далеко-далеко в дальние-дальние страны далеко-далеко я уеду лечить свои раны Валентин Стрыкало — Всё решено
— Подъём! Мы едем в Рим, — Серёжа распахивает занавески, и в спальню проникает солнечный свет. — Серёж, я же говорил, никакого отпуска, — бормочет Арсений, отворачиваясь от окна, и конец фразы теряется где-то в подушке. — А кто про отпуск говорил? — Сережа подходит к кровати и начинает стягивать с Попова одеяло, но тот держится за него, отказываясь терять накопленное за ночь тепло. — Мы по работе. — То есть? — мужчина открывает один глаз и смотрит на Серёжу сквозь вуаль темных ресниц. — Арс, ты чего? — Матвиенко кажется более, чем удивлённый, и оставляет одеяло в покое. — Я же говорил тебе, что у нас намечается потрясающая возможность для расширения компании. Две недели про это уже рассказываю. — Странно, я не помню, — мужчина хмурится и немного привстает на локтях. — Ты слишком перерабатываешь, это уже перестает быть шуткой. Тебе нужно отдохнуть. — Закрыли тему. А мне обязательно там быть? — Арсений потирает глаза и полностью садится на кровати. — Арс, ты понимаешь, что на переговорах должен лично присутствовать генеральный директор? — Матвиенко скрещивает руки на груди и опирается бедром на бортик кровати. — Они, конечно, тянутся к нам и хотят сотрудничества, но все равно боятся, поэтому должен быть тот, кто ответит на все их вопросы и при этом будет всем распоряжаться. А кто у нас ген. директор? — Я… — Поэтому давай, прекращай упираться. — Ладно, — Арсений скидывает с себя одеяло и, посмотрев на время, идёт переодеваться. — Когда летим? — Как я уже и говорил, сегодня вечером. Так что начни, пожалуйста, собираться, потому что я сомневаюсь, что ты со своим гардеробом управишься за пять минут, — бросив оценивающий взгляд на вещи Арсения, Матвиенко выходит из комнаты. — И как долго мы там будем? — чуть повышает голос мужчина, чтобы быть услышанным. — Недельку, если всё пройдет гладко, — доносится из кухни. — Ясно… *Если бежать, то как можно дальше, так ведь?****
Вечером Арсений уже стоял в Московском аэропорту и наблюдал взлеты самолётов, в то время как Матвиенко где-то клеил стюардессу, пока они ждали объявления о посадке. Маша снова дала Серёже отворот-поворот, как и предупреждал Арсений, но друг совершенно не выказывал своих внутренних переживаний, видимо, не хотел обременять ими Попова. Мужчина подозревал, что они летят на ту встречу не из-за того, что их присутствие действительно важно, а потому что Серёже тоже нужно отдохнуть, перестроиться и перестать думать о бывшей. Арсений уважает друга и его желание, даже при том, что самому будет больно, он ведь знал, на что шёл. Любые отношения приносят радость и боль, какая не была бы ситуация. Люди приносят боль другим людям вне зависимости от того, осознанно они это совершают или нет. Потому что иначе наша жизнь была бы утопией хотя бы в этом. Объявляют о посадке на их рейс, и, последний раз взглянув в окно, Арсений берёт чемодан и идёт отклеивать Серёжу от девушки. Им пора на самолёт, и как же чертовски жаль, что он летит в Рим, а не в Питер.Дни, километры за стеклом Там где ты, там и есть мой дом И я знаю, и ты знаешь Выбора нет, мы так живём Там многого нет, но мы вдвоем Понимаю, понимаешь
Nuteki — Дни километры
Их самолёт едет по взлетной полосе, набирая скорость, вот они уже оторвались от земли и вздымаются ввысь. Так просто и так волшебно. Антон говорил, что никогда не летал на самолёте. Как же хочется показать ему это чудо, и хотя полёту железных птиц есть точное физическое объяснение, Арсений не переставал считать это чудом. Как только Серёжа садится на своё место, его буквально вырубает, и он засыпает на плече друга, а Попов ещё немного смотрит в иллюминатор, наслаждаясь видом ночных огней вечно живого города, а затем тоже засыпает. Через несколько часов Арсений просыпается как раз для того, чтобы застать невероятный вид. Теперь их самолёт проплывал мимо огромных скоплений мягкой, пушистой ваты. У каждого свой неповторимый рисунок, как у снежинки. Казалось, они так близко, что можно запросто прикоснуться к ним рукой. В эти минуты как раз всходило солнце и потрясающе начинало освещать всю эту красоту, оставляя теплые пятна света на вате. В теплой зелени глаз Антона этот свет смотрелся бы особенно восхитительно. Арсений легонько улыбается, но потом отгоняет эти мысли подальше. Шастун занимает слишком много места в его голове, но как ни пытайся, выселить его не получается.***
Арсений сидит в кафе у стен Ватикана и думает о том, что через пару дней они с Серёжей уже смогут вернуться в Россию, так как всё прошло просто потрясающе, будущие партнеры были полностью настроены на длительное сотрудничество. Арсений очень хорошо вёл их семейный бизнес. Последние два года стали лучшими за всё его существование и, возможно, Попов старший гордился бы своим сыном и его успехами. Но ключевое слово «возможно», потому что отец всегда придирался к Арсу, всегда требовал большего и при этом его почти никогда не было рядом. Возможно, если бы не болезнь, которая отравляла его последние годы жизни, Сергей Попов так и не передал бы свою компанию сыну, считая, что он не достаточно хорош. Но его больше нет, и максимально требовательным для Арса стал он сам. «Даже если что-то идёт не так в жизни, на работе всегда должен быть порядок» — эти слова Арсений слышал с самого детства и незаметно для себя сделал это правило своим. Равновесие должно быть хоть в чём-то. Если твои мысли заняты работой, времени думать о чём-то другом просто не будет. Только вот невозможно работать постоянно, а забыть человека нельзя, если ты думаешь о нем каждую свободную секунду. Вот и сейчас Попов думал о том, что Антону понравилось бы в Италии, он конечно скучал бы немного по снегу, но в конце концов они могут ездить зимой в горы. Могут… Нихуя они не могут, потому что Арс довел Антона до суицида, а потом свалил. И не повезет Попов никого в горы, потому что единственный, кого хотелось бы куда-то везти — это парень, который остался в Питере. А его имя и образ размеренно перекатываются по сознанию Арсения в тщетных попытках избавиться от мыслей о нем. Арсений злится, ужасно злится на себя, на жизнь, на прошлое и немного на Антона. Потому что он ничего не сказал. Почему он так поступил? Неужели так сложно было сказать, попросить о помощи? Неужто нужно было так себя изводить? И вот этого Попов не понимал, ведь если Антон не хотел говорить это ему, то почему Диме не сказал? Они ведь друзья, Шастун ему доверяет, что ж он молчал… Арсений допивает свой кофе и идёт обратно в отель. Он сегодня слишком много думал. Раньше всё, что мучило Арса — это только чувство одиночества, но он к нему привык и знал, как справляться, даже если накрывало слишком сильно. И так Попов долго шёл по жизни один, но как только разрешил себе опереться на кого-то ещё, он упал. Расслабился, и теперь придётся собирать себя по кусочкам. Строить стены заново, снова привыкать к мысли, что нет никого, что он один.***
Парни уже стояли в аэропорту, ведь пребывание в Риме было не долгим, всего неделька, но Арсению казалось, будто прошла вечность. Меньше работы — больше размышлений, и в итоге он только и делал, что думал обо всём. А мысли приходили только к одному, к Антону. Что было мучительным, так как отсюда Арсений ничего не мог сделать, а он решил, что нужно что-то делать, потому что по-другому никак. Серёжа, скорее всего, не одобрит, но это не его жизнь. Хотя, он вполне может понять Арса, ведь сам иррационально возвращался к Маше. И вот Арсений сейчас нервно сжимал ручку на своем чемодане и смотрел на табло вылетов, его глаза бегали от рейса в Москву до рейса в Питер. Он ведь может полететь прямо сейчас. В конце концов, хватит прятаться, нужно сделать хоть что-нибудь.У жизни нет иной задачи, Как ожиданьем нас томить. Билет в руке, багаж оплачен, Так что ж мы медлим, черт возьми?! Когда еще счастливый случай Представит нам аэрофлот? Коль наше счастье так летуче, Мы разрешим ему полет. «Размышления в аэропорту» Алексей Иващенко
— Серёж, я не могу. — М? — Матвиенко перестаёт листать что-то в телефоне и обращает внимание на мужчину. — Арс, ну задержали рейс чуть-чуть, ну и что. Ничего с тобой не случится, если ты немного подождёшь. — Я не об этом. Я не полечу с тобой обратно в Москву, не могу. Он там и… я не знаю, куда деваться, если не знаю, что с ним. Хочу хотя бы узнать, что у него все хорошо. — Не обманывай, Арс, ни меня, ни себя, ты хочешь не просто узнать, ты хочешь остаться с ним. — Попов поджимает губы и легонько кивает. — Ну и что ты будешь делать? — Полечу в Питер, — уверенно отвечает Арсений. Сережа смотрит в ответ немного печально, но затем улыбается и, пожав руку, притягивает в объятья. — Удачи, Попов. — И тебе, друг.