***
— Кто, блядь, научил тебя водить машину? — Боже мой, ты что сквернословишь? Кто-нибудь, ущипните меня. Это, кажется, мой мокрый сон, потому что Джон Сид… Ауч! Это был сарказм, Джон. — Парни! Сейчас. Не. Время, — выдыхает Ким с заднего сиденья, а Ник издает сдавленное шипение от того, как крепко та сжала его руку.***
Они лежат на кузове грузовика, а семейство Рай в клинике рожает. — Когда это случается, всегда падает самолет? — спрашивает Джон, пока Гарретт играет с его левой рукой, поворачивая ее в разные стороны и глядя на различные татуировки, украшающие кожу Джона. — Похоже на то. Раньше я делал это только один раз, и тогда самолет тоже падал, так что, видимо, эта часть неизбежна, — Гарретт поднимает левую руку Джона, показывая на ее тыльную сторону. — Семь смертных грехов. На латыни. Это своего рода клише, приятель. — Говорит парень, который водит машину так, будто думает, что он один из братьев Дьюк*. Гарретт фыркает. — Да ладно, если кто-то и сравнивает себя с кузенами из Хаззарда, так это Акула и Херк. Он смотрит, как Гарретт поворачивает руку, разглядывая нижнюю часть его предплечья, дрожит от мягкого прикосновения большого пальца к коже. — Какой была твоя первая татуировка? Джон указывает на звезду Нор Кэл** и бриллианты на тыльной стороне правой ладони. — Эта. Набил на первом курсе университета. — По какой-то причине и просто потому что? — Немного колонки А, немного - Б, — говорит Джон, поворачивая голову, и смотря тому в лицо. Взгляд цепляется за серьгу, которую до сих пор носит Гарретт, и Джон вспоминает то, что сказал мужчина, когда забирал ее. — А ты действительно делал мелирование и укладку шипами? Со стоном Гарретт прячет лицо. — Я надеялся, что ты этого никогда не вспомнишь. Только, пожалуйста, не упоминай при Мери Мей - она притащит фотки. Джон приподнимает бровь. — Ты ведь помнишь, что она меня ненавидит? — Она ненавидит тебя, но смущать меня ей нравится больше. — Что ж, буду иметь это в виду. Гарретт впивается в него злобным взглядом, но улыбка так и не стирается с лица Джона.***
Рейчел в основном держится особняком, спрятавшись за закрытой дверью комнаты для гостей, открывая только для того, чтобы впустить или выпустить Бумера. Джон хоть и говорит, что все в порядке, видит, как это беспокоит Гарретта. — Она найдет нас, когда будет готова, — успокаивает Джон. Они зависают в сарае: Гарретт работает над двигателем машины, а Джон чешет Бумера за ушами и передает инструменты, когда необходимо. — Просто дай ей немного времени. Он видит, как лицо Гарретта слегка морщится. Тот хочет помочь, но не умеет просто сидеть и ждать. То, как Гарретт любит решать все проблемы наскоком обычно работает, учитывая, как далеко они зашли, несмотря на все обстоятельства. Но Джон знает Рейчел, и та не захочет сейчас быть в толпе, даже если эта толпа будет состоять только из него и Гарретта. Уже удивительно то, что она подпускает к себе Бумера. Похлопывая пса по бокам, он позволяет тому выбраться из сарая и вернуться в дом. Гарретт вздыхает и смотрит на Джона с виноватой улыбкой. — Я знаю. Это просто… — Гарретт устало трет лицо и садится рядом с Джоном. — Сложно объяснить. Некоторое время они сидят в тишине, Гарретт явно пытается понять, что его так сильно беспокоит, но тишина давит, руки нервно подергиваются. Ничего не говоря, Джон встает, тянет мужчину за собой, выводит наружу и запирает сарай с хламом. Они заходят в дом и поднимаются в спальню. Джон знает, чем занять Гарретта, чтобы точно успокоить мужчину на несколько часов, прежде чем нервы вновь сдадут, и тот снова начнет лезть на стенки от беспокойства.***
Во время той ночи в отеле «Кингс Хот Спрингс» у Джона почти случился сердечный приступ. Обдолбаный Блажью Гарретт пытался выбраться из окна на третьем этаже, и если бы не панический лай Бумера, Джон бы даже не проснулся. Иногда ему очень хочется не спать так крепко. В спешке выбираясь из постели и бросаясь к Гарретту, Джон путается в одеялах, но умудряется втащить того назад в комнату и не дать упасть с высоты трех этажей на бетон внизу. Резко схватив мужчину за челюсть, Джон пристально смотрит тому в глаза и видит остекленелый взгляд и настолько расширенные зрачки, что глаза сейчас кажутся черными, а не зелеными. Затем Гарретт вырывается из его хватки и поднимается на ноги. По крайней мере, на этот раз тот пользуется дверью вместо окна, мать вашу, кто так вообще делает? Даже в худшем своем наркоманском приходе Джон никогда не пытался выйти в окно. А потом он вспоминает, что там лестницы, целых два лестничных пролета, и гонится за Гарреттом, движущимся для обдолбаного на удивление быстро, но определенно не бесшумно, потому что Грейс уже стоит с винтовкой в руках, когда Джон спускается на второй этаж. По крайней мере, Бумер, похоже, поспевает за Гарреттом. — Что, черт возьми, происходит? — требует ответа Грейс, в то время как он торопливо пытается влезть в штаны, одновременно спускаясь по лестнице на первый этаж. — Кажется, пару бочек Блажи не запечатали, как следует. Гарретт надышался и теперь куда-то убегает. Мы должны догнать его, прежде чем он натворит что-нибудь глупое и опасное. Грейс ругается себе под нос и протягивает Джону пистолет. — Зная его, обязательно произойдет что-нибудь глупое и опасное. Они бегут через холмы Округа Хоуп, следуя за лаем Бумера, пока не подбегают достаточно близко, чтобы просто гнаться за Гарретом. Тот все еще слишком быстр, едва удается не потерять его из виду. Они пересекают реки и ручьи, которых Джон не помнит, пробегают грядки и деревья, которых, как он знает, никогда раньше не было. Грейс, вероятно, это тоже осознает, но ничего не говорит. В конце концов, они прорываются через линию деревьев и выбегают на пустое поле. Впереди замер Гарретт с кем-то еще. Грейс и Джон зовут его по имени, но тот не оборачивается, а лишь бросается вслед за незнакомцем. Погоня продолжается еще немного, пока Гарретт не опрокидывает человека на землю. Они приближаются, и Джон узнает второго мужчину, как только оттаскивает от того Гарретта. — Берк? — Маршал? Что он здесь делает? — спрашивает Грейс, удерживая извивающегося маршала США. — Понятия не имею, но нам нельзя здесь оставаться, — говорит Джон, подхватывая Гарретта и внезапно чувствуя себя обеспокоенно на этом участке неузнаваемой дикой местности. Что-то было не так. Грейс закидывает Берка на спину, как только тот перестает сопротивляться. — Согласна. Быть сейчас на открытой местности - плохая идея. Нужно вернуться в отель. Когда она начинает возвращаться тем же путем, которым они пришли, тревожное чувство только усиливается, и Джон не может объяснить, как и почему, но идти этим путем кажется невероятно плохой идеей. Даже Бумер не следует за ними. — Стой. Нам стоит пойти в другом направлении, — резко говорит Джон, и Грейс замирает и смотрит на него. — И зачем нам это делать? — спрашивает она. — Не знаю, как ты, но я вообще не узнаю эту местность. Так что возвращаемся так же, как и пришли. Будет меньше вероятности потеряться. За исключением того, что это никак не помешает им заблудиться, что безмерно расстраивает Джона, потому что он не знает, откуда взялось это понимание и как его вообще можно объяснить. Он качает головой. — Верь мне, мы не хотим идти этим путем, — Грейс смотрит на него таким взглядом, что Джон закатывает глаза. — Согласен, плохой подбор слов, учитывая, кто я. Хорошо, если ты не доверяешь мне, то доверься Бумеру. Та вздыхает, но позволяет собаке вести их. Они идут в направлении противоположном тому, в котором хотела пойти Грейс, и примерно через десять минут ходьбы оказываются на краю стоянки грузовиков Лорны. Грейс останавливается как вкопанная, выглядя смущенной. — Это не имеет никакого смысла. Мы пошли на юго-восток от отеля и ни разу не поменяли курс. Мы никак не должны быть здесь. Честно говоря, Джон вообще не хочет об этом думать, он просто рад, что они вышли из этого странного промежутка и пошли не так, как хотела Грейс. Возможно, это как-то связано с петлями времени, но, опять же, Джон не хочет больше размышлений на эту тему, не сейчас. — Что ж, теперь мы здесь, — говорит он и продолжает идти к стоянке для грузовиков. — Наверное, нужно найти кого-то, кто подбросит нас до тюрьмы. После они молча соглашаются никогда больше не вспоминать об этом.***
Несколько недель спустя Джон, Гарретт и пес находятся в Оранжерее Джессопа, в месте, где выросла Фейт. Джон бывал здесь всего несколько раз, всегда по приглашению сестры, потому что, хоть та и передала это место в собственность Вратам Эдема, все равно казалось, что оно принадлежит ей. И так кажется до сих пор. Он бродит по комнатам строения, которого, как Фейт призналась ему много лет назад, никогда не ощущала домом. Ее родители не были самыми добрыми людьми. Джон невесело фыркает. Никому из них не досталось хороших родителей. Ни его родители, ни родители Фейт, ни Дунканы, и, судя по всему, отец Гарретта тоже был тем еще козлом. Чердак - это единственное место, которое остается совершенно нетронутым Вратами Эдема. Оно в точности такое, каким было, когда Фейт покинула его, взяв на себя свою роль почти десять лет назад. Толстый слой пыли покрывает все поверхности. Он замечает кровь на кожаных ремнях, прикрепленных к каркасу кованой кровати, и делает над собой усилие, чтобы отвести взгляд. Он не может вынести мысли обо всех тех ужасных вещах, которые годами творили с сестрой своими руками ее собственные родители в этой самой комнате. Джон подходит к окну, с видом на оранжерею, раскинутую внизу, касается слов, что вырезала Фейт на подоконнике. Это была не только надежда, которую та обрела. Вместе с ней, она получила еще больше страха и боли. Иного рода кандалы, в равной степени и хуже и лучше тех, что были раньше. Джон завидует Джейкобу. Завидует тому, что самый старший из его братьев совсем не опасается Джозефа, несмотря на то, что знает, на что тот способен. И теперь, когда он размышляет об этом, то, наконец, позволяет себе признать, что боится Джозефа. Он в ужасе от того человека, каким стал его брат. Конечно, Джозеф по-прежнему мягкий и сочувствующий, но есть в нем что-то жестокое, неправильное, и да, Джон знает, как лицемерно это звучит с его стороны. Потому что осознает, что и сам он жестокий и неправильный. Но неправильность Джозефа отличается от его, отличается и от неправильности Джейкоба тоже. Джон просто позволил себе стать ослепленным своей потребностью быть принятым, чтобы его братья и сестра гордились им. Он не хотел вознесения на пьедестал в качестве Вестника, до сих пор не хочет, ведь Гордыня тоже есть грех, он просто… он просто желал почувствовать себя частью семьи хоть раз. Но, оглядываясь на все сейчас, с почти ясными глазами, он не думает, что смог бы обрести это. Конечно, от Фейт и Джейкоба, но от Джозефа? Возникает ощущение, что он потратил бы всю свою жизнь, пытаясь добиться одобрение Джозефа, но так и не получил бы его. Оно всегда будет вне досягаемости. Когда Гарретт находит его, Джон выныривает из своих мыслей и даже не пытается скрыть удовлетворения и привязанности, которыми наполняются его вены при виде этого мужчины.***
Джон даже не заметил, что Гарретт больше не следует за ним, пока не услышал слишком знакомый звук. Звук того, как что-то тяжелое ударяется о чей-то затылок. А когда он оглядывается, то видит Гарретта, лежащего лицом вниз, а рядом один из эдемщиков, как грешники любят называть их. Тот стоит над распростертым телом его мужчины с бейсбольной битой в руках. Джон двигается еще до того, как сам замечает. Он оказывается, прямо за спиной человека, поворачивающегося и кричащего: «У нас тут помощник шерифа!» и встречается с ним лицом к лицу. Верный изумленно смотрит на него и бледнеет, словно видит привидение, и тут Джон вспоминает, что в каком-то смысле для этого глупца так оно и есть с тех пор, как Джозеф объявил его мертвым. Что на самом деле немного раздражает, учитывая, что тот не потрудился даже найти тело своего брата, чтобы подтвердить его предполагаемую смерть. Раздается хрипящий вздох, когда Джон бьет последователя кулаком в кадык, а затем впивается большими пальцами тому в глаза с целью раздавить. Это напоминание самому себе, о том, как легко к нему приходит насилие, даже не моргнув глазом. Когда человек заходится криками, он не чувствует угрызений совести. — Не трогай мое, — шипит Джон.***
Гарретт не находит слов, чтобы выразить то, что его беспокоит, но, по крайней мере, теперь тот не так взволнован, как раньше, и Джон более чем счастлив одержать эту маленькую победу. Рейчел выходит из комнаты для гостей несколько дней спустя. Она держится рядом с Джоном и замкнута. Он привык к такому ее поведению и на мгновение беспокоится, что Гарретт начнет лезть со своей заботой, но чувствует себя смешным, когда видит облегчение, переполняющее лицо Гарретта, которому, оказывается, было просто достаточно своими глазами увидеть, что с девушкой все в порядке. Еще через несколько дней она начинает отходить от Джона, обычно находясь рядом с Бумером.