Нам нет места в небе

Эредин убедился, что замок щелкнул, и звукоизоляция сработала. Не самая лучшая, здание старое. Да и все равно, если кто запалит, в очередной раз засыпят жалобами или вызовут полицию. Но Эредин плевал и на то и на другое. Ар-Фейниэль уже был там, играя одну из самых замороченных песен Кревана. Замороченную настолько, что Эредин вычеркнул ее из трек листа для фестиваля. Самую их лучшую, яркую песню. Ястреб замер, оперевшись плечом о дверной проем. Музыка сцепляется прямо с сердцем. Это нормально, даже правильно, ведь иначе нельзя заставить прожить взбесившуюся толпу три минуты вместе с тобой. Карантир делает что-то иное. Он играет слишком чувственно и при этом жёстко, сильно, нагло сочетая безумный напор и мягкий танец, сплетая молниеносный узор из филлов из воздуха. Изменяет материю, перекраивая партию Аваллак’ха под себя. Будто ему подвластно и пространство и время, потому что за его руками невозможно уследить . Эредин и не следит. Музыка — совсем не про это. Их репетиции стали их общим ритуалом. Они оставались вдвоём каждый раз после того, как одногруппники расходились, и — играли, или — чаще — импровизировали. В первый раз, тогда, когда он оставил барабанщика повторить весь материал заново, отпустив остальных, — взбешенный Карантир задрал темп так, что Эредин чуть не свернул себе руку об гитару. Это было похоже на бой на мечах, где уступить — значит умереть. Каждый искал слабое место у другого, выворачиваясь от хитрых приёмов, примеряясь куда ударить: вставить хитрый брейк, или внезапно уйти в тремоло. Атака, защита, контратака, брейкдаун. Карантир был пьяняще-восхитителен. Он завораживал самим движением, запредельной скоростью. Чистой силой, скрытой в изящном теле. С Аваллакх’ом было нечто похожее, но того раздражала подобная связь. Карантир чувствовал эту связь, что крепче слов. Творил магию. А потом все перешло на новый уровень. Совместная музыка допускает противостояние, но подразумевает единение. Доверие. Бешеный драйв. Возможность позволить кому-то вести. И отдаться воле незнакомца с ледяными глазами. Говорят, это ощущение бывает сильнее, чем оргазм. И Эредину нравилось проверять на себе. Он подхватил гитару, ощутив холод струн на пальцах, будто эфес клинка, и влился в поток. В этот раз Музыка постепенно кончается. Хорошо, что она кончается так, потому что нельзя вырвать дозу из крови на середине. Ее нужно медленно вынуть, и музыка выводит, возвращает. На поверхность. В реальность. И Эредин видит, не сразу, будто зрение отключившись, запаздывает. Он видит — что Карантир — такой же псих, тяжело дышащий от дозы. Только она прошила все его мышцы, импульсом прошлась по каждому суставу, и загнана внутрь так глубоко, что отделить одно от другого — проводника и его магию - его дозу — можно только, если убить проводника. И Эредин, ломая свою гордость, восхищается и ненавидит Карантира за это, за то, что пропустить магию через себя — так — не в его силах. Может, исландцец и правда, чёртов колдун. Может, его предки скакали с посохами среди черных исландских камней, управляя всеми ветрами мира. И поэтому было так естественно — только в этот момент, когда Музыка еще жила в их кипящей крови, — просто швырнуть инструмент на пол, просто шагнуть вплотную к прожигающему гордым синим взглядом исландцу, вздернуть его на ноги, упереться лбом в горячий лоб. Исландец тяжело выдыхал, замерев, сверкая своими невозможными глазами, и Эредин сгреб пальцами его дурацкие цепочки на шее, притягивая ближе, и — наконец — впился в его красивые губы. Карантир то ли все понял, то ли мысли читал — ответил: агрессивно, с напором. Он подавался навстречу, стремился укусить, если бы Эредин ему это позволил. Но Эредин не позволял, хотя ему нравилось; и противостояние продолжалось - снова никто не желал уступать, пальцы вцеплялись в плечи и в ворот куртки, оставляя отметки, и неизвестно, сколько это длилось, и кто победил, чтобы движения сменились на медленные аккуратные, почти нежные. Чтобы они сплелись друг с другом так близко, что не было воздуха. Чтобы пальцы Эредина запутались в мягких кончиках карантировых волос, пахнущих ментолом, сигаретами и лесом; а тот перебирал в ответ своими — холодными, пряди у него на загривке, другой рукой сильно сжимая плечо. Прошел миллион выдохов перед тем, как упираясь мокрым лбом Эредину в изгиб шеи, исландец спросил: — Что… ты чувствуешь, когда сотни людей перед тобой раздирают горло словами твоих песен? «Власть, — подумал Эредин, — с нее не слезают».

. . .

— Нитраль! Нит подтянул ремень гитары, морщась от дождя и волос летящих в глаза, и обернулся. Этот день никогда не закончится. — Трезвый, злой и не из бара, ты ли это, ку-урва рыжая? Очень бледный и очень черноволосый парень отлепился от стены, чтобы сгрести Нита в крепких объятьях. — Финн! У Финна было какое-то очередное длинное эльфское имя, но Нит никак не мог его запомнить. Зато был рад его видеть. — Взаимно, зараза ты бледная! Он хлопнул друга по по плечу, отступая. — Как тебя сюда занесло? Финн был фотографом, и поэтому мог свободно бывать там, куда даже Эредин и Имлерих попадали с трудом. Фотограф широко улыбнулся: демонстрируя разбитую губу с кольцом пирсинга — видимо с выводом Нит поторопился. — У ваших, — он выделил это слово, — усиленные репетиции перед фестивалем. Естественно, только для своих. Не мог же я такое пропусить! Слэм был — как в средневековой бойне, — оскалившись, он указал на свою ссадину. Всю пленку потратил! — Неужели? — Я так думаю, раз уж в этот раз вы решили скрыть ваше выступление, к финалу надо запастись пленкой получше? — Правильно думаешь. Финн усмехнулся, — про Dearg Ruadhri уже такие теории строят, что я сгораю в нетерпении. — Пусть строят, — Нит равнодушно пожал плечами, опираясь локтем о стену, — все увидишь, когда придёт время. — Все знают, что вы без тормозов, вот и с ума сходят. Фотограф чуть прищурился, глядя на собеседника. Нит хмыкнул, полез в карман, но обнаружил только мятую и пустую пачку от сигарет. Финн вдруг сощурился, и, паскудно улыбнувшись, подался вперёд, бесцеремонно вглядываясь Ниту в лицо. — Какой-то ты замотанный, кстати. Эредин совсем зае… — Заткнись, — перебил Нит, криво ухмыляясь на то, как Финн двинул бедрами — то ли равновесие на ступеньке потерял, то ли намекал намеренно. Фотограф засмеялся, откинув голову назад. Небольшой козырек над входом в здание едва ли защищал их от хлеставшего дождя, зато делал каменные ступени скользкими. — Может, спустимся? Финн кивнул на бар за спиной. — Давно не виделись. Нитраль помотал головой: — Только что оттуда. — Жаль, вторую неделю здесь зависаю, а тебя только сейчас встретил. Нит почувствовал, как плечи сковало напряжением. — Финн, — он шагнул ближе, чуть ли не приперев фотографа обратно к стене, — ты видел Аваллак’ха? Худое лицо фотографа сделалось будто бы еще худее в хитрой ухмылке. Он показательно задумался.  — Вряд ли после всем известных печальных событий — между вами, ну, на том концерте, он бы заявился с дружеским визитом. Но, — Финн сделал небрежный жест пальцами, — могу абсолютно точно заверить тебя, Нит, Креван не появлялся здесь как минимум неделю. А что? Он снова прищурился, зачесывая мокрые волосы с лица тощей рукой, и подался вперёд. Теперь между ними почти не было пространства. Нит глянул прямо в темные глаза друга. Дождь неприятно заливался за воротник. — Это очень важно. Ты помнишь точно? Финн фыркнул.  — Elaine, я фотограф. Я запоминаю лица раз и навсегда. Поэтому, — он понизил голос, сверкнув глазами, — могу тебе подсказать. Я видел кое-кого, чье присутствие здесь наведет тебя на верные выводы. Нит вскинулся. — Что? Как ты?.. Финн всплеснул руками, звеня кучей своих браслетов, и снова рассмеялся. — Да сиськи Итлины, Нитраль! Репортерское чутье и всё такое. И когда Финн назвал имя, Нит понял. ___ Честно говоря, не знаю - нужны ли объяснения тех терминов, важного смысла в этом тексте они не имеют, но пусть будет ) 1. филл - короткий музыкальный отрывок,который помогает поддерживать внимание слушателя во время перерыва между фразами одной мелодии 2. брейк - сбивка между тактами 3. Тремоло (на гитаре,в данном случае) многократное быстрое повторение одного звука, интервала или аккорда 4. брейкдаун - термин сложный, и таки смысл имеет, потому опускаю муз теорию (из вики) и оставляю важное: считается, что такие моменты [брейкдауна] являются наиболее тяжёлыми, брутальными, ярчайшими