Кладбище звёзд

      Чимин сидит на крыше тёмно-синего пикапа, облокачиваясь ладонями о металл, а ноги свисают в кузов, в котором сидит Юнги со скрещенными ногами. Они где-то на дальнем кусочке пляжа, где людей совсем нет, а над головой пролетают только чайки, и лицо обдувает солёный ветер.       Мужчина приятно жмурится лучам солнца, которые попадают на его бледное лицо. Он укутывается в клетчатый плед и подтягивает ноги ближе к себе, смотря куда-то далеко за горизонт. Юнги захотелось к морю, а Чимин не стал возражать. Он часто проводил здесь дни и ночи, когда идти больше было некуда.       — У тебя есть список? — внезапно спрашивает юноша, склонив голову вбок.       Мин морщит нос и на секунду задумывается.       — Какой список? — задумывается. — А-а, ты про тот с желаниями, который пишут в группе поддержки?       Почему-то все считают, что подобная терапия с желаниями как-то подбодрить, но она больше убивает, ведь все прекрасно понимают, что ты и половину из этого сделать не сможешь, наподобие плавания с акулами. А что-то банальное вроде смены имиджа или прочтения лирики не так захватывающе, как кажется.       — Да, я о нём. Так что?       Мужчина загадочно молчит, отводя взгляд, а после подбирается ближе к Чимину, облокачиваясь о заднюю часть кузова, где свисают его ноги.       Отсюда лучше видно океан.       — У меня было только одно.       — И какое же? — Мин молчит. — Не тяни, хён!       — Встретиться с тобой.       — Что?       — Встретиться с тобой, — повторяет он, задирая голову кверху. — С человеком, который будет во мне нуждаться, как в воздухе. Хочу в последний раз быть кому-то нужным, искренне.       — Но разве не должно быть наоборот?       — Думаешь, почему я пошёл работать в универ? Потому что мне хотелось, чтобы я был значим для кого-то, чтобы меня кто-то ждал. И эти спиногрызы ждут, хоть и огрызаются и бунтуют, но стоит мне начать говорить — все обращают на меня внимание, и эта мелочь греет мне сердце.       Чимин выдыхает, смотря на горизонт, а затем спускается, присев рядом с мужчиной, прижимает того к себе, чтобы тесно обнять поперёк рёбер, и ложится на грудь.       — Хотел найти такого человека, которого могу посвятить во что-то своё, личное, и он не уйдёт.       Чимин думает о том, что Юнги ведь мог найти кого угодно. У него в университете полно ребят и столько же заблудших дух, возможно, даже таких же, как он, но почему-то ноги привели его в то кафе, в ту смену, когда он был за прилавком, и причём в не самом хорошем расположении духа, чтобы мужчина за какие-то минуты атаковал его сознание и поселился там.       — В группе поддержки...       — Не думал, что ты ходил туда, — усмехается Чимин, за что получает удар в бок.       — Не перебивай. И это было не моё желание, мамы, а мне в тот момент совсем не хотелось её расстраивать. Она верит в силу исцеления, я же слишком реалист и спустя пару месяцев забросил это дело, потому что люди, сидящие там, угнетали. Лишь тот, кто собрал нас всех вместе, Сокджин, изредка веселил меня. У него были идиотские шутки и смех, как пенопластом по стеклу, но отчего-то мне было смешно. Аура у него была такая, располагающая к себе, и даже сейчас с ним иногда связываюсь.       — Правда?       — Да. И чему ты удивляешься? — Мин щипает его за бок и зарывается носом в ямку ключицы.       — Просто ты никогда не говорил об этом. Ни разу не упоминал в разговоре кого-то, помимо семьи, и то только потому что я спросил.       — Знаешь, Чимин, жизнь раковых больных не так интересна, как кажется.       Пак ничего не отвечает и, положив свою голову на светлую макушку, начинает поглаживать тёплые руки. Согревает.       — Ты не против, если я немного посплю?       — Отдохни.       Юнги, приподняв голову, касается губами его щеки и вновь ложится, переплетя их пальцы.       Мужчина стал больше уставать, и Чимин заметил, как того всё чаще клонит в сон и просыпаться ему так же бывает тяжело. Из прочитанного в интернете он, конечно же, понял, что дело в тяжёлой болезни, и она забирает слишком много энергии.       На днях он не мог до него дозвониться. Уже с самого утра предчувствовал что-то неладное и, добежав до его дома, увидел, как вместе с ним отъезжает машина скорой помощи. Предупредив на работе, что опоздает, он поймал такси и поехал за ним.       Увидев Чимина, лечащий врач Мина рассказал, что Юнги сам позвонил, сказав о плохом самочувствии. У него было сильное переутомление, оттого из носа обильно вытекала кровь. Делали переливание, и тогда юноша решил, что как только тот вернётся домой, он останется с ним.       Его выписали сегодня с утра, в последнюю неделю октября, и, отдав Чимину ключи от своей машины, он попросил отвезти его сюда.       Врач сказал, что Юнги нужно тщательнее следить за приёмом лекарств, и Чимин обязательно всё проконтролирует, но это потом, сейчас мужчина тихо посапывает на его груди в жёлтой шапочке с помпоном, и он тоже закрывает глаза.       Лучи заходящего солнца неприятно слепят прямо в глаза, отчего Чимин морщится и прикрывает ладонью лицо.       — Хочешь чаю? — слышит он хриплый голос.       Полностью открыв глаза, юноша видит, как Мин на другом конце кузова пьёт чай из термоса и раскладывает какие-то коробочки, видимо, свои кулинарные эксперименты, которые забрал из дома перед тем, как ехать.       Чимин принимает согревающий напиток, хотя и не чувствует холода. Осень у них тёплая, почти такая же, как лето, но он давно привык, что Юнги — тепличное растение и пытается сохранить тепло своего тела за слоями одежды.       — Ты девственник?       Чимин давится чаем на заданный исподтишка вопрос и выжидающе смотрит на мужчину. Возможно, тот оговорился, но Юнги смотрит упрямо, желая услышать ответ.       — Нет, но я совершенно не помню, когда был первый раз, и второй, кажется, тоже, — отвечает Пак, копаясь в дебрях своей памяти, вспоминая, когда вообще в последний раз у него был секс.       — О-о нет, только не говори, что ты занимался этим по пьяни, ещё и непонятно с кем, — как-то даже обиженно смотрит Мин, подползая ближе.       — Возможно.       — Пак Чимин, я в тебе разочарован.       Юноша посмеивается, смотря, как оседают на дне чаинки листьев барбариса, и слышит, как Юнги дожёвывает свой сэндвич с таким пристрастием, что если его не остановить, доберётся и до пальцев.       — Да, я не подарок, как ты уже успел заметить, — усмехается Чимин.       — Но ведь и праздник не каждый день.       Юнги снова улыбается и, прикоснувшись к его тёплой щеке, гладит, заставляя пробежать по телу мурашки.       Он задумчиво хмурит брови и будто сканирует его взглядом, смотря так проникновенно, что Чимину хочется поймать его взгляд и задержать как можно дольше. У Юнги красивые глаза, светлые, всё с теми же легкими синяками, но улыбающиеся.       — Ты трезв? — резко спрашивает мужчина, что автоматически выводит Чимина из своих мыслей, где он витает всё чаще последнее время.       — Да.       — Отлично, тогда пометь этот день красным в календаре, потому что сегодня ты запомнишь свой секс.       Пак смотрит ошарашенно и неловко начинает посмеиваться, прикрывая рот ладонью.       — Что? О чём ты...       — Думал, я себя тебе предложу? — говорит Юнги, высоко задрав голову. — И не мечтай. У меня есть номерок хорошенькой подружки, и я, так уж и быть, заплачу за её извращённые услуги. Надо же тебе помочь.       Лицо Чимина вытягивается, он судорожно хлопает глазами и ищет, что бы взять в руки, чтобы отвлечься, иначе у него сейчас начнёт дёргаться левый глаз. А он уже близок к этому.       — Боже, видел бы ты своё лицо. Полагаю, ты уже начал думать, как бы сказать ей о том, что ты гей, — мужчина склоняется вперёд, заливаясь хриплым смехом, и глаза его снова превращаются в полумесяцы. — О, я хотел бы присутствовать при этом разговоре.       — Юнги!       — И не мечтай, — смех прекращается так же быстро, как закатывается солнечный диск. На лице мужчины серьёзность, которая обескураживает и даже немного пугает, потому что Пак понятия не имеет, что творится у него в голове. — Никому не позволю поцеловать твою задницу.       — А ты хочешь поцеловать мою задницу? — усмехаясь, переспрашивает Чимин.       — О-о, и не только её!       Приехав домой, Чимин понимает, что Юнги не шутил. Этот мужчина, которого только с утра выписали из больницы, хотя он там должен был пролежать намного дольше, ибо у него грёбаный рак. Тот самый мужчина, руки которого вечно холодные, а улыбка тёплая и дружелюбная, сейчас, утягивая его за ворот джинсовки, манит в свою спальню, и, кажется, для Чимина это единственный раз, когда его пугает предстоящий секс.       — Почему мне кажется, что пьян ты? — спрашивает Чимин, позволяя Мину усадить себя на кровать.       — Некоторые лекарства сильно ударяют в голову, но я говорил серьёзно о том, чтобы заняться сексом, — сказал Юнги, встав напротив. — Почему мы не можем этого сделать, если нас тянет друг к другу? Или дело..?       Чимин без предупреждения дёргает его на себя, и тот, свалившись на чужие бёдра, встречается с горячими губами. Пак запускает одну ладонь в светлые волосы, слегка массируя кожу и стараясь сильно не давить и вообще быть предельно нежным и аккуратным.       — Не обращайся со мной, как с куклой. Не бойся, ладно? Поверь, боль от опухоли намного сильнее, чем...       — Я не хочу, чтобы ты испытывал боль. Ты её не заслуживаешь!       — Опять двадцать пять, — Юнги вздыхает, сталкивая их лбами, и обнимает за шею, чтобы удержаться. — Чимин, живые люди испытывают боль, и мне хочется чувствовать себя живым, а ещё хочется, чтобы ты поцеловал меня и, в конце концов, запомнил свой секс и не абы с кем, а со мной.       — Даже здесь нашёл момент выпендриться, — усмехается Чимин, поглаживая чужие худые бока горячими ладонями.       — Не попробуешь — не узнаешь, — шепчет Юнги настойчиво и склоняет голову ниже.       — Хорошо.       Их губы соединяются в поцелуе, робком поначалу, потому что Чимину очень хочется подарить ему нежность, а затем дело набирает обороты, когда Юнги наваливается на него всем телом, заставляя упасть на мягкие покрывала. Мужчина неспешно целует его, лаская губы языком, и царапается, ведя широкими ладонями по груди, где уже наполовину расстёгнута рубашка.       Джинсовка Пака давно отброшена в сторону, та же учесть ждёт и чёрную рубашку, но по какой-то причине та остаётся висеть на его плечах, пока Юнги, подобно коту, укладывается на его гладкую грудь, потираясь щекой и носом, что-то мурлыча.       — Ты такой тёплый.       Руки у него по-прежнему холодные, и он пробирается ими под чужую поясницу, согреваясь.       У Чимина горячая кровь, она молниеносно бежит по венам под воздействием быстро бьющегося сердца. Он чувствует поцелуи на своей коже, которые подбираются всё выше к его лицу, и вздрагивает от каждого холодного прикосновения. Чувствует всем телом дрожь и сладостную ноющую тягу в районе паха. Чего-то столь приятного он не чувствовал довольно давно и в нетерпении приподнимает бёдра, желая получить хоть какое-нибудь трение, и рвано выдыхает, когда Юнги делает то же самое.       Они сталкиваются губами, и Чимин, обнимая мужчину за спину, резко переворачивает его, нависая сверху, другой рукой же аккуратно придерживая голову. Волосы у него мягкие и всё ещё пахнут чем-то отдалённо напоминающим ваниль, но не приторно, просто вкусно, и Чимин ведёт носом по его скуле, поднимаясь выше к уху.       Юнги вздрагивает, когда юноша играется языком с его ушной раковиной и почесывает за ушком кожу, перебирая короткие волнистые пряди.       Мужчине нравится чувствовать тепло, нравится, когда оно не обрушивается волной, а растекается по коже постепенно. Нравится, когда чужие горячие губы оставляют ожоги на бёдрах, а небольшие ладони окольцовывают запястья. Его слабая сторона. И замечая это, Чимин целует чувствительное местечко, ощущая губами чужой учащённый пульс, и самодовольно улыбается.       Как на Юнги это похоже: нежность и мягкость, граничащие с дерзостью нрава. Он просит о большем, но сам же сладко поскуливает лишь от лёгких поцелуев за ушком и горячего дыхания на губах. Пак запоминает все его чувствительные стороны и уделяет им больше внимания, потому что Юнги даже сейчас улыбается и закатывает глаза. Он причмокивает губами и водит по ним юрким языком, который юноша в который раз пытается ухватить.       Прохладный ветер из открытого окна обдувает тела, чьи температуры становятся намного выше, стоит им прижаться друг к другу, отбросив одежду.       Чимин не может остановиться, целует, куда дотягиваются губы, и как можно дальше отбрасывает скорбные мысли о том, что в скором времени это тело не будет ему принадлежать. Он не думает о своём удовольствии, ему и так хорошо, горячо и влажно, и, несмотря на то, что он не помнит свои предыдущие половые акты, он, как ему кажется, делает всё правильно. Он думает о Юнги, но в то же время отключает сознание, поддаваясь естественным чувствам. И несмотря на зажмуренные глаза и накрепко сжатые ладони на его плечах, Юнги улыбается, чувствуя удовольствие сквозь боль, когда смазанные пальцы смазкой из шкафчика плавно толкаются в него.       — Я не умею читать мысли, но даже сейчас знаю, о чём ты думаешь, — бормочет Юнги, облизывая губы.       — Я думаю только о тебе, — говорит в ответ и целует под подбородком, ведя губами к впалым ключицам.       — Ты думаешь о том, как не причинить мне боль, волнуешься и смотришь так проникновенно, следя за каждой моей эмоцией.       — Потому что, кажется... — Чимин не договаривает то слово из пяти букв, потому что Мин тянет его на себя, целуя в губы, и не отпускает, только сильнее прижимает, обнимая худыми ногами бока.       Пак тонет во влажном поцелуе и, вынимая пальцы, проталкивает член, думая, что у него ещё есть время поговорить об этом.       Юнги, не разрывая поцелуй, улыбается и приоткрывает рот, потому что кислорода сумасшедше не хватает, а он не хочет упасть в обморок в такой момент. И хоть его голова кружится, спазмы давят на черепную коробку, он не забывает о том, как хорошо о нём заботятся, как приносят удовольствие, о котором обещали, и мысль о том, что Чимин тоже это чувствует и запомнит, как одно из ярких воспоминаний, радует его ещё больше.       Первый раз завершается сладостной негой и онемением тела на несколько долгих минут, после которого оба решают, что этой ночью они спать не собираются. И Юнги всё-таки целует его задницу.       Чимину не в первой просыпаться под шум океанских волн, но это утро определённо другое: более теплое и пахнет ванилью. Подушки такие мягкие, что в них грех не зарыться носом и не запищать от удовольствия. Но он не малолетняя девочка, поэтому блаженной улыбки на его лице будет более чем достаточно.       Юноша приподнимает голову, облокачиваясь о простыни руками и оглядывается. В прошлый свой визит сюда он в эту комнату не входил, а вчера было совсем не до неё, поэтому он не упускает момента осмотреть уютную обитель хёна, всё ещё тихо дремлющего. Тот зарылся по самый нос в одеяло и, подложив под голову ладони, периодически морщит нос.       Чимин ухмыляется довольно и, натянув одежду, встаёт с кровати. Та стоит посреди просторной комнаты, где вместо окон раздвижные стеклянные двери, две из которых раскрыты. Пак бы испугался, будь его дом таким открытым, без замков и прочего, но, вспоминая о том, что на десятки метров пустая территория и невиданный многими пляж, спокойно выдыхает, осматривая ящички и полочки без единого пустого места.       Книги, свечи, ночники, игрушки, блокноты, ручки, даже кисти в цветастых баночках, куча непонятного барахла, но так хорошо укомплектовано и гармонично расположено, что и придраться не к чему. Внимание Чимина привлекает висящий над рабочим столом гобелен. На нём вышит месяц в соседстве с солнцем, множество звёзд и письмена на непонятном ему языке, возможно, латынь, а под самым краем виднеются тёмные чернила, не от краски, не от маркера, и его любопытные ручки тянутся к краю, отодвигая.       На стене чёрным цветом написаны, как он понял, те самые желания. Что-то написано крупным шрифтом, что-то мелким, где-то зачеркнуто, рядом с некоторыми восклицательный знак или звездочка, а кое-где даже в скобочках пояснение.       Поесть сахарной ваты на пляже       Завести настоящего друга       Заблудиться в лесу       Услышать пение китов       Научиться играть на гитаре!       Завести домашнее животное и прожить дольше него (рыбка Дорис умерла раньше)       Посмотреть ужасы ночью в наушниках (самый большой страх)*       Проходить весь деть в пижаме       Изменить свой образ (глупо, но мне этого хотелось)       Поесть в другой стране       Выучить азбуку Морзе!       Не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, перенести на завтра то, что не важно сегодня. *       Читая, Чимин усмехается некоторым странным желаниям, и это только половина, остальные ему не видно, но он и так многое увидел, очевидно, то, что Юнги не хотел никому показывать.       Мужчина закопошился на кровати, и юноша понял, что тот проснулся. Возможно, даже смотрит на него сейчас и кривит губы, которые Чимину сейчас очень хочется поцеловать.       — Почему соврал? — спрашивает он, оборачиваясь.       Мужчина действительно не спит, смотрит осознанно и, кусая губы, вздыхает.       — Потому что не хотел быть, как все умирающие.       Чимин улыбается и, присаживаясь на кровать, тянется к Юнги за поцелуем, тот в желании не отказывает, укладывая свободную руку на шею парня.       — Ты и так не такой, как все.       Юнги улыбается ярко и встаёт с кровати, сразу же потянувшись к тумбочке с таблетками. По утрам голова болит особенно сильно.       — Я принесу воды.       Мин кивает, обречённо смотря на горсть таблеток в ладони, и отсчитывает дни. Это будет весна.       — Когда это ты услышал пение кита? — спрашивает Чимин, протягивая мужчине стакан воды.       Тот выпивает всё разом и размышляет над заданным вопросом.       —О-о, буквально позавчера.       — Правда?       — Ага. Во сне.       Пак усмехается, ощущая раздвоенность внутри. Вроде и забавно, а с другой стороны, это был всего лишь сон, и вживую, как того хочется, Юнги не услышит. Возможно, как и некоторые желания из списка, но отчего-то мужчина такой счастливый. Притягивает его к себе за шею сзади и целует нежно, причмокивая губами.       — То, что там написано, это не важно. Как-то вдруг всё то потеряло смысл, когда мы встретились, — говорит Юнги, поглядывая краем глаза на гобелен. — Я начал писать этот список, когда обнаружили метастазы, и я первый раз побывал в группе поддержки. В какой-то момент мне повезло и облучение помогло, больше года без рецидивов, а потом у меня обнаружили злокачественную опухоль. Помнишь, я говорил о первой операции? — юноша кивнул. — Так вот, после неё я продолжил список, но у меня не было желания и цели выполнить всё. Мне просто хотелось, не знаю... Просто написать что-нибудь, будто у меня есть цели. Но умирающему человеку нет нужды их строить, поэтому я лишь изредка поглядывал на список и радовался, что какие-то мелочи со мной произошли.       Чимин усмехается, задумавшись о вещах, которые бы он хотел осуществить в своей жизни. Невольно вспоминается день, когда Юнги подарил ему школьные воспоминания, когда после последнего урока ты свободно выдыхаешь и неспешно идёшь домой, понимая, что на сегодня мучения закончились и впереди тебя ждёт вечер, который ты посвятишь самому себе, а возможно, и друзьям, если бы они у него были.       — Что бы ты написал? — спрашивает Юнги, протягивая руку Чимину и переплетя пальцы, ведёт на кухню.       — У меня нет чего-то такого... Чего бы так сильно хотелось. Кажется, меня всё устраивает, — отвечает юноша, усаживаясь на стул, приготовившись наблюдать за Юнги в процессе готовки.       — Твоё «кажется» говорит тебе «нет», Чимин-а. Все что-то хотят попробовать, изменить, приобрести, просто боятся, потому что сомневаются в себе и думают, что этого никогда не случится.       Юнги попадает прямо в яблочко, и Пак отчаянно стонет, понимая, что такой, как Мин, вывернет твою душу наизнанку и прочтёт всё, как по напечатанным строчкам книги.       — Ох, Пак Чимин, у нас ещё полно дел.       Усмехаясь, мужчина целует парня в щёчку и ставит перед ним разогретый рис со свининой в соусе и тонко нарезанные свежие овощи.       Этот день они посвящают переезду Чимина, и как человек, привыкший менять место жительства чаще, чем люди работу, он спокойно расстаётся со съёмной квартирой, вдыхая чистый запах своей новой комнаты.       В то время, как Чимин обустраивается и разбирается со сдачей квартиры владельцу, Юнги целый день сидит за бумагами, заполняет отчёты и проверяет нужные ему документы, о чём-то согласовываясь по телефону, но стоит Паку вернуться домой, как все бумажки быстро складываются, а в руки попадают рефераты студентов и учебники. Юнги любит многие вещи делать заранее, зная, что наверняка случится, а так как в скором времени уже будет поздно, он заканчивает все незавершенные дела сейчас, чтобы...чтобы умереть свободным. И дух его не появлялся в этот доме, пугая Чимина, с которым он решил делить дом.       Резные деревянные стулья выдвинуты на порожки, поэтому, когда садишься на них, открывается далёкий горизонт просторного океана и неизвестность за синей гладью.       Чимин укутывает Юнги в клетчатый плед и делает душистый чай, после чего садится рядом. От чая он отказался, а вот холодный кофе — то, что надо.       — Тебе никогда не хотелось куда-нибудь съездить? — спрашивает Юнги резко, будто мысли вслух.       —Например? Я уже ездил.       — Нет, ты сбегал. Я говорю про желание куда угодно. На другой континент, в космос, в Японию на улицу красных фонарей, да даже в соседний город, чтобы увидеть вывеску нового бара.       Чимин усмехается, сжимая кофе сильнее в ладонях, и наклоняется корпусом к старшему.       — Зачем мне смотреть на новую вывеску?       — Да просто так. Ты её не видел, может, она тебе бы понравилась! А ещё, возможно, тебе бы понравилась там выпивка.       — Ты был там?       — Был, но я хочу поехать не туда.       Юноша заинтересованно хмыкает. Хорошая выпивка это неплохо, даже более — очень хорошо, но алкоголь связан с его самыми убитыми воспоминаниями, когда под градусом он делал жуткие вещи, из-за которых он чуть буквально не умер, как ему рассказывали после.       — Тогда куда?       — Я заеду за тобой после работы завтра, и возьми с собой пару вещей, — в своей привычной загадочной манере говорит мужчина и, довольно улыбаясь, кутается в плед.       Чимин думает, что путешествовать в неизвестное куда-то не так и уж плохо.