Unperson

Доктор Боуз в очередной раз поправил идеально выглаженные манжеты и с чувством прокашлялся. — Не хочешь поговорить? Они находились в его кабинете — на его территории, но тишина не обволакивает, а давит на уши, а тиканье настенных часов отдается в голове болезненной пульсацией. Боуз проклинал себя за то, что воздержался от приема аспирина с утра, решил проигнорировать мигрень и понадеялся, что справится с ней сам. Было за что ругать себя. Как можно лечить людей и плевать на собственное состояние? Впрочем, ему и не привыкать. В последнее время его день стабильно начинается с нескольких здоровых глотков охлажденного «Джеймсона». Не самое профессиональное поведение, это правда. — А что вас интересует? Его голос змеей заползает Боузу в голову, на секунду парализует и потом отпускает, оставляя после себя тошнотворные мурашки по коже. И это он здесь психотерапевт? Джимми был первым пациентом, который и пугал, и болезненно интриговал его. Он, воистину, был уникален, и вызывал у Боуза профессиональный интерес к своей таинственной персоне. Поэтому Боуз здесь, поэтому Боуз чувствует себя так, словно сидит на пороховой бочке, поэтому Боуз натягивает улыбку на лицо и ждет, когда Холл раскроется перед ним. Жизнь Боуза стала похожа на бесконечный, мрачный сон, где единственное, что его волнует — это загадка его единственного пациента. Это, в определенной степени, было вдохновляющим нововведением в его жизни; впервые он хотел работать не только из-за пустого холодильника и названивающих кредиторов. Роуз, мать Джимми, не была похожа на богатую женщину, но она платила заслуженно и иногда весьма щедро. Слушать отчаявшихся, депрессивных людей, а потом переваривать все это за барной стойкой — всего лишь работа, которая и не должна была быть простой. Но Джимми не был похож ни на кого из тех сотен жалких душ, которые Боуз залечивал. Он всегда улыбался и смотрел на доктора своим пустым взглядом. Стеклянные глаза, как у мертвеца — это можно было встретить у людей, например, с тяжелой депрессией, или у людей, находящихся в трауре. Несколько месяцев тяжелой тишины, коротких разговоров по делу и, в основном, трепа ни о чем — Боуз чувствовал себя так, будто прямо напротив него сидит не человек, а бомба замедленного действия. Человек не только глубоко травмированный, но еще и опасный. Боузу еще не доводилось работать с буйными. К слову, если бы не щедрость Роуз, которая просто появилась в период нужды, он бы продолжал врать кредиторам и надеяться не проснуться по утрам, но теперь его мучительно медленная и пустая жизнь обрела смысл — в лице пациента, который одним своим видом будил в нем животный страх. Месяцы шли, а Джимми не менялся — защищал свои тайны, которые у него определенно были. Но именно сегодня все изменится — Боуз знает это — ведь у него есть с собой информация, трепетно и с трудом выданная ему самой Роуз. — Джимми. Он привлек его внимание, Джимми посмотрел на доктора озорными, но все еще пустыми глазами и с вежливой улыбкой. Боуз даже колебался внутри, как только представил, как это все вмиг исчезнет. И, возможно, больше не вернется. — Почему ты пытался убить себя? Мороз пробежал по коже — у Боуза, — ведь добрая улыбка стремительно сползла с осунувшегося, бледного лица. Джимми поджал губы и опустил взгляд. В секунду из взрослого, пусть душевнобольного, но взрослого, он превратился в напуганного ребенка. Боуз почувствовал болезненный укол вины — доброжелательный Джимми пугал его не так сильно, как новый, еще более пустой и закрытый от него Джимми. На что он вообще рассчитывал? Только лишь потому, что Холл был первым пациентом на его практике, который его невероятно заинтересовал, он подумал, что может себе позволить распуститься и экспериментировать, задавая такие прямые вопросы? Боуз снова поправил идеально выглаженные манжеты. Ему показалось, что галстук сдавливает шею. Все, что он слышал, это собственное сердцебиение и сбитое дыхание Джимми. Он не поднимает глаз, но, кажется, хочет что-то сказать, но все, что он делает, это открывает и закрывает рот, как рыба. А потом он посмотрел на Боуза. Доктору хотелось сорваться с места и сбежать. Удалить телефон Роуз из списка контактов и больше никогда не связываться с ней и ее сыном. Он понял, что связался с чем-то по-настоящему особенным. Страшным, угрожающим и опасным. Глаза Джимми по-прежнему были пусты, как у мертвеца, но теперь в их глубине плескалось что-то черное, гнилое и отчаянное, от лицезрения которого у Боуза по спине побежали мурашки. Именно оно заставило его, несмотря на страх, присмотреться к Джимми поподробней. Хватит ли у него сил, чтобы отбиться, если Холл нападет на него? А что, если он умеет обращаться с пневматическим оружием? Ничто ведь не помешает ему зарезать живого человека ножом? Одного взгляда — проникновенного и, кажется, впервые — искреннего, — хватило, чтобы доктор Боуз в полной мере осознал, насколько на самом деле глубока и опасна тайна, которую он взялся разгадать. Одного вопроса было достаточно, чтобы Джимми открылся перед ним. Двадцать следующих минут прошли в напряженном молчании. Пациент тихо плакал, время от времени вытирая слезы, пока его психотерапевт пытался не дышать.