You said remembering would feel too much like moving back home

Ранее летнее утро действительно прекрасное, когда ты встречаешь его в тишине. Это именно те моменты, которые кричат о том, что пора отвлечься. Пора отбросить переживания, страхи и все остальные чувства. Просто сидеть у открытого окна и вдыхать запах дождя, свежий и прохладный, который был ночью. И смотреть на рассвет. В такие моменты хочется быть подальше от городской суеты и от давящего запаха бензина. Подальше от заразы, чтобы просто наслаждаться тишиной. Или тихонько исполнять свои мечты, чтобы никто не слышал и не знал о них. Да. Это было бы прекрасно. Улыбнувшись своим мыслям, девушка отвела взгляд от оранжевого неба и посмотрела на свой мольберт, а потом прошлась взглядом по всему помещению. Печальная улыбка была ответом на эти действия. Досадно поджав губы, она встала с пола, все так же закутанная в серое одеяло, что и несколько дней назад. Медленно моргнув, девушка двинулась в сторону кухни, где её ждала бутылка с недопитым виски, ещё какие-то бутылки и стакан. Но сейчас ей хотелось кофе. Желательно, чтобы оно было горьким, чтобы перебить… А, собственно, что? — Какой сейчас вообще день? — прохрипела брюнетка и моргнула несколько раз, чтобы отличить хоть что-то. Не смотря на рассвет, в квартире было темно, хотя и очертания предметов было видно, но уж точно не для Доры, которая была не в самом лучшем состоянии. А в каком состоянии вообще можно находится, когда узнаешь от совершенно незнакомых людей, что человек, которого ты любишь погиб при побеге из второго Раккун-Сити. Моргнув, чтобы в этот раз не расплакаться снова направилась к выключателю света. Налапав рукой его, послышался характерный «хлоп», брюнетка закрыла глаза от света и сделала шаг назад, из-за чего упала. Уже ничего не хотелось, и, если бы, вирус был в Вашингтоне, Дороти не дернулась, чтобы спасти свою шкуру. И дело не в том, что она никогда не держала пистолет, а в том, что видела в этом облегчение. Давящее чувство в груди так и не исчезло за эти дни, конкретные она уже и не помнила. Помнила, что в слезах звонила на работу, чтобы взять оплачиваемый отпуск и после звонка открывала бутылку с виски. Редкостная дрянь. Как только Леон пил её? При воспоминании о мужчине Дороти заплакала. Натянула одеяло выше головы, скрутилась калачиком и плакала. Дата уже была не интересна. Не интересны были и бутылки виски, и кофе.

***

— Почему такая радостная? — неожиданно раздался чей-то злой голос, и девушка отвлеклась от книги и посмотрела на мужчину. — А почему я должна быть не радостной? — Ты же Дороти Хайз? — с напором спросил мужчина, из-за чего девушка нахмурилась. — Да. — Твой мужчина умер, а ты сидишь в парке с книгой и улыбаешься. — Простите, а вы кто? И с чего я должна верить, что мой мужчина умер? — Я Винсент. Винсент Мейсон. Мы работаем… Работали с Леоном вместе. Услышав имя возлюбленного, брюнетка застыла, а её голубые глаза с нескрываемым шоком смотрели на мужчину. Она никогда не виделась с ним, но то, что он знал Леона, заставили её увериться в его словах. Но не о смерти. — Нет, — прошептала Дора. — Он не может… Кеннеди слишком хорош, чтобы умереть. Запустив пальцы в свои волосы, она все так же шептала, что этого не может быть. До последнего верила, что это не возможно. Леон Скотт Кеннеди не может умереть просто так. Он вылезал из такой задницы, что вот так просто умереть он не мог. — Так Ханниган тебе не сказала, — растерянно прошептал мужчина и осмотрелся по сторонам. Ему придется сказать это Ингрид, насколько он знал, они, в какой-то степени, подруги. — Она знала? — тут же схватилась за эти слова девушка. Ханниган знала и ничего её не сказала? Почему? — Прости, я должна идти. Забыв о книге, Дороти сразу побежала из парка, подальше от того мужчины. Подальше от новости. Подальше от злости и отчаяния. — Что-то случилось? — прозвучал ровный голос Ханниган, девушка закрыла входную дверь и тут же на неё упёрлась спиной. — Это правда? Тишина. Ханниган оторвалась от синих экранов и осмотрела присутствующих в зале. Она не знала, что делать с Хайз. Как-то забыла о ней из-за этой суеты. Но тишину Дороти восприняла по-своему и вскоре, Ингрид услышала только короткие гудки, и что делать с этим она не знала.

***

Дороти злилась на её молчание, но больше всего она злилась на себя. Как она могла позволить ему уехать? Как она не могла поехать с ним? Почему отпустила, пускай и с не спокойной душой, но отпустила? Слёз уже не было, но и выходить из своего укрытия она не спешила. Дороти все так же лежала на полу, а утро, которое полноправно наступило, не приносило удовольствия, которое было несколько часов назад. Несколько раз вдохнув вязкий воздуху девушка все же вылезла из-под одеяла, где заметила лежащую побитою фоторамку и белую карточку. Фотографию, которую Дороти помнила всю и полностью. Сделанная четвертого февраля в две тысячи седьмом году. Это был отдых в горах. Тогда девушка загорелась идеей сделать фотографию и даже придумала её композицию. Леон, ворчал, что-то на счёт этого, но согласился. Дороти попросила проходящих мимо двух подруг сфотографировать их. Так и появилась эта фотография, которую любили оба. Теперь только одна. Потянув руку к фотографии, даже не замечая осколков, которые резали её, она посмотрела на его изображение. А казалось, что слёз не осталось. — Леон, — прошептала девушка и провела чистым пальцем по его части фото, а потом опять заплакала. — Я… Я не должна была тебе отпускать… Мне так жаль. Если бы ты только знал… Я очень люблю тебя, слышишь? Очень сильно, Леон. Послышались щелчки замка, но Дороти была занята своим горем и утратой. Если это будут воры, то она будет рада, если её убьют. Шаркающий звук и кашель. Девушка дернулась вытерла слёзы и отложила фотографию. Поднявшись с пола, девушка поправила свое одеяло и пошла к приоткрытой двери в веранду. — Дора, ты дома? Дернув дверь на себя, девушка едва не задохнулась. Потрёпанный, грязный с запахом дыма и крови, но живой Леон Кеннеди. Мужчина удивился, увидев заплаканное и, в какой-то степени, помятое лицо брюнетки. Волосы были спутаны и больше похоже на гнездо, а серые глаза горели всеми красками чувств, которые он когда-либо видел или чувствовал. — Солнце, что случилось? — взволновано спросил он поднимаясь с пуфа, на котором сидел. — Ты умер, — честно ответила она, медленно подходя к нему. — Я же просил Ханниган не говорить тебе, — досадно поджав губы, сказал Леон, но Доре уже было все равно. — Живой, — прошептала она и обняла мужчину. — Мой Леон живой. Улыбнувшись краешком губ, он оставил поцелуй на её волосах и обнял с такой же силой, как и она. Крепко, доверчиво и с безграничной любовью. — Нам с тобой не мешает поспать, но мне нужно помыться. Ты обнимаешь грязного и вонючего Леона. — Все равно, — пылко ответила она и подняла голову, чтобы посмотреть в голубые глаза. — Ты живой и это главное. В этот раз оставив поцелуй в лоб, Леон поднял девушку и переступая через брошенное одеяло вошёл в гостиную, где упал с девушкой на диван. — Мое солнце, — прошептал он. — Переволновалась. Просил же, не говорить тебе. — Ингрид не сказала, — прошептала брюнетка, все так же, не желая отпускать. — Она молчала даже тогда, когда позвонила. — Кстати о звонке… Слегка отодвинув девушку, мужчина достал из кармана коммуникатор. — Леон, — тут же прозвучал громкий голос Ханниган, — она в порядке? — Ну, как тебе сказать, — протянул он и осмотрел комнату. — У меня больше нет запаса с алкоголем, побитая фоторамка, кровь и заплаканная Дороти Хайз. Оформи мне отпуск, я тут надолго. — Хорошо, — послышался облегченный голос женщины, и Леон бросил коммуникатор на журнальный столик. — А теперь будем восстанавливать твои нервные клетки и мои, кстати, тоже. Очередной поцелуй в лоб, и девушка полностью расслабилась и даже улыбнулась. Хорошо, что он живой и, вроде, целый. Очень хорошо. — А теперь идём в ванную, — с настроем сказал Леон, смотря в серые глаза. — Мяты хочу. — Значит, будем пахнуть мятой. … — Может, отпустишь?