собеседника хоть какой-то реакции. Было очевидно: несмотря на то что профессор МакГонагалл знает, о чём говорят все вокруг, она не поверит в это, пока Дамблдор не скажет ей, что это правда. Однако Дамблдор, увлекшийся лимонными дольками, с ответом не торопился. — Говорят, — настойчиво продолжила профессор МакГонагалл, — говорят, что прошлой ночью Волан-де-Морт появился в Годриковой Впадине. Что он появился там из-за Поттеров. Если верить слухам, то Лили и Джеймс Поттеры… То они… Они мертвы… Дамблдор склонил голову, и профессор МакГонагалл судорожно втянула воздух. — Лили и Джеймс… Не может быть… Я так не хотела в это верить… О, Альбус… Дамблдор протянул руку и коснулся её плеча. — Я понимаю… — с горечью произнес он. — Я очень хорошо вас понимаю. Когда профессор МакГонагалл снова заговорила, голос её дрожал: — И это еще не всё. Говорят, что он пытался убить сына Поттеров, Гарри. Но не смог. Он не смог убить этого маленького мальчика. Никто не знает почему, никто не знает, как такое могло произойти. Но говорят, что, когда Волан-де-Морт попытался убить Гарри Поттера, его силы вдруг иссякли — и именно поэтому он исчез. Дамблдор мрачно кивнул. — Это… это правда? — запинаясь, спросила профессор МакГонагалл. — После всего, что он сделал… После того, как он убил стольких из нас… он не смог убить маленького мальчика? Это просто поразительно… Если вспомнить, сколько раз его пытались остановить… Какие меры для этого предпринимались… Но каким чудом Гарри удалось выжить? — Мы можем лишь предполагать, — ответил Дамблдор. — Возможно, мы так никогда и не узнаем правды. — Расследование уже провели? — Да, Господин. Отчёт уже составлен и ждёт Вас. Если хотите, могу подвести итоги. — Когда они уйдут. Профессор МакГонагалл достала из кармана кружевной носовой платок и принялась вытирать слёзы под очками. Дамблдор шумно втянул носом воздух, достал из кармана золотые часы и начал пристально их разглядывать. Дамблдор засунул их обратно в карман и произнес: — Хагрид задерживается. Кстати, я полагаю, именно он сказал вам, что я буду здесь? — Да, — подтвердила профессор МакГонагалл. — Но, я полагаю, вы не скажете мне, почему вы оказались именно здесь? — Я здесь, чтобы отдать Гарри его тёте и дяде. Они — единственные родственники, которые у него остались. — Неужели вы… Неужели вы имеете в виду тех, кто живет здесь?! — вскрикнула профессор МакГонагалл, вскакивая на ноги и тыча пальцем в сторону дома номер четыре. — Дамблдор, вы этого не сделаете. Я наблюдала за ними целый день. Вы не найдете другой парочки, которая была бы так непохожа на нас. И у них есть сын — я видела, как мать везла его в коляске, а он пинал её ногами и орал, требуя, чтобы ему купили конфету. И вы хотите, чтобы Гарри Поттер оказался здесь?! — Для него это лучшее место, — твердо ответил Дамблдор. — Когда он повзрослеет, его тётя и дядя смогут все ему рассказать. Я написал им письмо. — Письмо? — очень тихо переспросила профессор МакГонагалл, садясь обратно на забор. — Помилуйте, Дамблдор, неужели вы на самом деле думаете, что сможете объяснить в письме всё, что случилось? Эти люди никогда не поймут Гарри! Он станет знаменитостью, даже легендой — я не удивлюсь, если сегодняшний день войдет в историю как день Гарри Поттера! О нём напишут книги, каждый ребёнок в мире будет знать его имя! — Вот это она загнула! — восхитился тысячелетний маг. — У них действительно огромное самомнение, раз считают, что проблемы Англии влияют на мир настолько, что все вокруг обязаны их знать. — Совершенно верно, — согласился Дамблдор, очень серьёзно глядя на профессора поверх своих затемнённых очков. — И этого будет достаточно для того, чтобы вскружить голову любому мальчику: стать знаменитым прежде, чем он научится ходить и говорить! Он даже не будет помнить, что именно его прославило! Неужели вы не видите, насколько лучше для него самого, если он будет жить здесь, далеко от нашего мира, до тех пор, пока не вырастет и будет в состоянии справиться со своей славой? — Ну, с этим, конечно, не поспоришь. Но разве вообще нет других родственников? — Есть, конечно, просто ребёнка им не отдадут — слишком сильная политическая фигура сейчас. Профессор МакГонагалл поспешно открыла рот, чтобы сказать что-то резкое, но, передумав, сделала глубокий вдох и перевела дыхание. —Да… Да, конечно же вы правы. Но скажите, Дамблдор, как мальчик попадёт сюда? Она внимательно оглядела его мантию, словно ей вдруг пришло в голову, что под ней он прячет Гарри. — Его принесёт Хагрид. — Вы думаете, это… Вы думаете, это разумно — доверить Хагриду столь ответственное задание? — О! Она не безнадёжна! Мыслить логически ещё может. — Я бы доверил ему свою жизнь, — просто ответил Дамблдор. — Я не ставлю под сомнение его преданность вам, — неохотно выдавила из себя профессор МакГонагалл. — Но вы ведь не станете отрицать, что он небрежен и легкомыслен. Он… Что это там? Ночную тишину нарушили приглушенные раскаты грома. Их звук становился все громче. Присутствующие маги стали вглядываться в тёмную улицу в поисках приближающегося света фар. А когда они, наконец, догадались поднять головы, сверху послышался рёв, и с неба свалился огромный мопед. Он приземлился на Тисовой улице прямо перед ними. Мопед был исполинских размеров, но сидевший на нём человек был ещё больше. Он был почти вдвое выше обычного мужчины и по меньшей мере в пять раз шире. Попросту говоря, он был непозволительно велик, и к тому же имел дикий вид — спутанная борода и заросли чёрных волос практически полностью скрывали его лицо. Его ладони были размером с крышки от мусорных баков, а обутые в кожаные сапоги ступни — величиной с маленьких дельфинов. Его гигантские мускулистые руки прижимали к груди сверток из одеял. — Ну наконец-то, Хагрид, — в голосе Дамблдора явственно слышалось облегчение. — А где ты взял этот мопед? — Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с мопеда. — У молодого Сириуса Блэка. А насчет ребёнка — я привез его, сэр. — Сириус же твой брат? — А ещё крёстный ребёнка, если данные не лгут. Хотя, сомневаюсь, что это не так — Джеймс и Сириус были как разделённые в младенчестве близнецы: всегда вместе. Даже думали одинаково. Родственные души. — Тогда почему Гарри отдают тётке, не обладающей магией, а не крёстному? — Выясню. — Все прошло спокойно? — Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталась. Маглы это заметили, конечно, но я успел забрать ребенка, прежде чем они туда нагрянули. Он заснул, когда мы летели над Бристолем. Дамблдор и профессор МакГонагалл склонились над свернутыми одеялами. Внутри, еле заметный в этой куче тряпья, лежал крепко спящий маленький мальчик На лбу, чуть пониже хохолка иссиня-чёрных волос, был виден странный порез, похожий на молнию. — Значит, именно сюда… — прошептала профессор МакГонагалл. — Да, — подтвердил Дамблдор. — Этот шрам останется у него на всю жизнь. — А почему мы не знали, что Дамблдор профессиональный медик? С одного взгляда понять, что шрам не исчезнет? — Вы ведь можете что-то сделать с ним, Дамблдор? — Даже если бы мог, не стал бы. Шрамы могут сослужить хорошую службу. У меня, например, есть шрам над левым коленом, который представляет собой абсолютно точную схему лондонской подземки. Ну, Хагрид, давай ребенка сюда, пора покончить со всем этим. Дамблдор взял Гарри на руки и повернулся к дому Дурслей. — Могу я… Могу я попрощаться с ним, сэр? — спросил Хагрид. Он нагнулся над мальчиком, заслоняя его от остальных своей кудлатой головой, и поцеловал ребенка очень колючим из-за обилия волос поцелуем. А затем вдруг завыл, как раненая собака. — Тс-с-с! — прошипела профессор МакГонагалл. — Ты разбудишь маглов! — П-п-простите, — прорыдал Хагрид, вытаскивая из кармана гигантский носовой платок, покрытый грязными пятнами, и пряча в нём лицо. — Но я п-п-п-просто не могу этого вынести. Лили и Джеймс умерли, а малыш Гарри, бедняжка, теперь будет жить у маглов… — Да, да, все это очень печально, но возьми себя в руки, Хагрид, иначе нас обнаружат, — прошептала профессор МакГонагалл, робко поглаживая Хагрида по плечу. А Дамблдор перешагнул через невысокий забор и пошел к крыльцу. Он бережно опустил Гарри на порог, достал из кармана мантии письмо, сунул его в одеяло и вернулся к поджидавшей его паре. Целую минуту все трое стояли и неотрывно смотрели на маленький свёрток — плечи Хагрида сотрясались, профессор МакГонагалл яростно моргала глазами, а сияние, всегда исходившее от глаз Дамблдора, сейчас померкло. — Что ж, — произнес на прощанье Дамблдор. — Вот и всё. Больше нам здесь нечего делать. Нам лучше уйти и присоединиться к празднующим. — Ага, — сдавленным голосом согласился Хагрид. — Я это… я, пожалуй, верну Сириусу Блэку его мопед. Доброй ночи вам, профессор МакГонагалл, и вам, профессор Дамблдор. Смахнув катящиеся из глаз слёзы рукавом куртки, Хагрид вскочил в седло мопеда, резким движением завел мотор, с рёвом поднялся в небо и исчез в ночи. — Надеюсь увидеть вас в самое ближайшее время, профессор МакГонагалл, — произнес Дамблдор и склонил голову. Профессор МакГонагалл вместо ответа лишь высморкалась. Дамблдор повернулся и пошел вниз по улице. На углу он остановился и вытащил из кармана свою серебряную зажигалку. Он щёлкнул ею всего один раз, и двенадцать фонарей снова загорелись как ни в чём не бывало, так что вся Тисовая улица осветилась оранжевым светом. В этом свете Дамблдор заметил полосатую кошку, заворачивающую за угол на другом конце улицы. А потом посмотрел на свёрток, лежащий на пороге дома номер четыре. — Удачи тебе, Гарри, — прошептал он, повернулся на каблуках и исчез, шурша мантией. — Серьёзно?! — в ярости воскликнул Великий Чародей, подходя к двери дома номер четыре и беря Гарри Поттера на руки. — Положить ребёнка на порог в одном лишь одеяле! На бетон! В ноябре! Пусть не младенец, но всё ещё достаточно мал, чтобы такое не пережить. Они его уже сейчас убить хотят? Даже в дверь не удосужились позвонить! Хотят, чтобы ребёнок до самого утра здесь лежал и ждал, когда его дядя на работу пойдёт?! — И в письме ничего информативного. Сообщили, что это их племянник, родители мертвы, просят позаботиться. Ни документов, ничего. Что будем делать? Оставим всё так, как есть? — Так дело не пойдёт, — сказал Мерлин, нажимая на дверной звонок. Через несколько минут дверь открыла миссис Дурсль, она была тощей блондинкой с шеей почти вдвое длиннее, чем положено при её росте. Заметив на пороге двух мужчин в мантиях и ребёнка, она уже думала закрыть дверь, как вежливая просьба одного из них остановила её. — Добрый день, мэм. Меня зовут Мерлин, клянусь Магией, что не желаю вреда ни в какой форме ни вам, ни кому-либо из ваших близких. Мы можем зайти и обсудить кое-что безумно важное? Если вы всё не готовы впустить нас в дом, то мы просто наколдуем отвод глаз и поговорим здесь или в любом другом месте, где вы посчитаете удобным и безопасным для вас и вашей семьи. — Я Петунья Дурсль, — произнесла женщина, отходя в сторону, чтобы пришедшие могли пройти внутрь. — Заходите, раз уж пришли. Будете чай? — Не откажусь. — Дорогая, кто это был? — спросил полный мужчина с очень пышными усами и очень короткой шеей, спускающийся по лестнице с ружьём, которое, впрочем, скоро отставил в сторону, когда понял, что жена гостей явно не боится. — Вернон, познакомься, это Мерлин и… — Это Регулус. — И Регулус. Это мой муж, Вернон. Мистер Дурсль протянул руку тому, кого зовут Мерлин. — У вас нет фамилии? — пытаясь понять, кто перед ним, смутно осознавая, что это те самые «ненормальные», что владеют магией. — Я родился в крестьянской семье в те времена, когда нам фамилии были не положены, — совершая крепкое рукопожатие, сообщил тот. — И я просто не вижу смысла скрывать что-то перед вами. Сейчас мы будем говорить о действительно важных вещах и, я всегда считал, что начинать общение со лжи — один из худших вариантов. В будущем это может дорого обойтись. — Хотите сказать, что вы тот самый Мерлин, на которого эти ненормальные молятся? — усомнилась в услышанном Петунья. — Ну, в некотором смысле, да. Я больше хранитель Баланса, а не бог, которым вы меня представляете, исходя из слов остальных. Но это разговор на другой раз. Очень длинная история выйдет. — Ладно, а кто тогда ваш спутник? — уточнил Вернон, завершая рукопожатие с Регулусом. — Блэк, но это сейчас совершенно не важно. Хотя у меня есть просьба: никому о нём не говорите. Официально, он уже давно мёртв и нам не хотелось бы терять такой козырь, когда в мире происходит. Мужчины прошли в гостиную, а миссис Дурсль сразу же пошла заваривать чай неожиданным гостям и делать кофе себе и мужу. У неё было предчувствие, что спать они в ближайшее время не лягут, а это значит, что им нужно было проснуться. Получив свои кружки, они расселись по местам и приступили к разговору. И во время этого действительно долгово и трудного разговора она узнала о своей сестре, наверно, больше, чем за последнее десятилетие. — Так как же выжил Гарри, если то, что вы говорите о сумасшедшем, пришедшем к ним в дом, правда? И зачем он вообще пришёл туда? — взяв себя в руки, спросила Петунья. — А вот это нам сейчас и объяснит Регулус. — Мои люди провели расследование. Оказывается, не так давно было произнесено пророчество о том, кто сможет победить Тёмного Лорда. И тот решил, что именно Гарри тот самый Герой. Поэтому он и пришёл. Избавиться от, так сказать, проблемы лично, чтобы никто не провалил дело. Вот только здесь он просчитался. В доме были найдены следы словесного контракта «жизнь за жизнь». — Что это значит? — спросил Вернон. Обычно, он не интересовался ничем, что не было бы обычным, но в данном случае это могло бы сильно повлиять на его семью, а это значит, что игнорировать это он просто не имел права. — Вы слышали когда-нибудь, что слова имеют силу? — дождавшись от собеседников подтверждения, Мерлин продолжил: — это не просто красивая фраза. В данном случае она сыграла главную роль в этом безумие. Когда Том Реддл, так же известный как Лорд Волан-де-Морт, он же Тёмный Лорд, пришёл к ним в дом, один из них, скорее всего Лили, матери более склонны к этому, да и Джеймс был найден внизу, а Лили наверху, в детской, так вот, они крикнули одну из интерпретаций фразы «возьми жизнь мою взамен другой жизни». И тот согласился. По своей сути, это уже можно считать укороченным ритуалом жизни за смерть: одним из древнейших ритуалов, существовавших в мире. И вот тут вылезает одна особенность. Дарующий жизнь не имеет права отнять её лично, если тот не попросит об этом. Гарри ребёнок и, полагаю, даже слов таких не знает. Так что, напав на него, Том, согласно законам Древней религии, получил откат от Магии и был убит. Можете смотреть на это, как на санкцию за нарушение договора, заключённого им же самим. — Почему он напал? Разве он не знал, что всё этим и закончится? — спросила Петунья. — Нынешние маги слабы и не чета тем, кто жил до них. За годы относительного мира и спокойствия они стали ленивы и самоуверенны. Ушедшие на покой старые маги не помогли ситуации. Многое забылось или было запрещено. Большая часть того, на что были наложены запреты, опасны лишь из-за того, что их делали неучи. Они не помнят своей истории. Да что там! Историю в школе ведет призрак, который зациклился на гоблинских восстаниях и, у меня такое чувство, что он специально всех усыпляет, чтобы ему не задавали вопросов, потому что он ничего, кроме этих самых восстаний, не знает. Увы, он безвреден, так что, пока что, я бессилен. Даже моё имя почти полностью забылось! При рождении мать дала мне имя Мерлин и оно мне нравится более других, коими меня называли. Но Магия назвала меня Эмрис. И именно под этим именем меня знали друиды и другие волшебники. Сейчас же маги, если и слышат об Эмрисе, думают, что мы разные люди. Что же касается того ритуала, то это слишком древняя магия для магов. Сомневаюсь, что это даже упоминалось где-то. Даже во времена моей молодости такое уже почти не практиковали. — Тогда откуда всё это знаете? И как смогли найти следы и понять, что это? — Человек, который примерно понял, что это, является друидом, — ответил на последний вопрос Регулус. — Они передают свои знания из поколения в поколение. Поэтому они, пусть и не знают все тонкости, но в общих чертах знают. — А я использовал это. Пришлось, когда Жрица Старой религии использовала это против моих близких. Тогда же я и узнал о том ограничении: по иронии судьбы, она, с целью убийства во имя мести, натравила ядовитую безумно опасную тварь на того, кого этим же ритуалом и создала. От отката её спасало то, что умер он не от её руки. Посредников использовать разрешено. Это, так сказать, лазейка. Этот же идиот об этом не знал. И весь магический мир не знает, называя малыша Героем, победившим главного Злодея. Ага. Любимого мишку выставил против Авады — это заклятье, что мгновенно убивает. Удобная вещь. Никакой щит, кроме материальных предметов, её не остановит. Хотя бы жертва уходит без мучений. — Почему ваш Том вообще пришёл за Гарри? Почему именно он? — Потому что недавно было произнесено пророчество и Тёмный Лорд выбрал Гарри, — ответил Регулус. — А как звучит пророчество вы уже выяснили? — спросил Эмрис. — «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда… рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…» — Какая ересь! — воскликнул Мерлин. — Ни рифмы, ни конкретики, ни даже не достаточно запутанно, чтобы быть нормальным пророчеством! Либо его заранее придумали, чтобы создать ловушку, либо его редактировали. — Почему вы думаете, что это так? — спросил Регулус. — Как звали Грин-де-Вальда? — неожиданно спросил Мерлин. — Тёмный Лорд, — недоумённо ответил молодой маг. — А знаешь, скольких таких Тёмных Лордов за свою жизнь видел я? То-то же. Это пророчество может быть о том Тёмном Лорде, который будет через десять других Тёмных Лордов. В общем, ерунда, созданная алкоголичкой. — Господи, — тихо выдохнула Петунья. — Вы ведь рассказываете это всё не просто так. Что вам нужно? — Видите ли, в отличие от этих идиотов, оставивших ребёнка поздней осенью на пороге, даже не удосужившись позвонить в дверь, а в письме ничего нормально не объяснив, я более чем осознаю, что даже простого, без магии, ребёнка растить трудно и, что также важно, дорого. А с Гарри, так как он маг, будет ещё сложнее — никто не застрахован от магических выбросов. Даже взрослые опытные маги могут, поддавшись эмоциям, так сказать, разнести всё вокруг. Поэтому я хочу, чтобы вы подумали и решили: будете ли вы растить этого ребёнка или нам подыскать кого-то другого? Чета Дурслей переглянулась. — Почему вас так волнует судьба моего племянника? — Потому что он потомок сразу нескольких моих Учеников. Конечно, изначально я пришёл с несколько иной целью. Я хотел посмотреть на ребёнка. Видите ли, когда мой друг умер, мне сказали, что он возродится, когда придёт время. Не так давно я почувствовал, что время пришло. В некотором смысле я действительно ожидал, что он будет героем, я не расстроен, что всё так произошло. Тем более, что мы с Артуром всё равно однажды встретимся — такова наша судьба. Ну и он всегда умел удивлять, что тут ещё сказать? — Артур? Как Артур Пендрагон? Король Камелота? — Он самый. — Можно нам посовещаться пару минут? — дипломатично уточнил глава семейства, слегка приподнимаясь. — Конечно, это сложное решение, которое должно быть принято осознанно, — ответил Великий Маг, отпивая чая. — Но я хочу, чтобы вы знали, что, если вы согласитесь принять его как своего, растить детей в одиночестве вам не придётся: я тоже приму участие в его судьбе. Как лично, так и материально. Дурсли вернулись спустя минут семь, согласившись вырастить племянника. И кто бы мог знать, что в этот момент судьба переплела свой ковёр, внеся довольно-таки сильные изменения в узор.