Несколько стадий моей любви к тебе

      Боль в голове вырвала из «белого» сна. Разлепив глаза, парень зевнул, садясь на пропахшей медицинскими препаратами койке. Бинты сжимали руки, ноги, живот и даже голову — вмяли его в пол хорошо. Шурша простынью, Юджи, жмурясь от не самых приятных ощущений и холодка, пробежавшего по коже, потянулся к стопке своей одежды. Мурашки пробежали от ощущения знакомой ткани.       Зеркало давало возможность посмотреть на аккуратно наложенные бинты. Дотронувшись пальцами и не ощутив особого дискомфорта, Итадори начал разматывать голову.       Волосы находились в ужасном беспорядке, падали на глаза и мешали, цепляясь за пальцы. В отражении показалась абсолютно невредимая кожа, хоть и были небольшие присохшие капли крови. Лишь тупая боль в затылке заставляла из раза в раз вспоминать моменты их боя. Красные глаза горели, словно тлеющие огни костра — столь же тепло, но не так ярко, как во время пожара. Подушечки пальцев пришлись по разбитой губе, почти зажившей с момента появления. Легкая боль кольнула лицо сотнями мелких иголок. Было странно, что в этот раз ему не врезали в ответ, как тогда. Может, посчитал, что с него хватит и переломов? Сукуна не такой добряк. Нет, он скорее уж добил бы его, сломал руку и потом придумывал различные способы, как поиздеваться.       Руки уже было потянулись к рёбрам, но весёлая музыка неожиданно заиграла из находившегося позади, на стене, телевизора. Вздрогнув всем телом от слишком громкой мелодии, Итадори судорожно сглотнул, обращая взор на экран.       Яркое название гласило: «Карнавал трупов».       Дрожь сковала ноги и внутренности. Вспомнились все предупреждения об этом шоу для откровенных садистов, поехавших на пытках. Сам его вид не был жутким — скорее смешным или нелепым. Но Юджи было совсем не смешно, хотя бы потому, что там мог быть тот, кто был ему знаком. Особенно, если это был... А кто, собственно, кто для него Рёмен? Друг? Ну, не очень-то они похожи на друзей, по выходным играющих в приставку.       «Сукуна… Может, это не оно? Может, кто-то другой будет? Или мне вообще наврали?» — панически пытался хоть как-то успокоить себя.       На телевизоре мелькнула картинка с каким-то странным человеком в костюме панды.       — Дамы и господа, начинается еженедельный «Карнавал трупов»! Сегодняшний гость стал неожиданным для всех. Пересмешник, впервые оказавшийся на сцене! — за занавесом показался автомат, напротив которого, прикованный железными оковами, на столе, напоминающем операционный, лежал Сукуна.       Сердце Итадори остановилось. Ком встал в горле так, что было сложно дышать. Мысли отвратным густым чёрным месивом заполняли черепную коробку. Так холодно ему не было, пожалуй, никогда в жизни.       Лицо Сукуны не выражало ничего, кроме ужасной скуки. Зевнув, он оскалился.       — Шустрее нельзя? Бесите, мне нужно ещё кое-куда заскочить после, — бросил так, словно происходило нечто обыденное и совершенно неинтересное. Девушка лет двадцати пяти, в которой Итадори узнал медсестру, с сигаретой меж пальцев подошла к нему. Её шёлковые волосы взметнулись с тем же равнодушием, что и у их обладательницы.       — Торопишься? Мне-то несложно, но все хотят увидеть зрелище. Может, хоть покричишь для вида? — безэмоционально проговорила женщина.       — Ага, прям надорвался. Буду я ещё тут всяким утыркам доставлять удовольствие, — плюнул с раздражением Рёмен, угрожающе звякнув цепями на запястьях, будто доказывая, что может вырваться и убить тут всех. Так, впрочем, и было.       Атмосфера была до жути извращённой: яркие краски вскоре забрызгаются алой кровью, а музыка в мерзком сопровождении чавкающей, рвущейся плоти начнёт сплетаться с ней, образуя тошнотворную смесь абсолютно несовместимого.       — Как скажешь, дорогой. Ты у нас здесь редкий гость, — пожала плечами Сёко. Она подошла к игровому автомату, кажущемуся простой игрушкой огромных размеров. Рычаг с грохотом вращающихся внутри колёсиков опустился.       Сердце Итадори готово было вырваться из груди через горло. Руки вцепились в ближайшую мебель, коей оказалась тумбочка слева. Дерево тихо треснуло от давления. Его состоянию посочувствовали бы самые бесстрашные — не всякий мог вытерпеть столько напряжения.       — Стоп, — глухо произнёс заключённый, даже не удосужив взглядом железную махину. Дурацкий звон остановился, практически как и дыхание Юджи. Могильный холод просочился к его лёгким, оседая в них горьким пеплом, вырывающимся с каждым выдохом отвратным привкусом смерти.       Три квадрата совпали с одним и тем же изображением. Женщина стояла, смотря на результат, ничто не выдавало её эмоций, если они вообще были. Сигарета тлела меж длинных пальцев.       — Да уж, жаль портить такое хорошее тело, но ничего не поделаешь, — с неразличимой досадой в голосе. Невысокие каблуки постукивали о пол. Окурок затушили о железный стол, затем ладони парой отработанных движений облачили в перчатки.       — Готов?       — Да пошла ты, — шикнул Сукуна, морщась. Он показательно отвернулся, словно ему и правда было глубоко плевать на собственную участь. Ему, так-то, не было жаль, что всё пришло к такому. Главное — отрежут ему, а не мальцу. Вот в том случае он бы взорвался, а это плёвое дело. Будто раньше ему не отрывало конечности.       — Грубый, как всегда. Просто прелесть, — жутковатая бледная улыбка исказила губы. — Интересно, кого же ты так отчаянно пытаешься спасти? — тихим шёпотом донеслось до ушей Короля, прежде чем адская боль пронзила левую руку. Жмурясь от отвратительного хлюпанья собственной крови, Рёмен прикусил губу. Тишина нарушалась лишь ужасающим хрустом костей.       — Один есть.       И вновь хруст. Такой оглушающий посреди гробовой тишины, резкий, подобно скрежету металла о металл, нестерпимый для восприятия — волосы на затылке вставали дыбом, а живот скручивало, так и норовя вывернуть наизнанку.       Юджи закрыл себе рот рукой, чтобы самому не издавать ни звука. Однако он бы точно не смог закричать. Слёзы текли крупными каплями из глаз, падая на одежду и изредка касаясь плотно сжатых губ. Только происходящее на экране и его редкие всхлипы разрывали, вмиг ставшую похожей на склеп, комнату.       Как же больно. Ощущение, будто это ему сейчас ломали пальцы, безжалостно отрывали их, выламывали, оставляя обнажённое мясо и разорванные капилляры.       Он боялся представить, какого Сукуне в этот момент. Пелена режущих глаза слёз мешала нормально видеть, хотя это не особо спасало. Но парень различал бледное лицо, изломанные в гримасе боли брови и впившиеся в губу зубы.       — Три, — льдом отдавал голос женщины. От него Юджи мутило еще больше. Как она может так спокойно делать подобное? Доставлять мучения со столь непоколебимым выражением лица... Опыт? Определенно.       Вновь мерзкие хлюпанья, напоминающие шаги по лужам в лесу. Лужам, смешанным с грязью, мхом, маленькими жуками и ветками деревьев, скользкими камнями и травой. И Итадори силой заставлял себя стоять на ногах. Смотреть на это ужасное представление, на котором мог оказаться он сам. Но не оказался. Сукуна заменил его собой…       До Юджи дошло с очередным громким стуком оторванного пальца о металлический стол, что Рёмен, возможно, специально сдался, чтобы не дать Итадори испытать то, что сейчас испытывал он сам. От этого осознания сердце готово было разорваться на части, практически воплощая в жизнь свой план. Слёзы с еще большей силой начали литься из покрасневших глаз. Он зажмурился, чтобы после вновь посмотреть на лицо Короля. Того жестокого, вечно насмехающегося, надменного и кровожадного человека, коим описывали его все и каждый. И парень не мог поверить, что он спас его. Буквально предотвратил страдания, агонию и травмы: физическую и психическую. Хотя психика была у розововолосого и так не к черту — а теперь и говорить нечего, — но подобное ударило бы по нему сильно.       В груди вертелось всё, словно в какой-нибудь мясорубке. Отвратительно, бесчеловечно — таким было это место. «Страна чудес смертников». Именно этими словами был украшен вход сюда. Каждая буква названия сложилась из трупов людей, приговорённых к смерти или же просто сидевших за убийства, изнасилования и кражи. Их окровавленные рты так и шептали: «Умрешь, умрешь… Умрешь». Но услышать предупреждения, по иронии судьбы, могли лишь уже прибывающие внутри. Уже познавшие горький привкус отчаяния на кончике языка.       Тем временем пытка не прекращалась. Оставшиеся два пальца, словно нарочно, терзали с особой осторожностью, выворачивая под неестественным углом, разрывая кожу и сосуды.       — Пять. Всё, можешь выдохнуть, — тихо огласила медсестра, стягивая окровавленные перчатки. Сукуна с оскалом злобно глянул на неё. Губа искусана в кровь, солоноватый вкус мерзко оседал на рецепторах.       — Выдохнуть? Я тебе в пасть сейчас так выдохну, тварь, что твои глаза иссохнут до глазниц, — полный ярости взгляд испепелял её извечно холодное лицо. Тем временем Панда энергично сворачивал представление.       — Жуть как страшно. Нет, правда. Это моя работа, так что ничего личного, мальчик. Мне серьёзно не шибко хотелось лишать тебя твоих пальцев, но так уж всё устроено, — снова слегка пожав плечами. Круги под глазами женщины казались очень тёмными даже при свете ламп. Словно сами кусочки ночного неба оставили свой след на её лице.       — Завались, мне до одного места, что у тебя за жизнь. И не называй меня мальчиком, старуха! — он дёрнулся. Петли скрипнули, прогинаясь. Боль резко молнией пришлась по телу, поэтому пришлось осадить себя.       — Видишь, ты преувеличиваешь мой возраст, а я немного преуменьшаю. Тем более, тебе не следует напрягаться — крови много потеряешь, — она развернулась, слыша проклятья в свою сторону. — Жду не дождусь увидеть твою Еву, Адам, — напоследок, скорее сама себе, чем ему, проговорила вполголоса Йери. Силуэт растворился за багровыми занавесками среди теней по обратную их сторону.       Сукуна яростным взглядом прожигал потолок и рявкал на всех, кто приближался к нему. Один из охранников освободил его, после чего сопроводил до комнаты в секторе G, при этом держась на дистанции, чтобы не огрести от раненого зверя.       Белая дверь вызывала лишь скуку и пустоту. Захлопнув её прямо перед человеком позади, Рёмен прошёл внутрь. Больше раза в два той, серой комнаты, что находилась через стену от Итадори. Белый потолок, матовые бардовые стены и мягкий ковер на полу. Широкая кровать у стены, практически пустой железный шкаф. Несколько навесных полок, на которых пылилось несколько книг и томов манги. И золотистая надпись на пустой стене, прямо поверх обоев, «Пересмешник», а чуть ниже «Король» кроваво-красным, будто настоящей кровью. На самом деле, это действительно была кровь.       После своей третьей победы в этом месте, Сукуна, вернувшись практически без каких-либо ранений, своей же кровью написал это с тем жутким оскалом, который мало кто видел из живых. Со своего первого боя, когда он вышел против сильнейшего из тех, кто был на тот момент, Рёмен сделал один важный вывод, ставший его фактическим принципом — нет тех, кого нельзя убить, есть лишь те, кого не хочешь убивать. Урок, вынесенный с окровавленными руками и чужим выпотрошенным телом рядом. Самый сильный погиб от рук того, кого недооценивал. Какая ирония. Здесь всё полно иронии, но замечает это мало кто.       С тех самых пор Рёмен сражался со всеми соперниками на смерть, но чаще всего всё заканчивалось за пару жалких минут. Никто не мог удовлетворить его жажду крови. Кроме Ворона, но тот слишком много болтал, и он совершенно не вызывал в нём ничего, лишь раздражение. И ещё Юджи. Вот он был просто невероятным соперником. Если научится пользоваться Ветвью греха, то станет идеальным противником именно для Короля. Но проблем было бы меньше, если бы Сукуна воспринимал его только как достойного бойца.       — Чертов паршивец, из-за него теперь месиво вместо пальцев, — с раздражённым вздохом посмотрел на ошметки плоти. Кожа начинала темнеть, а кровь лилась на ковёр, впрочем, заметно было не сильно. Способность его заключалась в возможности менять агрегатное состояние крови, однако не ограничивалась этим. Управлять температурой, заставлять тело изнемогать от недостатка кислорода, взрываться мелкими петардами, прожигая плоть насквозь — полностью контролировать кровь. Поистине устрашающая способность.       Красная жидкость начала вскипать, испаряясь. Кровяные сосуды иссыхали и под влиянием силы сплетались между собой, подобно нитям. Кости оставшимися обломками слегка торчали из-под них причудливым, почти ненормально завораживающим сплетением красных и синих трубочек, скрывающим всё за ними плотным веретеном, с белыми острыми концами. Пошевелив рукой на пробу, Рёмен довольно хмыкнул.       Кровать прогнулась под давлением. Запах пыли и звенящая тишина. Скука. Эта комната пробуждала всю ту, покрытую пеленой серого дыма, часть памяти, которая была сравнима со старым граммофоном — звуки из обрывочных воспоминаний хрипели, а предложения доносились урывками. Картины из прошлого, лица были под слоем пыли, поэтому различить их было чем-то из ряда вон. Да и желания зацикливаться на прошлом не было.       Закинув руки за голову, Сукуна думал, стоит ли идти к раненому Итадори. По сути, его вид парня только обескуражит или шокирует. Но, чёрт, ему жутко хотелось увидеть это вечно лыбящиеся во все 32 солнце.       По времени была практически полночь. Надо же, а создавалось ощущение, будто с их боя прошло не менее двух дней, а не каких-то нескольких часов.       За дверью изредка раздавались шаги заключенных, охранников. Плюнув на всё, он поднялся с кровати и, открыв дверь, захлопнул её ногой с обратной стороны. Девчушка, шедшая впереди, вздрогнула, обернулась. Две косы покоились на её плечах спящими змеями. Цветок прижимали к груди. Невинное выражение лица спало, стоило ей узнать человека перед собой.       — А? Ты? Чёрт, что за дерьмо сегодня происходит? Попадаются одни уёбки, — губы исказились в отвращении. Забинтованная в районе запястья рука с раздражением ерошила волосы.       — Тц, шваль, не беси меня. Настроение ни к чёрту, — угрожающий оскал растянулся на губах с долей омерзения.       — Кого это ты швалью назвал, мразь? — бровь нервно дернулась, а её обладательница подошла ближе к собеседнику. Грозный взгляд пытался прожечь дыру.       — А ты видишь здесь ещё кого-то? Вот я не вижу, — издевался Рёмен, обходя её с невозмутимым видом. Девушка вспыхнула гневом.       — Ах ты сволочь, чтоб тебе в следующий раз член отрезали, — средний палец подняли в очевидно оскорбительно жесте. Сукуна обернулся. Нижнее веко оттянул немного вниз, при этом показывая язык.       — Ножниц не хватит, идиотка. За свой переживай, — язвительно кинул он, идя вперёд. Позади раздавался отборный мат оскорблённой Колибри.       Эта девчонка здорово веселила Короля, у неё был лишь забавный характер, не более. Все обладатели Ветви греха были со своими причудами.       Тёмный коридор, что соединял секретный отсек G с остальными, был хорошо спрятан со стороны комнат с заключёнными, в самом незаметном углу, отделённым ото всех остальных проходов. Тем не менее, если знать о нём, то он становится даже слишком заметным. Спрятать на самом видном месте — так действует Махито, если ему приспичит маяться ерундой.       Но Сукуне не нужно было возвращаться в сектор E, где располагались все комнаты, поскольку парня, с наибольшей вероятностью, отвели в одну из палат медицинского крыла. Здесь ранения получали зачастую смертельные, а если нет, то заживали быстро, поэтому палат было всего пять. Они были отлично обустроены по причине того, что люди там являлись намного более ценными, нежели простые моральные уроды в основной тюрьме.       Руки привычно держали в карманах. Редкие люди обходили Сукуну стороной, но не со страхом, а больше с каким-то уважением. Он сражался почти со всеми, кто находился здесь. Из-за постоянных побед ему назначали бои редко, но, чёрт, метко. В этот раз урод Махито превзошёл сам себя. Рёмен поклялся, что обязательно оторвёт ему что-нибудь. Что-нибудь ценное, без сомнения.       Белая дверь была чуть приоткрыта. Ладонь потянулась к ручке двери, замерла в паре сантиметров. Звуки, исходящие из-за неё заставили задуматься и оцепенеть.       «Всхлипы? Какого дьявола?» — нахмурившись. Не церемонясь, он распахнул дверь.       — Эй, пацан, ты чего тут..? — оборвал предложение на середине. Глаза расширились в непонимании и удивлении. Картина, представшая перед его взором, отозвалась болезненным уколом куда-то в грудь.       Итадори сидел на полу, откинув голову назад, на постель, и уткнувшись лицом в изгиб локтя. Солёные дорожки слёз поблёскивали в свете ярких ламп. Он уже почти не всхлипывал, лишь беззвучно лил слёзы, отдающие внутренней болью.       Сукуна потупил взгляд, не особо понимая, что происходит.       — Ты чего тут разревелся? — вполголоса произнёс зашедший в комнату. Парень мелко подрагивал. Взгляд покрасневших глаз с изумлением обратили на гостя. Юджи принялся вытирать влагу с лица. Выражение на нём абсолютно точно не было радостным.       — Сукуна? Что… Что ты здесь делаешь? Тебе не стоило приходить после того, что произошло, — Рёмен расслышал вину в его голосе. Понимание вспыхнуло яростью внутри, но угомонилось от одной мысли, что Итадори волновался о нем. Скажем так, Королю это льстило.       — Ха, не указывай мне, что делать, — ответил Рёмен, садясь рядом. Он краем глаза видел, как тот заламывал пальцы. — Значит, ты смотрел?       Голову чуть приподняли, всё же не решаясь посмотреть на него. Зубами прикусил губу в попытках сдержать наворачивающиеся вновь слёзы. Кивок еле заметный со стороны. Горькая усмешка отдавала чем-то, напоминавшим треск дерева от удара молнии.       — Понятно, — словно самому себе проговорил Сукуна. Он отвёл взгляд на голую серую стену, так хорошо описывавшую его состояние. Не хотел он, чтобы у Юджи появилась психологическая травма из-за подобного.       Молчание с явным напряжением давило на плечи. Особенно для Итадори. Он подрагивал так, что обычный человек бы не обратил внимания, однако Рёмен не мог пропустить такое. Правда, он предполагал, что это от шока — навряд ли парень ежедневно баловался видео с расчлененкой. Любой человек блевал бы дня два после увиденного, но Юджи держался лучше, по крайней мере, внешне. Но было абсолютно очевидно, что на самом деле не так.       — Дай руку… — тише шелеста слабого ветра прозвучал голос Итадори. Рёмен стиснул зубы.       — Не хочу.       — Дай мне свою руку, — уже громче повторил он. Голос непроизвольно дрогнул.       Он понимал, что это плохая идея, Король был уверен в этом почти на все сто. Солёные слёзы снова начнут течь по щекам, а ему будет так же больно, как если бы вырывали внутренности по очереди. Но, чёрт, эти дрожащие ноты в его голосе и мольба отчаянного характера просто били ниже пояса.       Сдаваясь, Пересмешник медленно вынул руку из кармана, протягивая немного в сторону. Даже в нём самом конечность вызывала смешанные между собой отвращение, злость и безразличие. Он цепко следил за парнем, ожидая того, что тот, может, скажет, что это отвратительно или посмеется с какой-нибудь глупой шуткой, может, его даже стошнит. Буквально все возможные сценарии рисовались в голове, но дыхание резко оборвалось. Ни одно из предположений не оправдалось.       Подрагивающие тёплые пальцы скользнули по руке, боясь причинить боль. Очертили каждую рану, кусочек кожи. Сукуна удивлённо замер. Непонимание исказило лицо.       Действия Юджи никогда не поддавались логике, однако сейчас он побил все предыдущие рекорды. Расслабленную конечность притянули ближе. Алые глаза округлились, а сердце остановилось на мгновение. Он не решался двинуться, поскольку всё происходящее казалось не более, чем галлюцинацией обезумевшего рассудка.       Эти мягкие, тёплые губы, напоминавшие махровую ткань или легкое прикосновение крыльев ангела.       — Прости. Ты пострадал, защищая меня, — шёпотом согревая широкую ладонь, держа её в своих. Не высохшие до конца щеки оставили небольшие влажные следы. Несмотря на то, что Рёмен был поражен такой выходкой, раздражение закипало от того, что его, Короля чёртовых боев и кровопролития, жалели.       — Не жалей меня, паршивец. Это… — произнёс с нотами злости, но ему не дали и шанса продолжить. Губы вновь прижались к тыльной стороне ладони, а после прислонили к груди. Пара солёных капель упала хрусталём на кисть, стекая вниз, падая на белый пол.       — Прости, что приходится защищать такого, как я, — плотно сжимая губы, что предательски дрожали. Сердце трепыхалось внутри загнанным в угол зверем.       Его грызла вина. Хотелось хоть как-то загладить её, исправить ситуацию, но что он мог сделать? Кровь в жилах закипала, окропляя кожу мелкими красными кристалликами, сверкающими на свету. Глаза сверкнули ярчайшим закатом. Странное ощущение разрывало грудь, заставив обратить всё внимание исключительно на раненую руку, так приятно согревающую невозможным теплом. Тусклый красный огонек засиял прямо на коже. Пальцы появлялись сплетениями плоти и крови, обретая первоначальный вид. Итадори прикрыл глаза, поддаваясь непонятным действиям с его же стороны. Сила просто тихим шёпотом внутри велела прижимать к себе то, что он хотел исправить. Вернуть к началу, избавить от боли. Пальцы восстановились полностью, но отпускать парень даже не думал.       Сукуна изумлённо засмотрелся на маленькие кристаллы, появившиеся на коже Юджи, не понимая, что происходит. Вернее, его внимание было привлечено немного другим, поэтому думать он особо не хотел. Какого же было его удивление, когда на месте отрезанных пальцев прямо на глазах появились новые? Это было нечто невообразимое. Он хотел спросить, рявкнуть, что ему этого было не нужно, но вид Итадори — такого убитого и подавленного, — сразу же присёк всё на корню. Вместо этого Рёмен притянул паренька к себе, обнимая. Юджи слабо вздрогнул, будто вернулся в реальность. Рваный, почти испуганный вдох.       — Я не виню тебя, все нормально. Тебе не стоит волноваться о подобном, слышишь? — успокаивающе шептал Сукуна в мягкие волосы. Руки его крепко прижимали к себе.       — Но если бы я… — парень не мог просто оставить всё на него. Не мог позволить взвалить на себя то, что должен испытывать сам. Внутренности жгло от чувства собственной ничтожности. Мало того, что жалуется, так ещё и утешать его приходится. Позорище. Но поделать с собой он ничего не мог. Тело само тянулось, словно жило собственной жизнью.       — Не думай об этом. Если тебе станет легче, тогда давай с этого момента ты будешь принадлежать мне? Считай это сделкой или, скорее, договором, — предложил Рёмен. Он сам себе дал мысленно по башке раз 20. Куском стены. Самое глупое время для практически признания. Но возвращать слова назад было поздно и несуразно. Итадори замер. Можно было услышать его ускоренное сердцебиение. Пару секунд он бездействовал, не вырываясь, но и не отвечая. Сукуна подумывал его отпустить, однако паренёк неожиданно сжал пальцами футболку, утыкаясь лицом в шею.       — Хорошо, — тихо шепнул он, оставляя согласие будто под самой кожей Рёмена. Розоватые волосы щекотали. Король поверить не мог, что он действительно, чёрт подери, согласился. Это было чем-то сюрреалистичным и до невозможного ярким. Адреналин с трудом сдерживался стальной силой воли. Ухмылка коснулась лица. Правая рука перебирала волосы на затылке, горячие губы оставили легкий обжигающий поцелуй на скуле. Итадори слегка покраснел, смущённо елозя в крепкой хватке. Он расслабился, мысленно коря себя за проявленную слабость. Смысл слов Сукуны заставлял нервничать только больше. Он думал о том, что, возможно, не было подтекстом, неловко кусал губы от собственной, как ему казалось, глупости.       «О чем я только думаю?» — сетовал на свои мысли парень. — «Но, если этого хочет он, тогда я не против. Это самое наименьшее, что я могу сделать. В конце концов, Сукуна не раз меня спасал и помогал, хоть, как он говорил, не просто так. Думаю, всё будет хорошо», — сам перед собой оправдывался Итадори. Рёмен с любопытством смотрел на его макушку, желая понять, о чём же тот думает.       Осознание ситуации вызывало чувство удовольствия, будто что-то недосягаемое наконец оказалось в руках, даже в буквальном смысле, — вот, что скрывалось в чужой голове, но Юджи об этом не узнает.       — С этого момента ты мой, Итадори Юджи.