Ты моя нежность

— Ван Ибо, Вы задержаны по подозрению в изнасиловании и попытке убийства сына Сяо Хэлиня Сяо Чжаня. У Вас есть право нанять адвоката. Ввиду Вашего нестабильного здоровья Вы останетесь в больнице до суда. Яснее и не скажешь. У Ибо даже в глазах потемнело. Речи сделователя как пластинка прокручивались у него в голове. Теперь это точно конец. У него нет ни единых доказательств, что это не его вина. Да они и не нужны, ведь это и впрямь его вина. Но ещё у него нет денег на адвоката. Конечно, логично, что адвоката должна была бы нанять мама, поскольку сам Ибо ещё несовершеннолетний и денег не зарабатывает. Но после всего произошедшего и её безумного шока он не то что заговорить с ней, — дыхнуть в её сторону страшился. После заключения очкастого следователя Ван Минчжу смолкла, немного поубавив свои рыдания, но не поднимала сырого лица с гладких дорогих ботинок Сяо Хэлиня. И как этому мужчине не совестно, что такая слабая женщина чуть ли не целует его ноги? Ведь вместо этой женщины должен быть… Её сын. — Встань, мама. Ибо сам не понял, как только сил хватило выговорить эти слова на фоне того потрясения, что он только что перенёс. Но сейчас он, покачиваясь, поднялся с кровати, открывая чужим глазам позорный, но справедливый отпечаток на щеке от звонкой маминой оплеухи, и в полный рост вытянулся перед бизнесменом, не смея посмотреть ему в глаза. Он смотрел на согбенную спину матери, изредка вздрагивающую от громких всхлипов. Теперь будет вполне честным, если она откажется от собственного сына, не так ли? Да, верно. Ибо вовсе не расстроится. Он сам виноват во всех её проблемах, хоть и сам увяз в них по шею. Сколько времени они все так простояли — одному чёрту известно. Но всё-таки Минчжу дёрнулась и оторвала заплаканное лицо от обуви Сяо Хэлиня, но не поднялась с колен, усевшись на них и виновато опустив голову, смотря в пол. Как только она это сделала, Ибо уличил момент и, словно подожжённый со спины неизвестной силой, почти сложился напополам, едва не касаясь низко опущенной головой своих прямых колен. Сердце колотилось как барабан, но сейчас никому до этого не было дела. Ни врачу, ни маме, ни самому его обладателю. Как он быстро пригнул спину, так через несколько секунд и выпрямил её, но на этот раз невзначай его глаза встретили до жути злой и ненавистный взгляд Сяо Хэлиня. Который готов был вот-вот буквально взорваться от переполнявшего его гнева, едва не трясясь от нервов. Язык у Ибо заплетался, а руки страшно дрожали, как у психопата. Сжав их в кулаки и глубоко вздохнув, он кое-как смог внятно и понятно произнести: — Господин Сяо, не думаю, что… Мои ничтожные извинения будут значимы, и… Я требую должного и справедливого наказания для себя. Когда слова срывались с губ, Ибо казалось, что душа уже вырвалась из его тела и вознеслась. Но он говорил это честно, от всего сердца. Даже позволил себе из-за этого на миг мимолётно возгордиться самим собой. — Встань на колени. — эта морозная фраза принадлежала Ван Минчжу, которая, собственно, и находилась сейчас именно в таком положении. Но Ибо будто пропустил её слова мимо ушей и только ещё раз почти до земли поклонился мужчине в костюме, выпрямился и… Будто заведённые ноги сами понесли его прочь из палаты. — Куда ты поплёлся, мелкий ублюдок! — эти дерзкие, душераздирающие выкрики родной мамы смертельным огнём прожигали больное сердце Ибо. Но он, по пути утирая бесшумно катящиеся слёзы по щекам, молча прошёлся по коридору мимо множества шокированных людей, не замечая никого. Но уши предательски внимали раздававшимся, думалось, на весь корпус женским воплям: — Вернись немедленно, поганый ёбырь! Возвращайся, выродок, кому сказано!!! Но и эти вопли быстро вновь сменились режущими душу и слух плачами. Но Ибо не остановился, продолжая отдаляться от ревущей мамы, точно преследуя намеченную цель. Хотя он возжаждал вернуться к ней и заключить в объятия больше всего на свете. *** И Вот Ибо вновь как вкопанный сверлит взглядом белую дверь напротив. Только бы Сяо Чжань не выгнал его. Только бы не выставил за дверь. Сердце норовило вырваться наружу от этого неприятного предчувствия. Однако в это же время краем уха он уловил тихие, но быстрые шаги на лестнице, принадлежавшие всем тем, от кого он только что «сбежал». Поэтому, не желая терять времени, он втянул воздуха и распахнул дверь. И замер, войдя лишь наполовину. Сяо Чжань пялился на него во все глаза. Они были… Такие родные. Такие красивые. Такие любимые. Нет, Ибо не имел права на такие мысли. Он ни единой клеточкой себя не заслуживает этого ангелочка. И всё же неподконтрольная улыбка растянула его лицо до самых ушей. Такая широкая, такая блестящая. Но не настолько яркая, как его счастливые глаза в данный момент. Созерцая этого солнечного мальчика сейчас, Ибо бы отдал всё, абсолютно всё, только чтобы удостоиться его прощения. Голова Сяо Чжаня лишь слегка была повёрнута к Ибо, что было само собой разумеющееся, ведь шея Чжаня была прочно зафиксирована жёстким лонгетом. Из носа и за уши всё так же тянулись тонкие трубки. Но даже так синонимом к Сяо Чжаню было слово «совершенство». И от этого Ван Ибо хотелось лезть на стену. — Ты? — голос Чжаня был несколько удивлённым, но всё-таки в большей степени раздражённым и едким. Но Ибо никогда не спутает этого тепла в его ночных, почти прохладных глазах. — Я… — Ибо не договорил, а вместо этого вошёл в палату полностью, закрыв дверь за собой. — Я… А-Чжань, меня сажают. Вообще-то Ибо сам не понял, почему выразился именно так, ведь пока он всего лишь главный подозреваемый, а не уголовник. Да и зачем вообще он это сказал?! Разве Чжаню есть дело до этого?.. Однако Чжань ещё больше расширил свои кроличьи глаза, обрабатывая сказанные Ибо слова. Тот и вовсе тихо и осторожно начал короткими шажками приближаться к нему, нервно заламывая пальцы и опустив глаза. Никогда он ещё не был в таком смехотворном положении. — Как, сажают?! — ужаснувшись, выдохнул Чжань. В этом выдохе читались нотки страха и боязни. Он отвёл от Ибо глаза снова на стену, о чём-то думая. — Я… Я же никому не рассказывал… Пару секунд они провели в молчании, но потом Чжань опустил глаза на свои ноги. Точнее, на голову Ибо, который опустил её на них. Снова. Когда-то этот парень уже целовал его стопы, выражая свои горечь вины и самоотверженность. Интересно, как тогда Чжань расценил это его действие?.. Сейчас Ван Ибо положил свои ладони на колени Сяо Чжаня и уткнулся в них лбом. Чжань не видел его лица, но услышал еле уловимый всхлип. — Ван Ибо, я правда никому не говорил… Ибо оторвал лицо от своих рук и поднял глаза на Чжаня. Последний чуть вздрогнул. Глаза Ибо покраснели ещё сильнее, покрылись кровавой сеткой. На длинных ресницах дрожали блестящие слёзы, подобные алмазам. А сам Чжань побледнел, так как заметил Ибо. Всё по-прежнему оценивал глазами его — такого жалкого и заплаканного. Не убирая ладоней с ног а-Чжаня, Ибо согнул колени и опустился на пол. Пожалуй, он был и впрямь слишком горделив, чтобы преклониться перед каким-то там Сяо Хэлинем. Но по первому зову он бы упал в ноги Сяо Чжаню. — Они узнали по случайности. — ровным тоном сказал он. Потом вновь опустил лицо вниз, срывая с глаз падавшие на пол капельки. — Они? — Да. Врачи, следователи, твой отец… Это долгая история. — Ван Ибо, зачем ты преклонил колени? Сяо Чжань точно застал его врасплох этим щепетильным и слегка неудобным вопросом. «А-Чжань, неужто сам никак не догадаешься?..» — Почему ты называешь меня по фамилии? — Ибо решил сделать ход конём и ответить вопросом на вопрос. После этого он чуть приподнял голову, лишь изредка поглядывая в лицо другому. Сяо Чжань легко усмехнулся. Возможно, Ибо просто накручивал себя, но ему показалась эта усмешка немного ядовитой и острой. -… А как мне тебя называть? — насмешливо спросил тот юноша. Глаза Ибо погрустнели. Сяо Чжань — единственный помимо отца, кто смел безнаказанно разговаривать с ним так дерзко и колко. Но… Так же он единственный, кому Ибо простил бы всё без исключения. — Помнишь, ты как-то согласился… Звать меня Бо-ди… Или а-Бо… Слова еле-еле выходили понятными и внятными, а сам парень уже был на грани сумасшествия, только чтобы сдержать бешеные порывы слёз. — Ха-ха-ха-ха!.. — Чжань рассмеялся. Так горько, так странно, так грустно. Ибо не знал, что человек может смеяться так печально. Тем более светлое лицо а-Чжаня почти вечно было озарено ослепительной улыбкой, из которой звучал звонкий, радостный смех. Но сейчас не только смех был печальным, но и улыбка — разбитой и сломанной. У Ибо мурашки пробежали по спине, когда он услышал его будто бы расколотый, высокий голос: — Тогда?! Когда это — тогда?! В тот вечер, на крыше, да? Ибо стало страшно, даже пальцы слегка задрожали. Страшно за то, какие ещё душераздирающие слова станет выдавать Сяо Чжань. — Да, Ван Ибо, хороший пример! А ведь тогда вы даже сказали, что я вернусь домой! Что всё будет хорошо, что мы просто посмотрим на ночные огни! Чёрт, Ван Ибо, какой же ты ублюдок оказался!!! Ибо уже не смотрел в его глаза, а смотрел на бегущие по его бледным щекам тонкие водяные ручейки. — Зачем ты пришёл?! — хрипло вскрикнул Чжань, — Ван Ибо, зачем. Ты. Пришёл?! — А-Чжань… — Ван Ибо, ты хоть представляешь, что делаешь сейчас?! Твои дружки просто… Просто… Облапали меня, отымели, пустили по кругу, чуть не отправили на тот свет! Что же ты делаешь сейчас, зачем пришёл ко мне? Чего тебе ещё нужно от меня?!.. Разве ты не счастлив, разве не доволен таким развитием событий?! Ибо затрясся всем телом, глубоко дыша ртом. — А-Чжань, послушай… — Чего мне слушать, Ван Ибо?! Ответь-ка мне лучше, что ещё за статья такая, а?! Ибо чуть выгнул бровь, наконец встретившись с кровавым взглядом Чжаня. Он не помнил. — Статья?.. Какая статья? — Да, не помнишь уже?! Чжимин говорил о какой-то статье, где я якобы на интервью подтверждаю свою нетрадиционную ориентацию. Так почему же я впервые слышу об этой статье?! Кажется, Ибо стал припоминать. [flashback] … Ибо подошёл ближе. — Слушай-ка, а-Чжань, я всё хотел спросить у тебя… А правда, что ты гей? У Чжаня округлились глаза. Он сразу принялся нервозно оправдываться: — Нет, нет! С чего вы взяли это? — Ну как же, твой бабский видок выдаёт тебя с потрохами. Да и та статья в Интернете… — хмыкнул Чжимин. — Какая статья?! — Та, где говорилось, что ты признался на интервью в своей гомосексуальности… [end of flashback] Колени, на которых Ибо стоял перед Чжанем вот уже довольно долгое время, начали ныть и почти отказывались слушаться, поэтому он неподсознательно крепче вцепился ослабевшими пальцами в ноги Чжаня, дабы не упасть окончательно. Но тот почти никак не отреагировал, только вопросительно озирал эту сцену. — А-Чжань… — Не называй меня так. — твёрдо отрезал Чжань, — мы с тобой не друзья и даже не приятели. И снова по больному. Ибо так нравилась в имени Чжаня эта ласковая приставка… Он лишился Сяо Чжаня всего и полностью. А теперь у него отняли даже эту мелочь. — Я… А что он мог ответить на это? Он мог только сказать Чжаню спасибо, что тот переменил его внутренний мир в лучшую сторону. «Не знаю, к чему было всё то, что произошло. Но… Сяо Чжань, с тобой я узнал, что такое любовь. С тобой я узнал, что такое вина. Ты — единственный, кому позволяется так дерзко общаться со мной. Ты — единственный, у кого я валяюсь в ногах. Ты просто единственный, вот и всё.» Просто единственный, вот и всё. — Что? — неожиданный вопрос Чжаня вывел Ибо из мыслей. -…? — Ибо с вопросом уставился на него. Лишь несколько мгновений спустя он понял, что все его размышления он сам неосознанно озвучил вслух. -… !!! Кожа его лица за это время окрасилась, кажется, всеми цветами. От красного к белому, от синего к почти зелёному. Сердце то падало, то подпрыгивало, то замирало. — Ван Ибо, что ты такое говоришь?.. У тебя жар, наверняка жар. Иди и подыши воздухом. Вот же нелепость, но в такой глупой ситуации терять абсолютно нечего. Всё равно скоро он благополучно сядет за решётку… Поэтому Ибо собрал волю в кулак и кашлянул, начиная говорить отчётливо и ясно. Чжань слушал его, не перебивая. — Чжань, сейчас я расскажу тебе… Только послушай. Та статья… Никакой статьи не было. — Ибо покорно опустил глаза, не смея глядеть на собеседника, — эта идея со статьёй принадлежала Чжимину, он просто хотел задеть тебя, оскорбить. И… То, что… — он отважился поднять взор и проскулил, пуская воду по лицу и дрожа интонацией, — Чжань, ведь я с детства гомофоб. Думаю, ты уже понял это. Но… — Он глубоко и тяжело вздохнул, — но… В общем, Чжань, я не знаю, откуда взялась эта херня. Твою мать, просто не знаю. Не понимаю. Но твои глаза… Твоя улыбка… — пока он говорил это, одновременно перескакивал взглядом то на губы, то на глаза парня, — твои волосы, твои руки… Твой голос… Всё это… Такое красивое. Все эти две недели, что я провёл здесь — не было ни дня, ни часа, чтобы я не думал о тебе. От тоски и ломки хотелось лезть на стену. Понимаешь?.. Прежде ревевший Чжань теперь внимал его неожиданным словам, затаив дыхание. — Какие ещё две недели? Ибо вздохнул: — Меня тоже положили сюда, на первый этаж. Мой миокардит начал развиваться. Чжань ничего не ответил на это заявление. Но жалость мелькнула в его прекрасных глазах. Он только смог выговорить: — Ван Ибо… Думаю, у тебя жар… Позови своего личного врача, пусть он осмотрит тебя… Ибо, кажется, немного взбесился, наконец после долгого времени сумев оторвать руки от Сяо Чжаня. Интересно, Чжань сейчас это серьёзно или просто от безвыходности и смущения?! — Чжань, чёрт побери! — выругался Ибо, поднимаясь на негнущихся и неповоротливых, как у мертвеца, ногах. Теперь он смотрел сверху вниз на Чжаня с яростью и бешенством в агрессивно покрасневших глазах. — Чжань, ты сейчас прикалываешься?! Какой нахуй жар, а?! У меня нет никакого жара, нечего меня осматривать! Максимум, что можно сказать о моём здоровье — это то, что теперь я псих, заболевший какой-то неведомой хернёй на букву «л»!!! И эта болезнь, мать его, не лечится, как я ни пытался, прикинь! От такого злобного напора напуганный Чжань таращился на громко выдыхающего Ибо и даже чуть-чуть вжался в постель. Наверное, прошла ещё долгая, резиновая минута, прежде чем Ибо успокоился. Теперь его взгляд опять потеплел, словно головой завладело биполярное расстройство. И он вновь с лаской смотрел на чудесного человека перед собой. Которого изувечил своими же руками. Сделав более тихий и спокойный тон, он выдал: — Чжань, ты мне нравишься. Чжань опустил брови, но расширил глаза. Нет, он точно не ослышался. Но что ему ответить на это?.. Ибо точно был уверен, что взаимности не добьётся даже ценой своей жалкой жизни, но если он не скажет этого сейчас — вероятнее всего, не скажет никогда. — Я… Сказал это просто, чтобы ты знал. Но ты мне нравишься очень сильно. Ты… Сначала я преследовал тебя в этой больнице, чтобы приструнить. Чтобы уговорить, заставить не катать ментам это заявление. Мне было плевать, простишь ты меня или нет. Плевать, что ты чувствуешь. Но… Кто ж, мать его, знал, что всё обернётся в другую сторону?! Что я какого-то хрена стану умолять тебя о прощении, но наплюю на это ёбанное заявление с высоты своего трудного характера?!.. На последнем предложении он особенно повысил голос и даже развёл руками, чуть ли не задыхаясь собственными словами. — Чжань, я знаю, что ты никаким образом не сможешь простить меня, хотя я бы отдал за это всё, что пожелаешь. У меня немного времени для разговоров, но, прошу тебя, если тебе это поможет, просто забудь обо мне. Глаза Чжаня покрылись какой-то туманной поволокой. — Ван Ибо, ты… Ты… Просто невозможен! — Да, Чжань, я разрешаю тебе плеваться в мою сторону какими угодно словами. Только тебе, слышишь? Одному тебе разрешаю. Просто вымести сейчас же на мне всю ту боль, что скопилась в тебе, ну же, давай. Ругайся, как никогда раньше! И, приготовившись, закрыл глаза. Молчание. Долгое молчание. Ван Ибо приоткрыл один глаз. Чжань снова плакал. Бесшумно, беззвучно. Словно весенний ручеёк. Его голос был безнадёжным, обречённым: — Теперь я не смогу забыть того, кому нравлюсь.