Драбблы с бантан

Чонгук был очень счастлив, когда, стоя на краю сцены, заметил тебя. Удивительно, но он смог учуять твой запах среди других и сразу понять, кто ты ему. Истинная альфа. Он ужасно стеснялся, смущался, вечно прятал свои пунцовые щёчки и крутился рядом, но держал расстояние. И мемберы заметили то, что Чон стал вести себя иначе. Ты не можешь сравнить его прошлого и настоящего: вы знакомы всего неделю, но даже тебе кажется, что омега какой-то не такой. Чон стал носить розовые тона, хотя этот цвет и не является его любимым. Он часто делает тебе эгьё и старается вести себя супер-мило. Парень словно пытается изменить себя, стать кем-то другим, лишь бы не быть собой. Ему самому некомфортно, но он продолжает мучить и себя, и окружающих, которые серьёзно так переживают за него. — Т/И, как дела? — сегодня на нём большое светлое худи, свободные бежевые штаны — такие вещи делают его слишком маленьким и милым, словно ребёнок. Чонгук смущается и говорит, используя много эгьё в речи, что неестественно не только для него, но и даже для корейца. Его ладони трогательно спрятаны в рукавах, а сами руки он заводит за спину, нежно улыбаясь. Жаль только, что неестественно. — Всё в порядке. А у тебя как? — ты стараешься не показывать, что его через край ми-ми-ми немножко отталкивает. — Ты в норме? — интересуешься, а Чонгук улыбается ещё больше неестественно и старается сжаться, чтобы казаться меньше. — Да… Я пойду репетировать. Ты будешь ждать здесь? — Конечно, удачи на репетиции, — омега чмокает тебя в щеку и быстро убегает. Ты выдыхаешь. Нет, с этим явно надо что-то делать. Так продолжаться больше не может. — Т/И, слушай, с тех пор, как ты появилась, Чонгук ведёт себя крайне… — делает запинку Намджун, пытаясь подобрать слово. — Ну… странно. Сама видишь ведь, — ты киваешь на его слова. — Поговори с ним об этом, дальше уже некуда… Ему самому тошно от себя, и это видно невооружённым глазом, но он так старается, что даже страшно становится. — Да, я тоже думаю, что нужно поговорить с ним об этом, — Ким похлопывает тебя по плечу в знак поддержки. — Займусь этим сразу после репетиции, а то и так уже слишком долго оттягивали разговор. — Ты его альфа, он тебя послушает, — пытается подбодрить парень. Он встаёт, направляясь к выходу. — Желаю удачи, — бросает напоследок и покидает тебя. Ты зависаешь в телефоне, пока ребята на репетиции. Они будут заняты очень долго, так что ты успеваешь сходить и купить батончики на перекус и любимое Чонгуком банановое молоко. Ребёнок, твой омега такое дитё. Он чувствительный и ранимый, искренний и нежный. А как у него краснеют ушки, когда Гук говорит о чувствах, как мило морщит носик, когда улыбается во все свои тридцать два зуба, и отдельное искусство — его искренне радостный смех. Счастливый малыш, который сейчас пытается играть какого-то неестественного себя. Они заканчивают к трём ночи, когда уже стафф начинает их силком гнать домой и отсыпаться. Ты покорно ждёшь, пока твой омега моется, одевается и, наконец, выходит к тебе. Ты сразу приступаешь к делу: — Гуки, нужно поговорить, — начинаешь серьёзно. Он кивает, улыбаясь, но, смотря на твоё напряжённое лицо, сразу прекращает, начиная немного бояться наступившего разговора. — Ч-что такое? — от волнения он даже заикаться начал. — Понимаешь, твоё поведение, малыш… — стараешься начать ты более мягко, смотря на омегу. — Ты ведёшь себя неестественно. Конечно, не мне об этом говорить, но даже я это вижу и чувствую, — Чон хмурится, отрицательно качая головой. — Ты притворяешься, — резко выпаливаешь ты, дабы не ходить вокруг да около. — Ты хочешь быть кем-то другим, и это заметно, потому что самому тебе это не нравится, но ты упорно продолжаешь притворяться кем-то. Почему? Чонгук опускает голову, чувствуя себя полным дураком. Его план провалился, и сейчас ты его точно бросишь. Ты подходишь, чтобы взять его ладони в свои, наклоняешься, чтобы посмотреть на лицо. — Скажи мне, малыш, в чём причина? Это из-за меня? Ты изменился, когда мы встретились, — вспоминаешь ты. — Нет! — внезапно резко отвечает тот, а потом сам же пугается своего крика. — Извини, я не хотел кричать, — виноватые глазки сверкают, и слёзки вот-вот появятся. — Так, ты назовёшь причину? Ругаться и осуждать не буду, обещаю, — улыбаешься. Молодой человек шмыгает носом. — Ну… Просто… Ты ведь альфа-девушка, а я — парень-омега и… Я просто подумал!.. Нет, я… Ты такая маленькая, как Чимин-хён, а я такой большой и на омегу совсем не похож… Я подумал, что если буду милашничать, носить всё милое, то стану нормальным омегой, — его уши так чертовски горят, личико красненькое, а на глазах постыдные слёзы, — чтобы тебе не было стыдно за меня. Ты мне очень-очень н-нравишься, поэтому я хотел быть хорошим омегой для тебя… — Дурак, — щелбан прилетает тому в лоб, и он с обидой смотрит на тебя, потирая больное место. — С чего вдруг мне должно быть за тебя стыдно, а? Ты мой омега, и ты мне нравишься таким, какой есть. Стыдно мне только за то, что ты пытался быть кем-то другим, а не собой. И именно поэтому ты плохой омега, — Гук так по-детски дует губы. — Но ты можешь стать хорошим, если будешь вести себя естественно. Будь собой, настоящим собой, Чонгук. Судьба свела нас, истинность связала на всю жизнь, а я влюбилась в тебя настоящего, каким ты был первые дня три, пока не стал чудить, глупыш. — Ты меня любишь? — изумляется Чон, и в его глазах загорается такая радость. — Обещаю больше не вести себя так глупо, прости меня за это. И можешь сказать это ещё раз? — Я люблю тебя, глупенький омежка, — подходишь ближе, приглашая в объятия. Чонгук на пару сантиметров выше, ну и шире в плечах. Но ничего из этого не делает его плохим омегой. Он замечателен в любом случае. — Иди, поцелуй мамочку, малыш, — играешь бровями, смущая парня. В его голове тысяча и одна мысль о том, что сейчас вас увидят, ты его любишь, вы целуетесь, можно сказать, на виду у всех, а ещё у тебя включился мамми-кинк, и ты распускаешь феромоны специально, так, чтобы немножко наказать своего омегу. Но Чонгук всё равно влюблён в тебя. И счастлив безмерно.