не самый худший вариант

у розы — маленькие детские ручки, когда весь привычный мир рушится и ускользает сквозь пальцы. она смотрит на родителей, которые видят лишь спины друг друга и пустую детскую колыбельку. она стоит посреди коридора и чувствует, как полы разъезжаются в разные стороны, и крыша вот-вот соскользнет со стен. все разваливается как карточный домик. и никак не прекращает разваливаться, даже когда ей исполнилось шестнадцать. находиться на грани падения изрядно надоедает, и попытки спастись от него, вот уже как нескольких лет, венчаются огромными выведенными жирными буквами провала. хочется уже провалится в пропасть. ей правда это надоедает, как и сочувственно-любопытные взгляды родственников, ни с одним из которых она не была близка от слова совсем, и теплая ладонь бабушки на плече в купе с ободряющей улыбкой, на которую ведётся разве что лили.  ей все еще шестнадцать, когда попытки кажутся совсем бессмысленными, и тонкие пальцы смыкаются на горлышке стеклянной бутылки. алкоголь обжигает горло и пламенем опускается в желудок. розе не нравится, но тело словно становится на несколько килограммов легче, на пару с головой. и она ни о чем не думает, даже не пытается достучаться до мозгов, когда ее засасывает в воронку чужих рук и тел. ребята с разных факультетов хаотично танцуют — у розы перед глазами лишь странные блики. третий бокал выпивается еще легче, и вкус уже не кажется омерзительным., а еще, девочка с рейвенкло (вроде, эмили) уже не кажется настолько высокомерной и кошмарной личностью. ей даже нравятся ее разноцветные кудряшки, и когда девочка тянется к ее губам, а после сливается в поцелуе, ей все ещё не кажется все это слишком странным и страшными. как и большие холодные ладони малфоя, оказавшиеся у нее на талии и водящие пальцами по ее ребрам, не выглядят чем-то слишком ужасным. как и то, что губы эмили сменяются губами малфоя, про которого папа с первого сентября первого курса говорил самые плохие слова и всеми правдами и не правдами убеждал ее, что дружить с ним не стоит. на самом деле, он делал это так упорно, что розе показалось, будто малфой в десяти метров от неё мог стать чем-то сродни концу света. ее выдирают из объятий парня, а перед глазами спутанные блики и глаза как будто потеряли фокус, прямо как какие-нибудь старые камеры дедушки. в коридоре холодно и стена, к которой она вынуждена прислониться, дабы не упасть, заставляет еще сильнее поежиться. джеймс поттер смотрит на нее с неприкрытой злостью, а взгляд то и дело скачет по ее лицу к губам, и роза вдруг понимает, что малфой ей случайно прокусил губу., а может и не случайно, кто его знает. роза совсем не кстати вспоминает о том, как в года четыре неслась на встречу к отцу, не видя ничего дальше лица любимого родителя, и ожидаемо споткнулась, расшибив себе губу и нос. плакала она долго и, возможно, даже дольше, чем нужно, купаясь во внимании родителей. ей пришла в голову мысль о том, что если бы сейчас она села и расплакалась, люди бы приняли её за умалишенную и вряд ли бы бросились ее утешать.  роза не всхлипывает, когда соленые слезы падают разбиваясь, о собственные ключицы. она кусает губу, ощущая, как она ссаднит и щипет. большая чужая ладонь размазывает слезы по щекам, а джеймс-сириус хмурится, выдавая крохи беспокойства за младшую родственницу. чувство чужого тепла кажется таким далёким, необходимым, и роза, ведомая собственной потребностью в чужой ласке, прижимается к чужим рукам щеками.  первое похмелье проходит тяжело и оседает на плечах долгими взглядами малфоя. он не подходит к ней ближе чем на несколько метров, но ее очень даже устраивает подобное положение дел. и все такое же как и прежде, однако фигура старшего родственника вырастает перед ней в глубине пыльной библиотеки. джеймс-сириус смотрит прямо, пронзительно и, кажется, видит все трещины на ее лице и душе. подобное внимание от «семьи» непривычно и настораживает, если совсем уж честно., но любопытство в голосе и заинтересованность во взгляде заставляют ее подойти гораздо ближе, чем установлено рамками ее привычного поведения.  розе, если честно, все равно, что думают другие. и все равно, о чем шепчут кузины за спиной. чужое внимание, как мазь на открытую рану — позволяет вдохнуть ей не так тяжело и устало, как было до этого.  все становится совсем по другому. настолько стремительно, что ее даже пугают собственный скачок и резкая перемена в эмоциях. она не знает, почему именно в нем видит такое необходимое тепло. роза чувствует себя маленькой девочкой, которая наконец-то добралась до блестящей и желанной игрушки. она тянет руки и, ощущая поощрение, хватается за него гораздо крепче, чем следовало.  у нее непонятное ощущение защищенности и безопасности рядом с ним. мир будто выстраивается заново, а сама она и вовсе перестает трещать по швам. старший родственник улыбается ей и позволяет утонуть в объятиях. она чувствует слишком яркое и знакомое тепло в груди так, что сжимает его кофту гораздо сильнее, чем было нужно.  и на одной из вечеринок она снова выпивает слишком много. и снова целует кого-то по пьяне, но у этого кого-то фамилия ее родственника. его имя начинается на д, а заканчивается на с. не нужно быть гением, чтобы понять о ком идет речь, и не нужно отличаться слишком уж выдающимися знаниями, чтобы понять, что джеймс-сириус совсем не был против.  роза думает, что ниже падать ей уже некуда, когда кузен заталкивает ее в чулан для метел и водит ладонями по ее бедрам. она даже удивляется, что совсем не чувствует стыда и позволяет себе запустить пальцы в его растрепанную шевелюру. ей кажется, что его губы отпечатались где-то на ключицах и спине, и сколько бы роза не наносила чар, они будто клеймом выжжены на ее коже. она чувствует его запах на себе и одногруппницы, судя по их заинтересованным взглядам, явно о чем-то догадываются. слухи в хогвартсе распространяются за считанные секунды, так что весь завтрак следующего дня она ловит на себе обеспокоено-любопытные взгляды.  она знает, что подобное осуждается в обществе. ей, честно говоря, даже кажется, что дедушка может словить преждевременную остановку сердца, но самой себе она говорит о том, что никто не видел — значит ничего не было.  джеймс-сириус ходит вокруг нее верным псом и отгоняет любую особь мужского пола, списывая все на внезапно проснувшуюся братскую ревность. он оправдает этим почти все свои действия и совсем не по-братски кусает губу младшей родственница, водя пальцами по краям ее юбки.  когда все узнают, на них обоих сваливается волна непонимания, ярости и растерянности. родители смотрят на нее, широко распахнув глаза, и, кажется, впервые за долгие годы, смотрят прямо на неё. мама хмурится, всматриваясь в лицо почему-то слишком быстро повзрослевшей дочери, а папа и вовсе потерял дар речи. роза улыбается уголками рта, испытывая странное наслаждение. — мог ведь быть малфой.